-
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- Ф. В. КИПАРИСОВ : «Памяти великого советского ученого», Проблемы историидокапиталистических обществ, 1935, № 3-4, стр. 7-11.
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
[7]
Николай Яковлевич Марр был величайшим ученым нашей эпохи, и в истории человеческой науки его имя займет место рядом с именами таких научных гениев, как Менделеев, Дарвин, Морган. Вот почему советская страна восприняла смерть Николая Яковлевича как величайшую потерю в нашей культурной жизни.
Николай Яковлевич был лингвист, но для того, чтобы изучать и, изучая, суметь понять такое сложное и запутаннейшее явление в истории и жизни общества, как язык, нужна огромная сумма знаний, и должны быть приняты во внимание такие факты и обстоятельства, которые часто лежат очень далеко от непосредственно языковой сферы. Для того, чтобы понять движение языка, нужно понять развитие человеческой мысли; для того, чтобы понять развитие человеческой мысли, нужно понять исторический процесс в целом, во всем его бесконечном многообразии и сложности.
И вот первая черта, которая характеризует Николая Яковлевича как ученого, это — колоссальная многосторонность его конкретных знаний. Он не ограничивается в изучении языка одним только языковым материалом, который сам по себе необъятен, считая, что с помощью только этого материала ничего значительного нельзя сделать в науке, именуемой языкознанием. И мы видим, как Н. Я., никогда не переставая изучать конкретные языки, которых он знал десятки, вместе с тем никогда не переставал изучать историю, историю литературы, историю искусства, историю религии, археологию, этнографию и т. д. и т. д.
Все больше и больше захватывая в сферу своего исследовательского ведения самые разнообразные области человеческого знания, Н. Я. получил возможность взглянуть на явления языка — этого сложнейшего фактора человеческой истории и всей человеческой культуры — с новых, несравненно более широких и неизмеримо более высоких точек зрения, нежели то мог бы сделать лингвист в традиционном понимании этой специальности. Для того, чтобы понять не только форму проявления, но и существо такого явления в жизни общества, как язык, нужно море конкретных знаний, нужно совершенно исключительное знание исторических явлений, самых разнообразных сторон исторического процесса.
Однако, сколь ни велико было бы накопленное обилие конкретного материала в той или иной научной области, он, этот материал, «может остаться втуне лежащим мертвым богатством, если не будет найден способ его понимания, если владелец богатства не обладает тем орудием его обработки и использования, которое называется научным методом.
И мы видим, как на протяжении всей своей творческой жизни Н. Я. беспрерывно ведет борьбу за правильный научный метод. В течение многих лет, ощупью и инстинктивно, Н. Я. борется за нахождение того метода, который теперь мы преподаем в вузах как элементарную пропедевтику всякого человеческого знания. Но это — сейчас, на советском этапе человеческой культуры. Тогда же, когда Н. Я. закладывал первые камни своего материалистического учения о языке, это было поистине титаническим делом. И когда уже в послеоктябрьские годы
[8]
Н. Я. понял, что то, за что он боролся, уже давно открыто основоположниками марксизма-ленинизма, он, как юноша, со всей всегда присущей ему страстью, бросается в самую глубину этого идейного богатства и окончательно и бесповоротно видит, что только стоя на единственно правильном пути диалектического материализма можно иметь твердую почву для научного объяснения явлений в той сложной области, в которой он работал.
Соединение этих двух черт Н. Я. как ученого и мыслителя — знании конкретного материала и владения правильным научным методом — делало совершенно исключительной всю его работу, делало совершенно исключительным значение его трудов. К позициям марксизма-ленинизма, из которых сознательно исходил Н. Я. в работах своих последних лет, он шел ощупью, зигзагами, отдаляясь и приближаясь, однако шел все время в правильном направлении. Его научный гений и честность его исследовательской мысли вели его туда, куда нужно, и привели к диалектико-материалистическому пониманию истории языка, к изучению его явлений в их непрерывном движении и противоречиях, в их многосторонней опосредствованности другими явлениями исторической жизни общества, в их с таким трудом прослеживаемой связи с материальным базисом.
Нельзя понять Н. Я. как ученого и лингвиста, если мы не учтем тот принцип историзма, который клал Н. Я. в основу всей своей деятельности. Было бы правильно, прежде всего, говорить о нем как о историке. Когда мы говорим о Н. Я. как о лингвисте, об этнографе, философе, археологе и т. д., мы не должны забывать, что на всех путях исследования его никогда не покидала историческая точка зрения, являющаяся одним из важнейших условий для правильного понимания сложнейших явлений жизни общества. Нельзя оценить Н. Я. как ученого, если не учесть также той особенности его работ, которая заключается в том, что в качестве объекта своего исследования для истории языка он всегда привлекал огромный, гигантский материал языков так называемых некультурных народов, языков бесписьменных. Языки высокоразвитых и высококультурных народов капиталистического мира современности являются недостаточной базой для постановки ряда проблем, которые не могут не интересовать языковеда, и то обстоятельство, что Николай Яковлевич на всем протяжении своей жизни проявлял совершенно исключительный интерес к примитивным народам, давало ему такие добавочные возможности проникновения в сущность явлений языка, которых не имеют даже самые первоклассные представители буржуазного языкознания, оперирующие преимущественно, и иногда даже исключительно, языками больших исторических, культур.
Николая Яковлевича интересовали языки угнетенных при царском строе народов, как чуваши, армяне, грузины, цыгане и т. д., его интересовали языки национальных меньшинств и глухих провинций Франции, Испании, Великобритании и т. п.
Этот интернационализм языковых исследований Н. Я., знавшего свыше сорока языков, является чертой, чрезвычайно характерной для него как ученого; и без этого знания конкретных живых языков угнетенных национальностей капиталистического мира и освобожденных народов нашей страны, без этого знания нельзя себе представить размах и содержание научной деятельности Н. Я.
На всем протяжении своей жизни Н. Я. был не только созидателем,
[9]
но и борцом: он боролся неизменно с буржуазной наукой о языке, с формально-идеалистическим языкознанием. Борьба эта представляет собой картину исключительного интереса. Сам получая удары, он неустанно наносил врагам двойные и тройные, беспощадно ломая хребет формально-идеалистической западноевропейской лингвистике. Он создал основы диалектико-материалистического понимания истории развития человеческого языка в неустанной борьбе с идеалистическими и вульгарно-материалистическими концепциями. Эта борьба красной нитью проходит через всю жизнь и научную деятельность Н. Я. Особенно широко и особенно мощно развернулась борьба эта после Октябрьской революции, в которой Н. Я. почувствовал величайшую опору для всей своей работы. Именно Октябрьская революция дала развернуться его научному гению во всей полноте. Н. Я. прекрасно это чувствовал и сознавал, и неоднократно с полным сознанием и полной ответственностью говорил, что без Октябрьской революции он не сделал бы и доли того, что сделал в условиях социалистического строительства нашей страны после семнадцатого года.
Таковы основные черты, которые характеризуют И. Я. как ученого. Но, вместе с тем, одной из важнейших черт характеристики Н. Я. как ученого является то, что он был не только ученый, но и большой общественный деятель.
Научная работа Н. Я. все время переплеталась с общественными интересами, и наоборот. И мы не можем себе его представить иначе как ученого и в то же время общественного деятеля, ученого-общественника. В лице Н. Я. после революции развернулся общественный деятель большого масштаба. Не было того общественного дела, в котором Н. Я. не оказывался бы в передних рядах, если только соприкасался с ним. Большую долю усилий, пафоса и мозга вложил Н. Я., в частности, в дело организации научных работников Советского Союза. Он был на протяжении ряда лет бессменным председателем центрального органа профессиональной организации научных работников, начиная с 1923 г. — с первого всесоюзного съезда научных работников.
Неоднократно Н. Я. принимал участие в правительстве нашей страны как член ВЦИК и кандидат в члены ЦИК СССР. Он был членом Центрального комитета Союза работников просвещения, членом ВЦСПС, многолетним, до самой своей смерти, членом Ленинградского совета. Он не только не чуждался общественной работы, но всем своим существом чувствовал, что общественная работа, которую он ведет в условиях советской страны, есть не что иное как лишь иной аспект его научной работы, и, наоборот, вся научная работа его была общественной работой на пользу и благо его великой социалистической родины.
Поэтому лишь искусственно и внешне можно разделять Николая Яковлевича — ученого и общественного деятеля. Ученый и общественник сливались в нем воедино, и это единство не позволяло работать ему как ученому, не принимая непосредственного участия во всей общественной жизни нашей страны. И, наоборот, это же единство не позволяло ему быть общественным деятелем без напряженнейшей работы в области научного исследования.
Наконец, Н. Я. как человек — тема тоже в значительной степени искусственная: нельзя отделить Н. Я. как человека от ученого и общественного деятеля. Быть ученым и общественным деятелем — это и было для Н. Я. тем человеческим, про которое он любил говорить в ла—
[10]
тинской форме — humanum est. Именно человек в нем проявился в форме ученого и общественного деятеля. И наука и общественная деятельность, с точки зрения Н. Я. и в применении к его личности, были личными проявлениями его как человека. Поэтому характеристика его как ученого и общественного деятеля дает вместе с тем все основное о нем как о человеке. Можно лишь добавить несколько характерных черт, которые проявлялись у Н. Я. не в его приватной жизни, а в его научной и общественной деятельности. Стоит указать, например, на такой факт, что Н. Я. в первый раз в жизни ушел в отпуск в 1932 г.; до этого года он никогда ни на один день, на всем протяжении своей жизни, не позволял себе ни одного дня отдыха, причем и в 1932 г., когда он на месяц уехал в один из домов отдыха КСУ, он вернулся оттуда, привезя с собой рукопись целой работы в 12 печатных листов.
Всю свою жизнь Н. Я. ежедневно вставал в 4—5 часов, когда бы он ни лег вечером, и все время, до тех пор пока не начиналась жизнь учреждений, где он работал, он сидел в течение 6—7 часов у себя в кабинете за работой, и только после этого начинался его обычный советский день.
На работу Н. Я. смотрел как на общественный долг и как на прекраснейшее выражение личной жизни. В работе была его личная жизнь, целиком и полностью сливавшаяся с его научной и общественной жизнью.
В работе Н. Я. был беспощадно требователен к окружающим, не меньше, а гораздо более — к самому себе. Он считал: если хочешь, например, требовать дисциплинированности от других, требуй ее прежде всего от себя. И он показал такую высокую дисциплину, такое напряжение творческих усилий, которое несомненно делает его подлинным ударником нашей великой страны.
Во все свои работы Н. Я. вносил огромный пафос, огромный интерес и огромный энтузиазм. Люди, близко работавшие с ним, знают, с какой страстью он отдавался работе, с какой страстью он боролся и дрался за то, что он считал правильным. Это был исключительно принципиальный человек. По принципиальным вопросам он всегда был беспощаден, никогда не сдавался и никогда не уступал.
Н. Я. был требовательнейший руководитель, но вместе с тем прекрасный товарищ по работе. Н. Я. никогда не отказывал в деле помощи, которую он мог дать, никогда не смотрел свысока на тех, кто меньше его знал или ниже его стоял. Со всеми окружавшими, честно работавшими на нашей советской ниве, он обращался с исключительным вниманием.
Глубоко отзывчивый человек, Н. Я. никогда не пропускал случая помочь, чем он мог, тем из окружающих его людей и товарищей, кому это было, по его мнению, необходимо. Он проявлял величайшую заботу по отношению к своим сотрудникам, даже к тем категориям, забота о которых могла бы, казалось, миновать его, как, например, к техническому персоналу тех учреждений, в которых он работал.
Цельная, монолитная личность Н. Я. является прекрасным примером исключительной трудовой жизни и огромного творческого напряжения на всем ее протяжении. Это — пример, который может воспитывать наши молодые поколения ученых. Так работать, как работал Н. Я., так страстно стремиться к все большему и большему охвату материала, подлежащего исследованию, и тончайшему всестороннему его исследованию,— является прекрасной чертой ученого, человека и обще-
[11]
ственного деятеля. Николай Яковлевич является примером того, как человек высокой культуры и интеллекта, посвятивший себя большому и сложному делу, без остатка отдал себя этому делу.
Жизнь Н. Я. как ученого, общественного деятеля и человека получает свое прекрасное завершение в факте вхождения его в великую ленинскую партию на склоне седьмого десятка лет, когда Н. Я. был уже вполне сложившимся человеком. Настал такой момент, когда Н. Я. почувствовал душевную и идейную потребность стать членом партии, и он стал им. Этот факт является важнейшим фактом всей жизни Н. Я. и освещает весь пройденный им жизненный путь.
Еще много задач стоит на тех участках, на которых работал Н. Я. многие задачи лишь поставлены и требуют дополнительных исследований. Но огромное научное наследство, оставленное Н. Я., имеет совершенно исключительную ценность. Наша задача и наш долг по отношению к ушедшему от нас великому ученому Советского Союза заключается в том, чтобы его начинания разрабатывать дальше. Наша задача состоит в том, чтобы освоить это громадное, гигантское научное наследство. Один список научных трудов Н. Я. по день его смерти достигает цифры свыше пятисот. Это — научные труды на самые разнообразные темы, иногда далеко отходящие от основной специальности Н. Я. Это — огромный материал, необыкновенно поучительный для дальнейшего изучения тех проблем, над которыми он работал. Это — материал, который помогает вывести науку о языке на единственно правильный путь, путь марксистско-ленинской науки.