Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- Ф. ЕСЬКОВ : "Логическая или формальная грамматика?" (Из доклада на Луганской Городской конференции учителей Соцвоса), Радянська школа (Луганск), 1926-12, стр. 78-83.
[78] Принято думать, что формальная грамматика — достижение наших дней, почему ее часто называют «новой» в отличие от логической, старой. В том, что логическая грамматика очень старая наука, нет никаких сомнений, на это указывают такие термины, как «этимология», "синтаксис", представляющие из себя чистые слова древне-греческого языка, об этом говорят названия почти всех наших падежей, являющиеся дословным переводом латинских названий — "nominativus" — именительный, "genetivus" — родительный, "dativus" — дательный и т. д.
Но что формальная грамматика уж очень новая наука — не совсем точно. 13 лет тому назад я слышал резкую и обоснованную критику «школьной» грамматики из уст маститого профессора Московского университета Р. Ф. Брандта; указания на формальныий принцип есть в трудах Потебни, Фортунатова, Поржезинского и Чешского слависта Миклошича. Самый популярный в наши дни грамматист — Пешковский, в предисловии к первому изданию своей книги "Русский синтаксис в научном освещении" (вышла в 1914 г.) говорит, чго научным фундаментом книги послужили труды указанных выше ученых.
Но этого мало. Формальная грамматика, так сказать, явочным порядком, существует с тех пор, когда явилась необходимость изучать чужой язык. В самом деле, ведь напр., латинское слово "silva" мы относим к женскому роду не потому, что к нему можно «приложить», выражаясь языком логической грамматики, "какая", а потому, что оно оканчивается на «а», слово "pars" потому женского рода, что оканчивается на "s" с предшествующей согласной. Всякие правильные и неправильные глаголы относились к той или другой категории только по внешним признакам. Вообще при изучении иностранных языков мы имели дело только с формальными признаками слов, переводя всякий раз русскую форму на соответствующую ей иностранную и наоборот.
Иностранцы изучали наш язык таким же образом и следовательно, применяли формальный, научный принцип, а для нас русских существовала "логическая" грамматика, находящаяся, как все теперь знают в большой ссоре с логикой. Формальная грамматика имеет, таким образом, довольно почтенную историю, но, благодаря консервативности масс и руководителей старой школы, она только теперь начинает проникать в самые отдаленные уголки нашего необ'ятного отечества. Длительность процесса внедрения идей новой Грамматики можно отчасти об'яснить еще и тем, что принципы ее диаметрально противоположны старым. И действительно, если логическая граммагика все свои положения строила исходя из смысловой стороны слова, то новая совершенно игнорирует смысл, основываясь исключительно на форме.
[79] Тут — целая революция,— дело новое, требующее времени для завоевания прав Гражданства. Борьба за новую грамматику далеко не кончена и, если никто не может оспаривать ценности самого принципа научной грамматики, то в практическом ее применении, при работе с детьми, встает много вопросов, встречаются затруднения, разрешать которые мы должны общими силами. Приступая к изложению основной своей мысли "насколько возможно проведение формально-грамматической точки зрения при работе с детьми", я должен сказать, что в интересах цельности впечатления буду, хотя и кратко, излагать отжившие уже взгляды логической грамматики параллельно с формальными. По традиции начну с имен существительных. Известно, что логическая грамматика определяет эту часть речи, как название предмета. Но всем также известно, что такие слова, как «белизна», «работа», «rope» и т. п. вовсе не обозначают предметов. Чувствуя слабость своей позиции, старые грамматисты вносят к своему определению поправку — «название предметов и всего, что нам кажется предметами». Но эта «поправка» не спасает положения — не избавляет от путаницы, так как одному «белизна» может показаться предметом, другому — нет, а такие понятия, как «беготня», «работа» и ири желании нельзя считать предметами.
Новая грамматика дает короткое и ясное определение — «имена существительные есть слова, которые, изменяясь по падежам, не изменяются по родам». Совершенно правильно, но при ближайшем рассмотрении этого определения оказывается, что оно не всегда может быть проведено на практике. Возьмем такие слова, как "Козел" — "Коза", "учитель"— учительница", "мастер"— "мастерица" и т. д. они, ведь, по родам изменяются. Правда, эти слова имеют различные суффиксы и потому могут быть названы лишь однокоренными, но это будет уже такая тонкость, которую сообщать детям едва ли рационально, а на младшем концентре и невозможно. Далее. Согласно принципу формальной грамматики принадлежность слова к тому или другому роду нужно определять по окончаниям и, если не отступать от этого принципа, каким образом определить род слов "конь", "пень", "староста", "мужчина", "дверь", "ночь"? Можно по родительному падежу определить, скажут мне... Согласен — имена муж. рода с окончанием на "ь" в родит. падеже имеют "я", а женского рода "и" (конь — коня, дверь — двери), но вот слова типа "путь", "пламень" во всех падежах сходятся с женским родом за исключением творительного, а такие слова, как "мужчина" так тесно примкнули к женскому роду, что ни одного окончания из мужского рода не берут. Что с ними делать? Волей — неволей приходится возвращаться к старому, испытанному и нужно сказать, более легкому способу определения рода — по значению. А как быть с именами увеличительными, уменшительными, ласкательными и т. д.? Ведь если держаться формального принципа, то для узнавания необходимо знать все эти "ище", "ина", "ик" и т. д, тогда как логическая грамматика определяет их быстро, верно и эти определения, благодаря своей ощутительности, хорошо удерживаются в сознании учеников. Имя прилагательное логической грамматикой определяется, как название качества (белый, деревянный) или принадлежности одного предмета другому (отцов, городской). Это определение так же шатко, как и
[80] все другие — целый ряд слов противоречит ему — (животное, городовой, рабочий и т. д.). Кроме того это правило усложнялось потом дополнительно и без всякой нужды такими понятиями, как "относительное" и "качественное". Формальная грамматика дает единственное и на первый взгляд всеоб'емлющее правило, «имена прилагательные — части речи, имеющие, в отличие от существительных, форму рода». К великому сожалению и это определение не является незыблемым. В моей практике были случаи, когда учащиеся указывали мне имена прилагательные, не изменяющиеся по родам. К сожалению многие из них позабылись, но некоторые, все-таки, припоминаются. Вот они: рабочий, прохожий (в смысле человек), мастеровой, городовой. Последнее слово, правда, из живого языка исчезло (так как исчез и самый "фараон"), но в литературе оно имеется и, следовательно, детям может встретиться. Есть еще одно неудобство. Имена прилагательные в сравнительной степени, как совсем не меняющие своих окончаний, должны быть отнесены к наречиям. Это явление в практической работе может поставить учителя в затруднительное положение. Прежде всего детям странным покажется перенесение одной части речи в другую, а потом, ведь, с наречиями учащиеся знакомятся обыкновенно после глагола и, таким образом, целая категория слов останется некоторое время висеть в воздухе. Большим достижением формальной грамматики является "разжалование" имен числительных и местоимений из самостоятельных частей речи в особый вид имен существительных и прилагательных. Это рассклассирование имеет большое практическое значение, т. к. отбрасывает целых две «части речи» с их терминологией, упрощая, таким образом, работу, а самое главное то, что, на живом примере единство окончаний имен прилагательных и местоимений, существительных и числительных и т. д. ярко показывает детям сущность самого формального принципа. Но и здесь дело все-таки, не совсем благополучно. Слово "кто" по родам не изменяется и следоват. является именем существительным, но большинство падежных окончаний одинаковы с окончаниями прилагательных, а слова "два", "три" и "четыре" склоняются особенным образом. Переходя к глаголу, я, несмотря на все свои симпатии к формальной точке зрения, как практический работник заявляю, что на мой взгляд прежнее определение глагола, как обозначения действия или состояния предмета, детям более близко, понятно и практически удобно, чем формальное "глагол — часть речи изменяющаяся по лицам". В самом деле: целая категория глаголов — прошедшее время — по лицам не изменяется и, таким образом, основной признак глагола — форма времени не является всеоб'емлющим. (Из этого положения я лично не нахожу выхода, не нашел ответа на этот вопрос и в существующей литературе). Далее. Так называемое неопределенное наклонение, как неизменяющееся по лицам, не может быть отнесено к глаголу и, вполне основательно, относится в особую рубрику — инифинитив. Такое выделение, хоть и имеет под собою научную почву, практически неудобно, т. к. усложняет дело и вносит чужой и непонятный детям термин. А распределение глаголов по временам! Ведь если стать на формальную точку зрения, то детям придется зубрить все окончания и тогда русский глагол для русских окажется не легче, пожалуй, латинского. Между тем определение времен по значению не представляет решительно никаких затруднений.
[81] Оставляя в стороне причастия и деепричастия, т. к. формальная грамматика здесь ничего нового не дает, относя причастия к именам прилагательным, а деепричастия к наречиям, перехожу к неизменяемым частям речи. Здесь тоже самое нового ничего нет. Логическая грамматика, напр., наречие определяет как признак действия, т. е. слово, стоящее при глаголе, с чем формальная грамматика вполне согласна, разница лишь в формулировке. Что касается предлогов, то новая грамматика ставит по отношению к ним чисто методический вопрос — где, — в этимологии, или синтаксисе их рассматривать. Итак, несмотря на большую научную ценность принципов формальной грамматики, ее точка зрения, все-таки, ни в коем случае целиком не может быть проведена в нашей семилетке, а тем более 4-х летке. В интересах экономии времени и сил учащихся, по моему, не только можно, но и должно делать отступления от формальной точки зрения, тем более, что в массовой школе грамматика изучается не для науки, а для практических целей. Правда, наши руководители из центра на каждом шагу подчеркивают, что язык, как могучее орудие культуры, нужно изучать для него самого... Согласен, но это можно делать где угодно, только не в семилетке, не в 4-х летке и не с таким подбором учителей, каким мы располагаем. Чтобы обучение языку поставить научно, нужно непременно снабдить школу учителями с высшим лингвистическим образованием, давши им для этого в два раза больше учебного времени, чем они имеют теперь. Но в таком случае и математики потребуют введения теоретической арифметики и всяких там анализов... Во что же тогда обратится наша семилетка? Переходя к синтаксису, должен сказать, что здесь, в противоположность этимологии, формальная грамматика все вопросы разрешает прямо-таки блестяще. Начнем с учения о главных членах предложения. Возьмем такой пример. "В степи, на равнине открытой, курган одинокий стоит". Если исходить из определения подлежащего, как того, о чем говорится в предложении (определение логич. грамматики), то можно сказать, как это почти всегда и на практике бывало, что здесь идет речь и о степи, и о кургане, и о равнине и ребенку прямо-таки невозможно втолковать, что здесь говорится только о кургане и это слово есть подлежащее. Формальная грамматика кратко и ясно говорит: "подлежащим обыкновенно бывает именительный падеж склоняемых частей речи", добавляя, что в качестве подлежащего может стоять и любая неизменяемая часть речи. Для отыскания сказуемого обыкновенно ставился вопрос, "что говорится о подлежащем", в данном случае о кургане. Ответ — "0 кургане говорится, что он стоит в степи, на равнине открытой". Правда, логическая грамматика различала "логическое" и "грамматическое" подлежащее, но это не раз'ясняло, а запутывало дело. Новая грамматика определяет сказуемое как глагол в личной форме, согласуемый с подлежащим, добавляя, что бывает и т. наз. сложное сказумое — соединение вспомогательного глагола с именем. Под эти определения подходят все многообразные случаи живого и книжного языка.
[82] В вопросе о второстепенных членах предложения логическая грамматика запуталась до крайних пределов. Только дополнение она определяда верно (косвенный падеж существ.), обстоятельственные же слова и определения очень часто путались с дополнениями. «Определение отвечает на вопросы какой, чей, который, сколько», говорила логическая грамматика. Возьмем пример: "Ключик из золота". "Какой ключик"? Ответ — "Из золота", следовательно это — определение но оно же и дополнение (косв. падеж). Добавьте к этому еще совершенно ненужные "виды" обстоятельств, все эти "места, времени, причины" и т. д., получается громадный материал. Между тем формальная грамматика дает удивительно четкую и краткую схему. Установивши, что значит "согласование", "управление" и "примыкание", она определение квалифицирует, как член предложения, согласуемый, дополнение — управляемый, обстоятельство — примыкающий (несогласуемый и неуправляемый). Вот и все учение о простом предложении. Учение о сложном предложении в старом синтаксисе было настоящим бичем учащихся; не без основания его не любили и не знали. Придаточные предложения подлежащего, сказуемого, определительные, дополнительные, обстоятельственные с подразделением на обстоятельственные места, времени причины и цели — вот список видов предложений, который необходимо было одолеть. Формальная грамматика, установив также, как и логическая, два вида сложных предложений (по способу сочинения и подчинения), дает лишь два вида подчиненных предложений — союзное подчинение и относительное. Узнаются они по чисто формальным признакам. Достаточно усвоить небольшой список подчиняющих союзов, наречий и относительных местоимений (прилагагельных) и учащиеся безошибочно будуг отличать придаточные предложения от главных, а главное ставить знаки. В противоположность туманному учению старого синтаксиса о так называемых сокращенных предложениях, новая грамматика дает такие понятия, как определительные приложения, т. е. определения и обстоятельства, имеющие при себе второстепенные члены. Возьмем такой пример. "Полуденный воздух, накаленный жаркими лучами солнца, становился душен и тяжел". Здесь слово "накаленный", будучи определением к "воздух", само имеет при себе в качестве дополнения слово "лучами", а это последнее имеет определение "жаркими" и дополнение "солнца". Таким образом определение "накаленный" усиливается второстепенными членами предложения и вместе с ними имеет характер придаточного предложения, отделяясь от главного запятыми. Также можно рассуждать и по отношению к обстоятельственному приложению. В типичном примере "В молчаньи, рукой опершись на седло, с коня он слезает угрюмый", обстоятельство "опершись", распространенное словами "рукой" и "на седло", являющимися дополнениями к нему, становится придаточным предложением. Остальных, немногих уже, вопросов синтаксиса я не касаюсь, так как разницы в их трактовке нет.
[83] Теперь два слова об учебниках и новой грамматике. Не считая себя знатоком этого дела, я не могу дать большого списка и потому рекомендовал бы для 1-го концентра учебник Фридлянд-Шалыт, а для второго, вышедший недавно вторым изданием "Синтаксис русского языка" Гусева и Сидорова. Обе эти книги довольно точно проводят формальную точку зрения, имеют массу материала для практических работ, а Фридлянд, кроме того, очень хорошо разрешает вопрос о применении эвристического метода при изучении грамматики.