-
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- И.И. МЕЩАНИНОВ: «Воспоминания о Н.Я. Марре», Проблемы истории докапиталистических обществ, 1935, № 3-4, стр. 157-158.
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
[157]
Я познакомился с Николаем Яковлевичем первый раз в 1914 г., когда я был еще учеником Н.И. Веселовского. Первый и единственный раз, когда я в 1914 г. встретился с Н. Я. ограничился очень непродолжительной беседой и советом, который сначала мне показался немножко странным, а потом обусловил собой мое дальнейшее научное направление. Н. Я. спросил меня неужели, занимаясь древностями, вы не хотите познакомиться с языком и укрепиться в изучении того народа, языком которого вы занимаетесь? В 1914 г. вышла работа Н. Я., посвященная новоэламскому языку. Я эту работу приобрел, успокоился и к Н. Я. не показывался. В 1917 г. у меня была вторая встреча с Н. Я., после которой я начал с ним непрерывно работать до самой его смерти. После 1917 г. мне представилась возможность ознакомиться с системой работы самого Н. Я. Каждое воскресенье ( до введения десятидневок), я в течение всего дня имел возможность наблюдать Н. Я. в его научной работе. Передо мною был Н. Я. как ученый, работающий у себя в кабинете; здесь он поражал своей необычайной динамикой мысли. Не встречая критики в своей работе, — за редким исключением совершенно необоснованной критики, — он оказался сам своим собственным критиком. Происходили изменения в направлении работ Н. Я., которые известны нам в его печатной продукции. Эта быстрота, углубленный анализ, все время уточняющий свои собственные положения, являются необычайно характерными для него. Можно было бы напомнить беседу, которая происходила заграницей после выхода в свет второго издания «Кавказ и третий этнический элемент» на немецком языке. В предисловии к этой книге Н. Я. сказал, что работа, вышедшая два года назад требует значительных изменений, и когда один ученый саркастически заметил, что в его представлении не укладывается образ ученого, который в течение двух лет меняет свои позиции, то ответ Н. Я. был необычайно яркий, характеризовавший его самого и школу, с которой приходилось ему сталкиваться на Западе. Н. Я. ответил, что он не представляет себе такого ученого, который 30 лет твердит одно и то же. Этот образ, образ быстро двигающегося вперед кабинетного ученого очень яркий пример, тем более, что самый процесс уточнения мысли происходил и в личных беседах, на которых я рос, которые, к сожалению, пришлось прервать в связи с перестановкой выходных дней. В этих беседах выступал Н. Я. и как педагог. Н. Я. необычайно любил преподавание, любил и студентов. Здесь Н. Я. ярко выступает с двух сторон — как требовательный педагог и в то же время как очень отзывчивый к работе студентов, ко всем вопросам, возникающим у студентов. Его требовательность к посещению лекций сочеталась с необычайной доступностью, и студенты могли свободно задавать ему вопросы. Н. Я. готовился к каждой лекции крайне основательно. По воскресеньям он подготовлял лекции на всю предстоящую неделю (до введения десятидневки), он не признавал ни лекций, ни докладов экспромтом; не допуская стенографических записей лекций, он необычайно четко обдумывал письменный текст, и в то же время иногда написанный им текст оставался непрочитанным и предлагался другой текст. Первое время аудитория Н. Я. отличалась необычайной оригинальностью состава: проф. Струве, доцент Гесс, доцент Козмин, я, в качестве вольнослушателя, и только один студент. Другой курс: семито-яфетические па-
[158]
раллели— один я. Начиная с 1928 г., у Н. Я. уже колоссальная аудитория, где Н. Я. продолжал читать в том же духе, не считаясь с количественным составом аудитории. Перед каждым докладом Н. Я. волновался страшно, серьезно и длительно готовился и всегда являлся с написанным до конца докладом. Накануне доклада он часто хотел отказаться от него, объясняя тем, что не будет понят, и нередко многолюдная аудитория, действительно, не могла охватить его доклада. Тем не менее, оставаясь непонятным массовой аудитории, он читал блестяще. Это своеобразное сочетание человека, не приноровлявшегося к аудитории и в то же время ярко для слушающих продвигавшего вперед свои установки, свое учение. Как педагог Н. Я. был труден в изложении, но все же аудитория его посещалась массово. Н. Я. как лингвист не замыкался в тесные рамки только языкознания и неизменно шел к тесной увязке лингвистики с остальными историческими дисциплинами. Будучи лингвистом, он был историком и был таковым с самого начала своей деятельности.
В результате мы видим меняющегося Марра: Марр до 1917 г. не тот, который писал «Третий этнический элемент», а «Третий этнический элемент» это работа уже прошедшего этапа для Марра, который перешел на позиции последовательного материалистического языкознания.
Вот в этих тесных соприкосновениях с Н. Я. вырисовывается личность исключительной красоты, может быть ярче, от тех впечатлений, которые могут создаться при чтении только его работ. И в то же время чувствовалось, что он дает направление. Он часто высказывал предположения, которые не укладывались в моей голове и к которым приходилось примыкать со значительным опозданием после того, как он высказывал их. Это — человек, опередивший ту научную среду, которой он был окружен. В данном случае ученики не успевали за Н. Я. и это положение исключительно поучительно для нас, как пример Н. Я. дал колоссальный пример для подражания, но пример необычайно трудный. Для этого требуется та же гениальность, то же углубление в материал, именно в материал, над которым работаешь, а не в выводы, исключительная усидчивость и при этом страшнейшая динамика научной мысли. Такое сочетание является редким, и такой пример для подражания является, повторяю, очень трудным.