Seriot-15a

[13]
       В статье рассматривается проблема номинализации в анафорической функции. Особенностями анафоры, образованной в процессе номинализации, можно считать, во- первых, отсутствие формальных показателей. Во-вторых, антецедентом такой анафоры является не существительное, а предложение. На уровне дискурса номинализация - это способ связать новый текст с текстами, созданными ранее, и в этом смысле даже первое использование номинализации можно рассматривать как анафору. В связи с этим автор предлагает расширить понятие анафоры до любого экзофорического текстового явления.
       Ключевые слова: анафора, номинализация, когезия, когерентность, «грамматика узнавания», пресуппозиция.

        Patrick Sériot (Lausanne, Switzerland). Anaphor and Speech Continuum (On Nominalization in French and Russian). The paper discusses nominalization in the anaphoric function. This type of anaphor does not have any formal index and its antecedent is not a noun but a whole sentence. On the level of discourse nominalization helps to connect the text with the previously written texts and in this sense even the very first use of nominalization can be treated as anaphoric. This allows for widening the scope of the notion of “anaphor” to any exophoric textual phenomenon.
[14]
        Key words: anaphor, nominalization, cohésion, cohérence, “recognition grammar”, presupposition

В большинстве работ, посвященных исследованию анафоры, рассматриваются случаи репризы одного элемента другим. Я предлагаю здесь противоположный подход (именуемый «грамматика узнавания»: grammaire de reconnaissance) поиска критериев, которые позволят сделать вывод о том, действительно ли один элемент отсылает к другому или нет.
Предметом анализа в данной статье будет номинализация, в результате которой языковая единица приобретает анафорическую функцию. Это явление свойственно и славянским, и романским языкам. Однако применительно к процессу создания анафоры номинализация носит настолько специфический характер, что может поставить под сомнение понятие целостности текста (или «связного текста», «связной речи»), а также сместить акцент с проблемы когезии и когерентности текста в сторону гетерогенности, присущей дискурсу.

        1. Когерентность, реприза, эндофора
        Известно, что феномен анафоризации представляет собой, прежде всего, своеобразную «канву» когерентной связи, обеспечивающую единство текста, а отнюдь не простой прием языковой экономии средств номинации, как это принято считать в традиционной теории субституции. Не будет лишним напомнить, что понятие анафоры, предложенное Аполлонием Дисколой, относится к местоимениям. При этом автор противопоставлял дейктические местоимения (отсылающие к объектам) анафорическим (отсылающим к сегментам речи), демонстрируя тем самым, что референт, на который указывает местоимение, может быть не только объектом действительности, но и высказыванием.
        Анафорической функцией, однако, обладают не только местоимения, но и другие части речи. Это касается, в частности, тех номинализаций, которые отсылают к целым предложениям. Данный феномен широко известен и достаточно хорошо изучен в лингвистике.
       Проиллюстрируем его примером из русского языка:
[15]
        (1) Алеша полюбил Веру. Его любовь возникла с первого взгляда (пример Н.Д.Арутюновой).

Здесь номинализация представляет собой отсылку к сказанному. В результате создается анафора, отсылающая к тому, что уже было сказано и нуждается не в повторении сказанного, а лишь в его назывании. Такая анафора, по мнению Н.Д. Арутюновой, представляет собой «стилистический прием», семантически эквивалентный следующему высказыванию:

(1’) Алеша полюбил Веру. Он полюбил ее с первого взгляда.

В примере (1) «новое» становится известным, т. е. рема становится темой. В примере (1') коммуникативная реорганизация предложения не отмечается.
В приведенных примерах анафора, созданная в результате номинализации (номинальная анафора), выполняет ту же роль, что и любые другие анафорические слова (например, личные местоимения). Она обеспечивает когерентность текста, т. е. последовательный переход от одной фразы к другой: при этом даже один лексический элемент может выступать в качестве «представителя» (Ф.Брюно) более или менее короткого сегмента предшествующей фразы. Возникающую в результате номинализации анафору можно определить как эндофорическую: антецедент, к которому она отсылает, является не только частью данного текста, которая эксплицитно выражена в предшествующем контексте, но и может выступать без каких- либо структурных изменений в качестве субститута анафорической репризы.

2. Деривация, референция, анафора
Номинализация - не единственно возможный источник создания анафорической репризы законченного декларативного высказывания. Такая реприза может осуществляться и с помощью указательного местоимения, например, (французских) cela или voilà, (русских) вот или это. Например:

(2) Пришли гости. Это ее развлекло, (пример Е.В. Падучевой)

В данном примере анафорическое местоимение эквивалентно тому, что Н.Д. Арутюнова называет неполной номинализацией, -
[16]
законченному декларативному высказыванию, выраженному придаточным, которое вводится с помощью слов то, что :

Здесь возникает одна чисто лингвистическая проблема. Она заключается в том, что анафорическое нейтральное местоимение может повторять не только законченное декларативное высказывание, но и предложение с гипотетической модальностью:

(3) Если ты придешь, все будут этому рады (этому = твоему возможному приходу)

Этот пример отклонения от так называемой замещающей репризы (репризы-субституции) позволяет вплотную подойти к более общей проблеме возможного отсутствия соответствия между элементом текста и его анафорической репризой. Рассмотрим эту проблему, исходя из хорошо известного феномена - замены одного существительного другим.
Возможность подобной замены основана на отношении кореферентности. Например:

(4) Brigitte Bardot est arrivée dans sa villa. L'actrice y passera le week-end (ex. de Maingueneau);
(4) Брижитт Бардо приехала к себе на виллу. Актриса проведет там уикенд (пример Менгено).

(5) Gustave Flaubert naquit à Rouen en 1821. Le père du naturalisme...
(5) Густав Флобер родился в Руане в 1821 году. Отец натурализма...

        В приведенных примерах имя собственное замещено нарицательным или определенной дескрипцией. Однако распознавание (принятие) анафорической репризы может быть осуществлено только в том случае, когда получатель информации обладает теми же знаниями, что и ее отправитель. Процесс распознавания базируется на экстралингвистических знаниях, которые и делают возможной подобную субституцию, но в основе данного процесса лежит кореференция, а не формальная структура конкретного высказывания.
[17]
       В русле данных рассуждений мы логично подходим к таким случаям, в которых распознавание анафорической репризы основано на «соглашении» между участниками общения, на знании, которое является для них общим или, точнее говоря, на «эффекте» знания.
        Обратимся к примеру (который приводит Менгено на с. 156):

         (6) палестинские командос
         - эти убийцы (отрицательная оценка)
         - эти борцы за революцию (положительная оценка)
         - эти группы экстремистов (сдержанная, нейтральная оценка)

Аналогично в примере из газеты «Правда» (от 28 февраля 1987, с-5):

(7) секретная операция по продаже оружия Ирану и перевод части вырученных средств никарагуанским «контрас»
- все эти скандальные аферы...

        В подобных случаях принято говорить о «неверной анафоре» или о «дискурсивном насилии» по отношению к получателю информации. Здесь важно, как мне кажется, скорее акцентировать два момента:
         1. анафорическая реприза имеет место в том случае, когда внутри одного высказывания разные существительные отсылают к одному референту. Такая кореферентность устанавливает только на основе акта «узнавания», а не какого-либо формального знака;
         2. анафорическое функционирование основано на имплицитной предикации:

         - Г.Флобер - отец натурализма
         - палестинские командос - группа экстремистов
         - секретная операция... - скандальная афера.

        Как видим, за якобы простой репризой, простой субституцией стоит некое «второе упоминание», носящее предикативный характер. Имплицитная предикация, которая является повтором или повторной номинацией (реноминацией), представляет собой не что иное, как фактор текстовой когерентности («канву текста»). Она «затушевывает» добавочную информацию, которая способствует развитию текста в новом направлении.
[18]
        Обратимся еще раз к примеру кореферентности между «операция ... и эта скандальная афера». Кореферентный характер этих единиц обусловлен возможностью их субституции в данном контексте, а отнюдь не фактом внеконтекстного определения класса сущностей, которые могут быть обозначены этой единицей, иначе говоря, возможностью замены дискурсивного единства внедискурсивным. Это означает, что замена данного единства номинальной анафорой не является внутренней характеристикой этого единства, а лишь возможностью выполнять анафорическую функцию, которая определяется отношением между процессами продуцирования и восприятия высказывания. В зависимости от того, воспринимается ли такая анафора говорящим (и распознается им как таковая или нет), можно говорить об «эндоксальном» характере ее функционирования, или, согласно общепринятом)' определению, восходящему к терминологии Аристотеля, - «доксе». Однако здесь имеется в виду функционирование, а не природа единиц, лежащих в основе доксы.
        В отличие от местоимений существительное не содержит никаких маркеров, которые позволили бы распознавать его анафорическую функцию с помощью исключительно формального анализа текста. При этом речь не идет о языковой синонимии (или «парафразе» как лингвистической «трансформации»).
        Только наличие определенного «знания» позволяет установить, что антецедент и анафора, и первое, и второе - существительные, принадлежат к одном)' и тому же классу слов. И только факт, что это знание является общим для участников общения, может привести к выводу о том, что класс дискурсивных объектов (обеспечивающих когерентность текста или «речевой поток») обогащается и пополняется, или, напротив, нарушает речевой поток, создает в нем препятствия. Следовательно, признание статуса номинализации анафорическим не вытекает из имманентного анализа текста.
        Подобный ракурс рассмотрения данного типа анафоры и признание её особого статуса дает возможность подойти к проблеме номинализации на другой основе. Сказанное выше позволяет утверждать, что анафора как результат номинализации базируется на пресуппозиции: речь идет о пресуппозиции
[19]
кореферентной идентификации (Г.Флобер = отец натурализма, операция = эта скандальная афера). В отличие от экзистенциальной пресуппозиции, предполагающей наличие референта, соответствующего существительному, пресуппозиция кореферентной идентификации постулирует идентичность референтов двух именных синтагм. При этом прогрессия текста осуществляется путем повторной номинации и становится фактором, определяющим когерентность текста. Если определенная дескрипция является результатом номинализации, то на уровне лексики она может соответствовать, либо не соответствовать предложению, которое повторяет.
        Приведем пример соответствия:

(8) Коммунистическая партия Советского Союза насчитывает ныне 12 миллионов 471 тысячу членов и кандидатов партии. За отчетный период ее ряды выросли на 2 миллиона 755 тысяч человек. Рост рядов КПСС означает высокий авторитет партии и безграничное доверие к ней советского народа (Л.И.Брежнев, XXIII съезд КПСС).

Небезынтересно отметить, что официальный французский перевод, опубликованный в журнале «Cahiers du Communisme», аналогичную анафору не использует, ср.:

(8') Le Parti Communiste de l'Union Soviétique compte actuellement 12 471 000 membres et stagiaires, ce qui représente un accroissement d'effectifs, pour la période embrassée dans ce rapport, de 2.755.000 personnes. Une telle évolution témoigne de la grande autorité et de la confiance absolue dont le Parti jouit auprès du peuple soviétique.

(8’) Досл.: Коммунистическая Партия Советского Союза насчитывает в настоящее время 12.471.000 членов и кандидатов, что свидетельствует о росте ее рядов за отчетный период на 2.755.000 человек. Подобное увеличение свидетельствует о большом авторитете и абсолютном доверии, которым пользуется партия у советского народа.

        Как видим, текст оригинала насыщен репризами: его актантная схема полностью повторяется (аналогичное отношение предикации, аналогичные лексические средства; точное соответствие между анафорой и лексико-синтаксическим дериватом: анафора воспроизводит лексическую парафразу).
[20]
       Напротив, в переводе устанавливаются новые отношения предикации на имплицитном уровне:

        В тексте же оригинала анафорическая реприза основана на схеме:
         «это увеличение - есть увеличение».
        В данных примерах противопоставлены две анафоры: анафора, образованная в результате номинализации, которая полностью соответствует перифразе (где «р» = предложение, «рп» = номинализация этого предложения»):

         р. Это рn (р=р) (тавтология или аналитическое высказывание) и анафора, которая включает наличие второй предикации:
         р. Это qn (p=q) (прогрессия или синтетическое высказывание). В обоих случаях мы имеем дело с предикатом предиката, или, пользуясь терминами логики, предикатом «второго порядка»; при этом мы осуществляем переход с лингвистического уровня на дискурсивный.
        Особенность анафоры, образованной в процессе номинализации, заключается в том, что антецедент, к которому она отсылает, является не существительным, а предложением (ср. пример i). Вместе с тем, нельзя смешивать референцию и анафору, поскольку последняя - исключительно текстовая категория. Действительно, референтная специфика номинализации описывается в большинстве случаев как факт. Между тем, Н.Д. Арутюнова (1976, с. 69) убедительно показала, что номинализация может отсылать не только к факту, но также к высказыванию, которое содержится в предшествующем контексте, и функционирует в этом случае как тема и рема:

(9) Приходи завтра. Твой приход обрадует всех (пример Н.Д. Арутюновой).

В этом примере важна не только экзистенциальная пресуппозиция факта, но также пресуппозиция относительно предшествующего предложения как дискурсивного объекта, т.е. темы.

(10) Прошу тебя принять участие в дискуссии. Твое выступление будет встречено сочувственно / совершенно необходимо/ могло бы убедить многих.

[21]
       Следовательно, анафора, созданная путем номинализации, отсылает к самому предложению (его интенции), а не к факту, который она обозначает (его существованию).
        Здесь, однако, мы все еще находимся на уровне лингвистической деривации: существует парафрастическая связь между предложением и его номинализированной конструкцией. Это пока еще не текстовый уровень анафоры. Анафорическое функционирование номинализации предполагает не только возможность лингвистической деривации, но еще и существование идентичного предложения в предшествующем контексте.

         3. Гетерогенность, экзофора, иное
         3.1. Текст
        Определение пресуппозиции, представленное в работах многих советских лингвистов, в полной мере соотносится с особенностями функционирования анафоры.
        Пресуппозиция, считает Е.В. Падучева, есть высказывание, которое не нуждается в утверждении (подтверждении) в той мере, в которой оно уже было подтверждено, и, следовательно, дано как само собой разумеющееся [Падучева 1974].
        Данное определение свидетельствует о том, что изучение анафоры в советской лингвистике находится в русле прагматики, как ее понимает, в частности, О. Дюкро. Напомню, что для О. Дюкро (Ducrot 1972) текст должен подчиняться двум условиям:
                   • условию прогресса: не повторяться;
                   • условию когерентности: находиться в «постоянном интеллектуальном кадре» (т.е., не допускать нарушения смысла), что предполагает необходимость избыточности содержания.
        Для О. Дюкро «нормой является повтор элемента, который семантически уже присутствует в предшествующем высказывании, хотя бы в форме пресуппозиции (...). Избыточность обеспечивается повторением элементов пресуппозиции. Что же касается прогресса, то он осуществляется на уровне выражения путем употребления в каждом высказывании элементов, которые не фигурировали в предшествующем контексте» (Ducrot 1972: 88).
        Эта мысль имеет принципиальное значение, поскольку раскрывает идеализированный и нормативный характер
[22]
       принципов текстовой экономии - принципов, которые постулируются в такого рода исследованиях при изучении анафоры.
        Рассматривать анафору как отсылку (на уровне пресуппозиции) к тому, что было уже сказано, означает приравнивать номинальную анафору к анафоре прономинальной. Если же при этом ограничиться рассуждениями о репризе, то в сферу анализа не попадает проблема, связанная с тем, что утеряно или изменено при переходе антецедента в анафору. Расхожие суждения о правильной организации текста, о принципе прогрессии информации и когерентности, близкие, так или иначе, «принципам кооперации» Г.П. Грайса, представляются мало эффективными, особенно в тех случаях, когда мы переходим от анализа художественных текстов, типология которых носит жесткий и закрытый характер, и обращаемся к текстам других типов и жанров.

3.2. Дискурс
С формальной точки зрения ничто не отличает образованную в результате номинализации структуру SN (pn N2) в функции анафоры от SN, не выполняющей этой функции. В подобных случаях на основе модели SN (pn NJ можно реконструировать («вычислить») синтаксическую структуру, к которой восходит данная анафора (здесь мы имеем дело с уровнем морфо- синтаксической деривации в языке). Напротив, на уровне дискурса, контекст, предшествующий законченному декларативному высказыванию, до процесса номинализации чаще всего ставится под вопрос:

        Последняя схема, если усматривать в ней хотя бы потенциальную анафору, позволяет затронуть проблему восстановления того, что Ю. Кристева называет предтекстом, а М. Пеше - интердискурсом. При этом в основе моих рассуждений лежат два положения:
        • с одной стороны, номинальная анафора может отсылать к высказыванию, которое эксплицитно не выражено в предшествующем контексте;
[23]
        • с другой стороны, отношение между законченным декларативным высказыванием и номинальной анафорой базируется на серии деформаций, пропусков, перестановок, которые делают когерентность текста понятием гораздо более широким и богатым по содержанию, чем то, которое основано на понятиях избыточности и субституции, при условии, что оно будет отнесено к дискурсивной проблематике. Только такой подход сможет обеспечить прогресс в изучении гетерогенного характера, присущего любому тексту.
        В этой связи следует признать, что грамматика текста носит достаточно ограниченный характер и «работает» преимущественно на закрытый и однородный корпус художественных текстов. При этом речь идет о так называемом имманентном анализе текстов, которые являются сами по себе закрытыми структурами (ср. труды В. Проппа, а также работы, которые их продолжают во Франции, например у А.Ж. Греймаса).
        Однако с появлением работ таких исследователей, как М. Фуко, с одной стороны, и Ю. Кристевой, - с другой, интерес к проблематике художественного текста сместился в сторону изучения высказываний других типов: коллективные тексты, решения конгрессов, лозунги, реклама, доклады, а также любые тексты, отличительной чертой которых является принадлежность нескольким авторам. Подобные тексты характеризуются иным порядком развертывания информации, иным актуальным членением. «Интердискурсивность» создается в них всей совокупностью высказываний, принадлежащих определенной эпохе или социально детерминированной группе, что означает, что корпус подобных текстов не является раз и навсегда данным, а находится «в процессе конструирования».
        Я предлагаю расширить понятие анафоры до любого экзофорического текстового явления. Например, структура SN (рn N2) отсылает как к тому, что эксплицитно выражено в предшествующем контексте, так и к экстралингвистической реальности, которая носит специфический характер, поскольку представляет собой референтный универсум дискурса, то есть то, что можно «повторять», даже если оно никогда не было эксплицитно сказано. Понятно поэтому, что различие между «верной» и «неверной» анафорой выходит далеко за пределы собственно стилистической проблематики.
[24]
       Более того, говоря об анафоре и текстовой когерентности, целесообразно выйти и за рамки теории «авторской» передачи информации. Учитывая, что первым использованием в тексте приема номинализации может быть предложение, которое может оказаться внешним по отношению к самому тексту, нужно помнить, что высказывание строится не по принципу «блестящей изоляции», а на основе уже сказанного, по отношению к которому оно занимает или не занимает определенной позиции. Экзофора, таким образом, является не референцией к экстралингвистической реальности, а отсылкой к предшествующему или внешнему контексту. Любой текст, в том числе и художественный, соткан из слов, которые уже использовались в других текстах (В.Н. Волошинов), в других высказываниях или утверждениях, высказанных ранее или высказываемых. Именно гетерогенный характер высказывания лежит в основе дискурса, который не может рассматриваться исключительно как результат творческого отношения автора к процессу порождения речи. Из этого следует, что номинальная анафора есть точка пересечения линейной поверхностной когерентности текста и предтекста, интертекста или интердискурса. Вокруг этой точки пересечения и создается сложный узор текста.
        Как видим, повтор является необходимым условием когерентности текста. Актуальное членение предложения, которое ярче выражено в славянских, чем в романских языках, вследствие более гибкого порядка слов, допускает использование в предшествующем контексте тех лексических средств, из которых состоит предложение. Однако в случае номинализации анафорический повтор не только трансформирует то, что необходимо напомнить, но может выражать сомнение, неуверенность в том, является ли напоминание фактом, о котором ранее утверждалось, или выступает в качестве простого предложения вне утверждения, иначе говоря, быть простым диктумом в отвлечении от модуса. В этом случае не исключены различия в интерпретации одной и той же структуры, поскольку в основе деривации лежат не лингвистические факторы, а дискурсивные гипотезы.
[25]
        Это типичный случай для структур SN, где номинализация осуществляется без синтаксического оформления, как, например, в заголовках:

(11) Рост материального уровня жизни народа. (Л.И. Брежнев)

Здесь возможно двоякое прочтение, поскольку отсутствует какой-либо формальный критерий, позволяющий решить, является ли структура SN (pn N2) анафорой высказывания, которое утверждалось ранее в тексте или вне его (и модальность которого сложно определить):

- материальный уровень жизни народа растет/ должен расти/ будет расти;

или же эта структура не является анафорой и служит только для того, чтобы передавать дальнейшее содержание текста, и выступает в роли катафорического имени:

- как поднимать материальный уровень жизни народа?
Актуальное членение, основанное на формальном анализе выделения известного и нового, не позволяет увидеть, что известное может быть только кажущимся, в действительности же быть совсем не известным. Эффект известности не вытекает из внутреннего анализа текста и не является пресуппозицией - речевым актом: он вытекает из дискурсивной гипотезы. Только гипотеза относительно условий порождения речи дает возможность признать наличие в номинализации «двойного дна» при кажущейся единичности источника высказывания.

        Выводы
        Итак, исследование нашего материала позволило выявить сложную проблему, обусловленную множеством факторов: последовательностью изложения, средствами связи и когерентности текста. Ее причина заключается в том, что анафора, создаваемая в результате номинализации, не есть нечто конкретное, некое определенное единство, а есть функционирование. Нет ни одного формального маркера, который указывал бы на этот тип анафоры и только на него. Распознать такую анафору можно исключительно путем интерпретации высказывания.
        Будучи результатом номинализации, анафора является одной из форм дискурсивной парафразы, а не морфо-синтаксической
[26]
деривации. Она представляет собой особый «след» контакта между текстом и референтной экстралингвистической средой. Существование анафоры данного типа доказывает, что любая дескрипция, выраженная сочетанием SN, представляет собой отсылку не к внешнему по отношению к тексту референту, а к внутреннему, принадлежащему не тому дискурсу, в котором она функционирует, а дискурсу других, который, по словам Ж. Лакана, лежит в основе бессознательного.

Литература
Арутюнова Н.Д. : Предложение и его смысл. - Москва: Наука, 1976. - 383 с.
Падучева Е.В. : О семантике синтаксиса. Материалы ктрансформационной грамматике русского языка. - Москва: Наука, 1974. - 292 с.
Ducrot О. : Dire et ne pas dire. Principes de sémantique linguistique. - Paris: Hermann, 1972. - 283 p.
Maingueneau D. : Initiation aux méthodes de l'analyse du discours. - Paris: Hachette-Université, 1976. - 191 p.

1. Оригинал статьи: Sériot, P. L'anaphore et le fil du discours (sur l'interprétation des nominalisations en français et en russe)», IVe Colloque international de linguistique slavo-romane, Copenhague, 27-29 août 1987 , dans Opérateurs syntaxiques et cohésion discursive», Copenhague: Nyt Nordisk Forlag Arnold Busck, p. 147-160.
См. также http://crecleco.seriot.ch/recherche/biblio/87Copenhague.html. Печатается по любезному предложению автора. Авторизованный перевод с французского НА. Фененко.