-
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- В. А. Миханкова : «Основные вехи жизни Н. Я. Марра», Проблемы истории докапиталистических обществ, 1935, № 3-4, стр. 12-19.
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
[12]
Николай Яковлевич Марр родился 25 декабря 1864 г. (ст. ст.) в Кутаисе. Отец его был ученый садовод, шотландец, мать — гурийка. Отец умер в глубокой старости, когда Н. Я. было восемь лет. Детство Н. Я. прошло в грузинской среде, родным языком его был гурийский говор грузинского языка. Русскому языку он научился только в гимназии, куда был принят на казенный счет во внимание к заслугам отца в деле внедрения новых сельскохозяйственных культур на Кавказе. На приемном экзамене обнаружилось, что Н. Я. не может написать грамотно ни одного русского слова и совершенно не знает закона божия, но это было оставлено без внимания под предлогом, что он иностранный подданный (Н. Я. оставался великобританским подданным и после окончания университета). В гимназии Н. Я. быстро стал одним из наиболее успевающих учеников, особенно по древним языкам, латинскому и греческому; увлечение его греческим языком было настолько велико, что он решил остаться на второй год в восьмом классе, чтобы усовершенствоваться в знании этого языка. Это необычное желание почти привело к исключению Н. Я. из гимназии, и лишь благодаря вмешательству попечителя учебного округа, отменившего постановление педагогического совета об исключении, Н. Я. удалось окончить среднюю школу. В Центрархиве ССР Грузии сохранилась письменная работа Н. Я. (на выпускном экзамене по русскому языку на тему «О значении труда в жизни человека», в которой Н. Я. пишет, что «труд внушает человеку уважение к самому себе», «значение труда в жизни человека настолько велико, что его отсутствием исключается сама жизнь». Эти слова гимназической работы не остались только словами: вся жизнь Н. Я. была наполнена трудом, его работоспособность была поразительна, работа служила ему лучшим отдыхом, и даже в те немногие недели, когда он официально числился в отпуске, он проводил дни и ночи за письменным столом. Работать он мог в любой обстановке: в поезде, верхом, в автомобиле, в трамвае, в ожидании заседания его можно было видеть с книгой или корректурой в руках. Книги его испещрены заметками, переложены записками, разъясняющими, опровергающими или подкрепляющими рассуждения автора. Н. Я. любил говорить, что нет такой плохой книги, которая не заключала бы в себе чего-либо полезного или стимулирующего. Эта жажда знаний и постоянная работа мысли присущи были Н. Я. с самых юных лет: в гимназии он самостоятельно выучился итальянскому и английскому языкам, усовершенствовался в знании французского и немецкого настолько, что мог читать без словаря даже научные книги. Кипучая энергия его и в гимназии находила себе поле деятельности: он издает и редактирует гимназическую газету, являясь ее активнейшим сотрудником (в этой газете помещены его первые опыты определения происхождения грузинского языка, сопоставлявшегося им тогда с турецким; переводы статей из французских и немецких журналов; статьи и заметки по вопросам топонимики и этнографии Кавказа; стихотворения на различные темы). Было бы неправильно думать, что Н. Я. был «примерным» учеником, проводившим все время за книжками: Н. Я. сам часто рассказывал о своей шаловливости, о бесчисленных про-
[13]
делках и проступках и удивлялся долготерпению гимназического начальства, смотревшего на них сквозь пальцы. Живя почти исключительно в грузинской среде, Н. Я. проникается ее национально-освободительным настроением, он призывает к борьбе с Россией за освобождение Грузии. Эти настроения владели Н. Я. и в университетские годы, когда он вместе с своим товарищем давали друг другу клятву не слагать оружия, пока не освободят Грузии. «Он стал директором банка, а я академиком», иронически пишет об этой клятве Н. Я. в своей автобиографии.
По окончании гимназии с золотой медалью Н. Я. решает посвятить себя изучению грузинского языка и поступить на факультет восточных языков (раньше он готовился на естественно-исторический факультет). Поборов все препятствия и отвергнув все советы учителей и товарищей, Н. Я. добивается направления его кавказским стипендиатом в Петербургский университет. Занимаясь в университете у крупнейших востоковедов, Н. Я. еще на студенческой скамье печатает свою первую работу, заметку «Природа и особенности грузинского языка» (в 1888 г.). В этой заметке в зародыше заключаются многие положения, легшие в дальнейшем в основу изучения яфетических языков Кавказа и их взаимоотношений с языками других систем. Университетская учеба и первые годы научной деятельности не были для Н. Я. путем, усыпанным розами: его любимый профессор скептически относился к осуществимости его намерения доказать родство грузинского языка с семитическими, другой его профессор видел в нем своего будущего соперника по кафедре и всеми мерами препятствовал его оставлению при университете для работы по грузиноведению, грузины-националисты негодовали на Н. Я. за установленный им факт перевода грузинской библии с армянского языка и возмущались его утверждением о персидском происхождении фабулы поэмы «Витязь в барсовой коже», армянские круги протестовали против назначения грузина на кафедру армянского языка и литературы. Однако, несмотря на все противодействия, в мае 1891 г. Н. Я. был назначен приват-доцентом по кафедре арменистики, и с того времени началась его непрерывавшаяся до последней болезни преподавательская деятельность. Слушатели Н. Я. знают, как непохожи были его лекции на обычные университетские курсы: каждым новым наблюдением, каждой новой своей работой, каждой прочитанной и заинтересовавшей его книгой, даже газетной статьей, удачной аспирантской работой, хорошим ответом студента Н. Я. в первую очередь делился со своими слушателями. Ему было совершенно несвойственно опасение, что кто-либо использует его мысли или новые материалы раньше него, наоборот, он был бы рад, если бы так случилось, потому что сам он не успевал все обработать и напечатать. Заметив успевающего студента, он старался втянуть его в исследовательскую работу. Ничем, кажется, Н. Я. так не увлекался и ничего так не любил, как чтение лекций. Даже в последние годы, когда он был перегружен всякими работами и обязанностями, он не допускал мысли, что лекцию можно пропустить или на нее опоздать. К каждой лекции он готовился часами, а иногда и целыми днями. Если даже читался курс, читанный в прежние годы, Н. Я. его заново переделывал и переписывал. Не было случая, чтобы Н. Я. пришел на лекцию, не имея в руках всего ее написанного текста. Правда, нередко бывало, что, увлекшись ответом студента или развивая мысль, которая, казалось ему, непонятна слушателям, он далеко
[14]
отходил от темы лекции, но слушатели Н. Я. помнят, сколько им давали эти «экскурсы». Перед каждой лекцией Н. Я. волновался так, как будто это была его первая лекция.
В 1892 г. Н. Я. начал раскопки средневековой столицы Армении — Ани. Эти раскопки 1892 г., возобновленные лишь в 1904 г. и продолжавшиеся затем непрерывно до 1917 г., составляют целую эпоху в археологии и в изучении истории Кавказа. Не только методика раскопок, но и самая цель их резко отличались от работ дореволюционных археологов. Археологическая комиссия, располагавшая большими для того времени средствами и щедро финансировавшая богатые находками отдельных редких и ценных предметов археологические предприятия, не отпускала почти никаких средств на Анийское дело. Средства на него поступали от армянских общественных организаций, от продажи изданий, от платы за вход на публичные лекции Н. Я. об Ани. Тем не менее, приток средств увеличивался с каждым годом, вырастала новая анийская школа археологов (скорее историков материальной культуры), рушились старые представления о феодальной Армении и феодальном Кавказе вообще: вражда религиозная и национальная выявлялась в результате анийских работ как борьба классовая, упадок Аки получал свое объяснение в экономических условиях жизни, разрушались старые миражи обособленности христианского населения от мусульманского, армянского от грузинского, утверждалось противопоставление феодалов горожанам, имущих неимущим. Археологический памятник получил свою значимость источника для понимания исторического процесса наряду с языковыми и литературными источниками. Создалась блестящая и непревзойденная до сих пор школа петербургского кавказоведения, развившая поразительную по масштабу, глубине и разносторонности деятельность. Были созданы серии «Тексты и разыскания по армяно-грузинской филологии», «Анийская серия», «Памятники армянской архитектуры», «Памятники армянской эпиграфики» и другие; созданием анийских музеев были заложены новые основы музейного дела, дела охраны, реставрации и консервации памятников; была впервые на факультете восточных языков введена летняя практика для студентов; было широко поставлено экскурсионное дело. Весь этот комплекс работ, так наз. анийские археологические кампании, организовался, вдохновлялся, руководился и в большей мере выполнялся энергией, силами и знаниями Н. Я. без организованной помощи откуда бы ни было. Лишь в 1915 г. Русское Археологическое общество по докладу В. В. Бартольда и Я. И. Смирнова признало работы Н. Я. в Ани заслуживающими награждения большой золотой медалью Общества.
Если бы научная деятельность Н. Я. ограничилась работами в Ани, то и этих работ было бы достаточно, чтобы дать ему право на одно из первых, если не первое место в мировом кавказоведении. Между тем, анийские работы лишь одна сторона многогранной творческой деятельности Н.Я. За тот же период, помимо чтения лекций в университете, он делает многочисленные доклады в Русском археологическом обществе, реагирует в его изданиях на все выдающиеся работы по кавказоведению, защищает две капитальнейшие диссертации, продолжает напряженную исследовательскую работу (к 1908 г. им напечатано свыше 100 работ, в том числе ставшие классическими филологические труды, создавшие ему мировую известность). Все это делалось единолично, при участии лишь его друга и жены А.А. Марр,
[15]
выполнявшей все вспомогательные работу, начиная с переписки рукописей и кончая чтением корректур.
В связи с событиями 1905 г. появляется ряд газетных статей Н. Я., в которых он разоблачает разжигание царизмом национальной розни на Кавказе, выступает на защиту культурно-национальной автономии Грузии, считая, что «неумолимым врагом как Армении, так и Грузин являлся всегда тиранический строй великих держав, независимо от веры или расы великодержавных народов». Описывая революционное движение в Гурии в 1905 г., Н. Я. высказывает свое сочувственное отношение к восставшему гурийскому крестьянству и к грузинским большевикам, выступление одного из которых он описывает в своей брошюре.
В 1908 г. вышли «Основные таблицы к грамматике древнегрузинского языка с предварительным сообщением о родстве грузинского языка с семитическими». Эта работа подводит итоги сравнительного изучения грузинского языка с семитическими, начатого Н. Я. еще на университетской скамье, и дает основные положения сравнительного яфетического языкознания. Значение ее и в наши дни таково, что ни один грузиновед не может не исходить при изучении грузинского языка из незыблемости ее основных положений. Прочитанная в корректуре академику В. Р. Розену работа эта убедила последнего в продуманности, обоснованности и проработанности ее положений, хоти почти 20 лет тому назад эти мысли вызывали его скептическое отношение. Работа эта, равно как м вышедшая в 1903 г. «Грамматика древнеармянского языка», установившая принципиально новое понимание армянского языка, прошли почти незамеченными.
Избранный в 1909 г. в адъюнкты, с 1912 г. действительный член Академии наук, Н. Я. с прежней энергией и новыми возможностями принимается за углубление и расширение базы работ по изучению Кавказа. Слова, сказанные Н. Я. одним из старых академиков при его избрании — «Не ждите, что мы будем вам помогать, но и мешать мы вам не будем»,—оправдались: условия работы в Академии наук позволили Н. Я. увеличить круг своих сотрудников, преимущественно из националов, которым было поручено собирание и подготовка к печати новых материалов. Были основаны новые серии: «Материалы по яфетическому языкознанию», «Bibliotheca armeno-georgica», затем «Христианский Восток». В эти годы особое внимание уделяется Н. Я. изучению бесписьменных языков Кавказа. Не прерывая летних работ в Ани и связанных с ними занятий, Н. Я. предпринимает ряд лингвистических поездок в Лазистан, в Абхазию, в Сванию, в Дагестан. В 1910 г. он издает «Грамматику чанского языка». Характерно для Н. Я., что, много поработав над чанским и мегрельским языками и издав классическую до наших дней грамматику чанского языка, он всю дальнейшую работу над языками шипящей группы, мегрельским и чанским, передал своему покойному ныне ученику И. А. Кипшидзе, полностью оправдавшему это доверие изданием «Грамматики мингрельского (иверского) языка». Появляется ряд работ Н. Я., посвященных бесписьменным языкам Кавказа, печатается им серия работ «Яфетические элементы в языках Армении», начавшаяся с прослеживания отдельных явлений, общих у армянского языка с яфетическими; и приведшая в дальнейшем Н. Я. к установлению факта, что армянский язык находится на стадии перехода от яфетических к индоевропейским. На страницах вновь основанного органа «Христианский Восток» Н. Я. не забывает откли-
[16]
каться на все заслуживающие внимания работы по истории, литературе и языкам Кавказа и прилежащих cnран, как христианских, так и нехристианских.
В 1914 г. Н. Я. издает работу «Определение языка второй категории ахеменидских клинообразных надписей по данным яфетического языкознания», выводя этой работой яфетическую теорию за круг кавказских языков, во в то же время тесно увязывая изучение мертвого языка с изучением живых, даже бесписьменных языков. Углубление в древнейшие эпохи истории Кавказа привело к изучению древнейшего письменного языка Кавказа — халдского. Ряд работ Н. Я. по халдскому языку поставил на очередь изучение археологических памятников Вана, и в 1916 г. он производит раскопки в Ване, во время которых И. А. Орбели открывает величайшую из всех доселе известных халдских надписей, надпись Сардура II, изданную Н. Я. в 1922 г. В дальнейшем Н. Я. почти совершенно отходит от халдоведных работ, поскольку в этой области начал тогда специализироваться его ученик, И. И. Мещанинов.
Во время империалистической войны Н. Я. организует охрану древностей на кавказском фронте. Благодаря его энергии спасены и вывезены с. театра военных действий, где им грозила гибель, многочисленные памятники, главным образом рукописные.
С 1910 г. Н. Я. стремился получить разрешение на созыв в Тифлисе периодических съездов работников-кавказоведов в целях направления и стимулирования краеведческих работ. Однако эти планы не увенчались успехом. Так же безуспешны были его проекты организации Кавказского историко-археологического института: открытие Института было разрешено лишь в 1917 г. Тогда же на Кавказ были отправлены все материалы, собранные за время работ в Ани (дневники, чертежи, снимки, карты, планы). Все эти материалы погибли в пути. Кавказский институт начал работать и послужил ядром, из которого впоследствии вырос Закавказский филиал Академии наук.
Октябрьская революция целиком захватила Н. Я. С первых же дней советской власти он делается одним из активнейших ее работников по научно-организационной части. Он принимает непосредственное и деятельное участие в преобразовании высшей школы, в устроении музейного дела, дела учета и охраны памятников (членом Всероссийской Коллегии по делам музеев он был назначен при основании Коллегии и работал в ней до ее расформирования), реорганизует Археологическую комиссию, ведет все подготовительные работы по учреждению Академии истории материальной культуры, председателем которой он был избран Всероссийской конференцией 8 августа 1919 г. и оставался до дня смерти.
События гражданской войны оторвали Н. Я. от Кавказа. Возобновив прерванные со студенческих лет занятия этрусским и баскским языками и ознакомившись с материалами по вершикскому языку, определенному им как яфетический, Н. Я. изучает догреческие элементы греческого языка. Совокупность возбужденных этими занятиями проблем вынуждает его поставить вопрос о древнейшем доиндоевропейском и досемито-хамитическом населении Афревразии, в первую очередь о доиндоевропейском населении Средиземноморья. Эти новые материалы поставили Н. Я. в необходимость углубить занятия баскским и этрусским языками на месте их современного или прошлого бытования и пересмотреть свою концепцию о наличии яфетидов на одном Кавказе. Все Средиземноморье представилось заселенным в древности яфети-[17]
