Accueil | Cours | Recherche | Textes | Liens

Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы


-- С. Н. КРЕНЕВ : «По блату», Административный вестник, 4, 1926, стр. 34-37
.

[34]
Не секрет, что большинство привычных преступников-профессионалов пользуются всевозможным подбором слов, известных у нас под названием "Блатной музыки". В своей среде, так называемой, "хевры" "шпаны", преступный элемент не скрывает своей моральной одичалости, а, наоборот, выпукло и даже с большим прикрасом выставляет ее напоказ, желая этим привлечь внимание новичков, выставляя свою личность более интересной, как бы прошедшей "огонь и воду", для которого тюрьма и наказание — "плевое дело". Для "фасона", привычные преступники, даже в людных местах перебрасываются между "своими" различными непонятными для непосвященных фразами. Эти слова постепенно
[35]
подхватываются другими и входят в обиход речи. Отдельные фразы блатного языка произносятся многими автоматически, без расшифровки их действительного значения.
"Блатной" или воровской жаргон во всех случаях вырабатывается с расчетом на то, чтобы все хитроумные и острые словечки оставались непонятными для других посторонних и опасных для преступников людей. Однако, удержать долго в секрете значение какой-либо отдельной фразы, конечно, не удается. А потому все то, что применяется среди уголовного элемента, хулиганствующей молодежи, дефективных выродков, уличной беспризорной "шпаны" и т. д., бывает известно, в первую очередь, всем представителям органов дознания, которые ведут борьбу с преступностью.
Вообще было бы желательно всесторонне осветить в печати вопрос о "блатном" языке и вовсе не делать из него какой-то секретной, запрещенной, или неудобной для печатания тайны. Говорить и думать о том, что разбирать условный язык нашего противника означает чуть ли не обучать кого-то воровскому жаргону, по меньшей мере, наивно. Когда органы дознания ведут борьбу с оружием в руках, охраняя жизнь и отдых трудящихся, когда борцы с преступностью жертвуют своей жизнью, ведя с "паразитами" войну за порядок и законность, никаких тайн в выявлении тех средств, которыми пользуется противник, не должно быть. Ведь мы не боимся обсуждать всех тех ужасных средств истребления человека, как смертоносные газы, усовершенствованное оружие, война в воде, в воздухе и т. д., но когда речь заходит о выявлении методов сношения между собою такого противника, как уголовный рецидив, раздаются протесты о том, что вовсе не нужно в печати обсуждать тех слов, которыми пользуется преступная среда.
В настоящее время некоторые отдельные слова воровского жаргона вошли в наш быт (буза, шухер и др.), они давно имеют широкое употребление не только в городах и крупных промышленных центрах, но проникли и в глухую деревню. Нельзя не отметить, что многие подростки принимают эти блатные "словечки" за городскую культурную речь и спокойно объясняются на ней, не вникая в их смысл и значение.
Исторически, местом возникновения слов воровского жаргона надо считать старые тюрьмы. Рецидив — наследие капитализма, экономического рабства и насилия, перенес этот жаргон в современные места изоляции; они занесены потом во все те места, где ютится преступный воровской элемент: "хазы", "малины", пивные и чайные, на галерки кино, на бульвары и в сады, — словом, туда, где "гуляет" беспризорность. В этих местах можно слышать отборный "блат", если попавший в такую среду может понять набор слов всех наречий и рас.
Перенос этого своеобразного жаргона в литературу своевременно был подвергнут жестокой критике. Толчок к возникновению разговора о блатном языке дал рассказ В. Каверина "Конец хазы", помещенный в первой книге литературно-художественного альманаха "Ковш", издание Ленгиза 1925 года. Я не задаюсь целью критики рассказа Каверина и вовсе не согласен идеализировать все то, что приводится в "Конце хазы", но, во всяком случае, в этом рассказе имеется масса "блатных" выражений, выхваченных из быта той именно среды, с которой мы ведем систематическую сложную борьбу. В рассказе Каверина, имеется между прочим, масса надуманных фраз и положений, чего в действительности, даже среди преступников не бывает, но тем не менее, автор местами совершенно жизненно изобразил "быт" преступных типов, которые нам известны не по рассказам, а практически, в обстановке подчас невыносимо жуткой. Хорошим диагнозом была бы мысль автора "Конца хазы",
[36]
если бы действительно такой, вполне естественный конец наступил, но в том-то и дело, что "Хаза", как таковая, у нас все еще держится и ее необходимо нужно изучать.
Нельзя идеализировать "блатных" выражений, воровского, или иначе говоря "паразитического" жаргона, но разоблачить, раскрыть все жалкие потуги делать из этого какую-то страшную воровскую тайну — необходимо.
Тот, кто имеет дело с преступным элементом, постоянно наталкивается на ряд "заковыристых" записок и разного рода отдельных словечек, имеющих свое условное значение.
Если вспомнить, что школой придумывания блатных слов являются места заключений, то и выявление их связано с теми моментами, когда разоблачаемый преступник заключается под стражу.
Обычно, на "блат" чистейшего воровского происхождения, приходится наталкиваться в моменты ареста преступников, когда в их карманах находятся засаленные записные книжки, иногда полные непонятных выражений, полуграмотно нацарапанных фраз. Вот здесь-то знание, в сущности, примитивного, воровского жаргона очень много поможет представителю власти.
Переписка преступников, находящихся в изоляции "с волей", тоже часто носит замысловатый характер. Написанное приходится разгадывать между строк; как пример, я привожу выдержку из письма старого рецидивиста, которое он пересылал через верных людей "на волю". Эта маленькая записочка показывает своеобразный вымысел заключенного. Привожу здесь выдержку дословно. После первых обычных слов приветствия, он пишет: "Нахожусь внизу" под липами" в мастерской, у портного, который шьет костюм. Примерка не подходит. Думаю переселиться выше, а ты держи нос по ветру. Я оборвусь, но костюм не приму".
Здесь на первый взгляд вовсе нет замысловатых фраз, все как бы обычно и просто, но смысл этих слов большой, если добавить, что писавшему было предъявлено обвинение в крупном преступлении, которое грозило до 5-ти лет изоляции. Здесь подборка костюма означает дознание, переселение выше — перечисление за следственной властью; оборвусь— мысль о побеге; непринятие костюма — отказ от сознания.
Письмо другого блатника, извлеченное во время обыска из тайника, более замысловатое, но в то же время более и понятно. Он пишет так:
"Послал через "своего в доску парнишку"... Только стабунились и сука продала... Сижу под жабами, если можно, пришли лату. Сенька пошел на клей, а мы купили паутинки у крепкого "понта". Жара дядя. Жарь по "блату" в "Хепру", остав гандель. Надо марафет паводить. Думаю кукушку слушать".
В этом письме видно полное сознание в краже, обращение к соучастнику, укоры, советы и, наконец, подготовка к побегу.
Наконец, для того, чтобы несколько шире и яснее представить, как преступники использовывают блат, привожу здесь полностью заметку, только недавно извлеченную из записной книжки рецидивиста, которая была написана замысловатыми выкрутасами и готическими буквами. Очевидно, что это написано во время нахождения в изоляции. В его словах сказывается весь испорченный; буйный уклон морального выродка. Он, очевидно, смакует тот момент, когда, вырвавшись "на волю", проявит свою отвагу. Вот что было написано в записной книжке старого "блатника".
[37]

"Хевра".

Хряю гульный — с шмарой, на арапа,
А навстречу качает буржуй.
По пузу желтеет бимбер... Подкатываюсь колбасой и мелким бесом ляшу:
"Мусью, который час?' Дзыз-зь промежу роги!!! И амба...
Думал награнтать бимбары, но шукает
фрайер...
Моя та шмара стычка брехает:
.Ш е с т а я"...
Я, понятно, айда, в тупик за тюки... Вдруг откуда не возьмись, крючков-то Чертова стая.
Подняли гандель, шухер...
Елки зеленые... Вижу хряют напротив... Я, понимаешь-ли, шанец гулевый.
Как петух недорезанный, сердце колотится.
Втесался в тупик, ни в бок, ни черта... Прижался в закрытый сарай я... Нащупал горячий у живота шпалер и кумекаю:
Ну-ну! Засыпаться или сгореть,
В компании таки веселее...
Но толпа, как поперла
И продырявила для меня в заборе целую
аллею...
Я, себе шпырнув в потемках подвернувшегося "дубака"
Взятым из голенища пером...
Выскочил из-под спуда
И прошел, как какой-нибудь ф е р т ь... Скинул дженку и, отвесив поклон, сказал:
"До свиданья! Мне сегодня не повезло".
Адью, до следующего раза... Была жара…
Эх вы малявые! Псую -хазовку
Дую на арячку...
(Перевод).

Иду свободный с девочкой наугад,
А навстречу богатый человек,
Видны золотые часы. Подхожу и спокойно спрашиваю:
«Гражданин, который час?" Удар по лбу и смерть...
Думал ограбить часы, но закричал он... Стоявшая на страже девченка сообщила:
"опасность". Я бежать и спрятался в тупике. Желающих поймать набралось много. Подняли крик, шум: "Лови, держи!!!
Вижу бегут напротив.
Я испугался, струсил, но бежать из тупика
невозможно...
Прижался в темном сарае... Приготовил револьвер и думаю: "попадусь или умру"... Погоня пробежала мимо, пробив в заборе доски.
На меня наткнулся дворник
Я ударил его ножем
И вышел, как ни в чем не бывало…
Снял фуражку, поклонился и крикнув: "До
свиданья" (обычный прием воров).
Решил идти в притон или на случайную кражу.



Таков общий смысл письма. Здесь, каждое слово, сплошной воровской "блат". Перед нами размышления вора-налетчика, изложенные заковыристо своеобразным стишком в часы досуга за решеткой исправдома.
Наша цель — вызвать полное отвращение к таким выражениям, несущим для молодежи нравственную заразу. Однако, специальным органам, ведущим борьбу с преступностью, нельзя отделываться отмахиванием, затыканном ушей и боязнью, кого-то научить этим выражениям. Современный "блат" нужно расшифровать открыто, на страницах журналов, пусть знает молодежь настоящее значение этих фраз и избегает их. Нашему активу, учащейся молодежи нужно показать, что именно таит в себе "блатная музыка". Этим разъяснением возможно удержать новичков от безсознательного произношения ненужных слов воровского жаргона, и в то же время отличать всюду преступный элемент по этой манере выражаться, избегая такого сообщества и разлагающего влияния улицы.
Гор. Ленинград.

Retour au sommaire