Со времени польского мятежа 1863 года правительственная в отношении западного края политика, в основание коей положена была одна общая мысль, что край этот есть искони русская область, была направлена к укоренению русской народности и укреплению закономерного влияния ее на быт общественный.

            К числу изданных с этой целью мероприятий относятся распоряжения по введению русского гражданского алфавита в литовско-жмудскую письменность, взамен усвоенного последнею латинского рода значков, к особенностям литовской фонетики. Следует заметить, что сходство между латино-литовскою и латино-польскою азбукою послужило причиною тому, что латино-литовский алфавит именовался местными начальствами не иначе, как латино-польским.

            Задача, к осуществлению коей была призвана мера введения русской транскрипции в литовско-жмудскую письменность, заключалась, по объяснению бывшего Виленского Генерал-Губернатора, Генерал-Адъютанта фон-Кауфмана, в следующем: латино-польская азбука была введена римско-католическим духовенством в литовскую письменность не изначала. До появления и распространения среди литовцев кальвинского вероучения, народ коснел в невежестве. Только в отпор кальвинизму, латинское духовенство стало учить латино-польской азбуке, напечатало ею молитвенные книги на племенных наречиях и распространяло их в народ для костельного и домашнего употребления. Впоследствии, когда это духовенство устремилось к достижению не только экклезиастических и канонических, но также и политических целей, оно, при помощи азбуки, стало проводить в народ польский язык и распространять в нем польские книги извращенного, в большинстве случаев исторического, содержания. Таким образом латино-польская азбука стала сильнейшим орудием полонизации. Между тем, с древнейших времен русская гражданская азбука, в церковно-славянской форме своей, служила для написания литовских летописей и актов законодательных, судебных и дипломатических. В видах восстановления попранных прав русской народности и поддержания древней исторической связи, существовавшей между Литвою и Русью, главным начальством края и была принята мера замены латинского алфавита в произведениях литовско-жмудской словесности русским.

[2]
Мысль о желательности в пользе печатания литовских книг русскими буквами, по удостоверению бывшего Виленского Генерал-Губернатора, Генерал-Адъютанта Троцкого, возникла в умах некоторых образованных литовцев в то время, когда, по усмирении польского мятежа 1863 года, решено было приступить к устройству русских начальных училищ в Ковенской губернии. Бывший Главный Начальник края Граф М. Н. Муравьев отнесся к ней в принципе одобрительно, но предварительно желал выслушать мнение по этому предмету ученых знатоков литовского языка и с этой целью вызвал из Варшавы доцента местного университета, по кафедре литовского языка, Микуцкого. Последний высказался в том смысле, что трудно, почти невозможно, выразить все звуки литовского языка латинскими буквами, и что посему было бы полезно и даже необходимо писать литовские слова русскими буквами, тем более, что юношеству, особенно сельскому, не в моготу учиться двум азбукам, т. е. латинской и русской. Тот же ответ на поставленный вопрос дали и местный знаток литовского языка, священник Петкевич и известный ученый А. Ф. Гильфердинг. Отзывы помянутых компетентных лиц окончательно убедили Графа Муравьева в полной возможности применения русского алфавита к литовскому языку, и он безотлагательно приступил к выполнению этой мысли.

            Понимая, что современное ему взрослое поколение литовцев и жмудинов, не обученное литовской письменности в русской транскрипции, не будет в состоянии понимать новых книг, Граф Муравьев, не стеснив ни в чем торговли изданными уже книгами латинской печати, ограничился, по свидетельству местных начальств, словесным приказанием бывшему Виленскому Цензурному Комитету все книги и рукописи на жмудском и литовском наречиях, впредь до особого распоряжения, разрешать печатать не иначе, как буквами русской гражданской азбуки. Вместе с тем бывший Главный Начальник края поручил начальству Виленского Учебного Округа напечатать, для первого опыта, русскими гражданскими буквами для литовцев и хмудинов азбуку, жмудско-русский букварь и жмудско-русский словарь.

            Означенное приказание получило письменное подтверждение при приемнике Графа Муравьева, Генерал-Адъютанте фон Кауфмане, который, циркуляром от 6 Сентября 1865 года, предложил Виленскому Цензурному Комитету принять на будущее время к постоянному и неуклонному исполнению словесное предложение предместника его, а начальству Виленского Учебного Округа поручить озаботиться изданием возможно большего числа учебников и книг для народного чтения на
[3]
литовском и жмудском наречиях, но русскими буквами; вместе с тем содержателям типографий, литографий и хромолитографий воспрещено было изготовлять в своих заведениях латино-польскими буквами какие бы то ни было издания на литовском и жмудском наречиях, а губернским начальствам предложено принять зависящие от них меры запрещения ввоза, продажи и распространения всяких изданий на означенных наречиях латино-польскими буквами. В то же время Генерал-Адъютант фон-Кауфман, в видах совершенного превращения возможности издания жмудско-литовских книг польскими буквами, просил Министерство Внутренних Дел сделать распоряжение о распространении принятых им мер на прочие местности Империи, что и было осуществлено Министерством в циркуляре от 23 Сентября 1865 года, за № 141.

            В 1866 году изложенные административные распоряжения получили подтверждение в Высочайшем повелении. По случаю возникшего вопроса о снабжении литовскими учебными книгами народных училищ Августовской и соседних с нею губерний и о печатании вообще пособий для изучения литовского языка Государь Император Александр II Высочайше повелеть соизволил, «чтобы на будущее время все казенные издания на литовских наречиях печатались непременно русскими буквами, как уже принято не только для правительственных, но и для частных литовских изданий». Вместе с тем, по поводу издания Императорскою Академиею Наук собрания стихотворений литовского поэта Доналейтиса латинскими буквами, покойный Государь Император, не касаясь филологических исследований, сопровождающих означенное издание и имеющих специальное значение, изволил заметить, что печатание в России, на казенный счет, полных литовских сочинений латинским алфавитом, по обстоятельствам того времени, не должно быть допускаемо и потому Высочайше повелеть соизволил объявить о сем для руководства Академии. Изложенное Высочайшее повеление сообщено было Статс-Секретарем Милютиным Министру Народного Просвещения от 30 Января 1866 года за № 273.

            Впоследствии из приведенного высочайшего повеления 1866 года было установлено изъятие относительно печатания ученых трудов по литовскому языку. Именно в 1880 году Академик Тайный Советник Грот обратился в Министерство Народного Просвещения с ходатайством о разрешении печатать учено-латинским шрифтом (преимущественно по системе Шлейхера) литовские труды научного и литературного характера, не имеющие отношения к местной народной словесности. При этом Академиком Гротом было заявлено,
[4]
что печатание трудов и документов по литовской ученой литературе русским шрифтом делало бы их недоступными для ученых Западной Европы, где литовский язык, особенно в Германии, сделался предметом деятельной разработки. В виду сего и согласно заключению Министерства Внутренних Дел, бывшим Министром Народного Просвещения, Графом Толстым, 22 Апреля 1880 года испрошено было Высочайшее соизволение на изменение порядка напечатания ученых трудов по литовскому языку русским шрифтом допущением для таких трудов обще-употребительного учено-латинского алфавита, но с тем, чтобы подобные издания не были распространяемы в массе литовского населения Северо-Западного и Привисленского края.

            Одновременно с изданием распоряжений, воспрещающих употребление латино-польского алфавита для литовско-жмудских книг, были приняты меры к печатанию этих книг русским шрифтом и к распространению их среди местного литовско-жмудского населения. Первые литовско-жмудские книги русского шрифта были напечатаны в 1864 году в Вильне по распоряжению Графа Муравьева. В последующее время все заботы, как по снабжению народных школ книгами на литовском и жмудском наречиях, так и по изданию таких книг для народного чтения, были возложены на Управление Виленского Учебного Округа. Всего за время с 1864 года было издано до 165 тысяч экземляров литовско-жмудских книг русской печати, преимущественно учебного содержания, каковые и были разосланы в подлежащие дирекции народных училищ для распределения по школам.

            Расходы по печатанию жмудско-литовских книг русским шрифтом относились на различные источники, а именно на счет находившихся в распоряжении Графа Муравьева сумм, на особый кредит в размере 7.000 рублей, назначенный для сей цели Генерал-Адъютантом фон-Кауфманом, на средства учебного округа, а также на собственные средства коммиссионера округа книгопродавца Сыркина.

            Что касается практических последствий, сопровождавших означенные правительственные мероприятия, то нельзя не заметить, что отзывы о сем подлежащих начальств представляются не вполне согласными. По собранным Министерством Народного Просвещения по этому поводу сведениям оказывается, что в Сувалкской губернии попытка распространения изданий этого рода потерепла полную неудачу, и все старания, приложенные к распространению литовских книг русской печати, остались и остаются тщетными. Появление литовских казенных учебников было приято местным
[5]
населением крайне враждебно. Родители крестьянских детей стали отказываться приобретать эти учебники и молитвенники, прося учителей не распространять их между детьми и не обучать по ним; некоторые же просили вовсе не обучать их детей ни катехизису, ни литовскому языку. Дети, по научению родителей, не принимали этих книг даже даром, и учители были вынуждены покупать учебники на свои деньги и раздавать их детям, но розданные книги подвергались немедленному истреблению.

            Что касается губерний северо-западного края, то здесь означенная мера, на первых порах, повидимому, не встретила несочувственного отношения со стороны литовско-жмудского населения. Когда чиновники учебного ведомства, командированные летом 1864 года для определения мест устройства народных школ в Ковенской губернии, убеждали крестьян устраивать школы и говорили при этом о предстоящем введении русской азбуки в литовскую письменность, крестьяне, как удостоверяет покойный Генерал-Адъютант Троцкий во всеподданнейшей записке 1901 года, за самыми ничтожными исключениями, охотно соглашались на это.

            Первоначально и местный римско-католический епархиальныи начальник, Епископ Волончевский, не обнаружил, по крайней мере с внешней стороны, отрицательного отношения к правительственным начинаниям, одобрив к напечатанию сообщенные ему Генерал-Адъютантом фон-Кауфманом пять рукописей религиозного содержания, изготовленные к напечатанию русским шрифтом. Но уже в 1868 году Епископ Волончевский несколько уклончиво отнесся к предложению о напечатании проповедей Бялобржеского русским шрифтом, заявив, что русские буквы не могут передать всех звуков жмудско-литовского языка.

            Первые сведения о том, что новые книги не прививались в наседении, поступили в Министерство в 1881 г. Именно, преемник Волончевского, по Телышевской кафедре, Епископ Бересневич, ходатайствуя в 1881 году о дозволении печатать литовские книги духовного содержания латинскими буквами, вместе с тем сообщил, что новые молитвенники не вошли в употребление, так как народ чуждается их и, не зная русской грамоты, даже не может их читать. Заявление Епископа Бересневича было подтверждено бывшим Виленским Генерал-Губернатором, Генерал-Адъютантом Графом Тотлебеном, который признал «факт полного непринятия населением подобных изданий».

            В настоящее время существуют два мнения относительно степени успешности усвоения литовско-жмудским населением
[6]
русского алфавита и распространения среди оного книг русского шрифта; представителем одного является Попечитель Виленского Учебного Округа, другого — Виленский и Варшавский Генерал-Губорнаторы. По мнению Попечителя Виленского Учебного Округа Тайного Советника Попова, отношение литовцев и жмудинов к книгам русской печати не везде и не во вех случаях одинаково, в зависимости от тех условий и влияний, под воздействием которых проходит жизнь литовца и жмудина. Именно, книги религиозного содержания и молитвенники совсем не имеют распространения, книги же светского содержания, благодаря отсутствию ксендзовского влияния, охотно читаются населением. Письменные же сношения хмудинов и литовцев между собою, производимые исключительно при помощи русской азбуки, окончательно убеждают Попечителя Округа, что русский алфавит в литовско-жмудском языке имеет самое широкое распространение. Отсюда Попечитель Округа делает вывод, что литовцы и жмудины, поставленные вне гнетущего воздействия на них фанатиков ксендзов, добровольно обращаются к русскому алфавиту для выражения своих мыслей на литовско-жмудском языке, и что, следовательно, простой народ сам по себе относится к русскому шрифту в литовско-жмудском языке без всякой вражды. Таким образом, заключает Начальник Учебного Округа, вопрос о применении русского алфавита к литовско-жмудскому языку уже разрешен самою жизнью и разрешен при том вполне удовлетворительно, но только в письменных сношениях литовцев и жмудинов между собою.

            Совершенно иного воззрения на успешность русской транскрипции держится Виленский Генерал-Губернатор. По заявлению Генерал-Лейтенанта Князя Святополк-Мирского, несмотря на все запретительные меры, принятые в отношении латино-литовского шрифта, несмотря на казенные издания русским шрифтом, шрифт этот литовцам не привился. Правительственные издания, продававшиеся за бесценок, раздававшиеся даже даром, не расходились. По частному почину в России изданы русским шрифтом лишь две-три литовские книги, не имевшие сбыта. Заграничные же издания, несмотря на дороговизну их, невзирая на риск, сопряженный с их контрабандным водворением, несмотря на конфискацию их, штрафы, налагаемые на держателей латино-литовских книг и аресты их сбытчиков, распространяются в Северо-Западном крае десятками тысяч. Что же касается мнения об употреблении литовцами в частной корреспонденции русского шрифта, то Князь Святополк-Мирский выражает удивление, что некоторые из сторонников русского шрифта по настоящее время склонны верить, будто литовцы
[7]
простолюдины пользуются этим шрифтом в переписи между собою. Русские буквы, по заявлению Гдавного Начальника края, применяются в литовских письмах лишь в тех случаях, когда неграмотный солдат литовец поручает писать письмо грамотному русскому, диктуя ему письмо по-литовски: такие письма неудобочитаемы и разбираются с трудом деревенскою интеллигенциею.

            Наконец Варшавский Генерал-Губернатор, Генерал Адъютант Чертков прямо признает меру введения русского шрифта в литовскую письменность ошибочною.

            Местные начальства, находя, во всяком случае, мероприятия по введению в литовскую печать русского шрифта частью или вполне не оправдавшими возлагавшихся на них надежд, все единогласно виновным в неудаче признали прежде всего римско-католическое духовенство. По мнению бывшего Попечителя Виленского Учебного Округа Сенатора Сергиевского, литовско-жмудские книги русской печати могли бы иметь распространение в народе, если бы на пути к этому не стояла фанатическая ненависть к ним римско-католического духовенства, которое прямо приказывает литовцам и жмудинам книги с русским шрифтом бросать в горящую печь, так как это «нечистые цепи москалей». По объяснению Попечителя Виленского Учебного Округа Тайного Советника Попова, ксендзы, будучи главными деятелями по ополячению литовцев и по развитию в них литовского сепаратизма, видят в латино-польском шрифте символ господства в Литве и Жмуди католичества и полонизма и единения Литвы и Жмуди с Польшею и, наоборот, в русском шрифте книг усматривают усиление ненавистного им русского духа и влияния и возможность сближения Литвы и Жмуди с Россиею. Поэтому ксендзы всемирно заботятся о том, чтобы молитвенники или какие-либо другие религиозные книги, напечатанные русским шрифтом, не переступали порога костела. За нарушение ксендзовских приказаний литовец или жмудин рискует подвергнуться разного рода наказаниям до церковного отлучения включительно. Этот страх пред наказаниями, по мнению Тайного Советника Попова, служит главною, если не единственною причиной того явления, что литовско-жмудские книги религиозного содержания, напечатанные русским шрифтом, совсем не имеют распространения в массе литовско-жмудского населения. В связи с сим расположение литовцев и жмудинов к книге светского содержания объясняется Тайным Советником Поповым отсутствием здесь боязни ксендза.

            Римско-католическое духовенство не было единственною группою населения, интересы коей затронуты, были рассма-
[8]
триваемым мероприятием. Польские помещики, по свидетельству Генерал-Адютанта Троцкого, не могли простить Графу Муравьеву распоряжения его относительно шрифта и всегда готовы были всячески мешать выполнению этой меры, занимавшей не последнее место в ряду принятых мер к пресечению полонизации литовского населения.

            Наконец третью группу населения, не сочувствовавшую принятой правительством мер, по заявлению Генерал-Адъютанта Троцкого, составили ревнители литовской национальной самобытности, преследующие широкую цель свободы вероисповедания, в полном смысле этого слова, печати, просвещения народа на литовском языке, занятия местных должностей исключительно литовцами и т.п.

            Однако, помимо перечисленных внешних воздействий на народ в деле непринятия им русского шрифта, указывались и внутренние причины неудачи мероприятия. По данному Обер-Прокурором Святейшего Синода, при рассмотрении в Комитете Министров всеподданнейшего отчета за 1896 г. о состоянии Сувалкской губернии, объяснению, причину упорного нежелания читать книги, напечатанные русским шрифтом, следует искать в опасениях фанатического литовско-жмудского населения, как бы с переходом к русскому шрифту не было соединено посягательства на неприкосновенность религиозных его верований.

            Наконец, по мнению местных начальств, неудача, постигшая задачу введения русского шрифта в литовскую письменность, в значительной степени произошла и по вине самой администрации, которая с одной стороны действовала не с надлежащею заботливостью, осторожностью и настойчивостью, а с другой допустила несомненные ошибки. К числу недостаточно осторожных мер Генерал-Адъютант Троцкий относит распоряжение Генерал-Адъютанта фон Кауфмана о воспрещении продажи литовских книг, нанечатанных латинским шрифтом. Это распоряжение, говорит Геперал-Адъютант Троцкий во всеподданнейшей записке 1901 года, не могло не смутить народ, который до 1865 года совершенно свободно приобретал нужные ему молитвенники, «и вдруг, когда жизнь, по прекращении мятежа, начала уже идти нормальным путем, объявляется воспрещение продавать эти книги. Народ не знал, не мог знать, чем вызвана эта необычайная мера, и всякий, самый вздорный, слух о мотивах к принятию ее мог быть легко принимаем на веру темным народом». Генерал-Лейтенант Каханов усматривал ошибку в том обстоятельсте, что из книг светского содержания печатались почти исключительно учебники, т. е. книги нужные лишь
[9]
для школы, между тем как представлялось существенно необходимым печатать и общеполезные книги для лиц, уже вышедших из школы. Эту же мысль проводит и Генерал-Адъютант Троцкий во всеподданнейшей записке 1901 года.

            Затем, о весьма неудачном направлении, данном местною властью делу печатания книг религиозного содержания русским шрифтом, упоминает бывший Виленский Генерал-Губернатор, Генерал-Адъютант Троцкий. Именно, по одобрении Тельшевским римско-католическим епископом переписанных русским алфавитом пяти лиговских рукописей религиозного содержания, таковые подвергнуты были цензуре православного священника, из бывших ксендзов Тельшевской епархии, и вышли в свет не в том виде, в каком они были, когда их рассматривал епископ : по требованиям цензурных правил многое из них было выпущено при печатании, а кроме того два пункта учения римско-католической церкви оказались изложенными не согласно с вероучением христианской и, в частности, католической церкви: в § 4 изданного в 1865 г. катехизиса сказано, что при изображении крестного знамения следует класть правую руку на правое плечо, а потом на левое, а в § 6 той же книги напечатано, что у Иисуса Христа была мать только как у человека, между тем как Св. Мария называется Богородицею, и следовательно Она Мать Иисуса Христа, как Бого-Человека. Само собою понятно, замечает Генерал-Адъютант Троцкий, что такого рода книги не могли завоевать симпатий и должны были показаться подозрительными народу, так горячо привязанному к своей вере, к костелу.

            Виленский Генерал-Губернатор князь Святополк-Мирский главную причину неуспеха русской транскрипции усматриваеть в том, что русский шрифт, запоздавший, по сравнению с латино-литовским, на три столетия, вводится в литовскую письменность тогда, когда литовская народность, создав свою литературу, развивала ее всеми своими духовными силами. Запрещение латино-литовского шрифта могло изгнать и действительно изгнало литовское книгоиздательство из давних центров литовской печати — Вильны, Кейдан, Двинска, Сувалок, перенеся его за пределы нашего отечества в восточную Пруссию и Америку, но не было в состоянии погасить уже развившуюся народную письменность. Насаждавшаяся у нас своебразная литовская книга русского шрифта, правительственного издания, не могла конкурировать с интенсивно развивавшеюся зарубежною литературою, что представляется вполне естественным, так как нигде и никогда, литература не создавалась Правительством.

[10]
Что касается местностей с литовским населением в Царстве Польском, то и здесь, как усматривается из отзывов местных начальств, неудача введения в литовскую письменность русского шрифта обусловливалась действием таких же, как и в Северо-Западном крае, причин.

            Воспрещение латинского шрифта в связи с сильно развитою у литовцев и жмудинов потребностью в книгах (преимущественно молитвенных) на их родном языке, которых ие издавали в России, породило стремление литовцев к приобретению, контрабандным путем, молитвенников и других книг, заграничного издания, напечатанных латинским алфавитом. Для удовлетворения потребности в таких книгах и для вящшего противодействия книгам русской печати, возникла за границею организованная издательская деятельность и доставка в Имиперию латино-литовских книг контрабандным способом.

            Заграничная литовская литература, со времени воспрещения латинского шрифта, приняла враждебное по отношению к России направление. Уже в 1881 г. Генерал-Адъютант граф Тотлебен указывал, что зарубежные литовско-жмудские издания направлены к возбуждению недоверия к Правительству в том, по преимуществу, смысле, будто бы оно преследует католическую веру. Заместитель его, генерал-лейтенант Никитин, в следующих словах характеризовал отношение литовской заграничной литературы к России: «Кто захотел бы нарисовать образ нашего отечества в более отвратительном виде, чем представлен он в означенных изданиях, тот поставен был бы в весьма затруднительное положение: намеренная ложь, неправильное толкование исторических фактов, кощунственное отношение к православной вере, умышленные умолчания, самая беззастенчивая брань всего и всех, что есть в Западном крае русского, от Венценосного Монарха и до последнего крестьянина, все соединено в этих изданиях, нанравленных к проведению латино-польских религиозно-политических тенденций». По заявлению бывшего Ковенского губернатора, во всеподданнейшем отчете за 1896 год о состоянии Ковенской губернии, сильно подрывают доверие к русскому Правительству водворяемые в губернии, контрабандным путем, разного рода заграничные издания на литовском языке, в которых зарубежные наши недоброжелатели распаляют религиозное чувство народа измышлениями о притеснениях и гонении со стороны Правительства на римско-католическую веру. «Книги эти», сообщает бывший Виленский Генерал-Губернатор, Сенатор Оржевский в отзыве от 9-го Января 1896 года за № 26, «переполненные клеветою, нена-
[11]
вистью и нетерпимостью ко всему русскому, нанравлены к тому, чтобы путем ложного изложения фактов фанатизировать простой народ и сеять в нем смуту, извращать его понятия о дарованных льготах и правах, отклонять от исполнения обязанностей, вооружать против администрации, доводить последнюю до строгих мер и такими средствами разрушать возможность установления добрых отношений между народом и законною властью. Тему всех этих книг составляют небывалые случаи, позорящие русские законы и русскую жизнь в крае, истолкование всех мер, принимаемых Правительством для обуздания мятежной притязательности латинского духовенства, в смысле гонения римско-католической веры и угнетения ксендзов и народа, восхваление римско-католической церкви и самое резкое хуление церкви православной в связи с поучением о том, что спасение возможно только для римско-католиков, для чего необходимо слепо следовать руководительству ксендзов, безусловно подчиняться их велениям, не обращая внимания на требование закона и местной власти, и с мужеством и стойкостью относиться к налагаемым тою властью взысканиям, дабы стяжать себе славу мученика за истинную веру и блаженство в Царстве Небесном.

            Принимавшиеся Правительством меры к пресечению водворения в наши пределы, контрабандным путем, заграничных изданий не привели однако к благоприятным последствиям.

            Под влиянием постоянно возбуждавшихся ходатайств о допущении латинской транскринции в литовско-жмудской письменности, вопрос о желательности сохранения на будущее время административных распоряжений о нечатании произведений литовско-жмудской словесности русским шрифтом неоднократно обращал на себя внимание Правительства. В настоящее время существуют два воззрения на этот предмет, из коих одного держатся Варшавский и Виленский Генерал-Губернаторы, другого — бывший Министр Народного Просвещения Тайный Советник Зенгер.

            Генерал-Адъютант Чертков, в письме к бывшему Министру Внутренних Дел от 30 Мая 1901 г. за № 7856, заявляет, «что как ни прискорбно сознать ошибку, сделанную нами во второй половине 60-х годов и отступать от намеченных тогда целей, но, очевидно, нет иного исхода, необходимо допустить печатание частных изданий на литовском языке латинским алфавитом и распространение таких изданий среди населения.

            Иного мнения по настоящему предмету держался бывший Министр Народного Просвещения. В отзыве от 29 Мая
[12]
1902 г. за № 14515, поставив прежде всего вопрос о том, следует ли сохранить в силе Высочайшее повеление 30 Января 1866 г., об обязательном употреблении русского шрифта для литовских казенных изданий, Министерство Народного Просвещения пришло к заключению, что правительственные издания на литовском языке представляют собою или временно допустимую меру, именно в Привислинском крае, в виду необходимости сношений администрации с населением, еще недостаточно знакомым с русскою речью, или же в отношении издания книг для народного чтения необходимое зло, допустимое лишь во избежание еще большего зла распространения в литовском народе книг польских или литовских заграничных изданий. Что касается шрифта казенных изданий на литовском языке, то Министерство Народного Просвещения выразило мнение, что, доколе в таких изданиях будет ощущаться надобность, для них должен быть сохранен русский шрифт, как потому, что вообще весьма опасно, без явной необходимости, отменять правительственные постановления, так и потому, в частности, что принятие для правительственных изданий латинского алфавита было бы официальным признанием большего соответствия его звукам литовской речи, а это совершенно подорвало бы значение русско-литовского шрифта и для школы, к сохранению в которой сего шрифта представляются достаточные основания. По сим соображениям Министр Народного Просвещения признал желательным оставить в силе действие Высочайшего повеления 30 Января 1866 г. с тем однако, чтобы пользование литовским языком для правительственных изданий было ограничено случаями крайней необходимости.

            Задавшись далее вопросом о том, в какой мере целесообразно сохранение на будущее время административных запрещений печатания частных литовских изданий латинским шрифтом и ввоза таких изданий из-за границы, Министерство Народного Просвещения остановилось на следующих соображениях: в литовском народе существует традидионное уважение к латинице, как к издавна употребляемому шрифту для изданий религозного характера. Поэтому воспрещение латинского шрифта для изданий сего рода дает повод римско-католическому духовенству поселять в народе убеждение, будто русское Пракительство посягает на предания и обычаи римской церкви, коей литовский простолюдин искренне предан. Дабы уничтожить всякую возможность такого предположения, Министерство Народного Просвещения находит желательным разрешить печатание молитвенников
[13]
и изданий Священного Писания на литовском языке латинским шрифтом.

            Принимая засим на вид, что литовское население, будучи в массе своем почти исключительно крестьянским, кроме религиозных потребностей, испытывает надобность в таких сведениях, какие необходимы крестьянину по условиям его быта и какие содержатся в календарях, и что издания этого рода, тайно ввозимые ныне из-за границы, было бы желательно вытеснить изданиями, печатаемыми в России под наблюдением цензуры, тем более, что в русских изданиях можно было бы помещать большее количество полезных для русского литовца сведений, Министерство Народного Просвещения признало соответственным, кроме молитвенников и книг Св. Писания, допустить печатания латинским алфавитом литовских календарей для сельского населения, по особой программе, составленной и одобренной учебным ведомством и гражданскою властью.

            Разрешение латиницы для печатания в России на литовском языке книг означенных категорий, по мнению Министерства Народного Просвещения, вполне удовлетворит законные бытовые потребности литовского простолюдина, и засим названное Министерство не признает возможным допустить печатание у нас латинским шрифтом изданий иного рода, кроме однако сочинений чисто научных, рассчитанных на пользование учеными специалистами, так как разрешение латинской транскрипции для книг всякого содержания и особенно для периодических изданий послужит к искусственному возбуждению общелитовских национальных стремлений. К такому заключению означенное Министерство приходит по соображении, что среди литовской интеллигенции имеет ныне силу стремление к национальному возрождению и объединению литовского племени и притом, главным образом, чрез выработку общенациональной литературы, а следовательно и общеупотребительного для нее шрифта. Предоставление полного простора разработке в самой России объединяющего все литовские племена общелитературного языка, при помощи печатного латинского шрифта, облегчит, по заявлению Министерства Народного Просвещения, образованным литовцам взаимное духовное общение на литературной почве; появится литовская периодическая пресса, которой ее подцензурность не воспрепятствует будить национальное самосознание ее читателей.

            Что касается далее допущения в наши пределы заграничных литовских изданий, то Министерство Народного Просвещения, по соображении, что преследование заграничных
[14]
изданий предполагает целую систему постоянного надзора, обысков, взысканий и тому подобных мер, действующих особенно раздражающе в тех случаях, когда содержание этих изданий ничего зловредного в себе не заключает, и что раздражающее действие такой репрессии падает на одних только литовцев, так нак привоз польских или немецких книг из-за границы не воспрещен, — пришло к заключению о желательности разрешить привоз из-за границы всяких вообще литовских изданий латинской транскрипции, удовлетворяющих цензурным требованиям, но с тем, чтобы издания, назначенные для народного чтения, подвергались рассмотрению компетентных органов учебного ведомства.

            В смысле необходимости освобождения литовской письменности от всяких в отношении литовского шрифта ограничений высказался, в письме от 3 Февраля минувшего года, за № 787, Виленский Генерал-Губернатор. Придавая тому или другому решению настоящего вопроса значение государственной важности, Генерал-Лейтенант князь Святополк-Мирский, прежде всего указывает на ошибочность идеи применения русского шрифта к литовской письменности, в качестве способа воздействия русских культурных начал на литовскую народность, так как национальные свойства народа определяются языком, а не шрифтом, и русский шрифт ни на юту не меняет литовского языка, который, несмотря ни на какой алфавит, остается литовским, ничего общего не имеющим с языком русским.

            Исходя, засим, из соображения, что литовскою письменностью усвоен не латино-польский, а латино-литовский шрифт, содержащий ряд знаков, польскому алфавиту несвойственных, Главный Начальник края признает и другую мысль, положенную в основание запретительных, касательно латино-литовского шрифта, мер — освобождение литовского населения от польского влияния — также ошибочною : ни литовцы-народники, ни польские политики не усматривали в латино-литовском шрифте средства к ополячению литовцев; напротив того, подяки-националисты видят для себя опасность именно в латино-литовском шрифте потому, что господство его знаменует развитие литовской литературы, а следовательно и народности; введение же русского шрифта, настраивая литовцев против русского Правительства, облегчает объединение и слияние литовцев с поляками.

            Указывая далее, что многовековая культурно-политическая борьба в Северо-Западном крае между русскими и поляками, при значительности достигнутых уже результатов, в отношении слияния этого края с коренною Россиею, не но-
[15]
лучила еще своего завершения, князь Святополк-Мирский признает необходимым в дальнейшем определенно и твердо ввести местное наседение в круг общих интересов русского государства и, в частности, по отношению литовского народа, правильно руководить духовным развитием литовской народности. Ныне, однако, осуществление подобной цели наталкивается на препятствие, создаваемое воспрещением литовского шрифта, ибо в настоящее время ум литовца питается исключительно теми печатными произведениями, которые, как издания зарубежные и ввозимые контрабандным путем, совершенно не рассматриваются нашею цензурою, и, следовательно, никак не руководятся нашим Правительством. Издания эти, между которыми имеются произведения и нелегального свойства и направленных против нашего Правительства, распространяются десятками тысяч, служа хорошим источником дохода для многих лиц. С разрешением же латино-литовского шрифта в России, по мнению начальника Северо-Западного края, возникнет своя литовская литература, которою можно руководить и развивать, в соответствии с целями и видами Правительства. Эта литература, — заявляет князь Святополк-Мирский, — направляемая цензурою, а наряду с этим русская школа не могут не повернуть взглядов литовского народа с запада на восток. При сохранении же на будущее время установившегося порядка отношения власти к вопросу о латино-литовском шрифте, по убеждению Виленского Генерал-Губернатора, могут появиться в отношении всего литовского населения такие осложнения, последствия которых вызовут для Правительства серьезные затруднения. Указав, затем, на отсутствие в распоряжении правительства действительных средств борьбы с ввозимою из-за границы литовскою книгою, а также на бесцельность этой борьбы, вызываюшей лишь озлобление населения, Виленский Генерал-Губернатор признает не только своевременным, но и настоятельно необходимым освободить латино-литовский шрифт от каких бы то ни было запрещений и стеснений, с разрешением в России печатания этим шрифтом литовских книг и периодических изданий всякого рода.

            Что касается Высочайшего повеления 1866 г. о печатании казенных литовских изданий исключительно русским шрифтом, то таковое, по мнению князя Святополк-Мирского, при свободе латино-литовского шрифта в частных изданиях, утрачивает всякое значение и потому подлежит отмене, являющейся логическим последствием разрешения латино-литовского шрифта в частных изданиях.

[16]
Переходя далее к вопросу о ввозе литовских заграничных изданий, князь Святополк-Мирский высказывается, что общим разрешением употреблять латино-литовский шрифт разрешается сам собою и вопрос о ввозе литовских заграничных изданий, каковой, по мнению его, подлежит упорядочению на общих, существующих для заграничных изданий, основаниях. Объяснив, наконец, что Правительство никогда не признавало нужным воздействовать на шрифт языка наших инородцев, допустив лишь в отношении литовского племени изъятие, ничем этим народом не заслуженное и никаких результатов, кроме отрицательных, ее достигшее, главный начальник края находит, что снятие запрещения латино-литовского шрифта поставит литовскую народность на правильный путь развития, упростит многие из современных вопросов политики в Северо-Зададном крае и облегчит задачи управления, так как внесет в 2-х-милионное литовское население тот мир, в вотором столь нуждается Сверо-Западная окраина.

            Изложенный отзыв был представлен главным начальником края августейшему Президенту Императорской Академии Наук и передан Его Императорским Высочеством на рассмотрение Отделения русского языка и словесности означенной академии. Указывая, что в отзыве Генерал-Губернатора всесторонне рассмотрен вопрос, имеющий значение государственной важности, и приведен в пользу отмены запрета латинского шрифта ряд доводов, представляющихся заслуживающими полного внимания, Отделение присоединилось к мысли Генерал-Губернатора о том, что отмена этого запрета внесет в литовское население Северно-Западного края мир, и таким образом будет содействовать духовному и культурному сближению его с русским народом, которое в последнее время было задержано вынужденным переносом центров книгоиздатедьства из России в Пруссию и Америку. К сему Отделение русского языка и словесности присовокупило, что оно прерятствовадо бы разрешение вопроса о латино-литовском шрифте в смысле отмены запрета его, как начало новой эпохи, с которой начнется, под прямым влиянием русской литературы и русского просвещения, правильный духовный рост родственного нам племени. Его Императорским Высочеством выписка из протокола заседания Отделения русского языка и словесности была препровождена к Виленскому Генерал-Губернатору «на тот случай, если бы князь Святополк-Мирский пожелал, в виду предстоящего рассмотрения в Комитете Министров вопроса о латино-литовском шрифте, при-
[17]
нять в расчет и соображения Отделеиния русского языка и словесности».

            По всестороннем рассмотрении изложенного предположения Министерства Народного Просвещения, в связи с вышеприведенными отзывами Варшавского и Виленского Генерал-Губернаторов, Министр Внутренних Дел остановился на мысли ввести в Комитет Министров предположение о разрешении, при соблюдении общих цензурных правил печатания в России латинским шрифтом различных изданий на литовских наречиях, а также привоза таковых из-за границы, с тем, чтобы литовские издания сего шрифта, предназначенные для народного образования, допускались к обращению в населении не иначе, как по рассмотрении их подлежащими установлениями учебного ведомства. О таковом предположении, от 20 июня минувшего года Статс-Секретарь Плеве сообщил на заключение Министра Народного Просвещения. 

            Вследствие сего, письмом от 5 июля минувшего года, тайный советник Зенгерг уведомил, что он отнюдь не стоит но существу за транскрипцию литовских текстов русскими буквами и не возлагает надежд на достижение прн ее помощи русского влияния на литовцев, но опасается, что допущение полной свободы издания литовских книг, журналов и газет окажет неизбежное содействие интенсивному росту и развитию литовской литературы известного направления. С освобождением латинского шрифта, литовская издательская деятельность сосредоточится, по мнению тайного советника Зенгера, в руках той литовской интеллигенции, которая ставит себе целью усиливать литовское народное самосознание, способствовать образованию общелитовского литературного языка и сделать родной язык литовца могучим орудием проведения в народные массы идей сепаратизма. Литовское литературное движение, искусственно направляемое по этому пути обособления от русских культурных влияний, не может не завлечь постепенно всю литовскую молодежь, получающую образование в средней и высшей школе, а в связи с этим самое движение будет приобретать все более и более резкую политическую окраску.

            C другой стороны, по мнению бывшего Министра Народного Просвещения, с допущением свободы литовского издательства, с возникновением литовских издательских центров в целом ряде городов Северо-Западного края, распространению русского чтения в литовском населении может быть нанесен весьма тяжкий удар, тогда как, при дозволении обращения в России лишь литовских изданий заграни-
[18]
ной печати, русская книга будет иметь еще возможность выдержать конкуренцию.

В виду сего, признавая наиболее целесообразным проведение проектированных ранее Министерством Народного Просвещения положений, но придавая, вместе с тем, особенное значение достижению полной согласованности в настоящем вопросе воззрений обоих Министерств, бывший Министр Народного Просвещения полагает возможным рассматривать выработанные положения, как временные, вводимые хотя бы на три года, в ожидании, что последующий опыт покажет, в какой степени ограничения, признаваемые Министерством Народного Просвещения на первых порах необходимыми, являлись бы излишними в дальнейшем.

Справка.

Надлежащие сведения и данные по предмету настоящего представления изложены в особом к оному приложению, по описи.

Соображения.

Приступив к обсуждению настоящего дела, Министр Внутренних Дел остановился на следующих соображениях:

Вопрос о полезности сохранения на будущее время административных распоряжений о воспрещении употребления латинского шрифта в литовской и жмудской письменности давно уже служит предметом обсуждения со стороны Правительства. Решение этого вопроса в том или ином направлении в значительной степени замедлялось, вследствие различия не только во мнениях подлежащих административных мест и лиц об основаниях его дальнейшего направления, но даже и во взглядах на те практические последствия, которыми сопровождались заботы Правительства о замене в произведениях литовско-жмудской словесности латинского шрифта русским.

Основной вопрос: привился ли русский шрифт в литовской и жмудской письменности, решается различно. Сторонники русской транскрипции, в их числе бывший Виленский Генерал-Губернатор, Генерал-Адъютант Троцкий и попечители Виленского учебного округа, бывший и настоящий, утверждают, что русский шрифт в светских изданиях пользуется сочувствием населения; противники ее, в их числе: нынешний Виленский Генерал-Губернатор, Ковенские губернаторы бывший и настоящий, а также Варшавский Генерал-

[19]
Губернатор, Генерал-Адъютант Чертков и его предместник, свидетельствуют об обратном. Далее, сторонники русского шрифта, в доказательство успеха его, ссылаются на то, что шрифт этот вытесняет латинский шрифт в письменных сношениях литовцев, из числа коих многие, по свидетельству попечителя Виленского учебного округа и бывшего Виленского Генерал-Губернатора, пишут письма на литовско-жмудском языке исключительно русскими буквами. Напротив того, Генерал-Лейтенант князь Святополк-Мирский отрицает этот факт. Русские буквы, по заявлению главного начальника Северо-3ападного края, применяются в литовских письмах лишь тогда, когда неграмотный солдат-литовец поручает писать письмо грамотному русскому, диктуя ему по-литовски. Наконец, по мнению бывшего Виленского Генерал-Губернатора и попечителя Виленского учебного округа, литовские издания печатаются латино-польским шрифтом, по свидетельству же Генерал-Лейтенанта князя Святополк-Мирского, подтверждаемом у Императорскою Академиею Наук, литовскою письменностью усвоен особый, отличный от латино-польского, латино-литовский алфавит.

Изложенное указывает на значительные трудности разобраться в столь несогласованном материале. Потому, прежде всего, надлежит обратиться к источникам существующего положения вещей с целью выяснения, что собственно в рассмотренном деле принадлежит генералу от инфантерии Муравьеву, с именем которого связывается почин запретительных мероприятий, так как глубокое знание Графом М. Н. Муравьевым Северо-Западного края, его высокий государственный ум побуждают относиться с особым вниманием ко всем его начинаниям.

Отношение Графа М. Н. Муравьева к делу о литовском шрифте.

            По заявлению Генерал-Адъютанта фон-Кауфмана, ближайшего преемника Графа Муравьева, высказанному в циркуляре 6 Сентября 1865 г., предместник его «дал словесное приказание Виленскому цензурному комитету все книги и рукописи на жмудском и литовском наречиях, впредь до особого распоряжения, разрешать к печатанию не иначе, как буквами русской гражданской азбуки». Заявление это не вполне совпадает, однако, с свидетельством ближайшего сотрудника Графа Муравьева по литовско-жмудскому делу, бывшего попечителя Виленского учебного округа Л. Л. Корнилова. Последний, в изданных им материалах для истории Виленского учебного округа, в следующих словах объясняет
[20]
значение Графа Муравьева в настоящем вопросе: «В истории введения русского алфавита в литовский язык надо строго отличать распоряжения М. Н. Муравьева от действий К. Н.. фон Кауфмана. Муравьев первый сделал опыт применения русского алфавита к литовской книге и вслед напечатать азбуку и разослать ее в Ковенскую и Виленскую губернии. Вот и все, что он успел сделать в краткое свое управление Севоро-Западным краем. Наблюдение за исполниением этого дела было поручено мне и только за это я и могу отвечать. М. Н. Муравьев знал, что ксендзы усердно обучают народ польско-литовской грамоте, распространяют свои кантычки и всячески поощряют, чтобы даже беграмотные ходили в костелы с их книжками и держали их у себя дома. М. Н., но крайней своей осторожности, не хотел касаться этой глубоко вкоренившейся в народе привычки и вовсе не издавал запрещения печатать польско-литовские книги и продавать их. Он ясно сознавал, что прежде, нежели изгонять польско-литовские книги, надо научить литовский народ русской грамоте и распространять в населении во множестве русско-литовские книги».

            Письменных по настоящему вопросу свидетельств, лично Графу Муравьеву принадлежащих, имеются лишь два. Во первых, во всеподданнейшей записке 14 Мая 1864 года «о некоторых вопросах по устройству Северо-Западного края», в отделе «меры в отношении народного образования», Графом Муравьевым было указано — «ввести преподавание жмудской грамоты русскими буквами во всех школах Самогитии». «Подобные буквари», объясняет Граф Муравьев, «теперь уже печатаются и о распространении их даны будут надлежащие наставления». Затем, в представленной покойному Государю императору Александру II, 5 Апреля 1865 года, записке, в главе «главные меры, которым необходимо продолжать», значится: «ввести окончательно русские буквы в жмудских букварях и молитвенниках; сделать то же и в отношении латышской грамотности, как это уже исполнено в некоторых школах в Инфляндских уездах.

            Сопоставляя изъясненные данные, нельзя прежде всего не усмотреть, что предположения Графа Муравьева относительно русской транскрипции касались лишь букварей и молитвенников. Затем, в приведенных словах покойного начальника Северо-Западного края не содержится какого-либо указания на необходимость воспрещения латинского шрифта как в букварях и молитвенниках, так и в прочих изданиях. Напротив, из приведенных указами Графа Муравьева следует сделать вывод, что буквари и молитвенники рус-
[21]
ского шрифта предназначались им исклочительно для употребления в школах, дабы, преже чем изгонять польско-литовские книги, научить первоначально литовский народ русской грамоте. Указание всеподданнейшей записки 14 Мая 1864 г. не оставляет сомнения в том, что Граф Муравьев имел в виду исключительно школы, и для них предназначал буквари русского шрифта. Заявлением его от 5 Апреля 1865 г. также несоменно предусматривается лишь преподавание жмудского языка в школах. На это указывает помещение приведенных слов в отделе «меры, которые необходимо продолжать», а из таких мер, в отношении жмудского языка, лично Графом Муравьевым была указана лишь одна — введение преподавания жмудского языка русскими буквами в школах. Этот вывод находит себе подтверждение и в том, что из числа книг, подлежащих печатанию русскими буквами, упомянуты лишь буквари и молитвенники, и в заключительных словах заявления 1865 г.— «как это уже исполнено в некоторых школах в Инфляндских уездах».

            Вообще предположение относительно того, что мероприятие Графа Муравьева касалось лишь школ, находит себе объяснение в общей деятельности его в деле народного образования, направленной к пресечению в народе польско-католической пропаганды. В годы, непосредственно предшествовавшие последнему польскому восстанию, многие из помещиков Западного края, польского происхождения, принялись деятельно и усердно устраивать польские школы, в которых, при помощи католического духовенства к содействии бывших мировых посредников, состоявших в то время преимущественно из местных польских дворян, крестьяне обучаемы были грамоте на польских букварях, а также многие из православных крестьян — католическому катехизису. Эта польская пропаганда особенно усилилась с того времени, когда правительство, даровав крестьянам свободу от крепостной зависимости, взяло на себя дело их образования и приступило к учреждению сельских школ в Западном крае, в духе русской народности, и приняла громадные размеры при начавшемся затем мятежном брожении в крае.

            Такое положение дел застал Граф Муравьев, который признал необходимым положить решительный предел ополячения местного населения. В циркуляре от 1 Января 1864 г. Граф Муравьев предложил губернаторам иметь строгое наблюдение за тем, дабы, кроме православного духовенства, никто не занимался обучением крестьян, без
[22]
предварительного разрешения на то учебного начальства, равным образом — ни под каким видом и ни в каких сельских училищах не допускать преподавания крестьянам польского языка, а православным крестьянам Закона Божия по польским катехизисам, а также распространения между сельским населением польских букварей и иных учебных книг на польском языке. В этом же циркуляре, между прочим, содержится указание, что в «Самогидских уездах Ковенской губернии и в тех местностях, где находится сплошное литовско-жмудское население, допускается, независимо от русского языка, обучение языку жмудскому, как местному наречию, а также и катехизису на этом языке».

            Вводя в народные училища в литовских местностях, наряду с русским языком, преподавание литовско-жмудских наречий, граф Муравьев, вместе с тем, в виду заявления известного ученого Микуцкого о трудности юношеству, особенно сельскому, учиться двум азбукам, т. е. латинской и русской, а также о затруднительности, по мнению названного ученого, передачи звуков литовского языка латннскими буквами, остановился на мысли — преподавание литовской грамоты вести при помощи русской азбуки. В сих видах, по распоряжению Графа Муравьева, и были изданы русским шрифтом книги, предназначенные исключительно для школьного употребления, а именно — литовский и жмудский буквари и жмудско-русский словарь.

            Мысль Графа Муравьева об издании литовских молитвенников русским шрифтом вполне посдедовательно вытекала из распоряжения его о преподавании литовской грамоты при посредстве русского алфавита. И действительно, раз в школе грамота преподается в русской транскрипции, то очевидно в той же транскрипции должны изучаться и молитвы; кроме того, так как молитвенники для набодного литовского народа представляли предмет первой необходимости, то ясно, что, обучив юношество в школе чтению литовского текста русскими буквами, необходимо было и эти первой необходимости книги отпечатать теми же буквами.

            Таким образом из всего изложенного нельзя не придти к убеждению, что существующее запрещение печатать в России книги на литовском и жмудском языках латинским шрифтом и ввозить таковые из-за границы не следует приписывать Графу Муравьеву, а надлежит отнести к собственной инициативе его ближайших преемников.

[23]
Распространение литовских книг русской транскрипции и отношение к ним населения

            Административные и учебные начальства Северо-Западного края, придя к единогласному заключению о том, что молитвенные книги русского шрифта не нашли никакого распространения в населении, относительно успеха в распространении книг светского содержания высказали различные мнения, причем те установления, которые находят меру русского шрифта полезною, свидетельствуют об успехе русской трапскрипции и, наоборот, — отрицающие ее полезность признают полную неудачу рассматриваемого мероприятия.

            Как указано выше, в пользу дальнейшего сохранения в силе воспрещения латинской транскриции к литовской письменности высказывались Попечители Виленского Учебного Округа, бывший и настоящий, и бывший Виленский Генерал-Губернатор.

            Генерал-Адъютант Троцкий в записке о сохранении на будущее время распоряжения, воспрещающего печатание литовских и жмудских книг латино-польским алфавитом, прямо свидетельствует о большом успехе книг светского содержания, которые охотно читаются молодежью и выслушиваются взрослыми. Засим, еще в 1884 г. бывший Попечитель Виленского Учебного Округа, не отрицая, что книги религиозного содержания, под влиянием римско-католического духовенства, действительно не имеют распространения, указывал, что книга «русская грамота для литовцев» была трижды издана, в количестве 10.000 экземпляров каждый раз, причем книга эта поступает в обращение не через одни школы, а иногда закупается в магазинах, а распродается коробейниками.

            Совершенно иную картину рисует нынешний Виленский Генерал-Губернатор. По свидетельству Генерал-Лейтенанта Князя Святополка-Мирского, несмотря на все запретительные меры, несмотря на казенные издания русского шрифта, шрифт этот литовцам не привился: правительственные издания, продававшиеся за бесценок, раздававшиеся даже даром, не расходились. Но частному почину в России изданы русским шрифтом лишь 2—3 литовские книги, не имевшие вовсе сбыта. Заграничные же издания литовского шрифта, несмотря иа их дороговизну, невзирая на риск, сопряженный с их контрабандным водворением, на конфискацию их и админстративные взыскания, налагаемые на держателей и продавцов их, распространяются десятками тысяч.

            Переходя за черту Северо-Западного края, в соседнюю губернию Сувалкскую, в среду однородного с населением
[24]
Ковенской губернии литовского населения, находяшегося под действием того же воспрещения касательно латинского шрифта, нельзя не усмотреть из имеющихся данных, что появление литовских казенных учебников русского письма было встречено населением во всех училищах литовских местностей крайне враждебно. Родители детей отказывались приобретать казенные учебники и молитвенники, и учители вынуждены были покупать учебники на свои деньги и раздавать их детям, но розданные книги подвергались немедленному истреблению.

            Бывший Варшавский Генерал-Губернатор, Генерал-Адъютант Князь Имеретинский, во всеподданнейшей записке за 1898 г. о состоянии края, заявил, что литовское население самым решительным образом отказалось от принятия литовских книг русской печати, оказывая явное и упорное сопротивление всем предпринимаемым мерам к введению таковых в школу и народную жизнь. Меры эти, по удостоверению бывшего Генерал-Губернатора, ие имеют и не могут иметь положительных результатов, так как литовцы являются народностью исключительно стойкою в охранении особенностей своего языка, быта, воззрений, и неограниченно дорожащею своим языком, как оплотом своей самобытности. Преемник его, Генерал-Адъютант Чертков, не задаваясь вопросом — привился ли русский шрифт к литовской письменности, прямо находит рассматриваемую меру ошибочною. «Как ни прискорбно», заявляет Генерал-Адъютант Чертков в своем отзыве от 30 Мая 1901 г. за № 7856, «сознать ошибку, сделанную нами в 60-х годах и отступить от намеченных тогда целей, но, очевидно, нет иного исхода — необходимо допустить печатание частных изданий на литовском языке латинским алфавитом и распространение таких изданий в населении».

            Наконец, настоящий вопрос находился и на рассмотрении Комитета Министров, причем Комитет, как видно из Высочайше утвержденного 26 Ноября 1897 г. журнала, пришел к заключению, что меры, принимавшиеся до конца 70-х  годов, не имели на практике надлежащего успеха; из всех изданий русского шрифта уже в 1882 г. в употреблении осталось сравнительно немного и то лишь в школах, причем книги, предназначенные для домашнего чтения, не получили почти никакого распространения, потому что литовско-жмудское население отказалось их принять.

            По поводу вышеприведенных, столь разноречивых, воззрений на успешность дела русского шрифта нельзя прежде всего не заметить некоторого разноречия в устанавливаемых самими сторонниками русского шрифта данных. В то время, как нынешний Попечитель Виленского Учебного
[25]
Округа заявляет, что книги светского содержания охотно читаются населением. Генерал-Адъютант Троций, во всеподданнейшей записи 1901 г. замечает, что, спустя 37 лет после ряспоряжения Графа Муравьева, в руках у народа почти нет этих книг. Обращаясь к соображению этого разноречия, с точки зрения имеющегося в распоряжении Министерства фактического материала, нельзя не присоединяться в этом разногласии к бывшему Виленскому Генерал-Губернатору. Помимо того, что сообщаемое им сведение подтверждается свидетельствами бывшего Ковенского Губернатора и Генерал-Лейтенанта Князя Святополк-Мирского, следует принять во внимание и то обстоятельство, что книг собственно для народного чтения почти не издавалось. Оставляя в стороне книги религиозного содержания, которые, по единогласному мнению, никакого распространения не получили, надлежит иметь в виду, что изданные книги могут быть сведены к следующим катеториям: буквари и руководства к изучению грамоты и счисления, словарь, календари и рассказы, а именно 2 повести Графа Толстого «Кавказский Пленник» и «Где любовь там и Бог», напечатанные в 1888 г., каждая в количестве 600 экземпляров. Очевидно, буквари и учебные книги не могут служить предметом народного чтения; издание календарей было прекращено еще в 1872 г.; кроме того, нельзя не заметить, что среди литовского  населения обращается значительное  количество именно календарей заграничного издания, и таким образом об обращении в населении календарей русского шрифта не может быть и речи. Следовательно остаются пригодными для народного чтения лишь 2 означенные повести, изданных 15 лет тому назад в количестве всего 1.200 экземпляров.

            Также не может служить свидетельством расположения литовцев к книге русского шрифта и факт четырехкратного издания, по 10.000 экземпляров, «русской грамоты для литовцев», так как эта книга предписанием Попечителя Виленского Учебного Округа предложена к обязательному употреблению в школах и приобретается только школами, причем не было случая продажи этой книги частным лицам. Наконец и факт массового распространения в литовских местностях заграничных изданий самого разнообразного содержания, отпечатанных латинским шрифтом, с ясностью свидетельствует о существовании спроса на эти книги и вместе с тем подтверждает вывод о неуспешности книг русского шрифта.

            Приведенные данные, казалось бы, не должны оставлять сомнения в том, что вопрос об усвоении населением русского шрифта должен быть решен отрицательно.

[26] Предположения относительно обеспечения успеха делу русского шрифта

         Быть может, однако, неудовлетворительность результатов рассматриваемого мероприятия зависела от каких-либо неправильностей или ошибок в проведении его на практике. Такая точка зрения не была чужда некоторым местным начальствам, которые, указывая на причины не вполне успешного достижения намеченных целей, вместе с тем проектировали и меры, которые могли бы обеспечить мероприятио о русском шрифте осуществление во всей полноте.

            Попечитель Виленского Учебного Округа, Тайный Советник Попов, указывая, что благовидным предлогом к уклонению ксендзов от содействия распространению литовско-жмудских книг русского шрифта, религиозного содержания, служит то, что книги эти пе чужды ошибок и неточностей, и допуская, что в напечатанных русским шрифтом, в 1866—1867 гг., книгах, как деле тогда совершенно новом, и находятся какие-либо неисправности, коими усиленно пользуются в своих целях враги располячения Литвы, находит полезным подвергнуть изданные в упомянутых годах книги религозного содержания тщательному пересмотру, при содействии русских ученых. При этом, с целью лишить ксендзов возможности ссылаться на несовершенство новых изданий и оказывать противодействие распространению их среди литовско-жмудского населения, Тайный Советник Попов полагал бы истребовать одобрение этих изданий со стороны высшей власти римско-католической церкви в России.

            При обсуждении изложенного предположения, прежде всего возникает вопрос, представляется ли возможным истребовать от подлежащих римско-католических епархиальных начальств одобрение молитвенникам русского шрифта и имеет ли епископ законные основаня уклониться от исполнения этого требования. В этом отношении следует заметить, что каждая книга духовного содержания, на основании ст. 59 т. XI ч. 1 Свода Зак. 1896 г., Уст. Ин. Исп., издается не иначе, как по одобрении ее духовным начальством, и следовательно римско-католический епископ вправе и не одобрить к изданию ту или другую духовную книгу. Что же касается наличности у католического епископа поводов уклоняться от исполнения означенного требования, то в этом едва ли можно сомневаться : латинский алфавит в римско-католических молитвенниках освящен веками, и простой народ, для которого внешняя сторона богослужения имеет преобладающее значение, привык к начертанию своих священных книг. Епископу едва лы и было бы даже
[27]
удобно бороться с веками усвоенной привычкой. Кроме того, прошлый опыт свидетельствует, что искать у римско-католического духовенства поддержки в деле, которому оно не сочувствует, представляется совершенно бесполезным. Наконец, по поводу изложенного предположения Тайного Советника Попова, уместным представляется припомнить судьбу, весьма близкого к распоряжению о введении русского шрифта в литовскую письменность, мероприятия о введении русского языка в совершение римско-католического дополнительного богослужения. Как известно, последнее, в изъятие из общего порядка совершения римско-католического богослужения на латинском языке, может быть исполняемо на языках местных. Правительство, стремясь оградить белорусское население Минской губернии от ополячения, установило совершение этой части богослужения в белорусских приходах Минской губернии на языке русском. Такая мера, нисколько не противоречащая каноническим правилам римской церкви, но не отвечающая видам польского духовенства, не встретила сочувствия со стороны высшего римско-католического духовенства, и дело кончилось тем, что декретом Конгрегации Инквизиции, в 1877 году, было разъяснено, что русский язык не должен употребляться в дополнительном богослужении. Едва ли есть сомнение в том, что такая же участь постигнет и требование об одобрении молитвенииков русского шрифта.

            Другую меру, могущую содействовать усвоению литовцами русского алфавита, Попечитель Виленского Учебного Округа усматривает в издании, — независимо от книг религозного и специально учебного содержания, брошюр светского характера, как-то по сельскому хозяйству, садоводству, пчеловодству, календарей и проч., чтобы тем дать народу, знакомому с русским алфавитом, материал для полезного и поучительного чтения. При этом Тайный Советник Попов полагает необходимым назначить на такое книгоиздательство особый кредит до 1.000 рублей в год.

            По поводу сего предположения имеется весьма серьезное возражение Генерал-Лейтенанта Князя Святополк-Мирского, который подагает, что назначение особых сумм на печатание литовских книг русским шрифтом и усиление изданий лишь увеличило бы число неразошедшихся экземпляров, так как издания русского шрифта, даже при даровой раздаче их, не расходились и не расходятся. Отсюда нельзя не придти к заключению, что увеличение числа издаваемых книг русского шрифта, без принятия каких-либо мер к пробуждению интереса к ним в населении, едва ли повлечет за собою практически полезные результаты.

[28]
Изыскивая способы к осуществлению цели замены латинского алфавита в литовской письменности русским, Генерал-Адъютант Троцкий, с своей стороны, остянавливался на мысли ввести преподавание в народных училищах литовского и жмудского языков, но по книгам, напечатанным русским шрифтом. От осуществления такой меры бывший Начальник Северо-Западного края ожидал увеличения количества желающих обучаться в народных школах, а вместе с тем и числа школ. В зависимости от сего, по мнениию Генерал-Адъютанта Троцкого, явится спрос на книги русского шрифта, первоначально для чтения в школах, а затем и вне школ.

            В сем отношении нельзя ие заметить, что подобная попытка имела уже место, именно в Сувалкской губернии, где в 1892 году был произведен опыт обучения литовскому языку по учебникам русского шрифта в начальных училищах. Но появление здесь казенных учебников было принято населением крайне враждебно: родители учеников стали отказываться приобретать таковые, прося учителей не распространять этих учебников между детьми и вовсе не обучать их литовскому языку. Едва-ли есть основание ожидать иного отношения к преподаванию литовской и жмудской грамоты по русской азбуке и от населения Ковенской губернии.  

            Весьма осторожное и во многом правильное мнение о дальнейшем направлении настоящего дела было высказано Ученым Комитетом Министерства Народного Просвещения, в утвержденном Тайным Советником Боголеповым, 20 Января 1900 года, определении. Усматривая, что запретительные меры 60-х годов, имевшие целью разобщить литовцев от поляков, сблизить их с коренным русским населением, обратить в настоящих русских римско-католического исповедания литовского племени, привели к результатам, прямо противоположным, — Ученый Комитет пришел к заключению, что этот способ обрусения оказался совсем непригодным, и что от него необходимо отказаться и чем скорее, тем лучше, дозволив частным лицам печатать латино-литовским шрнфтом книги на литовских языках, торговать такими книгами, как изданными в России, так и за границей, и употреблять в учебных заведениях. Вместе с тем, Ученый Комитет, не отказываясь от надежды на возможность со временем ввести русский алфавит в литовскую письменность, полагает изданием книг русского шрифта повременить, пока литовское население не успокоится вполне и не придет к сознанию, что русское Правительство не имеет в виду обра-
[29]
щения его в православие, а желает для его же пользы научить его понимать, говорить и читать по-русски. Для распространения в последствии в населении изданий русского шрифта Комитет находит полезным: 1) для книг по Закону Божию и молитвенников испросить одобрение римско-католического епископа, 2) устраивать народные чтения с туманными картинами и тут же раздавать книги русской печати, как можно дешевле, 3) в помощь Начальнику Сувалкской учебной дирекции назначить двух должностных лиц, которые постоянно разъезжали бы в своих районах по училищам, входили бы в близкие сношения с родителями детей и уничтожали бы в них предубеждение против правительственных мероприятий, и 4) привлечь приходских ксендзов к содействию в сем направлении.

            Не касаясь пока вопроса о том, представляется ли вообще возможным рассчитывать на усвоение литовскою письменностью русской азбуки, надлежит остановиться лишь на рассмотрении вышеизложенных предположений Ученого Комитета. О возможности и целесообразности испрошения для духовных книг одобрения римско-католических епископов суждение уже было высказано. Относительно привлечения приходских ксендзов к содействию делу распространения изданий русского шрифта нельзя не заметить, что римско-католическое духовенство всегда и всеми признавалось исконным противником русского алфавита в произведениях литовской словесности. К тому же такого рода образ действий послужил бы усилению в римско-католическом духовенстве сознания своей силы и значения, а это конечно не представляется желательным. Что касается, наконед, туманных картин и посещений должностными лицами в Сувалкской губернии родителей учеников, с целью уничтожения в них предубеждений против правительственных мероприятий, то едва ли можно возлагать серьёзные надежды на практическую полезность подобных мероприятий, а между тем их неудачею правительственная власть может поставить себя в неудобное положение в глазах населения, чего очевидно следует тщательно избегать особенно в местностях с инородческим населением.

            Из вышеизложенного усматривается, что надежных способов обезпечить успешное введение в литовскую письменность русского алфавита, несмотря на усилия Попечителей Виленского Учебного Округа и бывшего Главного Начальника Северо-Западного Края к изысканию таковых, не указывается. В виду сего нельзя не разделить выраженное в Высочайше утвержденном 28 Ноября 1897 г. журнале

[30]
Комитета Министров мысли, что возобновление, на прежних основаниях, мер, принимавшихся во исполнение распоряжений правительства о печатании литовских книг русскими буквами, едва-ли может повести к осязательным результатам.

Рассмотрение вопроса о целесообразности русской транскрипии в литовской письменности.

Обращаясь к рассмотрению вопроса о целесообразности русской транскрипции, надлежит иметь в виду, что прежде всего в пользу русской транскрипции приводятся исторические основания. Так, по мнению Генерал-Адъютанта Троцкого, мысль об усвоении литовской письменности русской азбуки не представляет чего-либо нового, случайного, а находится в преемственной связи со всем прошлым Северо-Западного края, где русский язык, на коем в XIV—XVII веках писались судебные и другие акты, был господствующим. Такого же мнения держался и Генерал-Адъютант фон-Кауфман.

В приведенном суждении нельзя, однако, не усматривать некоторого противоречия : если русский язык был некогда господствующим в Северо-Западном крае, то отсюда следовало бы придти к выводу, что возвращение Северо-Западного края к его историческому прошлому требует восстановления господства в означенном крае русского языка, а эта последняя задача осуществлялась и ныне осуществляется в полной мере. Русский язык, благодаря русской школе, мало по малу распространяется по окраине; кроме того, здесь замечается весьма отрадное явление изучения внешкольным путем детьми иноверцами, под руководством своих же едино-племенников, русской грамоты, что несомненно свидетельствует о пробуждении в самом населении сознания необходимости знания государственного языка. С другой стороны, польский язык воспрещен в официальной переписке, употребление его не допускается в общественных местах, а равно не дозволяется пользоване им для всякого рода текстов, имеющих публичное значение, как-то: магазинных счетов, аптечных ярлыков и т. п. Таким образом следует признать, что к возвращению русскому языку его исторического в Северо-Западном крае значения приняты меры и не безуспешно. Напротив того введение русского шрифта в литовскую письменность является мерою, которую затруднительно привести в органическую связь с прошлым Северо-Западного края.

Равным образом, на исторической почве основано мнение о непригодности латино-польской азбуки для литовского языка; мнение это разделялось Генерал-Адъютантом фон-Кауфманом. В отношении в Министерство Внутренних

[31]
Дел, от 6 Сентября 1865 года, бывший Начальник Северо-Западного края находил, что латино-польская азбука введена римско-католическим духовенством в литовскую письменность не изначала, а впоследствии, когда это духовенство устремилось к достижению шляхетско-польских целей и, при помощи латино-польской азбуки, стало проводить в народе польский язык и распространять в нем польские  книги извращенного исторического содержания.

Подробное рассмотрение вопроса и научных по сему поводу исследований не подтверждает, однако, изложенного суждения. Прежде всего, следует заметить, что литовская книга, с самого начала ее возникновения — в средине XVI века, печаталась не иначе, как латинским алфавитом, в той форме его, которая была господствующею в то время, и в польской письменности. Форма эта носит название «фрактуры» — ломанный латинский шрифт, и представляет собой изукрашенный или вернее испорченный латинский алфавит, то, что ныне называется готическим шрифтом. В памятниках первой литовской печати этот латинский алфавит встречается в чистом его виде, без всяких значков и ударений. Но уже в конце XVI века, очевидно, под влиянием несоответствия латинского алфавита особенностям литовской фонетики, к латинским буквам добавлены были некоторые значки и ударения, ни латинскому, ни польскому языку не свойственные. Отсюда возникает система приспособления принятого уже в литовской письменности латинского алфавита к характерным звукам литовского языка, посредством различного рода значков, и в результате получилось образование так называемого латино-литовского алфавита.

Очевидно, всякое проявление литовской самобытности не входило в виды польского королевства, слабого именно разноплеменностью и разноверием входившего в состав его населения и стремившегося подавить литовскую национальность, путем обращения ее в католицизм и воспитания в польском духе. На этой почве, наряду с обучением литовцев польской грамоте, возникло и печатание литовских книг латино-польским шрифтом, причем к началу XIX века в книгах этих исчезли почти всякие  следы латино-литовского шрифта.

Независимо от указаний на исторические основания в пользу русской и против латино-польской азбуки, имеются заявления о пригодности русской азбуки для изображения литовских  слов. Первым засвидетельствовал об этом перед Графом Муравьевым известный ученый Микуцкий,
[32]
который находил, что трудно выразить все звуки литовского языка  латинскими буквами, и что русская азбука более удовлетворяет требованиям литовских наречий. Но сколько заявление Микуцкого касается чисто-латинского алфавита, его нельзя не признать правильным, но следует заметить, что мнение ученого высказано было по поводу введения в школы литовских местностей преподавания, наряду с русским языком, местных наречий, причем в облегчение сельскому юношеству труда усвоения двух алфавитов Микуцким было указано на возможность обучения и литовскому и русскому языкам при помощи одной и той же русской азбуки. Но вопрос о преимуществе последней пред алфавитом латино-литовским является, однако, недоказанными и даже сторонники русской транскрипции находят необходимыми научные работы по усовершенствованию применения русской азбуки к особенностям литовской фонетики.

Наконец, мероприятие относительно русской транскрипции литовских текстов имело, по объяснению его сторонников, целью приучить литовско-жмудское население к русскому алфавиту в школе, чем дать ему возможность пользоваться этим алфавитом и в своей народной письменности и, таким образом, устранить надобность в изучении латино-польского алфавита. Кроме того, введение русского шрифта признавалось необходимым как политико-культурное начало, объединяющее народности русскую и литовскую. Эти благоприятные последствия объяснялись облегчением, в силу единства алфавита, доступа для литовца к русской книге и затруднением в пользовании польскою книгою, шрифт коей, с введением русской азбуки, для литовца был бы незнаком.

В этом отношении прежде всего следует заметить, что знание алфавита в деле изучения иноплеменного наречия занимает последнее место. Для изучения языка необходимы знание грамматики его, словаря, а также продолжительный практический опыт. Алфавит выучивается в несколько уроков; для изучения же языка нужды годы. Таким образом в знакомстве литовцев с латинским шрифтом нельзя усматривать средства,  сколько-нибудь облегчающего им доступ к польской книге: для сего нужно знание польского языка, а не одного алфавита; литовцы же и жмудины, в большинстве, по-польски не говорят, а следовательно и знание латино-польского алфавита не принесет им какой-либо пользы в деле ознакомления с польскою книгою. Равным образом, и знание русской азбуки недостаточно для понимания русской книги, для сего нужно знание русского языка. Таким образом, усматривать в шрифте, самом по себе, вне при-
[33]
менения его к ознакомлению с грамотою, какое-либо политико-культурное начало, объединяющее народности, не представляется правильным.

Предположение Министерства Народного Просвещения об основаниях разрешения вопроса о транскрипции литовских текстов.

Между предположениями различных установлений, из коих одни направлены к сохранению в полной силе воспретительных распоряжений 60-х годов, а другие к освобождению латинского шрифта от всяких ограничений, срединное положение занимает мнение по настоящему предмету Министерства Народного Просвещения. Тайный Советник Зенгер, прежде всего, все распоряжения касательно русской транскрипции делит на две категории, из коих к первой относит Высочайшее повеление 30 Января 1866 г. о том, « чтобы на будущее время все казенные издания на литовских наречиях печатались непременно русскими буквами», а ко второй административные воспрещения латинского шрифта для частных литовских изданий.

Обсуждая вопрос о желательности сохранения в силе Высочайшего повеления 30 Января 1866 г., бывший Министр Народного Просвещения нашел, что изданию русским шрифтом книг для народного чтения на литовском языке, хотя бы в виде переводов выдающихся русских писателей, следует предпочесть распространение среди населения русских книг, так как распространение книг переводных содействовало бы развитию литературы на местных наречиях, что едва ли входит в задачу русского Правительства, а кроме того устраняло бы повод к изучению языка подлинника, делая знание этого языка ненужным. По соображении засим, что в губерниях Варшавского учебного округа приходится прибегать к местным языкам вообще и в частности к литовскому, для распубликования законов и различных административных распоряжений, Министр Народного Просвещения пришел к заключению, что в принципе правительственные издания на литовском языке представляют или временно допустимую меру, как в губерниях Варшавского учебного округа, в видах необходимости сношений администрации с населением, еще не достаточно знакомым с русскою речью, или же, если дело идет о книгах для народного чтения на литовском языке, то необходимое зло, допустимое лишь во избежание большого зла, — распространения в населении книг польских или литовских заграничных изданий.

[34]
Признавая, таким образом, временную необходимость в казенных изданиях на литовском языке и притом в крайне ограниченных пределах, бывший Министр Народного Просвещения, вместе с тем, полагает, что для сих изданий должен быть сохранен русский шрифт, как потому, что вообще весьма опасно, без явной необходимости, отменять правительственные постановления, так и потому, в частности, что принятие для правительственных изданий латинского алфавита было бы оффищальным признанием большого соответствия его звукам литовской речи, что совершенно подорвало бы значение русско-литовского шрифта и для школы, к сохранению в которой этого шрифта, рядом с латинским, представляются достаточные основания. По сим соображениям Тайный Советник Зенгер высказался за оставление в силе действия высочайшего повеления 30 Января 1866 г. с тем, однако, чтобы пользование литовским языком для правительственных изданий было ограничено случаями крайней необходимости, и чтобы, в этих видах, постоянного денежного воспособления на издание книг для народного чтения на литовском языке русским шрифтом назначаемо не было.

Что касается частных литовских изданий, то бывший Министр Народного Просвещения прежде всего полагает соответственным разрешить печатание в России латинским шрифтом молитвенников и изданий Св. Писания и ввоз таковых из-за границы, ввиду существующего в литовском народе традиционного уваженья к латинице, как к издавна употребляемому шрифту для изданий религиозного характера, и дабы отнять у римско-католического духовенства повод поселять в народе убеждение, будто русское  Правительство посягает на предания и обычаи римской церкви, коей литовский простолюдин искренне предан.

Принимая засим на вид, что литовское население, будучи в массе своей почти исключительно крестьянским, кроме религиозных потребностей, испытывает надобность в таких сведениях, какие необходимы крестьянину по условиям его быта и какие содержатся в календарях, и что издания этого рода, тайно ввозимыее ныне из-за границы, было бы желательно вытеснить изданиями, печатаемыми в России, под наблюдением цензуры, бывший Министр Народного Просвещения признал соответственным, кроме молитвенников и книг Священного Писания, допустить печатание латинским алфавитом литовских календарей для сельского населения, по особой программе, составленной и одобренной учебным ведомством и гражданской властью.

Разрешение латиницы для печатания в России на литов-
[35]
ском языке книг означенных категорий, по мнению бывшего Министра Народного Просвещения, вполне удовлетворит законные бытовые потребности литовского простолюдина, и засим Тайный Советник Зенгер не признает возможным допустить печатание у нас латинским шрифтом изданий иного рода, кроме, однако, сочинений чисто научных, рассчитанных на пользование учеными специалистами, так как разрешение латинской транскрипции для книг всякого содержания и особенно для периодических изданий может послужить к искусственному возбуждению общелитовских национальных стремлений. К такому заключению бывший Министр Народного Просвещения приходит по соображении, что среди литовской интеллигенции имеет ныне силу стремление к национальному возрождению и объединению литовского племени и притом, главным образом, чрез выработку общенациональной литературы, а следовательно и общеупотребительного для нее шрифта. Предоставление полного простора разработке в самой России объединяющего все литовские племена общелитературного языка, при помощи печатного латинского шрифта, облегчит образованным литовцам взаимное духовное общение на литературной почве; появится литовская периодическая пресса, которой ее подцензурность не воспрепятствует будить национальное самосознание ее читателей. В пользу ограничения проектируемой льготы лишь упомянутыми категориями изданий Тайного Советника Зенгера приводило и то соображение, что широкий разлив в литовском народе изданий латинским шрифтом сделает бесцельным ознакомление с русским шрифтом в школе, так как при сочувствии латинице интеллигентных издателей и римско-католического духовенства все частные издания будут печататься латинским шрифтом. При таком условии и в школе, рано или поздно, кириллица будет вытеснена латиницею, так как трудно сохранять в школе беспочвенное и неприложимое к жизни обучение, а последствием сего окажется упадок русской грамотности, к которой литовско-русский алфавит служит естественным переходом.

Что касается далее допущения в наши пределы заграничных литовских изданий, то, не находя по существу оснований к разрешению ввоза в Россию заграничных литовских изданий, так как необходимыми для литовцев книгами латинской транскрипции население будет снабжено в отечественных изданиях, и не усматривая поводов к предоставлению прочим заграничным изданиям латинского шрифта льготы обращения их в нашем литовском населении, бывший Министр Народного Просвещения тем не менее останавливается на следующих соображениях. Преследова-
[36]
ние заграничных изданий предполагает целую систему постоянного надзора, обысков, взысканий и т. п. мер, действующих особенно раздражающе в тех случаях, когда содержание этих изданий ничего зловредного в себе не заключает. Раздражающее действие такой репрессии тем сильнее, что она падает на одних литовцев, так как привоз польских или немецких книг из-за границы не воспрещен. Поэтому Тайный Советник Зенгер приходит к заключению, что лучше примириться с неудобствами разрешения заграничных литовских изданий латинского шрифта, чем, сохраняя в силе их запрещение, обрекать правительственную власть на постоянную борьбу, дающую обильную пищу для преступной агитации. По сим основаниям бывший Министр Народного Просвещения признает возможным допустить в Россию заграничные литовские издания латинского шрифта, удовлетворяющие общим цензурным правилам, причем издания латинской транскрипции, предназначенные для народного чтения, дозволять к обращению в населении по рассмотрению их компетентными органами учебного ведомства.

По всестороннем обсуждении изложенных предположений Министр Внутренних Дел пришел к убеждению, что выработанными Министерством Народного Просвещения основаниями в сущности устанавливается полная свобода обращения в России литовских изданий латинской печати, с тем ограничением, что в России могут печататься лишь книги известных категорий, а все прочие могут, на общем основании, ввозиться из-за границы.

Сопоставляя такое разрешение вопроса о транскрипции литовских изданий с заключениями Виленского и Варшавского Генерал-Губернаторов, полагающих освободить латинский шрифт от всяких ограничений, Министр Внутренних Дел, от 20 Июня истекшего года, вновь просил бывшего Министра Народного Просвещения о сообщении окончательного своего заключения по настоящему делу, в связи с отзывами по оному обоих Генерал-Губернаторов.

Вследствие сего Тайный Советник Зенгерг ныне уведомил, что он отнюдь не стоит по существу за транскрипцию литовских текстов русскими буквами и не возлагает надежд на достижение при ее помощи русского влияния на литовцев, но опасается, что допущение полной свободы издания литовских книг, журналов и газет окажет неизбежное содействие интенсивному росту и развитию литовской литературы известного направления. С освобождением латинского шрифта, литовская издательская деятельность, по мнению Тайного Советника Зенгера, сосредоточится в руках той
[37]
литовской интеллигенции, которая ставит себе целью усилить литовское народное самосознание, способствовать образованию общелитовского литературного языка и сделать родной язык литовца могучим орудием проведения в народные массы идеи сепаратизма. Литовское литературное движение, искусственно направляемое по этому пути обособления от русских культурных влияний, не может не завлечь постепенно всю литовскую молодежь, получающую образование в средней и высшей школе, а в связи с этим самое движение будет приобретать все более и более резкую политическую окраску.

С другой стороны, по мнению бывшего Министра Народного Просвщения, с допущением свободы литовского издательства, с возникновением литовских издательских центров в целом ряде городов Северо-Западного края, возникнет систематическая борьба против стремлений Министерства Народного Просвещения содействовать духовному и культурному сближению литовского населения с русским народом; распространению же русского чтения в литовском населении может быть нанесен весьма тяжкий удар, тогда как при дозволении обращения в  России лишь литовских изданий заграничной печати русская книга будет иметь еще возможность выдержать конкуренцию. В виду сего, признавая наиболее целесообразным проведение проектированных ранее Министерством Народного Просвещения положений, но, придавая, вместе с тем, особенное значение достижению полной согласованности в настоящем вопросе воззрений Министерств Народного Просвещения и Внутренних Дел, Тайный Советник Зенгер полагает возможным рассматривать выработанные им положения, как временные, вводимые хотя бы на три года, в ожидании, что последующий опыт покажет, в какой степени признаваемые Министерством Народного Просвещения на первых порах необходимыми ограничения являлись бы излишними в дальнейшем.

Рассмотрение предположений бывшего Министра Народного Просвещения.

Как усматривается из вышеизложенного, бывший Министр Народного Просвещения становится на особую в настоящем деле точку зрения. До сих пор о дальнейшем направлении вопроса о русской транскрипции были высказаны два взгляда: лица, усматривавшие пользу в печатании русским шрифтом литовских и жмудских изданий, и, в связи с сим, — воспрещении латинской транскрипции, настаивали на осуществлении в полной мере воспретительных в
[38]
отношении литовской транскрипции мер: напротив того, — отрицавшие целесообразность рассматриваемого мероприятия считали необходимым освобождение латинского шрифта от всяких ограничений. Тайный Советник Зенгер, не отстаивая транскрипцию литовских текстов русскими буквами и не возлагая надежд на достижение при ее помощи русского влияния на литовцев, тем не менее, признает соответственным допустить печатание в России латинским шрифтом, за исключением книг строго научного содержания, лишь книг Священного Писания, молитвенников и календарей, как изданий, вполне удовлетворяющих законным бытовым потребностям литовского простолюдина. При этом, недопущение свободы латинского шрифта в прочих произведениях литовской словесности в проекте Министра Народного Просвещения мотивируется не теми соображениями, которые ранее приводились сторонниками русской транскрипции, но собственно желательностью задержать развитие литовской литературы, из опасения, что последняя примет ярко национальную окраску, послужит орудием проведения в народные массы идей сепаратизма и ухудшит условия распространения русской книги в населении.

Не подлежит сомнению, что с ослаблением каким бы то ни было порядком запретительных мероприятий сдерживаемое в течение сорока лет литовское книгоиздательство, на первых порах, получит усиленное развитие. Хотя проект Министерства Народного Просвещения направлен именно против такого развития, однако, нельзя не заметить, что действием его едва ли будет осуществлена преследуемая cим
[39]
образом проектируемая для заграничных изданий льгота сведется в сущности к ограничению русских типографий в праве издания латинским шрифтом каких-либо произведений печати, кроме книг духовного и научного содержания и календарей. Что печатание книг за границею, с доставлением в Россию целых изданий полностью, не представляет чего-либо затруднительного, доказывается существованием и ныне подобного порядка книгоиздательства. Так, наприм., из «Каталога дешевых изданий совеременных русских композиторов» Беляева усматривается, что последним, постоянно проживающим в С.-Петербурге, издана в Лейпциге обширная библиотека русских музыкальных произведений, причем главный склад этих изданий находится не в Лейпциге, а в С.-Петербурге; организовать подобное издательство для пограничных с Германией Ковенской и Сувальской губернии не представит никаких затруднений, и, таким образом, проектируемый Министерством Народного Просвещения способ к подавлению развития литовской литературы не достигнет преднамеченной цели.

С другой стороны, нельзя не признать, что такое косвенное побуждение русских литовцев к организации за-границею книгоиздательства для русской Литвы едва ли отвечает и финансовым целям. Высочайше утвержденным 1 июня 1882 года мнением Государственного Совета ввоз в Россию печатаемых за границею книг на русском языке, был обложен таможенною пошлиною, в размере 3 р. золотом с пуда для непереплетенных и 4 р. 50 к. золотом с пуда для книг переплетенных. Узаконение это не касалось польских книг. Такой порядок, как видно из отзыва Министерства Финансов от 29 Ноября сего года за № 12069, был признан неблагоприятным для типографского дела Империи вообще и Царства Польского в частности, тем более, что книги эти печатаются латинским шрифтом, и, следовательно, заказы по изготовлению их могут быть выполняемы без всякого затруднения любою иностранною типографиею. Вследствие сего Высочайше утвержденным 4 июля 1901 года мнением Государственного Совета книги, отпечатанные за границею на польском языке, были обложены таможенною пошлиною по 4 р. 50 к. с пуда. Хотя впоследствии, именно Высочайше утвержденным 13 Января 1903 года мнением Государственного Совета, означенный закон был отменен, но исключительно во внимание к поступавшим в Министерство Финансов, во множестве, заявлениям о стеснительности оного для населения Царства Польского, нуждающегося в беспошлинном получении из-за границы книг на польском языке. В виду сего едва ли подлежит сомнению, что вытекающая из проекта быв-
[40]
шего Министра Народного Просвещения привилегия для иностранных типографий печатания для русских литовцев книг латинского письма не отвечает интересам нашей промышленности.

Изложенное приводит к убеждению, что выработанные Министерством Народного Просвещения основания разрешения вопроса о литовской транскрипции не обеспечивают достижение тех целей, которые преследуются. Надо иметь в виду, что основная мысль Тайного Советника Зенгера, как уже было замечено, сводится к стремлению ограничить развитие у нас литовской литературы, из опасения усвоения ею нежелательного, с точки зрения русских интересов, направления и возникновения, при посредстве литературы, объединяющего все литовские племена общелитературного языка. Вполне разделяя мнение Тайного Советника Зенгера о нежелательности такого направления дела, нельзя прежде всего не заметить, что при подчинении литовской литературы, на общем основании, надзору цензурных установлений, нет оснований полагать, что она может принять несоответствующее видам правительства направление. Очевидно могут быть таковые случаи, но к прекращению их будут приняты на основании цензурного устава надлежащие меры. Между тем, против существующего положения дела Правительство в большинстве случаев бессильно. Запрещение латинского шрифта вызвало громадный контрабандный ввоз заграничных изданий, наполненных враждою против России и русской народности и проповедующих социалистические и анархические идеи. Появление в России подцензурных литовских изданий несомненно уменьшит контрабандный ввоз бесцензурных и, следовательно, пресечет пути иностранной противоправительственной пропаганды. В этом отношении Виленский Генерал-Губернатор заявляет, что ныне ум литовца питается исключительно теми печатными произведениями, которые, как издания зарубежные и ввозимые контрабандным путем, совершенно не рассматриваются цензурой и, следовательно, никак не руководятся Правительством. Между тем, по замечанию Главного Начальника Северо-Западного края, с разрешением латино-литовского шрифта, в России возникнет своя литовская литература, которую можно развивать в соответствии с целями и видами Правительства. Того же воззрения на настоящий вопрос держался и бывший Варшавский Генерал-Губернатор Князь Имеретинский, который во всеподданнейшей записи о состоянии Генерал-Губернаторства за 1898 г., указывая на распространение среди литовского населения брошюр революцюнного направления и на возможность обращения литовского народа, за отсутствием материала для чтения на своем языке, к литературе польского народа, признавал
[41]
необходимым удержать литовское население от вступления на путь антиправительственных стремлений или в сферу польского влияния и лучший для достижения сей цели способ усматривал в сохранении особенностей его языка и быта.

Далее, нельзя не заметить, что неблагонамеренные элементы литовской народности далеко не сочувственно относятся к освобождению латинского шрифта от воспрещения, так как в свободе литовского книгоиздательства видят явный удар для своих противоправительственных стремлений. Так, напр., в статье «Польза или вред», помещенной в зарубежной литовской газете «Колокол» за 1895 год, автор, задавшись вопросом, следует ли литовцам добиваться разрешения печатать книги латинским шрифтом, приходит к заключению, что нужно очень и очень обдумать, стоит ли литовцам теперь, при нынешних условиях, желать, чтобы русское Правительство разрешило литовскую печать, так как в случае такого разрешения, по мнению враждебного России автора, окажутся нежелательные результаты, подведенные им под следующие рубрики: 1) русская цензура не позволит распространять среди народа ни патриотических, ни исторических, ни антирусских, ни антимонархических сочинений. В разрешенной печати мы уже не могли бы ни указывать неправды русского Правительства, ни учить, как от них защищаться; 2) заграничная литовская печать и распространение ее в Литве должны сильно уменьшиться, ибо с падением контрабанды молитвенников пропадет часть распространителей литовских книг: известно ведь, что продавцы молитвенников и разносчики их вместе с ними продают и иные книги; 3) подъем литвинизма в Пруссии, и теперь сомнительный, тогда совсем исчезнет, не имея опоры со стороны русской Литвы; 4) Правительство будет содействовать умножению нашей литературы, издавая само или поддерживая издания, написанные в благоприятном ему духе; 5) запрещение печати, чтения и распространения литовских изданий — это почва, объединяющая всех литовцев. Дозвольте все это, что же останется многим из нас, на чем мы могли бы согласиться. Не ослабел ли бы протест против неправды Правительства; 6) теперешнее запрещение литовской печати очень благоприятно развитию тайной агитации среди нас. Не было бы запрещения, ослабела бы и агитация.

 Мнение это, подсказанное враждою к России, является чрезвычайно характерным при рассмотрении настоящего дела.

Обращаясь затем к соображениям Тайного Советника Зенгера о желательности вытеснить обращение заграничных календарей русскими, нельзя усмотреть оснований для отсту-
[42]
пления от этого положения и в отношении прочих зарубежных изданий. Обоснование проектируемого в пользу календарей изъятия ссылкою на факт распространения, во множестве, в литовских местностях именно календарей, едва ли может иметь решающее значение, так как в означенных местностях помимо календарей десятками тысяч распространяются сборники литовских песен, учебники языка, истории, географии, руководства по сельскому хозяйству, домоводству, ремеслам, газеты и т. п. Таким образом, если желательно вытеснить распространяемые в России заграничные календари русскими подцензурными календарями, по той же самой причине желательно и прочие заграничные издания, часто крайне возмутительного характера, вытеснить соответственными русскими изданиями, печатаемыми с дозволения цензуры. Что же касается подчинения издания календарей требованиям определенной программы, то, казалось бы, в этом не усматривается особой надобности. Хотя в предположениях бывшего Министра Народного Просвещения не приводится ближайших соображений в пользу установления такого порядка издания календарей, но, как следует думать, имеется в виду сузить издания этого рода необходимыми для календаря пределами, дабы в календарях не помещались повести, стихотворения, статьи исторического содержания и т. п., а также, чтобы обилием полезных для крестьянина сведений, помещаемых в издаваемых в России календарях, парализовать иностранную конкуренцию. Относительно первого следует заметить, что исключение из календаря собственно литературного содержания и вообще всего, что имееть в виду не одну только пользу, но и доставление развлечения, едва ли не ослабит интереса к русским изданиям и не будет содействовать иностранной контрабанде; касательно же второго надлежит иметь в виду, что инициатива частного предпринимателя, лично заинтересованного в богатстве и разнообразии доставляемых в календарях сведений, опередит в этом отношении издания, составляемые по казенным образцам. В виду всего вышеизложенного едва ли есть сомнение в желательности допущения печатания в России литовских календарей латинским шрифтом при соблюдении общих цензурных правил.

Переходя к соображениям Министра Народного Просвещения о недопушении печатания у нас латинским шрифтом литовских изданий общелитературного содержания, как не вызываемых насущными потребностями местного населения, нельзя не заметить, что календари и книги религиозного содержания не исчерпывают потребностей литовского простолюдина в чтении. Как было выше упомянуто, среди
[43]
местного населения десятками тысяч распространяются издания самого разнообразного содержания, и, следовательно, для удовлетворения потребности в чтении литовец или будет прибегать к пользованию зловредною, контрабандных путем водворяемою, литературою, либо будет выписывать или приобретать выписываемые из-за границы, на общем цензурном основании, издания. В том в другом случае запрещение латиницы для всех изданий светского характера, кроме календарей, останется мертвою буквою.

Засим, по поводу мнения Министра Народного Просвещения, что широкий разлив в литовском народе изданий латинским шрифтом сделает бесцельным ознакомление с русским шрифтом в самой школе, при каковом условии и в последней рано или поздно кириллица будет всецело вытеснена латиницею, последствием чего окажется упадок русской грамотности, надлежит указать, что и при осушествлении проекта Министерства Народного Просвещения во всей его полноте ознакомление с примнением русского алфавита к литовским словам становится бесцельным, так как по выходе из школы литовский мальчик не найдет литовских книг русского шрифта: как показывает сорокалетний опыт, частные литовские издания не будут печататься русским шрифтом, Министерство же Народного Просвещения предполагает пользование литовским языком для правительственных изданий в русской транскрипции ограничить случаями крайней необходимости. С другой стороны не представляется вполне ясным заключение Министра Народного Просвещения, что, при широком разливе в литовском народе изданий латинской транскрипции, и в школе рано или поздно кириллица будет всецело вытеснена латиницею, так как в школах Виленского учебного округа литовский язык не преподается вовсе, а преподается лишь русский язык; в школах же Варшавского учебного округа Министерство Народного Просвещения и ныне допускает упражнения в чтении латиницы.

Наконец, обращаясь к предположению тайного советника Зенгера об оставлении в силе Высочайшего повеления 30 Января 1866 г. об обязательности печатания казенных изданий на литовских наречиях русскими буквами, необходимо отметить, что помянутое Высочайшее повеление должно бы быть поставлено в зависимость от общего разрешения вопроса о литовской транскрипции в частных изданиях: Высочайшее повеление 30 Января 1866 г. издано было после циркулярных распоряжений Генерал-Адъютанта Кауфмана и Министерства Внутренних Дел о печатании литовских изданий не иначе, как русским шрифтом, и им собственно
[44]
была подтверждена сила сего распоряжения в отношении изданий казенных. Если бы ныне было признано соответственным отменить распоряжение 60-х годов касательно частных литовских изданий, то, казалось бы, с формальной стороны, сохранение в силе рассматриваемого Высочайшего повеления не представляло бы необходимости, тем более, что учебное ведомство, если признает соответственным печатать для надобностей школы литовские буквари или другия издания, русским шрифтом, в праве сделать это и без особого на то Высочайшего соизволения.

В заключение рассмотрения предположений бывшего Министра Народного Просвещения Министр Внутрнних Дел считает соответственным остановиться на предположении Тайного Советника Зенгера о возможности, в видах постепенности перехода от системы полного воспрещения латинского шрифта к системе полной его свободы, придать выработанным Министерством Народного Просвещения положениям временное значение, хотя бы на три года, впредь до указаний опыта, в какой степени признаваемые Министерством Народного Просвещения на первых порах необходимыми ограничения являлись бы излишними в дальнейшем.

В этом отношении нельзя не заметить, что всякого рода временные меры едва ли могут быть допустимы в отношении рассматриваемого вопроса. Прежде всего следует принять на вид, что периодическое возбуждение настоящего вопроса, во всеподданнейших отчетах и записках, вызвало Высочайшее Его Императорского Величества указание, по поводу всеподданнейшего отчета бывшего Варшавского Генерал-Губернатора: «Пора так или иначе порешить с этим делом». Руководствуясь сим Государя Императора указания и разумея оное в смысле повеления решить настоящий вопрос окончательно и бесповоротно, а, следовательно, и с тем проникновением в существо дела, которое устраняло бы возможность каких-либо в будущем колебаний относительно правильности принимаемой ныне меры, является излишним ждать каких-либо указаний в дальнейшем опыте, в то время, когда и прошлого совершенно достаточно для окончательного решения настоящего дела. По сим основаниям Министр Внутренних Дел признавал бы несоответствующим Высочайшему Его Величества указанию разрешение литовского вопроса при помощи какого-либо переходного положения.

[45] Заключительные соображения.

Рассмотрев высказанные защитниками и противниками русской транскрипции суждения, а равно и среднее по поводу дальнейшего направления настоящего дела мнение тайного советника Зенгера, Министр Внутренних Дел, прежде чем высказать окончательное свое заключение, считает необходимым указать на причины неудачи мероприятий введения русской транскрипции в литовскую письменность.

Причины эти с одной стороны лежат в самом существе дела, а с другой — являются привходящими. К числу причин первого рода следует отнести то обстоятельство, что все произведения литовской литературы — как она ни была бедна — писались и печатались с самого начала их возникновения и до половины 1864 г. исключительно латинским алфавитом, тем самым, который усвоен и в богослужебных римско-католических книгах и в домашних молитвенниках, составлявших значительнейшую часть изданных к моменту запрещения латинского алфавита книг. Приучить население к другому начертанию букв оказалось задачею непосильною. Нужды нет, что литовско-жмудское население было в 60-х годах почти поголовно неграмотно; для образованного человека буквы имеют второстепенное значение, но чем менее просвещен народ, тем сильнее он будет отстаивать внешние формы, в которых воплощается в его воззрениях внутренний смысл вероучения. По понятиям простого литовского народа шрифт и религия нераздельны: латинский шрифт он называет католическим, вот почему ему так дороги молитвенники, напечатанные этим шрифтом; литовские же книги, напечатанные русским шрифтом, он считает православными.

Причины другого рода заключаются в сознательном противодействии правительственному мероприятию со стороны, главным образом, местного католического духовенства. Ксендз литовской народности, олицетворяя собою образованный класс, естественно стремится к сохранению своего литературного языка, вылившегося в течение столетий в латинском шрифте. Равным образом, причины неудачи введения русской транскрипции нельзя не усмотреть в некоторой непоследовательности административных в этом отношении распоряжений. С воспрещением печатания и ввоза в Россию литовских и жмудских книг латинского шрифта, взамен этих книг не было издано ничего, кроме нескольких букварей и учебников.

Таковы главные причины ныне несомненной неудачи введения русской транскрипции в литовскую письменность. К ним необходимо прибавить и усматриваемое в настоящем делу отступление от пути, намеченного графом Муравьевым.

[46]
Западные губернии, со времени присоединения их к России, непрестанно служили ареною, на которой стремление России к осуществлению  исторических своих прав на эту окраину встречало противодействие со стороны польских притязаний. Зарево мятежа 1863 г. ярко осветило картину польско-католической пропаганды, вынудив правительство принять решительные меры к располячению Северо-Западного края. Программа правительственных в сем направлении мероприятий была широко начертана умиротворителем края и первым его преобразователем, который, в отношении ограждения литовцев и жмудинов от польского влияния, указал, между прочим, на средство — ввести в курс местных народных училищь, наряду с русским языком, преподавание природного языка учащихся. При этом, в видах облегчения школьному юношеству усвоения двух азбук, граф Муравьев сделал попытку обучения в местных школах литовскому и жмудскому языкам, при помощи русской азбуки. Центр тяжести рассматриваемого мероприятия лежал не в применении русской азбуки — приеме, имеющем исключительно значение дидактическое, а введении жмудского и литовского языков, как противовесе польскому, в систему начального образования. С течением времени, однако, произошло значительное отступление от существа принятой графом Муравьевым школьной реформы: обучение литовскому и жмудскому языкам в школах было прекращено, а попытка печатания книг на этих языках для школьного употребления русскою азбукою приняла форму воспрещения издания всяких книг на жмудском и литовском языке иначе, чем буквами русской гражданской азбуки. Русской азбуке придано было своего рода символическое значение, долженствовавшее знаменовать соединение Литвы и Жмуди с Россиею. Последствия не замедлили сказаться. Среди литовского населения из года в год все более и более стало усиливаться обращение заграничных литовских изданий, исполненных ненависти к России и проповедующих зловредные идеи социализма и анархии. Очевидно, рассматриваемый внешний прием влияния русской культуры оказался непригодным. Отсюда возникали мысль о необходимости отмены вредного для русских государственных интересов ограничения.

За последнее десятилетие впервые высказались в этом смысле лица, имевшие возможность ближайшим образом наблюдать практические последствия обсуждаемого мероприятия, именно бывший Сувальский и Ковенские, бывший и настоящий, Губернаторы. В настоящее время то же мнение высказывают Варшавский и Виленский Генерал-Губернаторы. К этому мнению считает долгом присоединиться и Министр Внутренних Дел, не усматривая какой-либо необходимости
[47]
отстаивать оказавшееся в государственных целях непригодным введение русской трапскрипции в литовскую письменность. Будучи далек от мысли держаться политики уступчивости населению в смысле отмены невозбуждающих его сочувствия мер, Министр Внутренних Дел вместе с тем полагает, что несочувствие населения бесполезному для правительственных интересов мероприятию отнюдь не должно служить препятствием к отмене такового.

Приходя таким образом, согласно с мнениями Генерал-Адъютанта Черткова и генерал-лейтенанта Князя Святополк-Мирского, к заключению о необходимости отмены всех распоряжений о воспрещении употребления латинского шрифта в литовской письменности, Министр Внутренних Дел считает лишь нужным указать, что он, с своей стороны, согласно с закл ючением тайного советника Зенгера, полагал бы полезным, чтобы издания, предназначенные для народного чтения, независимо от общей цензуры их, допускались к обращению в населении лишь по надлежащем рассмотрении их органами учебного ведомства, применительно к принятому вообще относительно изданий этого рода порядку. Но правило это, не заключающее в себе нового постановления, а лишь подчиняющее действующему порядку литовские для народного чтения издания, должно быть делом ведомственного распоряжения и не подлежало бы распубликованию во всеобщее сведение, тем более, что такое постановление, при неосведомленности населения с действующим порядком, могло бы быть истолковано, как новое ограничение и дало бы повод агитаторам возбуждать в населении неудовольствие против правительства.

Заключение.

На основании всего вышеизложенного, Министр Внутренних Дел полагал бы: постановления и распоряжения, воспрещающие употребление латинского или иного шрифта в произведениях литовской и жмудской письменности, отменить.

Об этом Статст-Секретарь Плеве имеет честь представить на благоусмотрение Комитета Министров.

Подписал: Министр Внутренних Дел,

Статс-Секретарь Плеве

Скрепил : Правитель Канцелярии  Д. Любимов