[11]
        В настоящей статье делается скромная попытка рассмотреть сущность предложения в отношении к категориям мышления и к объективной действительности в свете ленинской теории отражения.
        За последнее время наиболее принятым определением предложения является определение предложения как грамматически оформленной единицы человеческой речи, выражающей относительно законченную мысль.
        Некоторые отклонения в формулировке встречаются у тех или иных лингвистов, но сущность в основном та же.
        Правильно ли такое понимание предложения? Какие соотношения устанавливаются между предложением как единицей речи и суждением как формой мышления и какие отношения можно установить на основе этих определений между предложением и действительностью, окружающей нас?
        Владимир Ильич Ленин в своем непревзойденном по глубине мысли произведении Материализм и эмпириокритицизм и в своих Философских тетрадях дает прямой ответ на эти вопросы, устанавливая, что человеческое познание является не чем иным, как процессом отражения в сознании объективного мира, существующего вне нас и независимо от нас.
        Познание объективной действительности происходит посредством наших органов чувст через ощущения в представлениях, понятиях и суждениях.
        Следовательно, ощущение и мышление — только лишь качественно различные ступени единого процесса познания, ощущение и мышление — только лишь различные формы сознания.
        «Перед человеком сеть явлений природы. Инстинктивный человек, дикарь, не выделяет себя из природы. Сознательный человек выделяет, категории суть ступеньки выделения, т.е. познания мира, узловые пункты в сети, помогающие познавать ее и овладевать ею», — говорит Ленин.[1]
        Если мышление является формой отражения окружающей действительности, а на высокой стадии развития мышление активно воздействует на окружающую природу, то в чем же заключается сущность и функции яыка?
        Основоположники материалистистическо-диалектической философии дали краткое, но необычайно глубокое определение языка, показав соотношение языка и мышления.
        «Лишь теперь, после того как мы уже рассмотрели четыре момента, четыре стороны первоначальных исторических отношений, мы находим, что человек обладает также и 'сознанием'. Но им он также обладает не с самого начала в виде «чистого сознания». На духе с самого начала тяготеет проклятие 'отягощения' его материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков, — словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык как раз и
[12]
есть практическое, существующее и для других людей, и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной нужды в общении с другими людьми»[2].
        В этом небольшом определении заключены следующие положения : 1) Язык есть явление социальное[3], потому что он возникает из потребности взаимоотнсений с другими людьми. 2) Здесь же словами : «язык так же древен, как и сознание; язык как раз и есть практическое, существующее и для других людей, действительное сознание» утверждается неразрывная связь языка и мышления. 3) В этом же определении словами: «На 'духе' с самого начала тяготеет проклятие 'отягощения' его материей...» — утверждается материалистическая природа языка. 4) Из этого же определения мы можем понять, что язык — явление субъективное и объективное, так как язык как раз и есть практическое, существующее и для других, и лишь тел самым существующее и для меня самого действительное сознание.
        Следовательно, язык и сознание есть диалектическое единств, неразрывная сущность духовного и материального, причем духовное является порождением высокоорганизованной материи и обусловлено реальной действительностью. Утверждая неразрывность языка и мышления, это определение утверждает и их единство и противоположность.
        Таким образом, мышление является формой отражения окружающей действительности в человеческом сознании, язык как реальное, практическое сознание является также отражением и «формой сообщения людьми сознаваемых содержаний (отражений действительности) друг другу»[4].
        Яык не только отражает, но он и обозначает, выражает[5] или проявляет в звуках отражаемое. «Язык существует лишь поскольку он выявляется в звуках» действие мышления происходит и без выявления. У языка, как звучания, имеется центр выявления, центр работы мышления имеет мозговую локализацию, но все это формально, особенно звукопроизводство, всегда сочетаемое с мышлением или с продукцией мышления».[6]
        Следовательно, язык обусловлен материальным миром действительности и зависим от нее.
        Однако признавая зависимость от материальных основ человецеского общества, не следует упрощать связей и отношений общесвенно-экономическких процессов и развития форм языка.
        Сложность процесса языкового развития очень велика и обусловлена не только экономикой, но и политикой, и идеологией, и теми внутренними законами языка, в которых часто чувствуется относительная самостоятельность языка, обусловленная его собственной природой. Но язык — не трансцендентная сущность.
        «...ни мысль, ни язык не образуют сами по себе особого царства, они суть только проявления действительной жизни»[7].
        Язык и мышление состоят в неразрывной связи, в единстве, так как язык и есть практическое сознание. Язык отражает не единичное индивидуальное сознание, но прежде всего общественное сознание, которое является в свою очередь отражением общественного
[13]
бытия. Следовательно, язык и мышление — две стороны диалектического единства, отражающие движение и состояние бытия.
        Наша речь делится на какие-то отрезки : фразы, предложения. Это деление обусловлено не только членением содержания мысли, но и содержанием объективной действительности. Наиболее простой форме мышления — понятию — сответствует в языке наиболее простая единица языка — слово. Более сложной формой сознания является суждение : суждение может быть утвердительным и отрицательным.
        Как понятие отражается и выражается в слове[8], так и суждение, как более сложная категория мышления, тоже отражается и обозначается словами, организованными в предложение.
        Суждение состоит из субъекта, предиката и связки, которые в языке находят форму выражения в подлежащем и сказуемом. Таким образом, суждение о предметах и явлениях составляет содержание предложения, а предложение есть форма выражения суждения. Но как суждение, так и предложение своим содержанием имеет объективную действительность.
        При утверждении роза белая мы у предмета, который отражен нашим сознанием в понятие и назван словом роза, вскрываем признак, познаем его в новом понятии и называем белая. Происходит суждение. То, о чем мы судим, является субъектом нашего суждения, а что судим — предикат суждения. Судить значит мыслить, отражать в сознании предметы и явления, связывать одно с другим или разъединять, определять одно другим, характеризовать одно через другое, устанавливать отношения между предметами, указывать на присущность или неприсущность предмету признака. Листья травы зелены. Ночь темна. Сосна — дерево. Мой брат учитель. Канада — доминион Англии. Брат не любит ягод и т.д. — все это будут разные формы суждения.
        Существуют и более сложые формы суждения[9], что обусловлено историческим развитием и углублением познания в процессе и на основе человеческой практики. Единственным критерием истинности суждений является их соответствие с дейтвительностью, проверяемое практикой. Но в каждом двучленном суждении обязательно наличествует субъект и предикат.
        Предикат, присоединенный к субъекту, должен соответствовать ему, предикат должен принадлежать бытию субъекта, а не только быть связанным с субъектом. Только в суждении субъект и предикат определяются именно как субъект и предикат. Сами по себе, отдельно взятые, они являются отражением отдельных существующих вещей и явлений. Предикат существует только в связи с субъектом. Ведь признак присущ предмету, он существует только вместе с ним. Следовательно, субъект и предикат взаимообусловлены. Суждения отражают не только законы мышления (это было бы идеализмом), но прежде всего законы и явления действительности. Мысль определяется не через самоё себя, а посредством действительности. Исходя из вышеуказанного, можно заключить, что суждение — это форма отражения вещи в ее связях и отношениях в нашем мышлении.
        «Субъект и предикат, эти необходимые элементы высказывания, оказываются, таким образом, основными элементами его содержания. Они наличествуют в каждом высказывании, потому что ими дости-
[14]
гается законченность выражения мысли»[10]
        Выяснив, что такое суждение, мы должны выяснить и вторую сторону этого диалектического единства — предложение.
        Вопрос о предложении еще более труден, и недаром до сих пор у нас нет единого мнения о сущности предложения.
        Акад. И. И. Мещанинов не дает в своей книге «Члены предложения и части речи» прямого указания о соотношении предложения и суждения.         Оперируя терминами субъект и предикат, Акад. И. И. Мещанинов называет их членами коммуникации, правда, не в шахматовском смысле. «Под членами коммуникации я имею, в данном случае, в виду те, выделяемые смыслом высказывания, основные его понятия, которые в том или ином виде получают свое выражение в соответствующих языковых категориях»[11].
        В другом месте И.И. Мещанинов высказывает мысль, что предложение есть грамматическое высказывание. «Отсюда можно было бы прйти к заключению, что в грамматике рассматривается содержание высказывания и его грамматическое выражение в предложении»[12].
        В предисловии же И.И. Мещанинов употребляет и термин «суждение».
        «Выступая в обстановке реальной действительности, слово становится участником в выражении отдельного суждения, иногда передавая его и в своем единичном использовании»[13]. Что же считает И.И. Мещанинов предложением? Хотя прямого определения он не дает, но, видимо, под предложением он имеет в виду какую-то смысловую упорядоченную единицу, грамматически организованную в речи.
        Такое истолкование понимания предложения у акад. Мещанинова нам кажется единственно правильным ввиду того, что в своей последней работе он пишет : «Предложение — мысль по Н.Я. Марру»[14].
        Еще более четко говорит И.И. Мещанинов о взаимоотношении единиц языка и единиц мышления в следующих словах : «Язык, в его общественном использовании, передает действующие нормы мышления и в том или ином виде отражает их в своем строе, получая новые формы или новое осмысление старых форм»[15].
        Следовательно, соотнесенность предложения и суждения — факт неоспоримый.
        На эту соотнесенность указывает В.И. Ленин в своей статье «к вопросу о диалектике» : «Начать с самого простого, обычного, массовидного, с предложения любого : Листья дерева зелены; Иван есть человек; Жучка есть собака и т.п. Уж здесь ... есть диалектика : отдельное есть общее»[16]. Здесь В.И. Ленин говорит о суждении, хотя и употребляет термин предложение. Но выраженное словами суждение Листья дерева зелены является предложением. Однако тождественно ли предложение суждению? Адэкватно ли одно другому? Мы знаем, что единицы мышления, логические категории есть ступеньки выделения категорий объективной действительности. Последние отражаются в сознании, но не тождественны ему.
        Как  «Общественное бытие и общественное сознание нетождественны»[17], так не тождественны и формы сознания и формы языка. «Общественное сознание отражает общественное бытие»[18]. «Отражение может быть верной приблизительно копией отражаемого, но о тождестве тут говорить нелепо»[19], — пишет В.И. Ленин.
        Так же было бы нелепо говорить о тождестве логических категорий и категорий языка. Они не тожде-
[15]
ственны друг другу, однако соотносительны. Хотя мышление и язык есть диалектическое единство, но единство противоположносей, каждая из них имеет свою специфику и свой характер развития. Ни мышление, ни язык не остаются неизменными. Так сознание людей от первичного свойства ощущений, чувственных представлений у первобытного человека дошло до абстрактного логического мышления у современных людей, а от первично нерасчлененного, диффузного слова-предложения язык дошел до сложной, развитой системы сложных смысловых и грамматических конструкций.
        Многие причины обусловливают отступление строя предложения от строя суждения. Язык выражает не только факты сознания, но и волеизъявления и эмоции. Чувство и воля человека являются важнейшими моментами познания человеческой действительности. Ленин об этом говорит следующее : без 'человеческих эмоций' никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины»[20]. Но мышление качественно отличается от чувств и ощущений. Поэтому выражение чувств и волеизъявлений не всегда становится суждением и, конечно, не всегда принимает форму грамматически организованного предложения.
        Кроме того, в языке в силу социально-эстетических требований людей выработались и установились более твердые традиционные нормы форм языка, которые не могут перестраиваться так быстро, как изменяющиеся формы сознания. Понимая язык как форму мышления, мы должны также помнить закон диалектического развития формы и содержания в их истории.[21]
        Содержание без форм невозможно, но дело в том, что та или иная форма, ввиду ее отставания от своего содержания, никогда полностью не соответствует этому содержанию, и, таким образом, новое содержание вынуждено временно облечься в старую форму, что вызывает конфликт между ними.
        «Дело в том, что конфликт существует не между содержанием и формой вообще, а между старой формой и новым содержанем, которое ищет новую форму и стремится к ней»[22].
        Чтобы понять язык, его формы и функции, несомненно, нужно в такой же мере понять и формы мышления. В диалектическом единстве мышления и речи ведущее заключается в мышлении. Содерание мышления определяет словесную форму, а не наоборот. Однако понимая язык и мшление как диалектическое единство, мы понимаем и их различие. Поэтому предложение нельзя отождествлять с суждением, а члены суждения с членами предложения.
        Различие логического суждения и грамматического предложения несомненно.
        В суждении два члена : субъект и предикат; в предложении они могут выражаться в одном слове. Для суждения безразлично построение : Я не имею книг или У меня нет книг. Кто сражен, тот не встанет или сраженный не встанет. Содержание в этих парах предложений одинаково, а форма грамматическая разная. И наоборот, можно построить грамматически правильную форму, а логическое содержание будет абсурдное, хотя формальное построение суждения будет следовать обычным правилам. О разрыве формы и содержания речи писал Павлов-Досев в своей книге Теория отражения : «Поскольку между словом и мыслью (предложением и суждением) существует единство, а не тождество, возможны такие логически абсурдные, но грамматически правилные предложения, как окно есть богоматерь, √-1 есть планета и т.п. в основном, однако, слова и предложения выражают мысль (суждение), без чего слово
[16]
осталось бы пустым звукосочетанием, а не словом»[23].
        Многие филологи, как, например, Белинский, Потебня, Кудрявский, говоря о необходимости четкого различения и орграничения логики и грамматики, в то же время в своих высказываниях не отрицают некоей взаимосвязи и взаимовлияния этих наук. Белинский в «Основаниях русской грамматики» писал : «Мысль относится к слову как душа к телу, и слово к мысли, — как тело к душе, т.е. слово есть покров, одежда, форма, выражение мысли». А в примечании еще более решительно заявляет : «Так как слово тесно связано с мыслью, то грамматика находится в тесных отношениях с логикой и должна быть основана на ней» (стр. 3-4). «Сопоставления грамматических и философских понятий могут казаться праздными лишь тому, кто полагает, что качество нашей мысли для нас самих не зависит от выражения. Если же о нашей мысли мы узнаем по слову, то для нас самих (а не для слушателя только) она рождается и изменяется вместе с словесным выражением», — пишет Потебня[24].
        Д. И. Кудрявский в статье «о вундтовской психологии» пишет, что логику и грамматику нельзя отделить : «Было бы удивительно, если бы между строем речи и логическими формами мышления не существовало самых живых ассоциаций. Но это обстоятельство, конечно, нисколько не смягчает разницы между категориями логическими и грамматическими»[25].
        Следовательно, Кудрявский считает ошибочным утверждение, что в содержании логических и грамматических понятий нет ничего общего.
        Совершенно правильно утверждение и Богородицкого : «Решительно разграничивая области грамматии и логики, я должен еще раз подчеркнуть, что грамматика никоим образом не может игнорировать логического момента в речи, разумея под ним элементы естественной диалектики»[26].
        Таким образом, Белинский, Потебня, Богородицкий, Кудрявский и др. категории языка выводят на основе категорий логики[27].
        Некоторые ученые, категоричеси отграничивая логику от граматики, в основу своих языковедчесих теорий кладут психологические факторы, однако такая основа ведет к индивидуальному языку, а не к социальному.
        Мы не склонны совершенно разрывать связь между диалектической логикой и языком, но не можем по-шахматовски явления языка объяснять психологически.
        И.И. Мещанинов, выдвинувший в последнее время «понятийные категории как языковые категории», пишет : «понятийные категории, о которых идет речь, оказываются, при таких условиях, также и категориями сознания, в том или ином виде выражающимися в языке. В то же время они же оказываются и языковыми категориями, поскольку выявляются именно в языке. Без их выявления в языке они остаются в области сознания»[28].
        Еще более категорично писали Р.О. Шор и Н.С. Чемоданов : «На отнесеность предложения к суждению указывает и Ленин в статье 'К вопросу о диалектике', наконец, поскольку мы имеем в предложении обязательную связь с суждением (подчеркнуто мной, — Е.Г.), оно всегда выражает отношение говорящего к реальности сообщаемого»[29].
[17]
        Существуют и диамерально противоположные взгяды на соотношение логики и грамматики. Насквозь идеалистическим является утверждение Фосслера, что «идеи языка есть нечто себе довлеющее, независимое от всего другого»[30].
        Точка зрения Ф. де Соссюра, согласно которой, «единственным и истинным объектом является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя»[31] совершенно неприемлема.
        Стремление буржуазных ученых, как, например, Соссюра, Морриса и др., алогизировать язык[32] имеет одну и ту же идеалистическую подоснову; она их приводит к знаковой теории. Представители буржуазно-идеалистического языкознания забывали, что «язык есть реальное практическое сознание», а следовательно, ни отождествлять, ни отрывать язык от форм мышления нельзя. Необходимо помнить ленинское положение : «Таким образом, в любом предложении можно (и должно), как в ячейке (клеточке), вскрыть зачатки всех элементов диалектики, показав таким образом, что всему познанию человека вообще свойственна диалектика»[33].
        Предложение у Ленина — это суждение. Суждение же, как категория сознания, отражает категории бытия, категории действительного мира, следовательно, и предложение отражает те же категории.
        Поэтому-то приобретает совершенно непререкаемый характер следующее утверждение Марра : «Мышление в первичном состоянии есть коллективное осознание коллективного производства с коллективным орудием и производственных отношений, язык — коллективное выявление коллективного осознания в оформлении и объёме в зависимости от техники мышления и мировоззрения»[34].
        Таков должен быть вывод языковеда-материалиста, идущего по путям марксистско-ленинского миропонимания. В свете изложенных данных в настоящее время в опоределение предложения должно войти понятие о значении самого содержания предложения и о значении грамматической формы.
        Только и можно теперь изучать синтаксис. Акад. Л.В. Щерба называл такое изучение синтаксиса «активным аспектом синтаксиса». «В нем рассматриваются вопросы о том, как выражается та или иная мысль. Например, как, какими языковыми средствами выражается предикативность вообще? Как выражается описание того или иного куска действительности? Как выражается логическое суждение с его S и P [субъектом и опредикатом] и т.д.?»[35] Если мы встанем на путь «активного аспекта синтаксиса», то мы, действительно, и должны заняться вопросами : как выражается в речи та или иная мысль? каковы взаимоотношения суждения у предложения?
        Высказывание может быть оформлено в наиболее четко отработанную типическую форму двучленного предложения, состоящего из подлежащего и сказуемого : «Жучка есть собака», «Листья дерева зелены», «Ночь темна», «Город освобожден», «Поезд прибыл», «Отец — рабочий». Такая схема простого предложения соотносительна, адэкватна схеме суждения, состоящего из субъекта, совпадающего с подлежащим, и предиката, совпадающего со сказуемым. Эти члены предложения, соотносительные с членами суждения, и называются главными членами предложения, потому что они «оказываются носителями основных понятий высказывания»[36].
[18]
        Главные члены предложения являются самостоятельными и достаточными для выражения самой простой мысли, или, как говорил В.И. Ленин, «самого простого, массовидного». Но мы уже говорили, что человек в языке отражает не только умственное. Чувства человека являются также формой отражения общественного бытия. Чувственное от умственного отдельно у человека быть не может. Эмоциональное и интеллектуальное, а также и воля находятся в человеке в единстве. И нельзя в речи видеть только интеллектуальное, только орудие мышления. Речь — и средство сообщения, и средство воздействия, А воздействе — одна из самых главных функций речи, в этом главный социальный смысл речи. Следовательно, признавая главной функцией коммуникативную, мы полагаем, что функция воздействия имеет большое значение, так как здесь проявляются и эмоция человека и воля.
        В некоторые моменты жизни чувственное может преобладать. Человек ощущает сильную боль. Он ни о чем не думает, а только кричит : Ой-ой! Ох-ох! Это — не предложения, и тем паче не суждения. И напрасно подобные междометия Шахматов рассматривает как предложения.
        Выражение волеизъявления в таких языковых единицах, как тсс.! чшш!, чу!, также не являются ни предложениями, ни суждениями. Не выражают оформленного суждения и высказываемые вопросы : Поедем? Тебе больно?, так как в них нет ни утверждения, ни отрицания, ни истинного, ни ложного. Истина в них ищется для ее утверждения. Суждение в таких предложениях находится в скрытом, невыявленном, пока еще не найденном виде. Следовательно, суждения, оформленного суждения как такой формы мышления, в которой отражаются вещи в их связях и отношениях, здесь нет, но предложение, правда не имеющее обоих главных членов предложения, наличествует. Можно предположить, что и суждения бывают одночленными. Такая точка зрения существовала у многих логистов. Однако вернее думать так, как об этом пишет акад. Мещанинов : «Субъект и предикат должны наличествовать в предложении, но формально, как мы только что видели, могут быть выражены в одном его члене. Субъект и предикат могут быть представлены в одной общей форме сказуемого»[37].
        Можно дать и еще объяснение : если считать суждение более сложной формой мышления, которая может быть оформлена в двучленное предложение, то в мышлении человека наличествуют и менее сложные формы — понятие и даже представление и ощущение. Не являются ли такие одночленные типы предложений отражением в слове этих более простых, чем суждение, форм мышления? Однако самой типической формой предложения является предложение с подлежащим и сказуемым, т.е. членимое предложение, которое своим составом соотносится и отражает структуру двучленного суждения с субъектом и предикатом.
        По значению субъект и предикат связаны во всех языках и могут быть различно оформлены грамматически. В русском языке субъект и предикат, выражаясь подлежащим и сказуемым, подчинены общей форме числа, рода. Но связанность предиката и субъекта вытекает не из формальной общности, а из общности той реальной действительности,которую отражают предложения : «Листья дерева зелены», «Ночь темна" — содержание предиката-сказуемого — обусловлено содержанием субъекта-подлежащего. Ведь ночь не может быть деревянной или железной, а только темной, светлой, туманной и т.д.
        Не только содержание сказуемого обусловлено содержанием подлежащего, но и форма слова обусловлена значением слова. В.И. Ленин писал : «Форма существенна. Сущность формирована. Так или иначе в зависимости и от сущности…»[38].
[19]
        Еще в 1927 г. акад. Щерба в примечании к своей статье «О частях речи» высказал вполне верную, материалистически обоснованную мысль, что «...едва ли мы потому считаем 'стол', 'медведь' за существительные, что они склоняются, скорее мы потому их  склоняем, что  они существительные»[39].
        Следовательно, сама природа вещи, т.е. ее реальное значение, обусловливает и формы обозначающего ее слова.
        Еще более определенно о материалистической обусловленности форм языка писал Н.Я. Марр : «Без диалектического материализма нельзя было обосновать философией выяснившуюся совершенно наглядно на языковом материале истину, что не только язык, но и такие части речи, как предлоги и союзы, увязаны с материальной базой»[40].
        Итак, сделаем выводы :
        1) Язык и мышление — две стороны единства противоположностей, отражающих действительность.
        2) Категория языка и мышления соотносительны, но не тождественны, что объясняется особенностями развития форм языка и форм мышления.
        Необязательное соответствие логических категорий грамматическим объясняется историзмом грамматической формы и меняющимися формами сознания.
        3) Деятельность нашего мышления состоит в анализе и синтезе (в выделении и объединении) объектов действительности, как отраженного содержания объективного мира, познаваемого в практике.
        4) Деятельность языка состоит в отражении и обозначении категорий действительности и сообщении другим людям в целях воздействия на них.
        5) Как вещи и предметы существуют только в связи и опосредствовании и только произвольно могут быть вырваны из этой цепи, так и слова в языке являются выражением мысли только в связной речи — в предложении, хотя для обозначения отдельного понятия можно брать и отдельные слова. Но чтобы понять язык как выражение мысли и отражение действительности необходимо слова изучать в связи с другим словами, т.е. в синтаксисе.
        6) Неоспорими также и то, что каждый язык имеет систему грамматицеских значений, общих и частных, неразрывно связанную не только с системой категорий сознания, но и с объективно-существующим миром действительности во всем его многообразии.
        Поэтому учение о предложении мы должны основывать на ленинских положениях, высказанных им в его философских работах. Чтобы как следует понять грамматику — науку о языке, необходимо как следует понять логику — науку о мышлении, не формальную логику, а диалектическую, как метод познания.