Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- А. ДМИТРИЕВСКИЙ : «Практические заметки о русском синтаксисе, IV : Дополнение », Филологические записки, выпуск 2, 1878, стр. 61-76.
[61] Что подлежащее вместе с прямым и косвенным доподнением составляют одну общую категорио, т. е. дополнение вообще, это мы надеемся доказать многими данными: 1) Как подлежащее, так и дополнение отвечают на вопросы однородные, вопросы падежей. В этимологическом отношении уже давно признано, что как именительный падеж, так и косвенные падежи имеют между собою нечто общее, которое проявляется в склонении, едином для всех падежей, и потому-то они получили общее название "падежа." Почему ж в синтаксическом отношении не хотят видеть ничего сходного между формою именительного падежа и формами косвенных падежей? По нашему крайнему разумению как этимологическая, так и синтаксическая точка зрения на известную грамматическую форму должны не расходиться между собою, а как бы сосредоточиваться в одном общем фокусе. Вернее, этимологическая точка зрения на известную форму основывается, вытекает и опредляется ее синтаксическою службою, так что самые этимологические термины характеризуют их синтаксическое значение. Г [62] гаемость, или глагольную природу. Так и относительно падежей. Если именительный падеж есть также падеж, как и косвенные падежи, то это не по чему иному, как по их синтаксическому родству. Если в этимологическом отношении именительный падеж не исключается из круга падежей, то и подлежащее, синтаксическое название того же именительного падежа, должно причислить к дополнению, синтаксическому названию падежей. 2) Во 2-й главе (стр. 30 и след.) мы довольно подробно говорили как о соответствии в синонимических предложениях одного и того же и родственных языков — подлежащего донолнению, так и о свободном взаимном их переходе. Это обстоятельство, а равно и логическая точка зрения на предложение, заставляет грамматиков с г. Буслаевым во главе некоторые из случаев дополнения, т. е. косвенные падежи (примеры см. 30—33 стр. нашей монографии) причислять к категории поддежащего, вводя тем самым крайнюю путаницу, смешивая обе категории, т. е. подлежащее с дополнением, не определяя точных границ каждой из этих категорий и п [63] Поэтому, чем рассматривать и излагать в учебнике отдельно подлежащее и донолнение, будет удобнее и проще сразу обозреть их под общей рубрикой донолнения; рассматривая же дополнение отдельно от подлежащего, мы неизбежно повторяемся, как повторялись бы, если бы стали сначала говорить о родительном донолнении, а потом о дательном донолнении. Подлежащее с дополнением не только выражается одними и теми же этимологическими формами, но часто даже и падежное их различие неочевидно с первого раза. Эта трудность различения подлежащего от дополнения в данном предложении касается как донолнительных и подлежащих слов, так в особенности дополнительных и подлежащих предложений. В примере „видно город" — „город" очевидно составляет, если требовать согласования, дополнение; но в „видно село, и слышно в тишине степной лишь (лай собак да)(1) коней ржанье" — „село" и „ржанье" можно считать и именительным и винительным падежом, или и подлежащим, и прямым дополнением. Также и в следующих примерах: желательно (что? или чего?) побывать у родных; опасно (что? и чего?) выходить на воздух без шапки; страшно, еже впасти в руце Бога живого (подлежащее или дополнит. предложение?); неизвестно, кто пришел; слышно (что?(2) или о чем?), что между пленными свирепствует тиф и т. д. Прибавим к этому, что как подлежащие, так и дополнительные предложения а) начинаются с одних и тех же союзов — что и чтобы и сокращаются при одинаковых условиях одними и теми же формами, т. е. неопределенным наклонением и отглагольным существительным; б) выражаются одними и теми же косвенными вопросами, различаясь лишь тем, что косвенный вопрос, [64] отвечающий на вопрос именит. падежа называется подле жащим, а на вопрос косвенного падежа — дополнением: „скажи, а мы послушаем (о чем?), какой такой Ермил (дополнит. предложение); нам еще неизвестно (что?), какой такой Ермил (подлежащее). В подтверждение же сходства подлежащего с косвенным и прямым дополнением по отношению к их этимологическому выражению мы можем сослаться на слова г. Потебни. Он говорит (стр. 144-145 Введ.): „Грамматический объект (дополнение) сходен с субъектом в том, что тем и другим стремится быть лишь существительное, или другая часть речи, употребленная substantive. Разница между ними та, что субъект есть несогласуемый ни с чем именительный падеж, а объект несогласуемый ни с чем косвенный падеж. Это отсутствие согласования в объекте служит указанием на то, что он означает предмет внешний по отношешю к субъекту и другим объектам предложения." Итак подлежащее, по нашему твердому убеждению, должно быть включено в состав дополнения, как один из его видов. Констатируя этот факт, мы не оставляем без внимания и неминуемое возражение со стороны приверженцев главенства подлежащего: как же, скажут нам, подлежащее причислить к дополнению, когда дополнение подчиняется сказуемому по закону управления, а подлежащее не управляется сказуемым, напротив, последнее согласуется с подлежащим. Но, во-первых, собственно говоря, никто из прежних грамматиков не вправе и возразить нам так. Разве этот факт языка, т. е. согласование согласуемого с подлежащим, побуждает их смотреть на подлежащее не только как на самостоятельную категорию, но и как на главный член? Нет, не что иное, как логическая мерка предложения, по которой сфера поддежащего не исчерпывается одною формой именительного падежа, требующею согласо- [65] вания, но захватывает и косвенные падежи, подлежащие управлению (нет денег и пр.). В таком случае, если логическая мерка предложения не удерживала грамматиков от соблазна возводить некоторые формы дополнения в чин подлежащего, то чисто грамматическая точка зрения на предложение побуждает нас, в свою очередь, разжаловать подлежащее в дополнение, отчасти оставляя его на прежнем месте. Итак вышеупомянутое возражение, собственно говоря, уместно только разве от лица г. Потебни, который, пока один утверждая, что субъект (т. е. подлежащее) есть несогласуемый именительный падеж," все-таки выделил подлежащее в особую самостоятельную категорию. Впрочем возражение против включения подлежащего в категорию дополнения нам кажется даже невозможным со стороны г. Потебни, как в вышеупомянутой форме, ибо, по его словам, "второстепенных членов предложения нельзя подвести под рубрики согласования, управления и отсутствия того и другого" (стр. 145), так и в какой-либо другой форме, ибо в статье о подлежащем он не [66] мы его объяснили (ст. 2 стр.) и по отношению к другим объектам предложения. Обе же эти формы должны получить свое название не по отношению друг к другу, а по отношению к сказуемому, как центру предложения. И по этому отношению субъект есть такой же объект, как и прочие объекты, или, по Востокову, есть предмет, как и другие предметы; субъевтивно же, в философском смысле этого слова, (субъект — внутреннее, я, лицо) лишь одно сказуемое, как выражающее личное впечатление говорящего субъекта. Во-вторых, допустив даже законное существование упомянутого возражения, под условием ограничения подлежащего исключительно формою именительного падежа, согласование сказуемого с подлежащим и управление сказуемого дополнением не мешает обобщению обеих категорий в одну, — т. е. дополнение. Как известно, согласование главного сказуемого с именительным падежом, или подлежащим, касается лица и числа. Но всегда ли это согдасование выдерживается? При форме 2 лица ед. числа повелит. наклонения могут стоять все три лица и даже обоих (3) также и в древнерусском, даже у писателей XVIII в. (См. прим. 1 § 216 Ист. Гр.). Затем нужно еще припомнить и отсутствие согласования с подлежащим, упомянутое нами во 2 гл. (стр. 31): „пришли Иван с Петром; много солдата не воротились домой." Признак же именительного падежа в личном окончании, мы тоже говорили (2 гл. стр. 25 - 20), есть кажущийся, ставший та- [67] ким вследствие употребления, привычки, частого присоединения к личному глаголу формы именительного падежа; по происхождению же личные окончания — звуковые приметы косвенных падежей личных метоимений, так что „я вижу село, видишь, видит село..." в доисторическую пору языка значило: „видно мне, тебе, ему... село." Теперь перейдем к согласованию имени сказуемого с подлежащим: оно касается рода, числа и падежа. Но именное сказуемое, как мы доказали в статье о сказуемом, даже не исчерпычается именительным падежом; следовательно, оно согласуется с подлежащим лишь тогда, когда стоит в именительном падеже. В этом случае сказуемое относится к подлежащему, как определяемое к приложению. Хотя определяемое (прилагательное) и согласуется в роде, числе и падеже с определением — приложением, но не оно придается и подчиняется приложению, а последнее ему: „пришла знакомая, Марья Ивановна." Так именное сказуемое и именит. падеж в эпоху самостоятельности вспомогательного глагола было подлежащим, а нынешнее подлежащее стояло при нем как приложение: Ломоносов был писатель = был писатель — Ломоносов. Кроме того в народном языке сказуемое может не согласоваться с подлежащим в роде: „грех сладко, а человек падко, мед сладко, а муха падко; лев страшно, обезьяна смешно (посл. XVII в.); ум хорошо: зимовая служба — молодцам кручиною, да сердцу надсадко (песни XVII в. Бусл. Гр. § 239). Все эти случаи уклонения от согласования сказуемого глагольного и номинативного с подлежащим, а равно и совершенное отсутствие его, когда сказуемое выражено формою в косвенном падеже (мы не в ударе; он молодцом) показывают, что это согласование более или менее случайное, зависит от аттракции сказуемого (см. выше 31 стр.) и бывает лишь тогда, когда в сказуемом заключается флексивный признак именительного падежа. [68] С другой стороны мы видим, что каково бы ни было сказуемое, глагольное, или именное номинативное, или именное в косвенном падеже, или лишенное какой-либо, определенной (прочь, долой), даже всякой флексии (хлоп, бац), но если при нем стоит именительный падеж, то последний всегда тяготеет к нему по одному и тому же вопросу: кто? что? — совершенно так же, как прямое и косвенное дополнение подчиняются сказуемому по вопросам косвенных падежей. — Что ж это значит? Сказуемое, управляя косвенным падежом, управляет и именительным падежом;(4) подлежащее вместе с прямым и косвенным донолнением управляемые, несогласуемые члены предложения: подлежащее есть один из видов дополпения, которое, следовательно, разделяется на номинативное, или подлежащее, аккузативное, или прямое, и косвенное. От природы сказуемого зависит, может ли при нем стоять каждый из этих видов дополнения, или нет: одно сказуемое требует всех дополнений: брат принес ему письмо: при другом сказуемом не может стоять дополнения подлежащего: у нас смеркается рано; его громом убило; мне жаль денег; при третьем сказуемом не может быть дополнения прямого: книга принадлежит брату. Поэтому глаголы, в отношении управления подлежащим, разделяются на личные и безличные: в отношении управления прямым дополнением — на действительные и недействительные (средние, страдат. и проч.) (5). Так как из [69] всех дополнений самое ближайшее и непосредственно примыкающее к сказуемому есть подлежащее, то и самые предложения называются с подлежащим личными, без подлежащего безличными. (6) Но обратимся теперь к практике: здесь включение подлежащего в категорию дополнения вносит в преподавание простоту, строгую постепенность в раскрытии строя предложения — отсюда ясность и удобопонятность для учеников. Допуская же и в учебнике и в устном преподавании две совершенно особые, будто бы друг другу чуждые категории подлежащего и дополнения, мы не только, как уже упомянуто нами выше, повторяемся неизбежно, но и совершенно сбиваем с толку ученика, особенно при первоначальном ознакомлении его с составом предложения. Раскроем недавно изданный редакциею „Семьи и Школы" учебник г. Бунакова (Курс 4). Вот что там читаем мы на стр. 42 (§11: Подлежащее, означая предмет, о котором что-нибудь сказывается, чаще всего выражается существительным именем или местоимением в именительном падеже, реже — глаголом в существительной форме (т. е. неонределенном наклонении): но и всякая часть речи может быть подлежащим, получая значение существительного имени." Затем почти сряду на 43 стр. (§ 13) напечатано: " [70] дополнении подчеркнутые нами слова, не получаем ли мы „тех же щей пожиже влей?" Уж что бы ему для полноты учебника, для лишней страницы, не пропечатать в третий раз одно и то же, вместо лаконических „дополнение в винительном падеже называется прямым!" Так „прямое дополнение, обозначая второстепенный предмет (тогда в косвенном дополнении можно было бы для вариации пропечатать „обозначая третьестепенный предмет (7)... и так далее до „получая значение существи- [71] тельного имени." Потом могли последовать столь же изобильные примеры, как и в предыдущих двух случаях переливания из пустого в порожнее. Что касается нас, то мы, для краткости, предпочли бы напечатать тираду г. Бунакова, конечно, минуя его определение дополнения, один раз под заглавием дополнения, прибавив на конце кроме „дополнение в винительном падеже называется прямым" еще: „Дополнение в именительном падеже называется подлежащим, дополнение в прочих падежах называется косвенным." Первоначально все [72] падежные формы, или члены предложения, отвечающие на вопросы падежа, должны быть известны ученику под общим названием дополнения, которое недолжно раздробляться на свои виды до тех пор, пока в сознании ученика не отпечатлеется ясное представление о внутреннем различии падежей при внешнем их сходстве (винительного с именительным и родительным). Это же внутреннее различие падежей при звуковом тожествте, обусловливаемое управлением, обыкновенно не скоро усвоивается учениками вполне и безошибочно. Сначала обыкновенно ученик долго смешивает винительный падеж или с именительным или с родительным, но педагогика и принятые учебники требуют во что бы то ни стало отыскать прежде всего, даже до знакомства с этимологией, подлежащее, как отвечающее на вопрос кто? или что?, ни сколько не думая о том, что для ученика еще одинаковыми кажутся формы как именит., так и винительного падежа, если они отвечают на вопрос „что?" и не стоят в винительном падеже женского рода, имеющем звуковую разницу с именительным. И так стать [73] вая, или те схоластические-педантические вопросы, по которым отыскивается подлежащее, как предполагаемая по ученым соображениям археолога, на самом же деле часто несуществующая историческая редкость. Для грамматика подлежащее предмет, о котором что-нибудь сказывается, а для ученика, по простому соображению, по инстинкту, и дополнение прямое или косвенное — тоже предмет, о котором что-нибудь сказывается. Но попробуй так сказать ученик, педагог, напр. г. Бунаков, непременно скажет: это — ересь; „дополнение обозначает второстепенный предмет, состоящий в известном отношении к главному," но об нем, этом второстепенном предмете, дескать, ничего не сказывается, а так нечто произносится просто, для блезиру. Но уж одно то, что все грамматики признают подлежащее предметом наряду с другими предметами, означаемыми прямым и косвенным дополнением, одно это есть косвенное признание подлежащего не только второстепенным членом, но и одним из видов дополнения. Как же итти против неопровержимого факта, чувствуемого даже н [74] отняли подлежащее „крестьянин;" признак „обновляет" преимущественно дается „новым" орудием езды крестьянина, который до зимнего пути ездил в телеге. И так все три предмета в нашем предложении — дополнения сказуемого, и „крестьянин" — дополнение-подлежащее, „путь"— дополнение прямое, „на дровнях" — дополнение косвенное. А что сказуемое согласуется с подлежащим в нашем примере, это для быстро текущей мысли не представляет первостепенной важности; это легко дающаяся улотреблением форма данного языка. Иностранец, говорящий ломаным русским языком, может при произнесении той же фразы нарушить согласование сказуемого „обновляет," нисколько не нарушая однако смысла предложения, как не нарушается этот смысл от несоблюдения согласования в предложении какого-нибудь немца, который сказал бы „мой вещь пропало" вместо „моя вещь пропала." Теперь перейдем к определению дополнения. Прежде всего для начинающих дополнение есть такой придаточный член (слово или предложение), который досказывает или пополняет мысль по вопросам падежей; кто? что? кого? чего? кому? чему? кого? что? кем? чем? о ком? о чем? Дополнение, отвечающее на вопрос именительного падежа, называется подлежащим , — на вопрос винительного падежа без предлога — прямым, — на вопросы прочих падежей — косвенным. Этим определением вполне исчерпывается весь объем дополнения, которое, действительно, обозначает „предмет", но не в его узком значении флексивного имени существительного, а в широком синтаксическо-грамматическом значении, по которому предмет есть всякая субстанция: лицо, вещь, отвлеченное понятие, наконец целая мысль; по которому всякая форма, употребленная substantive, хотя она и лишена флексии, хотя она выражается целым предложением, есть грамматический предмет. В самом деле человек приобретает [75] свои познания из наблюдений над внешним миром, окружающею природою, посредством внешних чувств и преимущественно зрения. Что мы видим, слышим, обоняем, вкушаем и осязаем? что составляет внешний мир, чувственную природу? что прилежит нашим внешним чувствам, мелькает, так сказать, мечется пред нашими глазами? Или подобные нам одушевленные существа, т. е. лица, или низшие, чем мы и лишенные произвольного движения существа, т. е. вещи. Эти лица и вещи, иначе конкретные предметы, действуют на наши чувства своими признаками, которые так напечатлеваются в говорящем, что он невольно обнаруживает их в сказуемом. Если впечатление исходит от лица, то говорящий старается открыть его и указать вопросом „кто? кого?" и т. д.; если же впечатление наносится вещью, то говорящий ищет ее вопросом: „что? чего? и т. д." Таковы предметы в собственном смысле, конкретные предметы. Но конкретные предметы, с их признаками, делаясь достоянием нашего духа, с течением времени, вследствие накопления множества впечатлений, образу Итак, строго говоря, дополнение изображает вообще ту среду, в которой возникает признак, означаемый сказуемым. Эту среду, этот круг, в котором как бы вращается признак — впечатление, составляют предметы, своим взаимным положением и отношением производящие признак — сказуемое, подобно тому, как действующие ли- [76] ца сцены, взаимною игрою и общим исполнением драмы рождают в зрителях ясное представление идеи, проникающей драматическое произведение. Г. Потебня говорит, что „подлежащее есть вещественное указание на непосредственного производителя признака, означаемого сказуемым" (стр. 117 Введ.). А если предложение бесподлежащное, или так называемое безличное, только с прямым и косвенным дополнением, тогда неужели признак, означаемый сказуемый, сопровождается вещественным указанием только на посредственных его производителей? Разве, напр. в предложении „к нам наехало гостей" дополнение „гостей" не есть указание на непосредственного производителя признака, означаемого сказуемым „наехало"? Не вернее ли так сказать? Если „дополнение изображает круг тех предметов, от взаимодействия которых возникает в говорящем признак — сказуемое," то „подлежащее означает тот предмет, от которого исходит признак (указывает на активного производителя признака); прямое дополнение есть предмет, в который признак привходит как бы извне, от окружности к центру (означает пассивного производителя признака, что выражается назватением „винительного" па
Короча. 27 марта.
А. Дмитриевский.
СНОСКИ
(1) Особенно, если в скобках слова выпустим. (назад) (2) Здесь «что» вопрос и именит. и винит. падежа. (назад) (3) В греческом яз., на оборот. при сказуемом в ед. числе подлежащее во мн. числе среднего рода : pos tauta pausaetai ; ta pragmata tauta deina estin. (назад) (4) «Управлением называется такое сочетание слов, в котором одно слово зависит от другого и означает свою зависимость или окончанием падежа, или же предлогом» (121 § Ист. Гр.). Гак говорит г. Буслаев : и подлежащее, наравне с другими дополнениями, есть слово, которое зависит от другого, т. е. от сказуемого, означает свою зависимость окончанием падежа и, следовательно, подлежит управлению. (назад) (5) Как действительные глаголы, не управляющие винит. падежом, становятся средними (попрыгунья-стреказа лето красное пропела); так и глаголы личные, неуправляющие именит. падежом, признаются безличными (тише едешь, дальше будешь). Знаменательное соответствие! (назад) (6) В pendant к этому можно бы назвать предложения с прямым дополнением, действителыными,без него — недействительными (неактивными). (назад) (7) Здесь всегда кстати упомянуть, что учебник г. Бунакова, оконченный печатанием только в конце прошлого года, 1) представляет наглядное доказательство того, до какой путаницы понятий и объяснений можно доходить, придерживаясь только отчасти (как это видно из учеб. г. Бунакова) рутинного взгляда на предложение; 2) поселяет в нас уверенность, что наш взгляд на подлежащее, как на придаточный член, должен непременно рано или поздно утвердиться в педагогике. Рутинно думая, что предложение выражает суждение, он в то же время признает, что предложением бывает не только «соединение слов, а иногда «одно слово.» Но согласие с нашим мнением мы видим, кроме того, и в следующем. Г. Бунаков начинает рассматривание предложения не с подлежащего, как доселе было принято всеми, но с сказуемого и начинает так (§ 3): «Главный» и «необходимый член предложения сказуемое.» Скажи только г. Бунаков вместо «главный и необходимый...» главный, или необходимый, член предложения — сказуемое», тогда следовал бы прямой вывод «что подлежащее (назад)