Accueil | Cours | Recherche | Textes | Liens

Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы


-- М.М. ГУХМАН : «У истоков советской социальной лингвистики», Иностранные языки в школе, № 4, 1972, стр. 2-10.

 

[2]
       Вторая половина двадцатых годов и последующее десятилетие были в истории отечественной лингвистики периодом первых творческих поисков тех путей, по которым должно было пойти развитие марксистской науки о языке. Многое, касавшееся не только исследовательских приемов, но и самого содержания марксистского языкознания, задач, стоявших перед советскими языковедами, наконец, отношения к дореволюционной науке, было тогда неясным и спорным. Изучение трудов классиков марксизма-ленинизма, особенно содержавшихся в этих трудах высказываний о языке, знакомство с работой П. Лафарга «Язык и революция»[1] способствовали повышенному интересу к социологической проблематике. Вслед за выходом в свет известной книги Р. О. Шор «Язык и общество» публикуются одна за другой работа К. Н. Державина «Борьба классов и партий в языке Великой Французской Революции»[2], исследование М. В. Сергиевского «Проблема социальной диалектологии в истории французского языка XVI—XVII вв.»[3], статьи Б. А. Ларина о языке города[4], известный сборник А. М. Иванова и Л. П. Якубинского «Очерки по языку»[5] и, наконец, обобщающая монография В. М. Жирмунского «Национальный язык и социальные диалекты»[6]. Именно этой монографии В. М. Жирмунского
[3]      
суждено было стать одной из наиболее значителтных вех в истории изучения языковых отношений классового общества.

                   Перечисленные выше работы, а также некоторые другие исследования по той же проблематике были, естественно, написаны на уровне советской лингвистики того времени и не свободны от известного упрощения и вульгаризации при решении проблем социальной лингвистики, что отразилось, в частности, и на применявшейся тогда терминологии. Однако, пытаясь в настоящее время дать объективную оценку работам этого периода, необходимо сохранять историческую перспективу: нельзя применять к ним безоговорочно современные требования и критерии, сложившиеся за последнее десятилетне в результате предшествующего длительного развития нашей лингвистической науки, а следовательно и преодоления недостатков прошлого.   Если стремиться к сохранению исторической перспективы, а без этого невозможна объективная оценка исследований даже недавнего прошлого, то приходится признать, что названные выше работы следует рассматривать на фоне современных им течений мировой науки и значение их определяется той ролью, которую они сыграли в развитии отечественного языкознания.

                   Цикл ранних работ советских ученых, посвященных изучению социальной природы языка и прежде всего его социальной дифференциации в классовом обществе, представлял собой новое лингвистическое направление, получившее наименование «социальная диалектология». Отдельные замечания социолингвистического характера содержались и в некоторых зарубежных работах по истории западноевропейских языков, в которых давался анализ развития литературных языков и их соотношения с разными формами обиходно-разговорной речи (ср. работы Брюно, Доза, Есперсена, Уайльда и других)[7]. Однако это были чаще всего разрозненные замечания, а не последовательная реализация социологического аспекта рассмотрения языка.

                   Еще более далеки от методологии социальной диалектологии были общелингвистические труды французской социологической школы. Тем самым «социальная диалектология» представляла собой новое оригинальное направление, новое как по проблематике, так и по методологии исследования, являясь первым опытом построения марксистской социолингвистики. Многие темы, которые в настоящее время составляют содержание социолингвистических исследований за рубежом, как, например, социальная стратификация языка города, соотношение языкового стандарта и других форм языка и т.д., уже ставились и в известной мере решались 40 лет тому назад в серии работ выдающихся советских языковедов. Среди этих работ выделяются исследования академика В. М. Жирмунского, и прежде всего его книга «Национальный язык и социальные диалекты».

                   К постановке социолингвистических проблем В. М. Жирмунский пришел в связи с изучением диалектов немецких поселенцев Украины, Крыма и Закавказья. Здесь исследователь мог непосредственно наблюдать не только особенности процессов развития так называемых «островных» диалектов, но и широко представленную диглоссию («двуязычие»), обусловленную сосуществованием в практике речевого общения немецких поселенцев наряду с местным говором и литературного немецкого языка. Факты этой диглоссии подсказывали определенные социолингвистические обобщения, поскольку в них проявлялась социально-функциональная стратификация языка: у разных   социальных и возрастных групп населения взаимодействие и взаимопроникновение диалекта и литературного языка протекало с разной степенью интенсивности. Поэтому уже в двадцатые годы, когда В. М. Жирмунский обратился к изучению диалектов, фольклора и этнографии немецких поселенцев, создавались первые предпосылки будущих социолингвистических исследований. Показателен в этой связи и тот факт, что именно с конца двадцатых годов В. М. Жирмунский руководил в Ленинградском институте речевой культуры (ИРК) кабинетом социальной диалектологии, объединявшим, по его собственным словам, «подевую работу по соби-
[4]      
ранию диалектологических материалов («язык деревни», «язык города») с методологическими усилиями, направленными на изучение языка как общественного явления и его исторически обусловленной социальной дифференцифции».[8]

                   Углубленное изучение диалектного материала вело к осмыслению закономерностей социального функционирования диалектов, непосредственно наблюдавшихся ученым в процессе полевой работы. Рассмотрение путей образования смешанных диалектов, формировавшихся в результате того, что поселенцы были выходцами из разных районов Германии, позволило раскрыть процессы нивелировки резких диалектных признаков, причем огромный собранный материал показал, какую роль играл здесь немецкий литературный язык, определяя в значительной степени отбор исключавшихся в смешанном говоре резких диалектных различии. Эти диалектологические штудии осуществлялись, однако, в тесной связи с анализом более общей проблемы о соотношении литературного языка и диалекта. Постепенно собственно диалектологическая проблематика уступает место общим вопросам социологии языка. На передний план выдвигается исследование процессов формирования национальных языков и становления единой общенациональной языковой нормы, противостоящей диалектному многообразию, столь характерному для феодального общества. Особое значение В. М. Жирмунский придавал определению социальной базы общенациональной языковой нормы, с одной стороны, а с другой — изучению изменений в общественном положении территориального диалекта, который постепенно терял былое социальное значение основного обиходно-разгозорного типа речи  разных социальных слоев и превращался в средство общения только сельского населения.

                   Перечисленные выше вопросы находились тогда в центре внимания значительной группы языковедов, поскольку среди социолингвистических проблем, волновавших в те годы лингвистов, особое положение занимали темы, связанные с социальной (в терминах того времени «классовой») дифференциацией языка эпохи капитализма. Именно эти темы составили основное содержание первых советских работ по социальной лингвистике и стали в известной степени традиционными для нашего  языкознания.  Значительно позднее, в пятидесятые и шестидесятые годы, появились многочисленные новые исследования на материале разных европейских и восточных языков, в которых разработка этого круга вопросов получила в связи с общими тенденциями развития несколько иное направление[9]. И если в этих более поздних работах авторы смогли полнее раскрыть содержание процесса формирования и развития  национальных  языков и вместе с тем приблизиться к более адекватному пониманию социальной обусловленности языковых отношений разных исторических эпох, то этим наша наука обязана ранним социолингвистическим трудам. Их авторы были подлинными первопроходцами. Многое, что кажется сейчас само собой разумеющимся и даже тривиальным, тогда впервые осмыслялось и устанавливалось.

                   Определяя задачи своего труда «Национальный язык и социальные диалекты» и объясняя выбор тематики. В. М. Жирмунский отмечал: «Проблема классовой дифференциации... в языке, мимо которой проходит буржуазная лингвистика даже при социологических установках, встает перед нами с наибольшей отчетливостью при изучении языковых отношений буржуазного общества. Поэтому вполне законно в методологическом отношении начать с постановки новой лингвистической проблемы на материале языковой борьбы в условиях развитого классового общества, к тому же доступных более непосредственному наблюдению и не потерявших своей актуальности с точки зрения языковой политикисегодняшне-
[5]      
го дня[10]. При этом делается ссылка на известное высказывание К. Маркса относительно того, что анализ структуры буржуазного общества позволяет проникнуть «в строение и производственные отношения всех отживших общественных форм»[11].

                   Анализ языковых отношений, существовавших в капиталистическом обществе, приводит В. М. Жирмунского к выделению двух основных форм существования языка: единого общего языка, называемого также национальным или литературным языком, носителем которого, по его мнению, является господствующий класс, т. е. буржуазия, и «территориально раздробленных диалектов подчиненных общественных групп», к которым относится крестьянство, городская мелкая буржуазия, позднее пролетариат. Необходимо в связи с этой концепцией языковых отношений эпохи капитализма сразу сделать оговорку, что реальная картина была более сложной и динамичной. Для языковых отношений в капиталистических странах характерным является широкое распространение диглоссии, т. е, когда одно и то же лицо прибегает в разных сферах общения то к литературному языку, то к диалекту. Например, в Германии начала XX века диалект довольно стойко удерживал свои позиции в обиходно-разговорной речи, тогда как в государственной практике, в школе, в публицистике, деловой сфере господствовал национальный литературный язык. Только в эпоху развитого социалистического общества впервые в истории создаются предпосылки для подлинного единства общенационального языка в связи с уничтожением антагонистических классов, противоречий между городом и деревней, между передовыми и отсталыми районами страны, между умственным и физическим трудом. Однако н в истории буржуазного общества   соотношение литературного языка и диалекта социально не остается стабильным. Так как литературный язык проникает в разные слои общества вместе со школьным обучением, с газетой, кино, радио и телевидением, он постепенно теряет до известной степени свои «классовые параметры». Факты диглоссии приводятся и в работе В. М. Жирмунского, но известная схематичность концепции ученого объяснялась стремлением раскрыть социально-функциональные   механизмы языковых процессов.

                   Основное различие между литературным языком и диалектом определяется как различие их социальных функций. Функциональному многообразию литературного языка, охватывающего разные сферы государственной и общественной жизни (как в устной, так и в письменной форме), противопоставляются бесписьменные, преимущественно однофункциональные диалекты с их ограниченной сферой бытового общения, семейной частной жизни. Функциональный критерий принимается и в качестве принципа разграничения языка и диалекта. Например, болгарский сербский языки значительно более похожи друг на друга, чем диалекты швабский и баварский, но несмотря на это болгарский и сербский являются самостоятельными национальными языками. Таким образом, впервые в советском  языкознании социальная функция использовалась как важнейший дистинктивный признак при характеристике разных форм существования языка.

                   Изучение языковых отношений эпохи капитализма выдвинуло на передний план анализ процессов и путей формирования той высшей формы существования языка, которая в условиях буржуазного общества стала господствующей социальной языковой нормой. Известное положение В. И. Ленина, чтч «единство языка и беспрепятственное развитие есть одно из важнейших условий действительно свободного и широкого, соответствующего современному капитализму, торгового оборота, свободной и широкой группировки населения по всем отдельным классам, наконец — условие тесной связи рынка со всяким и каждым хозяином или хозяйчиком, продавцом и покупателем»[12], высказывание К. Маркса о концентрации диалектов в единый национальный язык в связи с экономической и политической концентрацией явились идеологической и теоретической основой советских работ двадцатых, тридцатых
[6]      
годов, посвященных проблемам формирования языков буржуазных наций. Уже в статье Л. П. Якубкнского «Капитализм и национальный язык» получили отражение эти положения классиков марксизма-ленинизма о национальном языке. «Образование национального языка», писал Л. П. Якубинскнй, «определяется образованием нации и национального государства в эпоху подымающегося капитализма»[13]. Дальнейшее развитие и конкретизацию эта проблема получила на большом сопоставительном материале из истории образования ряда национальных языков в упоминавшейся выше книге В. М. Жирмунского. Без преувеличения можно сказать, что это был первый лингвистический труд, в котором марксистское учение о закономерностях формирования национальных языков буржуазных наций получило эксплицитное выражение.

                   Содержащиеся в книге очерки посвящены не только детальному рассмотрению борьбы  разных социальных группировок в процессе формирования национальных языков, изучению соотношения в разных странах литературного языка, диалекта и полудиалектов (разные типы регионально окрашенной обиходно-разговорной речи), но в них делается попытка показать социальную стратификацию языка в разные перноды истории буржуазного общества. Полагая вместе с тем, что специфика языковых отношений в эпоху капитализма, сдвиги, обусловившие формирование общего языка, лучше могут быть поняты на фоне сопоставления с закономерностями предшествующего   донационального    периода, В. М. Жирмунский изучает отражение в языковых отношениях особенностей политической и социальной структуры феодальной Европы. Подробно описывается узкая социальная база обработанных форм языка в эпоху феодализма, региональное варьирование в языке письменных памятников, широкая социальная база территориальных диалектов. Развитие капиталистических отношений, особенно в ранние периоды истории буржуазного общества, вело к демократизации письменно-литературных языков. Наиболее ярко эта сторона процесса формирования национальных языков отразилась в развитии французского языка эпохи Великой французской революции. «С этой точки зрения изучались основные тенденции, характеризовавшие сходные процессы в Германии, Англии, Италии. При описании большого фактического материала из истории английского, французского, немецкого, русского и других языков автор неизменно стремился сочетать показ общих тенденций, общих закономерностей с анализом индивидуальных форм, в которых реализуются эти общие тенденци в зависимости от конкретных условий, специфичных для становления отдельных наций и национальных языков.

                   Сопоставительный анализ истории развития разных европейских национальных языков подводит В. М. Жирмунского к выводу, хотя и полученному на основе фактов ограниченной группы языков, но имеющему более широкое общетеоретическое значение. Это известное положение о существовании в Западной Европе двух основных типов развития национальных языков в зависимости от общих условий экономического и политического развития национальных государств в эпоху подымающегося капитализма. Один тип представлен Францией и Англией, где «раннее и прочное государственно-политическое объединение, связанное с ликвидацией феодальной раздробленности, приводит к ранней и последовательной унификации национального языка, с одной стороны — как языка письменного, литературного, с другой — как разговорного языка господствующих классов»[14]. Другой тип представляют Германия и Италия — «страны, отстающие в XVI—XVII вв. в своем экономическом и политическом развитии, не имеющие единого государственного центра»[15] и сохраняющие поэтому   феодальную   раздробленность вплоть до XIX в. В этих странах формирование единства национального литературного языка, особенно в его устной форме, было затяжным процессом. Высказанные в этой связи соображения Б. М. Жирмунского давно вошли в обиход советского языкознания, но в тридцатые годы это была новая проблема, подводившая к изучению общих закономерностей формирования нацио-
[7]      
нальных языков, а в дальнейшем и к анализу типологии этих процессов. Появление в 1960 г., т. е. 25 лет спустя после работы В. М. Жирмунского, коллективной монографии «Вопросы формирования и развития национальных языков»[16] стало возможным лишь как следующий шаг в том направлении, которое наметил в своей книге В. М.Жирмунский.

                   В связи с рассмотрением формирования национальных языкоз значительное место в исследованиях В. М. Жирмунского заняло изучение нормализационных процессов. Анализируя совокупность общественных   факторов, определивших потребность в образовании единого для данного государства языка и вводя тем самым в практику лингвистического исследования высказывания и положения классиков марксизма-ленинизма по этим вопросам, В. М. Жирмунский специально останавливается на социальной характеристике нормализационных процессов. Сложность задачи заключалась в том, что социальное содержание этих процессов не было однонаправленным и простым. Весьма показательны в этой связи борьба грамматиков-нормализаторов в Германии, полемика Шоттеля и Аделунга, а позднее Готтшеда и швейцарцев вокруг так называемой мейссенской нормы. Социально-идейное содержание этой борьбы достаточно сложно; взгляды швейцарцев Бодмера и Брейтингера на соотношение письменно-литературного языка и языка народных масс, говоривших тогда преимущественно на диалектах и полу-диалектах, можно охарактеризовать как более демократическое и передовое понимание социального содержания литературной нормы, оно было созвучно лингвистическим убеждениям писателей и поэтов Sturm и Drang'а, особенно же взглядам Гердера. Иную, классово более ограниченную концепцию литературной нормы представлял Готтшед. Однако не всегда так ясно выступает социальное содержание полемики по вопросам нормализации письменно-литературного языка. Так, например, различия во взглядах по этой же проблеме защитников саксонской нормы, с одной стороны, и представителей юго-восточного варианта этой нормы, с другой, не укладываются в жесткие классовые или даже социальные схемы, поскольку в этих различиях отражалась преимущественно борьба за политическую гегемонию разных территорий, игравшая столь важную роль в Германии XVIII в., хотя частично влияли и религиозные противоречия между протестантской Саксонией и католической Баварией. Если в более поздних исследованиях других авторов и было уточнено социальное содержание нормализационных процессов, зависящее в каждом отдельном случае от конкретных исторических условий, а само понятие нормы получило более углубленное толкование, то основные принципы анализа этих процессов в связи с формированием национального языкового единства были сформулированы уже в рассматриваемой монографии В. М. Жирмунского. Полагая совершенно справедливо, что социальный анализ языковых отношений должен строиться на базе изучения особенностей основных форм существования языка  в их постоянном взаимодействии, В. М. Жирмунский уделял особое внимание описанию тех промежуточных форм, которые представлены полудиалектами, городскими койне или разновидностями регионально окрашенной обиходно-разговорной речи. По терминологии двадцатых гидов они назывались «мещанские говоры» и рассматривались преимущественно как речевая практика мелкой буржуазии. «Мещанские говоры», как показывает В. М. Жирмунский в основном на материале немецкого языка, утрачивают резкие, наиболее заметные особенности крестьянских территориальных диалектов, поскольку эти черты могли оказаться препятствием при общении людей,   происходящих из разных немецких городов. Вместе с тем эти говоры сохраняют менее специфические локальные приметы. Применяя к «мещанским говорам» свою теорию первичных и вторичных диалектных признаков[17], В. М. Жирмун-
[8]         
ский указывал, что только вторичные признаки оказываются здесь устойчивыми. Промежуточное положение «мещанских говоров» отражается и в различной степени их приближения к национальной норме. Также подчеркивается их роль в перестройке крестьянских диалектов, которая стимулируется таким внеязыковым фактором, как капиталистическое развитие деревни. В зарубежных работах последних десятилетий все большее значение приобретает изучение разных типов регионального просторечия (regionale Umgangsprache) в связи с общим процессом сужения сферы применения территориальных диалектов.

                   Резкие диалектные признаки размываются не только под влиянием расширения социальной базы национального литературного языка и его демократизации, интенсивность которой зависит: от социальной структуры общества (с этим связаны различия в статусе литературного языка ГДР и ФРГ), но и под влиянием полудиалекта, который проникает из города в сельскую местность. Обобщая свои наблюдения над языковыми отношениями в буржуазном обществе, В. М. Жирмунский полагал, что разные формы существования языков образуют пирамиду, сходящуюся в унифицированной письменной норме национального языка. «Основание пирамиды», писал он, «образуют крестьянские говоры, в мещанских говорах пирамида сужается; в разговорном языке господствующего класса, более или менее унифицированном в соответствии с письменной нормой, она сходится насколько это возможно на данной стадии развития национального языка»[18]. Конечно, образ пирамиды дает некое усередненное представление о реальных языковых отношениях в капиталистических странах. В разные исторические периоды и тем более в разных государствах реальная картина может оказаться несколько иной, главным образом в результате вытеснения старых территориальных диалектов  и расширения сферы применения других форм существования языка. В. М. Жирмунский сам довольно подробно описывал эти процессы, связывая их с классовым расслоением деревни. Он  писал : «Крестьянская буржуазия тянется за городом, подражает городской мелкой буржуазии, «мещанству» в быту и моде, воспринимает ее идеологию и язык»[19]. С одной стороны, подчеркивается, что при капитализме зажиточная прослойка деревни приобщается в большей мере, чем остальное крестьянство, к образованию и культуре и становится проводником языковых влияний национальной нормы на местные диалекты. С другой стороны, отмечается и роль такого фактора, как уход беднейшей части крестьянства на «отхожие промыслы». По возвращении на родину они привносят элементы городской речи в диалект, усиливая процессы его разрушения. Наконец, национальная норма проникает в деревню через школу, церковь, печать и т. д., а теперь и через кино, радио, телевидение. Все эти факты, описанные в книге В. М. Жирмунского, особенно же современное состояние языковых отношений в таких странах, как Франция, Англия, ФРГ, показывают, что образ пирамиды соответствует только определенному, скорее, именно раннему этапу формирования и развития национальных языков, поскольку основание пирамиды, представленное местными крестьянскими говорами, образует ь условиях капиталистических  государств наименее устойчивое  звено, испытывающее постоянное воздействие как со стороны городского просторечия («мещанские говоры»), так и со стороны языка высших сфер коммуникации — национального литературного языка.

                   Вопрос о судьбах национальных языков после победы социалистической революции, в равной степени как и процессы формирования новых национальных языков в условиях некапиталистического общества, специально не рассматривались в работе В. М. Жирмунского. Однако, отмечая роль пролетариата в развитии национального языка, он подчеркивал, «что социализм впервые создает предпосылки для подлинной  всеобщности национального языка как национальной формы социалистической культуры»[20]. С этим положением были связаны и рассуждения о широкой демократизации разговорного и отчасти письменного языка после победы Октябрьской соцяалистиче-
[9]      
ской революции. Тем самым основные обобщенные характеристики национальных языков в социалистическом обществе, хотя и в весьма сжатой форме, содержались в рассматриваемой монографии.

                   Значение этого труда академика В. М. Жирмунского для развития отечественной социальной лингвистики трудно переоценить. Хотя в более ранней статье Л. П. Якубинского, упоминавшейся выше, имелись сходные положения (о чем В. М. Жирмунский сам упоминал в предисловии к своей книге), но В. М. Жирмунский впервые воплотил эти идеи в конкретные исторические формы, показал и доказал на большом фактическом материале их объективную ценность, наметив тем самым основные линии историко-материалистического осмысления тех изменений в соотношении литературного языка и диалекта, которые характеризуют эпоху формирования и развития буржуазных наций. Наиболее подробно этот вопрос освещался на немецком языковом материале. Не касаясь специально отдельных частных вопросов образования немецкого национального языка, можно отметить лишь, что В. М. Жирмунский впервые обратил внимание на агитационно-пропагандистскую литературу эпохи Реформации и Крестьянской войны, языком которой тогда никто специально не занимался[21]. Значение беглых замечаний по этому поводу, а также попытки оценить роль Лютера в развитии немецкого национального языка на фоне разнообразного языкового материала стало очевидным только в последние годы, когда в некоторых зарубежных работах, а также в наших специальных исследованиях было показано, что многие структурные особенности, сыгравшие важную роль в формировании современной нормы немецкого литературного языка рассматривавшиеся раньше как специфическая особенность языка Лютера, были свойственны письменному языку восточно-среднемемецких городов, многочисленным изданиям Эрфурта, Виттенберга, Лейпцига, Дрездена, Цвиккау. Характерные же для языка Лютеровского перевода библии лексико-стилистические особенности, включение фразеологизмов и лексики разговорного языка характеризовали язык агитационно-пропагандистских листовок и религиозно-дидактической литературы.

                   Как известно, В. М. Жирмунский включил материал, относящийся к истории образования немецкого национального языка, в свой популярный учебник по истории немецкого языка. Поэтому его идеи получили широкое распространение и оказали большее влияние на все исследования, прозодивщиеся в этой области.

                   После выхода книги «Национальный язык и социальные диалекты» в течение длительного времени В. М. Жирмунский занимался другими теоретическими и историческими вопросами. Лишь в последние годы он вновь вернулся к проблемам социологии языка. Оценивая в этой связи первые советские социолингвистические работы, он указывал, что в настоящее время уже нельзя так прямолинейно отождествлять социальную дифференциацию языка с классовой дифференциацией общества, как это делалось в тридцатые годы[22]. Дифференциация литературного языка, диалекта, полудиалекта, хотя и обусловлена социально, не может быть однозначно прикреплена к определенным классам или общественным «прослойкам».

                   Развивая эту мысль, можно сказать, что соотношение функционально-стилистической и социальной стратификации языка  представляет собой весьма сложную картину, отнюдь не стабильную в разные периоды истории одного и того же языка[23]. Как показывает, например, материал немецкой политической литературы эпохи Реформации и Крестьянской войны, нельзя обнаружить непосредственную связь между социально-политическими идеалами трех основных классовых группировок, участвовавших в бурных событиях той эпохи, и функционально-стилистической дифференциацией языка политической литературы, пропагандировавшей классовые интересы и идеалы этих группировок. Традиции жанров (трак-
[10]    
тат, послание, проповедь, памфлет, сатира), использовавшихся в агитационно-пропагандистских целях, индивидуальные вкусы авторов как бы накладываются на социальную стратификацию языка этого вида литературы, хотя в обобщенной форме можно сказать, что новые функционально-стилистические особенности языка агитации и пропаганды были порождены общественным характером того революционного процесса, который Ф. Энгельс назвал «буржуазная революция № 1»[24].

                   Несмотря на недостатки первых советских работ по социальной лингвистике, недостатки, в значительной степени порожденные сложностью задач, стоявших перед зачинателями этого направления, их труды являются важным этапом в развитии отечественной социологии языка. Новые исследования, особенно исторического характера, будут развивать то положительное, что содержалось в этих трудах и вошло в золотой фонд отечественной науки о языке.

                  

 

 



СНОСКИ

[1] См.: П. Лафарг. Язык и революция. М. 1330.

[2] См : Р. О. Шор. Язык и общество. М., 1926: К. Н. Державин. Борьба классов и партий в языке Великой Французской Революции. В сб. «Язык и литература», т. II, вып. 1. Л., 1927.

[3] См.: М. В. Сергиевский. Проблемы социальной диалектологии в истории французского языка XVI—XVII вв. «Ученые записки Института языка и литературы РАНИОН», т. I. , М. 1927.

[4] См.: Б. А. Ларин. О лингвистическом изучении города. «Русская речь», вып. I. Л., 1926; он же. К лингвистической характеристике города. «Известия Ленинградского государственного педагогичного института им. Герцена». вып. 1. Л., 1926; ср. также статьи в сб.: «Язык п литература», т. VII. Л., 1931.

[5] см.: А. Иванов, Л. Якубинский. Очерки по языку. Л., 1932.

[6] Cм.: В.М. Жирмунский. Национальный язык и социальные диалекты. Л., 1936.

[7] В частности, Г. Уайльд даже писал об английском литературном языке нового времени как о «классовом диалекте". (См.: H.G. Wyld. A History of modern colloquial English. 3rd ed. Oxford, 1956, p. 11)., 1956, р. 11.)

[8] В.М. Жирмунский. Проблемы социальной диалектологии. «Известия АН СССР», «Серия литературы и языка», т. XXIII, вып. 2, М., 1964, стр. 102.

[9] Ср. коллективную монографию: «Вопросы формирования и развития национальных языков». М., 1960; В. Н. Ярцева. Развитие национального литературного языка. М., 1969; М. V. Guchmann.Der Weg zur deutschen Nationalsprache. Bd. I. berlin, 1964-1969 (Исправленный и дополненный перевод с русского языка монографии М. М. Гухман. См.: М.М. Гухман. От языка немецкой народности к немецкому национальному языку, т. I, II. М. 1955-1959).

[10] В. М. Жирмунский. Национальный язык и социальные диалекты. Л.. 1936. стр. 5.

[11] К. Маркс. К критике политической экономии. В кн.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 37.

[12] В. И. Ленин. О праве наций на самоопределение. Полн. собр. соч.,  т. 25, стр. 258-259.

[13] Л. П. Якубинский. Капитализм и национальный язык. В сб.: «Очерки по языку». Л., 1932. стр. 67.

[14] В. М. Жирмунский. Национальный язык и социальные диалекты. Л., 1936, стр. 55.

[15] Там же.

[16] См.: «Вопросы формирования и развития национальных языков». М.,1960.

[17] Теория о первичных и вторичных диалектных признаках, созданная В. М. Жирмунским в результате изучения процессов смешения диалектов получила всеобщее признание. Согласно этой теории, при смешении двух диалектов элиминируются наиболее резкие отличия (перпиччые признаки), тогда как менее значительные особенности сохраняются.  При исключении первичных признаков из системы смешанного диалекта определяющую роль играет общенациональная языковая норма.

[18] В. М. Жирмунский. Указ. соч., стр. 96.

[19] В. М. Жирмунский. Указ. соч., стр. 87-88.

[20] В. М. Жирмунский. Указ. соч., стр. 99.

[21] См.: В. М. Жирмунский. Указ. соч., стр. 234—235.

[22] См.: В. М. Жирмунский. Проблемы социальной диалектологии. «Известия АН СССР», «Серия литературы и языха», т. XXIII, вып. 2, М., 1964, стр. 107.

[23] См.: М. М. Гухман, Н. Н. Семенюк. О социологическом аспекте рассмотрения немецкого литературного языка. В сб.: «Норма и социальная дифференциация языка», М., 1969.

[24] В наброске «К Крестьянской войне» Ф. Энгельс писал: «Реформация — лютеранская и кальвинистская — это буржуазная революция № 1 с крестьянской войной в качестве эпизода». «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», т. X, стр. 356.


Retour au sommaire // назад к каталогу