Редактор — доктор филологических наук Р. И. Аванесов.
Редактор издательства «Знание» — Л.В. ПРИВАЛЕНКО
Ф 09403  Подписано к печати 16-XI-1951 г.     Тираж — 150 000 экз.
Объём — 2 печ. л.                       Заказ № 2470.
Типография газеты «Правда» имени Сталина. Москва, ул. «Правды», 24. 

         план лекции

[3]               
        Своим гениальным трудом «Марксизм и вопросы языкознания» И. В. Сталин открыл новую эру в развитии науки о языке, создал цельную марксистскую теорию языка, дал ясную программу дальнейшей работы в этой области знания.
        Историческое значение сталинского труда, посвященного языкознанию, выходит далеко за пределы науки о языке. Этот труд И. В. Сталина является новым выдающимся вкладом в марксистско-ленинскую науку. Он имеет неоценимое значение для всех научных дисциплин'
        Из всей совокупности вопросов, рассмотренных И. В. Сталиным в его труде «Марксизм и вопросы языкознания», мы остановимся лишь на одном — на вопросе о непосредственной связи языка и мышления.
        Сталинское решение вопроса о языке и мышлении знаменует собой новый этап в развитии марксистско-ленинской теории познания, логики и психологии. 

         Язык как средство общения

         Согласно классическому определению И. В. Сталина, язык относится к числу специфических общественных явлений, действующих за всё время существования общества. Специфика языка заключается в том, что он является средством общения, обмена мыслями и взаимного понимания людей в обществе! Служить средством общения, обмела мыслями — это изначальная и основная функция языка, составляющая его сущность. Утрачивая эту функцию, язык вместе с тем перестаёт быть и орудием мысли, теряет свою качественную определённость и тем самым перестаёт быть языком.
        «Язык, — пишет И. В. Сталин,— есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания»[1], В этом лаконичном по форме и исключительно глубоком по содержанию положении подчёркнута не только основная функция языка в её общем виде, но впервые в истории науки всесторонне раскрыта, конкретизирована сущность этой функции.
        В своём основополагающем определении языка И. В. Сталин не ограничивается лишь указанием на то, что язык есть средство общения. Любой обмен мыслями является общением, но
[4]      
не всякое общение между людьми есть обмен мыслями. Поэтому не все формы общения осуществляются при помощи языка. Язык есть средство такого взаимного общения людей, сущность которого состоит именно в обмене мыслями.
        Указывая на то, что при помощи языка люди добиваются взаимного понимания, И. В. Сталин раскрывает характер взаимного обмена мыслями. В процессе взаимного общения люди, добиваясь взаимного понимания, преодолевают те или иные трудности, обусловленные различием точек зрения, воспитания, уровнем развития, особенностями индивидуального опыта и т. п. Подчёркивая, что язык является средством взаимного понимания людей, И. В. Сталин тем самым указывает на двусторонний характер общения, на две стороны единой функции языка. Высказывание, выражение мысли при помощи языка говорящим или пишущим,— это лишь одна сторона общения, вторую сторону общения составляет понимание высказанной мысли слушающим или читающим.
        Будучи средством обмена мыслями и орудием процесса мышления и тем самым связанным со всеми сферами как практической, так и теоретической деятельности человека, язык играет исключительно важную роль в жизни общества. Всякий процесс производства, как и все другие формы деятельности людей в обществе, носит общественный характер. Что бы человек ни делал и где бы он ни осуществлял свою деятельность, он действует как общественное существо, а потому неизбежно нуждается в согласованности своих действий с действиями других людей, что достигается при помощи языка как средства обмена мыслями. Без взаимного общения, без обмена мыслями невозможна никакая совместная деятельность людей в обществе, немыслим никакой общественный труд, следовательно, немыслимо самое существование и развитие человека и человеческого общества.
        И. В. Сталин учит, что «без языка, понятного для общества и общего для его членов, общество прекращает производство, распадается и перестаёт существовать, как общество. В этом смысле язык, будучи орудием общения, является вместе с тем орудием борьбы и развития общества»[2].
        Даже тогда, когда человек что-либо делает наедине с самим собой, он с неизбежностью пользуется языком, так как он везде и всюду действует мысля, а процесс мышления осуществляется при помощи языка, на основе языка.
        Но язык оказывается в состоянии выполнить роль орудия мышления и функцию общения потому, что в языке регистрируются и закрепляются результаты работы мышления, потому, что язык непосредственно связан с -мышлением человека, по­тому, что язык является непосредственной действительностью
[5]      
мысли. Если бы язык не был непосредственной действительностью мысли, то он не мог бы служить средством общения. А без выполнения функции общения язык не мог бы быть и орудием мысли.
        «Будучи непосредственно связан с мышлением, язык,— учит И. В. Сталин,— регистрирует и закрепляет в словах и в соединении слов в предложениях результаты работы мышления, успехи познавательной работы человека и, таким образом, делает возможным обмен мыслями в человеческом обществе»[3]. В этом положении с исключительной силой подчёркивается тот факт, что только благодаря непосредственной связи с мышлением язык оказывается в состоянии выполнять роль средства общения, обмена мыслями. И наоборот, лишь благодаря своей непосредственной связи с языком мысли могут не только возникнуть, оформиться в голове отдельного человека, но и стать достоянием всего общества.
        Сталинское решение вопроса о непосредственной связи языка и мышления раскрывает природу языка и вместе с тем углубляет наше понимание мышления. Мышление есть свойство особым образом организованной материи, функция мозга, сущность которой заключается в обобщённом и опосредствованном отражении объективного мира. Мышление неотделимо от мозга. Ещё К. Маркс говорил, что «нельзя отделить мышление от материи, которая мыслит»[4]. Будучи отражением действительности в человеческой голове, мысли недоступны непосредственному наблюдению со стороны других людей. Мы не можем ни видеть, ни осязать того, что происходит в голове другого человека, т. е. мы не в состоянии непосредственно, без речи, понять, о чём думает другой человек. Только идеалисты и мистики могут рассуждать о возможности передачи и чтения мыслей на расстоянии, без материального опосредования речью, о возможности общения с помощью самого мышления, лишённого «природной материи» языка. Выражаясь посредством языка в устной или письменной речи, т. е. выступая перед нами в определённой материальной оболочке, которая воспринимается нашими органами чувств, мысль оказывается доступной для понимания, она становится как бы ощутимой и осязаемой для слушающего и для самого говорящего. «Самые высшие достижения человеческой мысли, самые глубокие знания и самые пламенные чувства,— говорил М. И. Калинин,— останутся неизвестными для людей, если они не будут ясно и точно оформлены в словах. Язык — это орудие для выражения мысли»[5].
[6]
        В противоположность современным мракобесам из числа семантических идеалистов, отрицающих возможность познания мысли другого человека, считающих, что «чужая душа — потёмки», что внутренний мир мыслей и чувств якобы непроницаем для познания, марксизм исходит из признания познаваемости как объективного мира, так и его отражения в человеческой голове.
        Психофизиологический механизм обмена мыслями состоит в том, что говорящий, желая высказать свою мысль, приводит в движение свой речевой аппарат, который, в свою очередь, производит колебательные движения частиц воздуха. Последние, как реальный физический раздражитель, воздействуют через слуховой анализатор на кору мозга слушающего. Ввиду того, что каждый комплекс речевых звуков связан у данного народа с определённым предметом и его образом в мозгу, этот комплекс вызывает в коре мозга слушающего определённые физиологические процессы, определённые временные нервные связи, и благодаря этому в сознании слушающего возникает та картина действительности, о которой сообщает говорящий.
        Слушая устную или читая письменную речь, мы посредством языка воспринимаем содержание мысли другого человека. Речь ставит перед нашим умственным взором ту картину действительности, которая отразилась в мысли говорящего и о которой он сообщает нам.
        Язык служит незаменимым средством для понимания не только чужих, но и своих собственных мыслей. Благодаря языку мысль одного человека становится объектом не только для слушающего, но и для самого говорящего. Без языка человек не был бы в состоянии не только понимать других людей, но он не смог бы понимать и самого себя. «...Язык,— говорится в «Немецкой идеологии»,— как раз и есть практическое, существующее и для других людей, и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание...»[6]. В этом положении с исключительной глубиной и яркостью подчёркивается значение языка в формировании самосознания человека. 

         Язык как орудие познания действительности

        Выполняя роль средства общения, обмена мыслями, язык вместе с тем играет колоссальную роль в опосредствованном познании действительности. Знания и опыт, накопленные всем обществом в ходе истерии и зафиксированные в письменной речи, становятся доступными каждому человеку. И наоборот, будучи средством выражения мысли, язык делает внутренний
[7]      
мир каждого человека, содержание его мыслей, достоянием всего общества. Например, великие творения гениев человечества: Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина,— открытия учёных: Ломоносова, Лобачевского, Сеченова, Павлова и др.,— будучи зафиксированными с помощью языка в их трудах, стали достоянием всего человечества.
        Фиксируя и закрепляя результаты работы мышления, язык даёт возможность объединять умственные усилия всего человечества в познании объективного мира. Каждый человек в отдельности физически не в состоянии непосредственно, лично, изучать решительно все предметы и явления действительности. А некоторые явления, например, прошлые события общественной жизни, о которых мы знаем на основании памятников материальной культуры, устных рассказов и главным образом письменных свидетельств прошлого, не только отдельный человек, но и всё современное человечество в целом не может непосредственно воспринять.
        Совокупность знаний, которыми располагает каждый человек в отдельности,— это не только и не столько результат его личных усилий.. Подавляющее большинство этих знаний приобретается человеком опосредствованным путём, путём усвоения готовых знаний, выработанных предшествующими поколениями и всем современным обществом. Создание системы знаний как в области наук, так и в обыденной жизни— эш дело всего исторического развития человечества, плод упорной работы многих поколений людей. И каждый вступающий в жизнь и в науку человек неизбежно должен прежде всего овладеть теми знаниями, которые выработало человечество до него. А эти знания предшествующих поколений становятся нашими знаниями в результате косвенного процесса познании, познания, осуществляемого при помощи языка. В этом отно­шении исключительную роль играет письменная речь. Фиксируя мысль в письменной речи, мы делаем её достоянием не только своих современников, но и последующих поколений. Именно благодаря письменной речи мысли, идеи и знания одного поколения людей не умирают вместе с ним, а сохраняются и живут в веках.
        Весь многовековой опыт человечества, все достижения человеческого ума и воли, запечатленные в письменных памятниках, как драгоценное духовное сокровище народа передаются из века в век. Именно благодаря письменной речи мы приобрели способность заглянуть в глубь веков и проследить историю развития человечества. Например, надписи на костях, сборник песен и гимнов «Шицзин» раскрывают перед нами древнейший период развития китайской культуры периода XII—IX вв. до нашей эры. Открытие Ж.-Ф. Шампольоном ключа к расшифровке высеченных на камнях иероглифов дало в руки историков превосходное средство для изучения истории и культуры древ-
[8]      
него Египта. «Илиада» и «Одиссея» — древнейшие памятники, запечатлевшие «детство человеческого общества» (Маркс), представляют собой ценные источники для исследования истории, культуры, быта народов древней Греции. Бессмертные творения гения русского народа, выдающиеся письменные памятники древней Руси — русские летописи и «Слово о полку Игореве» — являются важнейшим источником для изучения прошлого нашего народа.
        Таким образом, письменная речь даёт возможность понимать не только настоящее, но и прошлое народа. Она даёт нам поистине неограниченную возможность запечатлеть и сохранить огромную массу знаний, приобретённых народом. Без письменной речи человек был бы не в состоянии физически удержать в своей памяти все те знания, которыми располагает человечество на данном уровне его исторического развития.
        В истории общества каждое данное поколение посредством языка овладевает опытом предыдущих поколений, обогащает, развивает этот опыт и передаёт его с помощью языка последующим поколениям. Последующие поколения освобождаются, таким образом, от необходимости вновь и вновь повторять тот путь исканий и заблуждений, который проходили все предшествующие поколения людей. Каждое новое поколение начинает свою познавательную работу с того, на чём остановилось предшествующее поколение, и продолжает её дальше. Опыт каждого поколения — это лишь одно из звеньев бесконечной цепи познания человеком объективного мира. Поэтому даже тогда, когда человек находится наедине с природой, его отношение к ней благодаря языку опосредствовано его отношением ко всему обществу. Человек смотрит на мир через сложную призму общественного опыта, который он приобрёл при помощи языка. Указывая на великое значение языка в жизни людей, Герцен писал, что «их стремления не пропадают бесследно, они облекаются словом, воплощаются в образ, остаются в предании и передаются из века в век. Каждый человек опирается на страшное генеалогическое дерево, которого корни чуть ли не идут до Адамова рая; за нами, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана всемирной истории»[7].
        Познавательная роль языка заключается не только в том, что он даёт возможность овладевать знаниями, накопленными всем человечеством, но и в том, что язык обусловливает возможность перехода от чувственной ступени познания — ощущений, восприятий и представлений — к отвлечённому мышлению в форме понятий, суждений и умозаключений.
        Всякий процесс познания действительности, осуществляющийся в ходе практической деятельности человека, неизбеж-
[9]      
но начинается с живого созерцания, с непосредственного отражения мира, т. е. с ощущений и восприятий.
        От чувственной ступени процесс познания переходит к отвлечённому мышлению. Область того, что мы отражаем в мышлении понятиями, гораздо богаче и глубже того, что мы отражаем в наших ощущениях, восприятиях, представлениях.
        В восприятиях и представлениях, которые являются формами элементарного наглядного мышления, мы отражаем лишь внешние, доступные органам чувств отношения и связи предметов реального мира.
        Сущность же отвлечённого мышления заключается, во-первых, в том, что оно есть обобщённое и опосредствованное отражение существенных, закономерных, глубоких связей и отношений между вещами и явлениями, таких связей, которые не лежат на поверхности, которые недоступны непосредственному восприятию, и, во-вторых, в том, что отвлечённое мышле­ние в отличие от наглядного осуществляется на языковой основе, на основе языковых терминов и фраз. Без языка, следовательно, немыслим переход от представлений к понятиям. Именно язык даёт возможность фиксировать и закреплять общее, облекать это общее в чувственно-воспринимаемую оболочку слова.
        Раскрывая роль языка как средства обобщённого и опосредствованного отражения действительности, Ленин писал: «В языке есть только общее»[8]. «Всякое слово (речь) уже обобщает». «Чувства показывают реальность; мысль и слово — общее»[9]. Вне слова понятия не могут ни возникнуть, ни существовать.
        Познавательная роль языка заключается не только в том, что язык является средством образования понятий, но и в том, что он является необходимым орудием, с помощью которого человек осуществляет процесс оперирования понятиями для раскрытия всё новых и новых сторон объективного мира.
        Развивая дальше положения В. И. Ленина о познавательной роли языка, И. В. Сталин показал, что язык является необходимой «основой», «базой» мыслительного процесса. С точки зрения Н. Я. Марра, мышление не связано с «природной материей» языка. Н. Я. Марр рассматривал язык лишь как техническое средство передачи готовой мысли.
        И. В. Сталин разоблачил эту ложную точку зрения. «Говорят,— пишет И. В. Сталин,— что мысли возникают в голове человека до того, как они будут высказаны в речи, возникают без языкового материала, без языковой оболочки, так сказать, в оголённом виде. Но это совершенно неверно. Какие бы мысли ни возникли в голове человека и когда бы они ни возникли, о«и могут возникнуть и существовать лишь на базе
[10]    
языкового материала, на базе языковых терминов и фраз. Оголённых мыслей, свободных от языкового материала, свободных от языковой «природной материи» — не существует»[10]. В этом сталинском положении, являющемся гениальным обобщением данных современного естествознания с исключительной глубиной и многогранностью раскрыт подлинный смысл единства языка и мышления.
        Мышление и язык нельзя отделить друг от друга, не нарушая качественной специфики того и другого. Не только язык не существует вне мышления, но и мысли, «идеи не существуют оторванно от языка»[11].
        Язык — это не пустой сосуд, в который как бы льётся готовая мысль, это не внешнее покрывало мысли, а «основной элемент мышления, элемент, в котором выражается жизнь мысли»[12]. И. В. Сталин показал, что не только выражение мысли, но и самый процесс мышления требует известной системы языковых средств, с помощью которых и на основе которых он возникает и осуществляется.
        Подобно тому, как человек не может совершать трудовые операции без естественных или искусственных орудий труда, точно так же он не может и отвлечённо мыслить без языка, который выполняет роль  своеобразного орудия мышления.
        В своё время Энгельс едко высмеял Дюринга за его нелепые рассуждения о том, что якобы отвлечённое и подлинное мышление происходит без языка, без речи. Энгельс писал, что если бы было так, как рассуждает Дюринг, «то животные оказываются самыми отвлеченными и подлинными мыслителями, ибо их мышлению никогда не мешает назойливое вмешательство языка»[13].
        Оторвав мышление от языка, от языковой «природной материи», Н. Я. Марр, повторяя ошибку Дюринга, пришёл к идеалистическому выводу, что будто язык отживает свой век, что можно обойтись и без языка. Разоблачив антинаучный подход Н. Я. Марра к вопросу о соотношении языка и мышления, И. В. Сталин показал, что «только идеалисты могут говорить о мышлении, не связанном с «природной материей» языка, о мышлении без языка»[14].
        Как же мыслит человек, когда он не высказывает своих мыслей, когда он размышляет о чём-либо про себя?
        На первый взгляд создаётся впечатление, что процесс раз­мышления про себя осуществляется не на языковой основе, а каким-то иным путём. Но это неверное впечатление возникает потому, что человек, особенно если он владеет лишь одним
[11]    
языком, не осознаёт того факта, что мышление про себя, тая же как и мышление вслух, осуществляется на языковой основе, на основе так называемой внутренней речи, которая по своей сути не отличается от речи внешней. Специальными экспериментальными исследованиями показано, что когда человек размышляет о чём-либо про себя, то его мозг посылает определённые нервные импульсы в речевой аппарат, и последний совершает незаметные на глаз артикуляционные движения. Размышляя о чём-либо про себя, мы, сами не замечая этого, внутренне как бы проговариваем те мысли, которые у нас возникают. При этом артикуляционные движения, как и звуки речи, носят членораздельный, диференцированный характер.
        Внутренняя речь, принципиально не отличаясь от речи внешней, являясь как бы заторможённой и сокращённой внешней речью, играет исключительно большую роль в процессе мышления. Являясь основой процесса мышления про себя, не требуя такой затраты нервно-мышечной энергии, как это имеет место во внешней, произносимой речи, внутренняя речь даёт возможность более быстрого течения мыслительного процесса.
        Мышление, осуществляющееся на основе внутренней речи, получает своё полное выражение во внешней речи. Поэтому совершенно неправы те, кто утверждает, что человек может чётко и ясно мыслить на основе внутренней речи, но не может при этом чётко выразить свою мысль во внешней речи. «Кто ясно думает, тот ясно и говорит»,— гласит народная мудрость, метко отражая истинное соотношение мысли и слова.
        Неправы также и те, кто утверждает, что мысль, будучи выражена в языке, искажается. Такая точка зрения, доведённая до своей крайности в известном афоризме Тютчева «Мысль изречённая есть ложь»,— неверна в своей основе. Мысль оказывается ложной не от того, что она выражается во внешней речи и, выражаясь, якобы извращается. Ложная мысль, и не будучи «изречённой», остаётся ложной.
        Язык — это не оковы мысли, а незаменимое средство осуществления и выражения мысли.
        Итак, процесс мышления осуществляется на основе языка, Но у людей, не владеющих языком, мышление может происходить и происходит не на языковой основе, оно, как показал И. В. Сталин, может осуществляться лишь на основе образов, восприятий и представлений. Например, у глухонемых, не владеющих языком, мысли «возникают и могут существовать лишь на базе тех образов, восприятий, представлений, которые складываются у них в быту о предметах внешнего мира и их отношениях между робой благодаря чувствам зрения, осязания, вкуса, обоняния»[15].[12]
        Некоторые товарищи, неверно поняв мысль И. В. Сталина по этому вопросу, стали утверждать, что будто бы все глухонемые не обладают отвлечённым мышлением, что будто их мышление носит примитивный характер и т. д. Такое утверждение является неправильным, так как вышеприведённое указание И. В. Сталина относится к глухо-немым, которые совсем не владеют языком.
        Обученные глухонемые владеют письменной речью: могут писать и читать; многие из них овладевают специальными приёмами обычной звуковой речи. Будучи не в состоянии слышать речь других, они, считывая с губ и тем самым понимая речь других, могут сами говорить. В большинстве случаев глухонемые обучаются общению между собой с помощью определённой системы движений пальцев рук — дактилологии. Причём такое средство общения — это не те жесты, которые имел в виду Н. Я. Марр. Ручной язык глухонемых построен по принципу обычного звукового языка, в нём звуки и буквы заменены определёнными движениями пальцев. Речь глухонемых является производной от обычного языка, она базируется лишь на иной материальной основе, не на основе звуков, а на основе движений пальцев рук. Она даёт возможность глухонемым общаться между собой, обмениваться мыслями и добиваться взаимного понимания. Она является необходимым условием бытового и производственного контакта глухонемых между собой, она является своеобразным средством выражения мысли глухонемых. Практика показала, что необходимо у глухонемых детей в школе культивировать и развивать не «ручную речь», которая препятствует широкому контакту глухонемых со всем обществом и тем самым ограничивает возможность развития их мышления, а звуковую речь: умение читать, писать, «читать» с губ и говорить обычной речью, которая является тончайшим и незаменимым орудием мышления, средством выражения и понимания мысли. 

         ***

        Сталинские положения о соотношении языка и мышления находят своё естественно-научное обоснование в учении великого русского учёного И. П. Павлова о сигнальных системах.
        На основе многолетних экспериментальных исследований работы мозга животных и человека И. П. Павлов, развивая идеи И. М. Сеченова о рефлекторной деятельности мозга, установил основные физиологические закономерности работы мозга, создал условно-рефлекторную теорию, показав, что в основе мышления лежат определённые физиологические процессы, нервные временные связи, которые образуются в коре мозга под влиянием внешних воздействий. При этом И. П. Павлов вскрыл качественные особенности работы, человеческого мозга в отличие от мозга животных.
        Изучая высшую нервную деятельность животных, И. П.
[13]     
Павлов установил, что тот или иной физический раздражитель, сам по себе не имеющий для живого организма непосредственного биологического значения (например, звук, свет, запах, внешний вид предмета и т. п.), выполняет сигнальную функцию для организма, т. е. извещает организм о тех или иных явлениях, предметах, которые имеют для организма непосредственное биологическое значение — могут служить пищей или угрожать  жизни организма.
        Животные отражают в своём мозгу предметы и явления реального мира непосредственно в виде ощущений и восприятий. Сигнальную функцию для животных выполняют реальные, предметы и явления, непосредственно воздействующие на мозг. Такого рода сигнальная система является единственной в животном мире. У человека же в процессе общественно-трудовой деятельности постепенно сложилась на базе первой сигнальной системы вторая, речевая сигнальная система, сформировался новый вид нервных связей, лежащих в основе отвлечённого мышления понятиями и речевой деятельности.
        Вторая сигнальная система возникла на основе первой сигнальной системы. Первоначально речь первобытного человека служила средством сообщения непосредственных впечатлений, которые он получал от окружающей среды. На этом этапе речь содержала лишь простейшие обобщения, которые находились ещё в пределах деятельности первой сигнальной системы, но вместе с тем свидетельствовали уже о начале образования второй сигнальной системы. Рассматривая этот процесс, И. П. Павлов писал, что «животные и примитивные люди, до тех пор пока эти последние не развились в настоящих людей и не приблизились к нашему состоянию, сносятся и сносились с окружающим миром только при помощи тех впечатлений, которые они получали от каждого отдельного раздражения в виде всевозможных ощущений зрительных, звуковых, температурных и т. д. Затем, когда наконец появился человек, то эти первые сигналы действительности, которыми мы постоянно ориентируемся, заменились в значительной степени словесными... Понятное дело, что на основе впечатлений от действительности, на основе этих первых сигналов ее, у нас развились вторые сигналы в виде слов»[16].
        Уже на этой ранней ступени человеческого мышления, непосредственно включённого в трудовой процесс, имел место определённый уровень обобщения явлений действительности в рамках ещё чувственной ступени познания. Это примитивное обобщение в процессе всё развивающегося и совершенствующегося труда с применением искусственных орудий постепенно, но неуклонно переходило в отвлечённое мышление, которое могло возникнуть лишь на языковой основе в резуль
[14]        
тате образования в мозгу человека нового типа нервных связей — второй сигнальной системы. Вторая сигнальная система могла сформироваться только в процессе общественно-трудовой деятельности человека.
        Возникнув на основе первой сигнальной системы, вторая сигнальная система действует совместно и в неразрывном единстве с ней. Когда человек непосредственно воспринимает внешний мир (что осуществляется на основе первой сигнальной системы), то он мыслит (а мышление связано со второй сигнальной системой); самое же мышление, осуществляющееся на основе деятельности второй сигнальной системы, исходит из ощущений и восприятий, возникающих на основе первой сигнальной системы. Только совместная, согласованная деятельность обеих сигнальных систем обеспечивает правильное отношение человека к предметам и явлениям внешнего мира и даёт возможность ориентироваться в окружающей действительности.
        Вторая сигнальная система, как высшая форма нервной деятельности человека, внесла существенные изменения в работу первой сигнальной системы. Человек воспринимает мир, как мыслящее существо. Смотря на какое-либо дерево, скажем, берёзу, он не просто отражает этот конкретный объект в его единичности, но и относит его к определённой группе деревьев — берёзам. Более того, человек находит в берёзе существенные признаки деревьев вообще (ствол, корни, крону и т. п.). Таким образом, работа первой сигнальной системы, являющейся носительницей ощущений и восприятий, неразрывно связана у человека со второй сигнальной системой, лежащей в основе отвлечённого мышления.
        Первая сигнальная система включает в себя корковые временные связи, которые лежат в основе непосредственного отражения предметов внешнего мира в виде ощущений, восприятий, представлений и наглядно-образного мышления. Характеризуя эту систему, И. П. Павлов писал: «Это то, что и мы имеем в себе как впечатления, ощущения и представления от окружающей внешней среды как общеприродной, так и от нашей социальной, исключая слово, слышимое и видимое. Это — первая сигнальная система действительности, общая у нас с животными»[17].
        Процесс абстрагирования, обобщения и образования общих понятий возможен лишь благодаря второй сигнальной системе; так как невозможно мыслить, не пользуясь словом. Человек отражает мир в своей голове в процессе мышления, а самое мышление осуществляется на основе языка. «Очевидно, внеш-
[15]    
ний мир, — говорил И, П. Павлов, — мы отражаем нашим мышлением в трех формах: 1) в форме кинестетической речевой, 2) в форме звуковой — речевой и 3) в форме письма»[18]. И. П. Павлов неоднократно подчёркивал роль слова в формировании человеческого мышления: «Огромное преимущество человека над животными заключается в возможности иметь общие понятия, которые образовались при помощи слова (понятие о времени, о пространстве)»[19].
        Вторая сигнальная система, действующая в неразрывном единстве с первой, состоит из специфически человеческих корковых временных связей, которые лежат в основе восприятия и понимания речи, словесного мышления и обмена  мыслями.
        Ко второй сигнальной системе относится всё, что связано с речевой деятельностью и отвлечённым мышлением, протекающим на основе языка. «...Слово,— говорил И. П. Павлов,— составило вторую, специально нашу, сигнальную систему действительности, будучи сигналом первых сигналов»[20].
        Таким образом, из учения И. П. Павлова вытекает, что мышление не существует в отрыве от языка, а физиологической основой его и речи является вторая сигнальная система. При этом речь действует на органы чувств человека своей материальной стороной (звуком, видом написанного текста), выступая как слуховой или зрительный раздражитель. Она воздействует на мозг человека и как кинестетический раздражитель, в виде артикуляций речевого аппарата или движений руки при письме.
        По этому поводу И. П. Павлов писал, что «вторая сигнальная система, которой мы обыкновенно пользуемся, сама состоит из следов трех сортов: звуковых — на слышимое слово, зрительных,— на письменное слово и, наконец, кинестетических, т. е. на след раздражения афферентного кинестетического пункта»[21].
        Указание И. П. Павлова на роль кинестетических раздражителей имеет огромное значение для объяснения физиологической природы внутренней речи, на основе которой осуществляется мышление про себя.
        И. П. Павлов придавал большое значение письменной речи в процессе развития мышления.
        Письменная речь — это великое приобретение человечества. Возникновение письменной речи неразрывно связано с развитием руки как орудия труда.
[16]

         Специфические особенности языка и мышления

        Язык есть непосредственная действительность мысли. Реальность мысли проявляется в языке. Таковы основополагающие указания классиков марксизма-ленинизма, глубоко раскрывающие как непосредственную связь языка и мышления, так и их специфику. Эти положения одновременно направлены и против тех, кто отрывает язык от мышления, и против тех, кто их отождествляет. Мысль не может ни возникнуть, ни существовать вне языка. Вне языка мысль нереальна, недействительна. Но это, разумеется, совсем не означает, что, только будучи высказанной во внешней речи, мысль становится реальной. Мысль является реальной, и не будучи высказанной во внешней речи. Действительностью невысказанной мысли является внутренняя речь. Однако действительность мысли, т. е. язык, речь, не есть самая мысль, а лишь материальная основа или способ её существования.
        Мысли, «идеи не превращаются в язык таким образом, чтобы при этом исчезло их своеобразие»[22].
        Н. Я. Марр, неверно поняв положение Маркса о языке как непосредственной действительности мысли, пришёл к ложному выводу о том, что якобы действительность мысли (язык) и есть самая мысль, т. е. пришёл к признанию тождества языка и мышления. «Доисторический язык,— писал Марр,— это особое лишь доисторическое общественное мышление...»[23]. Далее, Н. Я. Марр углубил свою ошибку тем, что отождествил мышление, его строй, законы и формы мышления с мировоззрением. Но поскольку мировоззрение относится к надстройке и является в классовом обществе классовым, то отсюда с логической неизбежностью следовал вывод: раз мировоззрение классово, раз оно надстройка (а мировоззрение, согласно Марру, тождественно мышлению, которое, в свою очередь, отождествлялось с языком), то и язык является надстройкой и, следовательно, представляет собой классовое явление. Таков был ход мысли Н. Я. Марра, пришедшего через отождествление языка и мышления к ложному выводу о надстроечном и классовом характере языка. Злоупотребляя семантикой, по существу, растворив язык в семантике, подменяя изучение языка изучением мышления, Н. Я. Марр тем самым через отождествление языка и мышления пришёл к отрыву мышления от языка.
        Вместе с тем Н. Я. Марр исходил из того, что язык, будучи лишь чисто техническим средством передачи мысли, может изменяться вне всякой связи с мышлением. Вульгаризируя материалистическую диалектику, Н. Я. Марр допускал наличие
[17]
антагонистических противоречий, непримиримой борьбы между языком и мышлением, которая должна якобы с необходимостью привести к уничтожению одной из борющихся противоположностей — к полному сокрушению языка. «Конечно,— говорил Н. Я. Марр,— и само мышление и язык, единовременно возникшие в процессе производства, ныне находятся в борьбе друг с другом, и их противоречие разрешится сокрушением языка, всегда меняющегося, раньше ручного, потом звукового, в будущем иного, собственно, сокрушением его, языка, посредничества в будущем единстве четкого мышления и четкого производства...»[24].
        Отрыв мышления от языка, как показал И. В. Сталин, привёл Марра к признанию возможности мышления без языка, а затем и к утверждению о возможности общения, взаимного понимания людей без языка, при помощи самого мышления. Но утверждать, что взаимное понимание людей возможно без языка, при помощи самого мышления,— это значит стать на точку зрения, согласно которой взаимное понимание людей осуществляется при помощи интуиции. Таким образом, Н. Я. Марр через вульгаризацию марксизма пришёл к идеализму.
        На примере Н. Я. Марра можно лишний раз убедиться в том, что неверное понимание вопроса о соотношении языка и мышления, непонимание специфических особенностей того и другого, с неизбежностью приводит к ошибочной, идеалистической трактовке как языка, так и мышления.
        И. В. Сталин учит, что у каждого явления есть свои специфические особенности, которые более всего важны для науки. Специфическая особенность мышления состоит в том, что оно есть высшая форма отражения действительности, форма опосредствованного и обобщённого отражения объективного мира. Специфическая особенность языка состоит в том, что он является средством общения, обмена мыслями, орудием осуществления мышления. Раскрывая специфические особенности языка, И. В. Сталин ставит вопрос: «В чём же состоят специфические особенности языка, отличающие его от других общественных явлений?». И отвечает: «Они состоят в том, что язык обслуживает общество, как средство общения людей, как сред­ство обмена мыслями в обществе, как средство, дающее людям возможность понять друг друга и наладить совместную работу во всех сферах человеческой деятельности, как в области производства, так и в области экономических отношений, как в области политики, так и в области культуры, как в обще­ственной  жизни, так и в быту»[25]. Эти специфические особен-
[18]        
ности свойственны только языку, поэтому язык -является объектом особой науки — языкознания.
        Поскольку язык непосредственно связан с мышлением, языкознание не может изучать язык в отрыве от мышления, оно не может игнорировать смысловую сторону языка, которой и занимается семантика (семасиология). Семантика (семасиология) имеет. дело со смысловой стороной слов и выражений.
        На вопрос о том, в какой мере языкознание должно заниматься смысловой стороной языка, семантикой, И. В. Сталин дал исчерпывающий ответ. «Семантика (семасиология),— пишет И. В. Сталин,— является одной из важных частей языкознания. Смысловая сторона слов и выражений имеет серьёзное значение в деле изучения языка. Поэтому семантике (семасиологии) должно быть обеспечено в языкознании подобающее ей место»[26].
        Специфику языка и мышления можно проследить на соотношении, например, слова и понятия.
        Слово представляет собой исторически сложившийся по внутренним законам развития данного языка, морфологически оформленный звуковой комплекс, зафиксировавший в себе то или иное понятие. Например, звуковой комплекс д-е-р-е-в-о, изображаемый на бумаге посредством соответствующих букв, в русском языке обозначает группу предметов, отражённых в нашем сознании в виде понятия «дерево».
        Языковед, изучая слово, раскрывает не только его фонетическую и морфологическую структуру, но исследует и значение слова, т. е. устанавливает связь данного звукового комплекса с понятием, которое выражается данным словом.
        Значение слоза — это отнесённость данного звукового комплекса к тем явлениям реальной действительности и фактам психической жизни человека, которые данный звуковой комплекс обозначает.
        При этом связь между тем или иным звуковым комплексом и предметом, который он обозначает,— это не природная, а историческая связь. Первоначально она носила, по-видимому, случайный, условный характер. Но это была такая случайность, которая затем превратилась в необходимость, и каждое последующее поколение принимает и усваивает её как готовую связь.
        У разных народов мира одни и те же предметы и явления обозначаются разными звуковыми комплексами, но эти различные по своему фонетическому и морфологическому строению слова выражают одни и те же понятия.
        Понятие — это отражение существенных признаков предмета в его закономерных связях и отношениях с другими
[19]    
предметами. Действительность отражается не в слове, обозначающем предмет и фиксирующем понятие, а в понятии, которое выражается словом. «Название какой-либо вещи, — писал Маркс, — не имеет ничего общего с ее природой»[27].
        Утверждать, что действительность отражается в самом слове, значит отождествлять слово с понятием, язык с мышле­нием, что является в корне ошибочным.
        Итак, слово связано с понятием, но эта связь неоднозначна. Одно и то же по своему фонетическому и морфологическому . облику слово связано в сознании народа не с одним каким-либо понятием, а с целым рядом сходных между собой по тем или иным признакам понятий. При этом связь слова с ка­ким-либо одним понятием является основной; она образует основное значение слова; кроме основного значения, слово имеет также переносные или производные значения. Только в научном термине соотношение слова и понятия, как правило, более однозначно; научная терминология не допускает многозначности слова. Обычные же слова имеют несколько значений, т. е. они обладают своеобразной зоной значений, в пределах которой данное слово сохраняет относительную устойчивость своего содержания.
        Например, русское слово «медведь» обозначает определённый вид животных, в этом состоит основное значение этого слова; наряду с этим данное слово употребляется в значении большого, неуклюжего, неповоротливого человека.
        Слово «соль» обозначает химическое вещество. Это — основное значение данного слова, но наряду с этим оно обозначаетсуть дела, едкую остроту и т. п. Слово «голова» обозначаетчасть тела, но также выдающегося человека  («Аристотель —самая универсальная голова античного мира»), организаторакакого-либо дела («Он у нас тут всему делу голова») и т. п.В ходе исторического развития народа, в процессе обще
ния людей между собой слова наряду с понятиями  аккумулировали в себе определённое эмоциональное содержание, какбы обросли специфическими стилистическими значениями. Например, слова «конь» и «лошадь» связаны, по существу,  содним и тем же понятием, обозначают один и тот же предмет, но имеют разное стилистическое значение.  Слово  «лошадь» употребляется в прозаическом стиле,  а слово «конь»имеет оттенок высокого поэтического стиля. Сравните у Пушкина: Какая сила в нем сокрыта! А в сем коне какой огонь!Куда ты скачешь, гордый кань,И где опустишь ты копыта?
[20]
        В данном случае невозможно заменить слово «конь» словом «лошадь», не утратив при этом поэтического, возвышенного стиля стиха.
        Таким образом, установление лексического значения слова означает раскрытие связей данного слова с теми понятиями, образами и эмоциональными моментами, которые оно выражает или вызывает в нашем сознании.
        Понятие и слово находятся в неразрывном единстве. Вместе с тем они имеют и свои специфические особенности. Поэтому они являются предметом изучения различных наук. Слово изучается языкознанием, понятие — логикой.
        Логика наряду с другими формами мышления изучает понятие как логическую форму мышления, отвлекаясь в известной мере от его словесной оболочки. Языкознание, изучая словарный состав языка с его основным словарным фондом, исследует не понятия, выражаемые словами, а средства выражения понятий.

         Логика и грамматика

        Разоблачив идеалистические ошибки Н. Я. Марра и его последователей в обшей теории языка, И. В. Сталин вскрыл порочные установки марровского направления и в области грамматики. Для марровского направления была характерна недооценка роли и места грамматики в общей системе языка, смешение грамматических явлений с лексическими, вульгарно-социологическая трактовка грамматических фактов.
        Положив раз и навсегда конец невероятной путанице, царившей в этом разделе языкознания, И. В. Сталин впервые в истории лингвистической мысли вскрыл подлинное значение и место грамматики в ряду других разделов науки о языке, дал чёткое разграничение между грамматикой и лексикой.
        Согласно учению И. В. Сталина, грамматика играет решающую роль в языке. Вместе с основным словарным фондом она образует основу языка, сущность его специфики.
        Такая важная роль грамматики определяется самой сущностью языка как средства общения, как орудия процесса мышления и обмена мыслями, ибо как процесс мышления, так и выражение и понимание мысли, обмен мыслями в обществе осуществляются лишь в форме грамматически организованных предложений.
        «Грамматика (морфология, синтаксис),— учит И. В. Сталин,— является собранием правил об изменении слов и сочетании слов в предложении»[28]. Без правил и законов грамматики, без грамматических категорий немыслимо самое существование языка и мышления. Грамматика играет, следова-
[21]    
тельно, роль организующего, объединяющего начала в общей системе языка. Эта речевая организация достигается специфическими для каждого языка, исторически сложившимися грамматическими средствами, дающими возможность облечь человеческие мысли в материальную языковую оболочку. Раскрывая исключительно важную роль грамматики в процессе мышления и выражения мысли, И. В. Сталин учит, что «именно благодаря грамматике язык получает возможность облечь человеческие мысли в материальную языковую оболочку»[29]. Будучи средством реализации мысли, грамматика вместе с тем фиксирует в своих категориях результаты работы мышления. Грамматика представляет собой результат абстрагирующей работы мышления человека.
        Абстрагирующая работа мышления состоит в том, что оно отвлекается от частных и случайных признаков предметов или явлений, выделяет общие у этих предметов и явлений признаки и фиксирует их.
        Применительно к грамматике абстрагирующая работа мышления состоит в том, что грамматика абстрагируется «от частного и конкретного, как в словах, так и в предложениях, грамматика берёт то общее, что лежит в основе изменений слов и сочетании слов в предложениях, и строит из него грамматические правила, грамматические законы»[30].
        Результаты абстрагирующей работы мышления человека выражаются не только грамматическими средствами, но они выражаются и в лексике, причём лексическая и грамматическая абстракции — это качественно различные виды абстракции.
        Любое слово в языке выражает обобщение, при этом степень обобщения у разных слов далеко не одинакова. Например, слова: «лес», «дом», «река», «гора» — являются выражением общих понятий леса, дома и т. п., но уровень обобще­ния в этих словах иной, чем, например, в слове «предмет», которое обобщает все предметы действительности, или в словах «материя», «стоимость» и т. п.
        Качественно иной характер, как уже было сказано, носит обобщение в грамматике. Например, отвлечённые понятия вре­мени выражаются в лексике: давно, вчера, завтра и т. п. Таковы лексические средства выражения понятий времени. Но понятия времени получают своё выражение и с помощью грамматических средств, например, «писал», «пишу», «буду писать». Здесь понятие времени выражается не лексическими, а грамматическими средствами.
        Специфичные для каждого языка грамматические средства в единстве с теми понятиями, которые выражаются этими средствами, образуют различные грамматические категории, на-
[22]        
пример, категорию времён, вщда, залога, категорию наклонений глагола, категорию падежа и т. п. При этом различные грамматические категории обладают различной степенью абстрагированное, различным уровнем обобщения. Например,. понятие предметности, выражаемое именем существительным, мыслится менее абстрактно, чем, скажем, понятие завершённости или незавершённости действия, получающее езоё грамматическое выражение в категории вида. Грамматические категории представляют собой продукт многовековой работы человеческой мысли и, в свою очередь, являются необходимой предпосылкой в мыслительной деятельности человека.
        В языке, как учит И. В. Сталин, надо различать словарный состав и грамматический строй. Словарный состав является необходимым строительным материалом для языка. Без него нет и быть не может языка. Однако как бы ни была важна роль словарного состава языка, взятый сам по себе, он не составляет ещё языка. Посредством отдельно взятых слов человек не может ни мыслить, ни сообщить свои мысли другим.
        Подобно тому, как груда строительного материала не составляет ещё здания, точно так же хаотический набор отдельно взятых слов не составляет предложения и поэтому не выражает мысли. Например, ряд грамматически не связанных между собой слов: «река», «дерево», «берег», «стоять»,— именуя определённые предметы и действия, выражая отдельные понятия, не образует, однако, законченной мысли.
        Для осуществления и выражения мысли слова должны вступить между собой в определённые синтаксические отношения, им должна быть придана определённая, своя для каждого языка, грамматическая организованность, которая достигается путём изменения слов, использования служебных слов, установления определённого порядка слов, интонации и т.п. С помощью определённых грамматических средств и законов из» вышеприведённых слов можно построить следующее предложение: «На берегу реки стоит дерево». Эта грамматически и логически связанная группа слов, выражающих порознь лишь отдельные, разрозненные понятия, в своём единстве образует законченную мысль.
        Грамматика в отличие от логики изучает не законы построения мысли, реализуемой в языке, а законы построения речи, посредством которой осуществляется и выражается мысль. Грамматика представляет собой своего рода логику языка, подобно тому, как логика является своего рода грамматикой мышления.
        Грамматический строй языка, будучи непосредственно связанным с логическим строем мышления, имеет, однако, свою специфику, которая рельефно выявляется при рассмотрении, например, соотношения суждения и предложения. Из непосред-
[23]        
ственной связи языка и мышления вытекает, что суждение не может существовать вне предложения, что действительностью суждения является предложение. Однако непосредственная связь суждения и предложения не означает их тождества. Предложение — это грамматическая, а суждение — логическая форма мысли. Суждение — это такая форма мысли, которая заключается з утверждении или отрицании чего-либо о чём-либо. Например: «Ночь была тёмная», «Ночь не была тёмной». Для суждения характерно наличие субъекта и предиката.
        Суждение, как и мышление в целом, не существует вне языка, оно формируется и выражается в предложении. При этом процесс формирования и внешнего выражения суждения есть в то же время процесс формирования предложения. Но суждение может осуществляться и без выявления его во внешней речи. Такое невысказанное суждение осуществляется на основе предложения во внутренней речи. Следовательно, предложение — это не только средство выражения мысли, но и средство её формирования. В предложении мысль человека не только формулируется, но и формируется. Предложение служит средством как выражения мысли гозорящим, так и орудием понимания высказанной мысли.
        Предложение — это исторически сложившаяся по внутренним законам развития данного языка, грамматически оформленная единица речи, являющаяся средством формирования, выражения и понимания мысли и отношения говорящего к действительности.
        Когда мы рассматриваем вопрос о соотношении суждения и предложения, мы должны иметь в виду, что суждение является всего лишь одной из форм мысли. Поэтому хотя суждение всегда реализуется и выражается в предложении, но не всякое предложение выражает именно суждение. Предложение фиксирует и другие формы и виды мысли, например, умозаключение или вопрос.
        Суждение отличается от предложения и по своему составу. Суждение состоит из субъекта и предиката. Без субъекта не может быть суждения, так как невозможно судить о чём-либо, если мы не знаем, о чём именно мы судим. Другое дело, что субъект может совсем не получать своего словесного выражения, например, в безличных предложениях: «Светает», «Моросит» и т. п. Но во всех случаях субъект наличествует в мышлении или в виде понятия, выраженного отдельным словом (группой слов), или в виде невыраженного словесно образа восприятия, или в виде образа представления, также не оформленного словесно.
        Предложение же может быть и односоставным, и двухсо-ставным, и, наконец, распространённым. Например, назывное типа «Весна», безличное — «Светает», личное — «Рабо-
[24]        
таю», двухсоставное — «Наступает весна», распространённое — «Одинокая стройная берёза стояла на берегу реки».
        Даже тогда, когда субъект и предикат суждения находят своё выражение в предложении, они могут не совпадать с подлежащим и сказуемым предложения. Например, в суждении «Брат приехал» субъектом может быть и «брат» и «приехал», в зависимости от того, что является предметом мысли, что открывает для нас новое.
        Далее, предложение выражает не только суждение, не только мысли вообще, но оно выражает и чувства и волю человека. Например: «Ой! Что вы сделали!» Или: «Встать!» «Вперёд!» и т. п. Предложение, следовательно, соотносится не только с мышлением, оно охватывает также и эмоционально-волевую сферу человека.
        Суждение и предложение различаются, наконец, и тем, что суждение по своему логическому строю носит общечеловеческий характер, тогда как предложения строятся по специфическим внутренним законам, характерным для каждого национального языка. Например, по-русски: «Я вынимаю руки»,— а по-чукотски эта же мысль передаётся иными синтаксическими приёмами, путём слияния отдельных компонентов в единое целое: тымынгынторкын (ты — «я», мынгы — «руки», нто — «выход», ркын — «делание», т. е. «я — руки — выход — делание»). В этом чукотском предложении мы имеем специфическое построение, подчинённое внутренним законам грамматического строя чукотского языка. С точки зрения логики, оба вышеприведённых высказывания одинаковы, они выражают одно и то же суждение.
        Для более наглядного уяснения специфических особенностей логики и грамматики рассмотрим следующий пример: «Жизнь есть форма существования белковых тел». Это высказывание может рассматриваться с различных сторон. Грамматика будет анализировать его с точки зрения грамматической структуры данного предложения. Грамматический анализ показывает, что это предложение простое, распространённое, что оно состоит из подлежащего, сказуемого и второстепенных членов, выраженных определёнными частями речи.
        Таким образом, грамматика устанавливает характер связи слов между собой, раскрывает морфологическую структуру слов, составляющих данное предложение. На основании анализа конкретных предложений грамматика устанавливает общие правила и законы сочетания слов в предложении, классифицирует типы предложений. Грамматика, таким образом, отвлекается и от содержания мысли, выраженной в данном предложении, и от её логической формы, так как она рассматривает не мысль, выраженную посредством языка, а средство выражения мысли, т. е. язык. Объектом грамматики является не то, что выраже-
[25]   
но в предложении, а то, какими грамматическими средствами выражена мысль.
        Логика берёт вышеприведённое высказывание не со стороны его грамматической структуры и не со стороны конкретного содержания данной мысли. Для логики в известном смысле безразлично, идёт ли речь об определении жизни или другого явления действительности, так как её объектом является не то, какая мысль выражена, а то, как логически построена данная мысль. Логика устанавливает, что данная мысль выражена в форме общеутвердительного суждения. Логика устанавливает состав данной мысли — субъект, предикат, характер связи отдельных понятий между собой — и на основании этого осуществляет классификацию форм мышления.
        Содержание же мысли, выраженной в вышеприведённом высказывании, относится не к грамматике и не к логике, а к биологии и философии. Биологию и философию не интересует, какими языковыми средствами и в какой логической форме выражена данная мысль, так как эти науки изучают не то, как выражена грамматически и логически данная мысль, а то, какая мысль выражена. Для этих наук грамматика и логика являются не объектами, а средствами познания.
        Если бы языкознание стало изучать наряду со средствами выражения мысли и самые мысли — их содержание и форму,— то оно подменило бы собой не только логику, но и все другие области знания и тем самым полностью утратило бы настоящий объект своего исследования. Подобно этому, и логика, если бы она стала изучать наряду с законами и формами мышления и его содержание, она также подменила бы собой все без исключения области знания и тем самым тоже утеряла бы подлинный объект своего исследования. Логика изучает законы и формы мышления, законы правильного построения мысли, правила сочетания понятий в суждении, суждений в умозаключении, она изучает правила доказательств, опровержений и т. п. Отличительная черта логики состоит в том, что она исследует законы и формы мышления, имея в виду не конкретные понятия, а вообще понятия без какой-либо конкретности, она берёт законы связи понятий в суждении, имея в виду не конкретные суждения, а вообще всякие суждения или умозаключения, безотносительно к конкретному содержанию того или иного суждения или умозаключения. Абстрагируясь от частного и конкретного как в понятиях, так и в суждениях и умозаключениях, логика берёт то общее, что лежит в основе того или иного вида понятий, суждений или умозаключений, и на основании этого общего осуществляет классификацию понятий, суждений и умозаключений.
[26]

         Общечеловеческий характер законов мышления и национальный характер языка

        Из сталинского анализа языка и его непосредственной связи с мышлением неизбежно вытекает, что мышление со стороны его законов и форм в отличие от мировоззрения не является надстройкой, око не имеет и классового характера.
        Мышление только в том случае может правильно отражать действительность, а не вводить нас в заблуждение, если оно будет удовлетворять исторически сложившимся и закреплённым общественно-исторической практикой человека законам единой для всех здравомыслящих людей логики. «Так как процесс мышления,— писал Маркс,— сам вырастает из известных условий, сам является естественным процессом, то действительно понимающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости развития и, в частности, развития органа мышления. Все остальное - вздор»[31].
        Формы и законы мышления образовались у человека в результате практического, общественно-трудового взаимодействия между ним и материальным миром. Человек оказывал и оказывает постоянное воздействие посредством орудий труда на окружающий мир и испытывает обратное воздействие со стороны внешнего мира. Мышление, так же как и язык, непосредственно связано с производством, оно пронизывает все сферы человеческой деятельности от производства до базиса, от базиса до надстройки.
        Законы мышления не носят классового характера, они являются продуктом деятельности всего общества. Законы и формы мышления сложились у человека до того, как возникла классовая диференциация общества. Законы и формы мышления одинаково успешно обслуживают не только все классы данного общества, но и все народы мира. Законы мышления не только не являются классовыми, но они в отличие от языка не являются и национальными.
        Говоря о законах и формах мышления, которые носят все; общий характер, следует отличать их от психического склада, от духовного облика людей, который носит национальный характер.
        В своём классическом определении нации И. В. Сталин указывает, что психический склад, проявляющийся в общности культуры, является одним из существенных признаков нации. И. В. Сталин учит, что нации различаются между собой по языку, территории, экономической жизни и, наконец, по психическому складу. Психический склад нации — это не что иное, как своеобразный «сгусток впечатлений», которые складываются у
[27]    
данного народа под влиянием специфических условий его жизни на протяжении многих поколений. Однако наличие своеобразных особенностей психического склада людей, принадлежащих к различным нациям, не означает национального характера логических законов и форм мышления.
        В мышлении, разумеется, имеются национальные черты. Но эти национальные особенности в мышлении относятся не к логическому строю мысли, а к психическому складу нации.
        Если особенности психического склада данной нации являются результатом своеобразных условий жизни данного народа, то общность законов и форм мышления у всех народов мира обусловлена единством законов объективного мира. В каком бы уголке земного шара ни жил тот или иной народ, он имеет дело с общими для всех людей законами материального мира. Общественно-историческая практика человека постепенно закрепляла и развивала правильные, соответствующие действительности формы и законы мышления.
        Раскрывая историческое возникновение категорий логики, Ленин писал, что «практика человека, миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики»[32]. Все нормально мыслящие люди мыслят по одним и тем же законам единой для всего человечества логики.
        Единые законы и формы мышления для всего человечества — это необходимое условие самого существования и развития людей, это необходимое условие познания истины и образного общения. Единство законов человеческого мышления обеспечивает возможность понять мысль человека, говорящего на другом языке, возможность взрослому понять мысль ребёнка, а также раскрыть содержание мысли древних народов, запечатлевших свои мысли в произведениях литературы. Рассматривать логический строй мышления как классовый или национальный, считать, что каждый класс или нация имеют свои какие-то особые законы мысли — это значит оторвать законы мышления от законов объективного мира, это значит придти к выводу о распаде всяких связей не только между представителями различных классов данного общества, но и к полному распаду всех связей и взаимопонимания между различными нациями.
        В основе единых законов мышления лежат не только единые законы внешнего мира, но и единые законы работы мозга, единые законы нервных связей, являющиеся материальной основой мышления, которые, в свою очередь, обусловлены единством законов объективного мира, воздействующего на мозг.
        Марксистское положение о единстве человеческого мышления полностью опровергает реакционные «теории» буржуазных идеологов, тщетно пытающихся вырыть непроходимую про-
[28]    
пасть между мышлением так называемых «цивилизованных», «высших» рас и мышлением угнетённых народов колоний и полуколоний с целью оправдания агрессивной политики империализма. Марксизм исходит из признания полноценности мышления всех народов и наций, из уважения ко всем народам мира.
        Будучи едиными для всего человечества, законы мышления получают своё выражение в процессе общения у каждого народа по-своему, при помощи различных языковых средств.
        В мире насчитывается около трёх тысяч различных языков. Как же возможно выражение общих законов мышления в столь многочисленных и различных по своему фонетическому, лексическому и грамматическому строю языках? Если между мыслью и языком вообще существует непосредственная и необходимая связь, то не вытекает ли отсюда, что сколько языков, столько и разновидностей логики и типов мышления? Конечно, нет. Признание единых для всего человечества законов и форм мышления ни в коей мере не означает отрицания специфических у каждого народа языковых средств осуществления и выражения мысли, средств общения. Если единые для всего человечества законы и формы мышления обусловлены единством законов объективного мира, которые отражаются в мышлении, то специфические особенности языка обусловлены своеобразными условиями жизни народа, являющегося творцом и носителем своего языка. Одну и ту же мысль можно выразить на всех языках, об одном и том же предмете можно думать, говорить и писать на всех языках. Это возможно потому, что хотя одни и те же предметы на разных языках обозначаются совершенно различными звуковыми комплексами, но как бы ни звучало название данного предмета на данном языке, оно вызывает в мышлении ассоциацию, связь именно с данным предметом, понятием, а не с другим. Всё это свидетельствует о том, что сами по себе звуки речи лишены сходства с обозначаемым предметом, они не являются копией предмета. Если бы речевые звуки сами по себе изображали предмет, то у всех людей одни и те же предметы назывались бы одинаково, тогда бы, конечно, не могло быть разных языков, а существовал бы один язык для всех народов. Но в действительности этого нет. Например, человек по-русски обозначается словом «человек», по-ненецки «хибяри», по-осетински «адхимаг», по-румынски «ом», по-японски «хито» и т. д.
        Между языками существуют и более глубокие различия. Специфические особенности языка данного народа, отличающие его от других языков, выражаются не только в особенностях его фонетики, но и в особенностях его лексики, морфологии и синтаксиса. Так, например, грамматическая форма падежа имён существительных, прилагательных, местоимений, свойственная многим языкам, в том числе и русскому, отсутствует во французском языке, в котором отношения, выражаемые обычно па-
[29]    
дежами, выражаются другими средствами — служебными сло­вами или порядком слов в предложении.
        Своеобразные формы выражения в различных языках получает категория времени. Так, например, в немецком языке имеются шесть форм выражения времени, во французском — восемь простых форм, восемь сложных и две сверхсложные формы. В то же время есть такие языки, в которых совсем нет этой грамматической категории. Это, разумеется, не означает, что в сознании данного народа нет понятий о времени. Эти понятия есть, но они выражаются не в грамматике, а в лексике.
        Такая грамматическая категория, как род имён существительных, в русском языке разделяется на три разряда: мужской, женский и средний. Во французском языке имеется лишь два рода: мужской и женский. А некоторые языки (например, тюркские и угрофинские) совсем не имеют категорий рода. Другие же, например, некоторые языки Дагестана, имеют больше чем три рода.
        Национальные особенности языка получают своё выражение и в синтаксисе. В некоторых языках, например, английском, французском и др., порядок слов в предложении носит строго определённый характер, в русском же он допускает относительно большую свободу.
        Всё это разнообразие языков представляет собой лишь различные способы реализации и выражения единых законов и форм общечеловеческого мышления.
        Если законы и формы мышления у всех нормально мыслящих людей едины, то, естественно, возникает вопрос: чем же объяснить, что люди, принадлежащие к различным общественным классам, по поводу одних и тех же явлений жизни приходят не только к различным, но прямо противоположным выводам? Не вытекает ли отсюда классовость законов и форм мышления? Конечно, нет.
        Законы и формы мышления безразличны к классам, поскольку они могут оформлять самые различные и даже прямо противоположные по своему содержанию мысли.
        Но законами мышления владеют и оперируют люди разных эпох, а в классовом обществе — представители различных классов, имеющих каждый своё классовое мировоззрение, свою классовую идеологию, свою систему взглядов и убеждений.
        Классовое положение и интересы определяют направление мышления и его результаты. Исходя из разных принципов, из разных целей и задач, даже при условии формального соблюдения законов логического мышления, люди могут приходить к различным конечным выводам, так как сама по себе форг мальная логичность мысли не гарантирует её истинности по содержанию. Результаты мышления, выводы зависят и от соблюдения законов логики, и от исходных принципов, посылок, и от метода, способа подхода к изучаемым явлениям.
[30]
        Выводы будут соответствовать действительности лишь в том случае, если мы будем не только соблюдать заколы мышления, но и исходить из верных, проверенных практикой посылок и из единственно научного метода познания — метода материалистической  диалектики.
        Реакционные классы общества в угоду своим классовым интересам приходят к ложным выводам в силу того, что они или исходят из ложных посылок, или нарушают законы мышления, сознательно извращают их, или применяют метафизический, антинаучный метод познания.
        Законы мышления помогают придти к научному мировоззрению, к верным выводам лишь тем, кто стремится к познанию истины. Реакционные классы общества и их идеологи, фальсифицирующие факты, отрицающие объективную истину, неизбежно вступают в конфликт с законами логики.
        Классики марксизма-ленинизма неоднократно уличали своих идейных противников в логическом противоречии, беспощадно разоблачали нелогичность их мысли, указывали на явные нарушения ими законов мышления.
        И. В. Сталин писал, что такого рода люди объявляли «войну логике, как оковам, с которыми необходимо бороться»[33].
        Если законы и формы мышления едины для всех мыслящих людей независимо от их классовой принадлежности, то метод мышления, способ изучения явлений действительности являются составной частью мировоззрения, а мировоззрение в классовом обществе выражает интересы определённых классов.
        Применяя одни и те же законы и формы мышления, но пользуясь разными методами, разным подходом к изучению действительности, имея разное мировоззрение, можно придти не только к разным, но и прямо противоположным выводам. Метафизически мыслящие люди, например, доказывают, что капитализм — это вечная, неизменная форма общественной жизни, а материалисты-диалектики в полном соответствии с действительностью утверждают, что нет ничего неизменного, всё развивается, возникает и исчезает, что капитализм также невечен, что он идёт к неминуемой гибели в силу внутренних своих противоречий. Реакционное мировоззрение по самой своей сути всегда связано с извращённым отражением действительности, с идеализмом и метафизикой.
        В обществе, разделённом на антагонистические классы, различные классы занимают различное положение в системе общественных отношений, отношений к собственности. В силу этого каждый класс, идеологи каждого класса вырабатывают идеологию, выражающую интересы своего класса, его понимание действительности, его цели и задачи, его моральные и эстетические принципы и т. п. Так, основными классами капиталисти-
[31]    
ческого общества являются буржуазия и пролетариат. «Соответственно этим двум классам,— говорит И. В. Сталин,— и сознание вырабатывается двоякое: буржуазное и социалистическое. Положению пролетариата соответствует сознание социалистическое»[34]. Общественные противоречия, наличие прямо противоположных интересов у различных классов — это объективный факт, который отражается в различных формах сознания— аполитических, правовых, философских, моральных, эстетических, религиозных взглядах данного класса, в его идеологии.
        Мировоззрение, идеология, относящиеся не к формам мышления, а к его содержанию, носят надстроечный, классовый характер.
        Мировоззрением пролетариата, единственно правильным, научно обоснованным, подтверждённым опытом истории, является марксистско-ленинское мировоззрение, созданное великими гениями человечества Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным.

         * * *

        Гениальное сталинское произведение «Марксизм и вопросы языкознания» представляет собой величайший вклад в науку о языке и в марксистско-ленинскую философию. Глубоко и всесторонне вскрыв природу языка как общественного явления, как средства общения, обмена мыслями и взаимного понимания людей в обществе, И. В. Сталин показал, что язык может выполнять свою основную общественную функцию потому, что он непосредственно связан с мышлением, что он регистрирует и закрепляет результаты работы мышления.
        Гениальное определение И. В. Сталиным грамматики как собрания правил и законов сочетания слов в предложении, как результата абстрагирующей работы мышления даёт возможность по-новому подойти к науке логике. В свете сталинских работ становится ясным, что законы и формы мышления носят не надстроечный и не классовый, а общечеловеческий характер, а язык, являющийся формой национальной культуры, у каждого народа имеет свои специфические особенности, внутренние законы своего развития.
        Сталинское решение вопроса о непосредственной связи языка и мышления представляет собой дальнейшее развитие и обогащение марксистско-ленинской теории познания, оно открывает для философов, языковедов, логиков и психологов необычайно широкие горизонты в их исследовательской работе.