Accueil | Cours | Recherche | Textes | Liens

Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы

-- Проф. Г. Данилов : «Языковеды Запада», За коммунистическое просвещение, № 222, 26.09.1934, стр. 3.

        (Ф. СОССЮР. Курс общей лингвистики. Перевод А. Сухотина под ред. и с примеч. Р. Шор. Вводная статья Н. Введенского. Соцвкгиз. М. 1934)
        Курс Соссюра начинается с беглого взгляда на историю лингвистики и ее задачи. Следует обстоятельный анализ предмета науки о языке и природы языкового «знака». Фонологический очерк, т. е. очерк физиологии звуков речи, предшествует далее тщательному изучению ее в синхроническом, т. е. описательном и диахроническом, «историческом» разрезе. Таково в основном содержание книги.
        В «Курсе» Соссюра словесник найдет критику традиционной нормативной грамматики и филологии, а главное представит себе язык как своеобразную речевую систему, находящуюся в тесном единстве с мыслью. Соссюр замечает: «Язык можно сравнить с листом бумаги: мысль — его лицевая сторона, а звук — оборотная; нельзя разрезать лицевую сторону, не разрезав и оборотную, так и в языке нельзя отделить ни мысль от звука, ни звук от мысли».
        Исследователь справедливо подчеркивает, что для описания фонологической системы необходимо учитывать не только физиологическую, но и акустическую сторону речи, что изучение отдельных звуков необходимо заменить изучением взаимоотношения звуков и что фонетические изменения можно понять лишь в непосредственной связи с морфологическими изменениями (пример с чередованием звуков).
        Заслуживает внимания и попытка Соссюра по-новому подойти к классификации лингвистических дисциплин. Он включает в грамматику лексикологию, отрицает принципиальную разницу между морфологией и синтаксисом и не выделяет в особый отдел семасиологию. Конечно, вопрос о лексикологии не решается тем, как думает Соссюр, что одно и то же грамматическое явление, например вид глагола в русском языке, выражается как лексически, так и морфологически. Суть вопроса заключается в том, что включая лексикологию в грамматику, мы подчеркиваем единство внутреннего строения, семантики, заключенной в слове, с внешней структурой речи, формой слова и предложения. Правильно также отводит Соссюр и необходимость конструирования особого языковедческого отдела, изучающего значения слов и других элементов. На самом деле, можно ли представить себе исследование какой-либо стороны языка вне ее значения?
        Несмотря на ряд положительных моментов, заключенных в рецензируемой книге и касающихся преимущественно фактической стороны дела «Курс» Соссюра в целом порочен.
        В отличие от предшествующего поколения лингвистов, так наз. младограмматиков, которые подходили к языку как к явлению физиологическому, психическому и социальному, Соссюр, возглавив социологическую школу в лингвистике, рассматривает язык в качестве исключительно социального факта. Это обстоятельство в свое время и прельстило некоторых советских лингвистов, которые попались на удочку мнимого «социологизма» Соссюра.
        Язык по Соссюру представляет в конце концов простую совокупность индивидуальных говорений, «Социология» главы социологической школы носит к тому же явный абстрактно-идеалистический характер. Автор и не думает вскрывать конкретно-историческую, материальную основу языка как средства общения. Общество у него не производственный, а психический коллектив.
        Над всем его сочинением лейтмотивом звучат слова: «единственным и истинным об'ектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя» (207 стр.). По-этому этимология, оказывается, не выясняет происхождения слова в результате определенной общественной потребности, а дает всего лишь «об'яснение слов при помощи установления их отношений с другими словами» (173 стр.). Сам «язык есть система чистых ценностей (значимостей), ничем не определяемая, кроме как наличным состоянием входящих в ее состав элементов» (88 стр.). Другими словами, язык — это саморазвивающийся организм и «нет никакой необходимости знать условия, в которых он развивался» (45 стр.). В итоге язык предстает перед нами как система изменяющихся во времени произвольных знаков, никакой реальной действительности не отражающая. Само развитие понимается в плане плоского эволюционизма, причем диахрония отрывается от синхронии, представляя каждая автономную замкнутую в себе область.
        Типичный идеолог буржуазии эпохи ее заката, французский лингвист отклоняет сознательное вмешательство в жизнь языка, отрицая тем самым возможность языковой политики. Он пишет: «Не только индивид не мог бы, если бы захотел, ни в чем изменить сделанный уже выбор, но и сама масса не в состоянии обнаружить свою власть ни над одним словом: она связана с языком таким, как он есть» (81 стр.). И дальше: «Изо всех общественных установлений язык представляет наименьшее поле для инициативы. Его не оторвать от жизни общественной массы, которая, будучи по природе инертной, выступает прежде всего как консервативный фактор» (83 стр.). Из этой принципиальной установки вытекает и взгляд ученого на литературный язык как на «искусственную форму». Раз литературный язык вопреки всему поддается воздействию, значит это что-то надуманное, искусственное. Разумеется, отрицание Соссюром языковой политики есть своеобразная форма той же самой политики.
        Следует добавить, что бунт Соссюра против младограмматиков оказывается бурей в стакане воды. Основ традиционного компаративизма он взрывать не думает, заявляя, что в «задачу лингвистики входит описание и историческое обследование всех доступных ей языков, что сводится к составлению истории всех языковых семейств и к возможной реконструкции их праязыков» (32 стр.). Все остается на своем месте. И, начав с упрека сравнительному языкознанию, что оно не занимается сопоставлением неродственных языков, Соссюр кончает замечанием, что «из баскского языка ничего нельзя извлечь, т. к., будучи изолированным, он не дает материала для сравнений» (193 стр.).
        В мнимой оппозиционности соссюриянства и заключается его главная опасность. Нужно видеть, что в своей критике традиционной лингвистики глава социологической школы не выходит из рамок буржуазно-идеалистического понимания языковых процессов.
        Издана книга научно-добросовестно. Хороший перевод, обстоятельные комментарии, четкая вступительная статья позволяют надеяться, что и следующие выпуски серии «Языковеды Запада» окажутся на достаточной научной высоте. По поводу комментариев следует однако сделать несколько критических замечаний. Основным недостатком их является то, что автор Р. Шор идет по пути расчленения учения Соссюра на отдельные кусочки, обусловленные тем или иным научным влиянием на ученого; попытки же представить его учение как цельную научную систему нет.
        Отметим слабые места комментариев: Р. Шор указывает на то, что разделяет Соссюра и младограмматиков, не подчеркивая того, что, наоборот, их сближает (319 стр.). Не находит комментатор слов и для того, чтобы решительно разделаться с знаковой теорией (236 стр.). Изложение взгляда Соссюра на фонему ошибочно: определение фонемы у Соссюра не биологическое, а психофизиологическое («фонема есть сумма акустических впечатлений и артикуляционных движений» (57 стр.).
        В хорошей в целом вступительной статье Введенского имеется однако досадный идеологический срыв. Факт классово враждебного влияния Соссюра на часть советских лингвистов совершенно смазан. Автор, например, пишет: «Появление такого лингвистического труда могло быть понято как выход из тупика и продвижение вперед» (19 стр.). Хорош выход из тупика !