[3]                
        Решения Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) по идейно-теоретическим вопросам, а также проведенные в последние годы философская и биологическая дискуссии знаменуют большой этап в борьбе за передовую советскую науку, построенную на прочных основах марксизма-ленинизма. Эти мероприятия партии направлены к тому, чтобы обеспечить господство боевого советского патриотического духа в рядах деятелей всех областей идеологического фронта, усилить партийность и общественно-преобразующую роль советской науки. Они определяют те пути, по которым должна развиваться у нас в дальнейшем передовая научная мысль во всех отраслях знаний.
        В докладе, посвящённом 31-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, Вячеслав Михайлович Молотов дал следующую оценку роли и значения биологической дискуссии:
        «Дискуссия по вопросам теории наследственности, — сказал он, — поставила большие принципиальные вопросы о борьбе подлинной науки, основанной на принципах материализма, с реакционно-идеалистическими пережитками в научной работе... Она подчеркнула творческое значение материалистических принципов для всех областей науки, что должно содействовать ускоренному движению вперёд научно-теоретической работы в нашей стране».
        Советское языкознание, теснейшим образом связанное с практикой работы по развитию национальной письменности и языка во всех республиках и областях Советского Союза, представляет собой боевой участок научно-теоретической работы в СССР. В связи с этим уместно напомнить замечательные слова основателя советской школы языковедов академика Николая Яковлевича Марра:
        «Науку о языке менее всего можно трактовать так, будто это не предмет первой необходимости на теоретическом фронте социалистического строительства. Язык сам по себе всегда был и есть величайшее орудие борьбы в руках искусно владеющего им. Язык призван стать ещё более могучим, прямо-таки магически-действенным орудием в руках строителей нового мира...»[1]
        Слова товарища Молотова о дискуссии по вопросам биологии советские учёные-языковеды должны рассматривать как ру-
[ 4]      
ководящее указание, обращённое непосредственно к ним, к их работе. Они должны сделать все необходимые выводы из борьбы между двумя направлениями в биологии — прогрессивным, материалистическим, и реакционным, идеалистическим, чтобы не допускать и в советском языковедении реакционно-идеалистических построений.
        Успехи советского языковедения теснейшим образом связаны с деятельностью выдающегося учёного-коммуниста академика Николая Яковлевича Марра. Его имя стоит в одном ряду с гениальными представителями нашей отечественной науки последних десятилетий — Менделеевым, Павловым, Карпинским, Мичуриным, Вильямсом, Докучаевым, Циолковским и другими.
        Академику Н. Я. Марру принадлежит исключительная по своему значению заслуга перед передовой советской наукой: он построил на основах диалектического и исторического материализма новое учение о языке, общую теорию языкознания, представляющую собою научную систему *диаметрально противоположную буржуазному идеалистическому языковедению.
        С позиций марксизма-ленинизма академик Н. Я. Марр вёл последовательную борьбу против буржуазного языкознания, решительно разоблачал расистскую, индоевропейскую теорию буржуазной лингвистики.
        В трудах классиков марксизма-ленинизма мы находим значительное количество определяющих высказываний по основным вопросам языкознания.
        К. Маркс и Ф. Энгельс, устанавливая отношения между языком, сознанием и общественным бытием человека, указывают на то, что «...ни мысль, ни язык не образуют сами по себе особого царства... они суть только проявления действительной жизни».[2] Основоположники марксизма определяют язык как непосредственную действительность мысли, как «практическое, существующее и для других людей, и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание»[3]. В последнем определении Маркс и Энгельс выделяют основную функцию языка — служить средством общения в человеческом коллективе. Именно эту роль языка особо отмечает и В. И. Ленин, характеризуя язык как «важнейшее средство человеческого общения»^[4].
        И. В. Сталин, касаясь вопроса о роли родного языка пролетариата в развитии рабочего движения и рабочей печати, определяет язык как «орудие развития и борьбы».^[5]
        В произведениях Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина дано и принципиальное решение вопроса о происхождении языка, об
[ 5]      
основных закономерностях в развитии языка, его роли в классовой борьбе пролетариата и культурном развитии народов СССР.
        Н. Я. Марр, уже будучи крупнейшим советским и мировым учёным, внимательно и сосредоточенно изучал бессмертные произведения основоположников марксизма-ленинизма, марксистско-ленинское учение об обществе.
        Глубокое и всестороннее усвоение основ марксизма-ленинизма и помогло академику Марру, воспитаннику старой языковедческой школы, освободиться от сковывавших его пут «буржуазно сложенной и скроенной научной среды». На протяжении почти полустолетия (1888—1934) работая над многочисленными конкретными языковыми материалами, академик Марр силою самих изучаемых им фактов систематически и неуклонно разрушал привычное для буржуазных языковедов идеалистическое мировоззрение. Но лишь в послеоктябрьский период, вооружённый марксистско-ленинской методологией и многочисленными высказываниями о языке Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, Н. Я. Марр решительно порывает с традиционным языкознанием.
        О своём политическом мировоззрении, определившем и всю его научно-теоретическую и общественную деятельность в послеоктябрьский период, Николай Яковлевич Марр говорил не раз. С предельной ясностью он обрисовал свой путь учёного-большевика в выступлении перед делегатами XVI партийного съезда.
        «С первых же октябрьских дней,— говорил академик Марр,— я стал по мере своих сил плечом к плечу с товарищами коммунистами и вместе с беспартийными созвучного закала помогал делу беспримерного по размаху революционного научно-культурного строительства...
        Октябрьская революция раскрепостила всех трудящихся, в числе их и учёных, томившихся в плену беспросветного идеализма.
        В условиях полной свободы, которую даёт науке советская власть, помогающая самым смелым, самым дерзким научным исканиям в области подлинного материалистического миропознавания, я старался развивать и продолжаю, уже с новыми кадрами научных работников — коммунистов и стойких беспартийных соратников, развивать теоретическое учение об языке, в области которого я веду свою научную работу. Осознав фикцию аполитичности и естественно отбросив её, в переживаемый момент обострившейся классовой борьбы я твёрдо стою... на своём посту бойца научно-культурного фронта — за чёткую генеральную линию пролетарской научной теории и за генеральную линию коммунистической партии».
        Это выступление академика Марра свидетельствует о беспредельной преданности гениального советского учёного делу партии Ленина — Сталина, о глубоко осознанно проводившейся им перестройке языкознания на основе марксистско-ленинской теории, о его партийности в научно-исследовательской и педагогической ра-
[6]      
боте. Оно опровергает досужие домыслы о якобы «стихийном марксизме» Марра, «стихийном» схождении метода Марра с диалектическим материализмом.
        Н. Я. Марр прекрасно понимал, что в наши дни «идет титаническая борьба с мёртвыми силами, с пережитками идеалистических учений», что «борьба на идеологическом фронте сейчас охватывает весь мир».[6]
        В период, когда идёт острая идеологическая борьба, «...научный работник, советский учёный, — говорил Н. Я. Марр, — не может не высказать со всей глубиной своего безоговорочного убеждения во всех у нас неделимых разрезах нашего советского мышления, — научно-теоретическом, общественном и политическом,— что быть в такой момент (ожесточённой борьбы двух миров. — Г. С.) учёному нейтральным, это —самоубийство, преступление».[7]
        И не будучи сам нейтральным в идейно-политической борьбе, Н. Я. Марр острой и уничтожающей критике подвергает все основные положения старого, реакционно-идеалистического языкознания. Он вскрывает их зависимость от расистской идеологии и колониальной политики буржуазных государств, не допуская никакой возможности примирения старого научного мировоззрения с передовой, советской системой научных взглядов, нашедшей своё яркое выражение в созданном им новом учении о языке.
        Именно поэтому ещё в 1925 году в своей статье «К происхождению языков» Н. Я. Марр заявляет: «О примирении новой теории со старой по принципиальным вопросам не может быть речи, если индоевропеист не откажется от своих главных положений».
        И тут же добавляет: «Попытку некоторых из моих весьма немногочисленных учеников и особенно последователей перекинуть мост считаю делом более пагубным, чем желание громадного большинства лингвистов-индоевропеистов абсолютно игнорировать яфетическое языкознание».[8]
        Не отрицая известных заслуг индоевропейского языкознания в истории науки, в первую очередь накопленных им фактических материалов, академик Марр совершенно справедливо утверждает, что «...индоевропейская лингвистика есть плоть от плоти, кровь от крови отживающей буржуазной общественности, построенной на угнетении европейскими народами народов Востока их убийственной колониальной политикой»^[9]. Тем самым учёный-большевик вскрывает классовую, колониально-расистскую сущность всех основных построений буржуазного индоевропейского языкознания.
[ 7]                
        Вместе с тем, используя громадное количество вовлекаемых им в исследование языков и отдельных языковых фактов, он создаёт систему новой, советской науки о языке.
        Смело и открыто бросая вызов старому научному мировоззрению, Н. Я. Марр хорошо понимал, что его научные взгляды не могут не вызвать самого отрицательного отношения к нему со стороны представителей старой, буржуазно-идеалистической по мировоззрению науки. Поэтому, хотя и не безразлично, но достаточно спокойно, как заранее предусмотренное, он встретил злобную критику матёрых реакционеров-идеалистов в языковедении типа Поливанова и следовавших за ним в хвосте политически и научно безграмотных «языкофронтовцев» и других. До известного времени его интересовал и беспокоил при этом один вопрос: «В чём источник такого изумительного непонимания яфетической теории?».
        В результате тщательного продумывания этого вопроса он сам же отвечал на него совершенно правильно.
        «Мне было известно, — писал он в 1928 году в своём «Отчёте о весенней командировке в Абхазию»,— что причин довольно много, но меня интересовал основной источник, и за время заграничной поездки мысль об этом основном источнике особенно выпукло встала предо мной. Я воочию узрел, что люди другого общественного мира не могут легко, особенно правильно и целиком воспринять наших мыслей. Мне стало точно под микроскопом видно в яркой действительности, что всякое теоретическое учение, даже учение о языке, есть детище определённой общественности»^[10].
        И Марр уже менее всего был удивлён, когда узнал, что член английского парламента Аллен в газете «Таймс» от 24 июня 1929 года назвал созданное Марром общее учение о языке — яфетическую теорию — «научным рупором большевизма». В конечном счёте, злопыхательствующий лорд оказался близким к истине.
        Неизбежность борьбы на идейно-теоретическом фронте ясно осознавалась Марром, и ещё в 1924 году в статье «Об яфетической теории» он писал: «Борьба неизбежна на фронте не только научных методов и теоретических положений, но и общественно важных проблем...»^[11].
        Несколькими годами позже, призывая университетскую молодёжь Ленинграда включиться в борьбу за передовое, советское языкознание, он говорил: «Ни малодушного отступления, ни соглашательского примирения» — и смело развёртывал непримиримую борьбу со всеми проявлениями реакционно-идеалистической науки, реакционно-идеалистической мысли.
[8]                
        Марру хорошо были известны классические определения сущности языка, его взаимоотношений с мышлением, указание на обусловленность развития языка от развития производительных сил и производственных отношений в истории человеческого общества, которые мы находим в гениальных произведениях классиков марксизма-ленинизма, в трудах Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Насколько внимательно и сосредоточенно изучал эти произведения марксистско-ленинской классики Николай Яковлевич Марр, можно судить хотя бы по таким его работам, как «Маркс и проблемы языка», «Язык и мышление» или «Языковая политика яфетической теории и удмуртский язык» и другие, в которых он, опираясь на труды классиков марксизма-ленинизма, строго прослеживает основной ход мыслей в работах Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина,— самую суть марксистско-ленинского учения об обществе. Известно замечательное определение языка как «орудия развития и борьбы», данное в одной из ранних работ И. В. Сталина — «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?». Гениальная статья товарища Сталина «Анархизм или социализм?» содержит руководящие замечания по вопросу о происхождении человеческой речи.
        Марр требовал глубокого и всестороннего изучения марксизма. В своём письме к сыну от 15 марта 1931 года Н. Я. Марр писал:
        «Будучи специалистом по литературе и языку, надо самому выходить за пределы самих литературных произведений (их техники, их языка, их содержания и их осмысления) в мир материальной реальности; надо серьёзно ознакомиться с марксизмом, не думать, что марксизм можно усвоить из того или иного учебного пособия». Вслед за этим он напоминает сыну, что марксистский метод надо применять «...в самостоятельной работе, а для этого надо знать и историю самого марксизма, его сложение и развитие...». Исключительно интересны следующие строки письма: «Надо с философией быть знакомым. Мне теперь приходится овладевать ею, и жалею, что раньше не углублялся в эту сторону, конечно, не отрываясь от своей отрасли знания. Однако никак нельзя говорить: сперва материалами займусь, укреплю себя, а потом теориею resp. философией. Помимо всего прочего, тогда можно обрести материалы, которые окажутся ненужными, мнимыми, и остаться — упустить случай накопить — без основных материалов, материалов первой необходимости»^[12].
        В своём замечательном докладе на сессии Академии Наук СССР в Москве 26 июня 1931 года — «Язык и мышление» — Марр указывал, что «...борьба... с буржуазной идеологиею вовсе не так проста и легка», и, обращаясь к собранию учёных, напомнил им следующие слова В. И. Ленина из статьи «Наука массам»:
        «Мы должны понять, что без солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдер-
[9]      
жать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановлений буржуазного мировоззрения».^[13]Марксизм был для Марра руководством к действию. И именно исходя из основных положений диалектического и исторического материализма, этого самого передового мировоззрения и метода, Марр и строил своё учение о языке.
        Базируясь на основных положениях диалектического и исторического материализма, Н. Я. Марр характеризует язык как надстроечную общественно-идеологическую категорию.
        «Язык, — пишет он, — такая же надстроечная общественная ценность, как художество и вообще искусство»^[14]. Конкретизируя это положение в своём курсе «Яфетическая теория», Н. Я. Марр говорит: «Человечество сотворило свой язык в процессе труда в определённых общественных условиях и пересоздаст его с наступлением действительно новых социальных форм жизни и быта, сообразно новому в этих условиях мышлению... языки... все созданы человечеством... Корни наследуемой речи не во внешней природе, не внутри нас, внутри нашей физической природы, а в общественности... Общественность наследует, консервирует или перелицовывает свою речь в новые формы, претворяет её в новый вид и переводит в новую систему»^[15].
        «Жизненны языковые явления, — читаем мы у Марра,— лишь в их органической связанности с историей материальной культуры и общественностью»^[16].
        Подобные характеристики языка как «категории социальной ценности»[17] обычны для Марра, для его «общественно-материалистической постановки науки об языке»[18]. Наиболее концентрированно они даны в его лекции «Язык», прочитанной слушателям восточного факультета Азербайджанского государственного университета имени В. И. Ленина в мае 1927 года. Эту лекцию Н. Я. Марр начал с определения сущности языка:
        «Язык есть орудие общения, возникшее в трудовом процессе, точнее — в процессе творчества человеческой культуры, т. е. хозяйства, общественности и мировоззрения. Язык создан человеческим коллективом так же, как на первых ступенях его общественного бытия памятники материальной культуры, предметы первой необходимости и сами виды коллективного производства, охота и различные ремёсла и игры и как на дальнейших ступенях его существования выделившиеся искусства, художества, эпос, пляска, пение и музыка, право и другие категории общественных ценностей... Язык отразил в себе все пути и все ступени развития материальной и надстроечной культуры, усовершенство-
[10]    
вания орудий её производства и все изгибы связанного с таким материально возникшим прогрессом общественного мышления...»[19].
        Это глубокое, с учётом исторического развития языка, материалистическое истолкование сущности языка может рассматриваться как одно из лучших в советской лингвистической литературе определений языка.
        Рассматривая язык в его историческом развитии, академик Н. Я. Марр всегда отмечал его многообразные диалектические связи с жизнью общества. Язык, по Марру, «отражённо воспроизводящий диалектику общественности»[20], является «мощным рычагом культурного подъёма» и «незаменимым орудием классовой борьбы»[21]. В отличие от различных представителей «социологического» направления в буржуазном языкознании Н. Я. Марр не только констатировал роль социального фактора в развитии языка, но всегда давал ему и ясное материалистическое истолкование.
        Вопрос о происхождении языка академик Марр считал одним из важнейших и первоочередных вопросов в языкознании. Ещё В. И. Ленин в своей знаменитой лекции «О государстве» говорил, что самое важное и необходимое в общественных науках — это
        «...не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своём развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь».^[22]
        Этого принципа придерживался и академик Марр. Буржуазные учёные боятся стать на твёрдую почву истории в решении вопроса о происхождении языка. Главе зарубежной «социологической» школы Ф. Соссюру казалось, например, что «вмешательство истории лишь сбивает языковеда с толку», а следовавший за ним американский лингвист Э. Сэпир решение вопроса о происхождении языка иронически предоставлял «философам и беллетристам».
        В противовес реакционерам-идеалистам в языкознании Марр утверждал, что
        «...без интереса к происхождению языка не может быть никакой лингвистики, всякое учение об языке предполагает то или иное положительное отношение к этому вопросу, ту или иную концепцию возникновения языка, и только тогда специальные углублённые занятия отдельными языками могут явиться плодотворными...»[23].
        Возникновение человеческой речи Н. Я. Марр связывает с развитием трудовой деятельности первобытного человеческого
[11]    
коллектива. Энгельс о причинах возникновения человеческого языка, как известно, писал:
        «...развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности, и стала ясней польза этой совместной деятельности для каждого отдельного члена. Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу»[24].
        На эти же причины происхождения языка указывает и академик Н. Я. Марр. Согласно Энгельсу, возникновение звуковой речи он датирует эпохой создания человеком первых искусственных орудий труда. Об этом Н. Я. Марр говорит не раз. В его статье «О происхождении языка» мы читаем: «...возникновение самой членораздельной (т. е. звуковой. — Г. С.) речи не могло произойти ранее перехода человечества на производственный труд с помощью искусственно сделанных орудий»^[25]. То же положение он формулирует в статье «Почему так трудно стать лингвистом-теоретиком» и в ряде других своих выступлений.
        «...Звуковая речь, — писал Марр, — возникла лишь на известной ступени развития материальной культуры, ибо до выработки орудия производства, уже отделанного и усовершенствованного, не было и не могло быть звуковой речи...»^[26].
        Появлению и широкому использованию в человеческом общении звуковой речи, по Марру, предшествовала ручная, кинетическая речь как средство общения людей на самых начальных этапах их общественно-трудового развития. При этом Марр не отрицал существования рядом с ручной речью и отдельных элементов звуковой речи, не представлявших ещё системы языка.
        Очень сжато и в то же время весьма ясно и аргументированно изложение вопроса о смене ручной речи звуковой академик Марр даёт в своей лекции «Язык».
        «Человечество, — говорил в этой лекции Н. Я. Марр, — начало своё общение линейной, или ручной, речью, языком жестов и мимики. Оно продолжило его звуковой речью, языком членораздельных звуков, увязанной с линейной речью восприятием достижений, выработанных ею, линейной речью. Первый язык получил своё развитие с развитием общественности, основанной на хозяйственной жизни, протекавшей с помощью природой данных орудий производства. Второй язык, звуковой, возник лишь после того, как человечество перешло на труд с помощью искусственного, им изобретённого орудия».^[27]
        Развивая дальше свои взгляды, академик Марр отмечает, что «звуковой язык возник в эпоху сложного общественного строя
[12]    
с организующим коллективом... когда человек был уже на высокой ступени умственного развития. Он к тому времени находился в обладании в совершенстве развитой ручной или линейной речью, которая без изъяна удовлетворяла потребности взаимообщения, общения коллектива с коллективом, да и отдельных лиц внутри коллективов. Линейный язык вполне отвечал и качеству, и уровню умственного развития человечества начальных эпох и технически, и идеологически. Человечество тогда мыслило дологическим мышлением, без отвлечённых понятий, представлениями в образах и в их нашему восприятию чуждой взаимной связи. Техника линейной речи легко справлялась с потребностью обмениваться представлениями в образах. Объём потребных понятий находил достаточно линейных символов с помощью жестов и мимики для исчерпывающего своего выражения».[28]
        Звуковая речь — новый этап в развитии общественного человека. Потребность в ней не сразу была осознана. Марр следующим образом говорит об этом:
        «Потребности в звуковой речи в целях взаимного общения не было, да и по проникновении звукового языка в общий обиход долго и долго звуковой речью лишь дополнительно приправлялась линейная речь, продолжавшая господствовать в обиходной жизни. При отсутствии потребности в звуковой речи не могло быть и не было подготовки технических средств для осуществления мысли о звуковом языке. Между тем техника звуковой речи, самая система членораздельных звуков, весьма сложна и тонко разработана, и она плод долгих усилий, результат громадной работы над их усовершенствованием уже как средства для обмена образными представлениями и отвлечёнными понятиями»^[29].
        Высказывая эту гипотезу, Марр указывает, что анализ звуковой речи, а также сохранившихся в различных языках мира обозначений самого процесса речи в её древнейшем развитии, богатые и разнообразные этнографические и антропологические материалы заставляют утверждать, что звуковая речь пришла именно на смену господствовавшей до неё ручной, или иначе кинетической речи. В последние годы своей жизни Н. Я. Марр склонялся ко всё большему признанию значительной роли звука даже при использовании кинетической речи.
        У классиков марксизма-ленинизма по данному вопросу мы находим указание на наличие звуковой речи у общественного человека. Об этом пишут Маркс и Энгельс: «На «духе» с самого начала тяготеет проклятие «отягощения» его материей... в виде... звуков, — словом, в виде языка» («Немецкая идеология»); по Энгельсу, неразвитая глотка обезьяны постепенно научилась произносить один членораздельный звук за другим («Роль труда в процессе очеловечения обезьяны»). Наконец, во вновь опублико-
[13]    
ванной на русском языке ранней работе товарища Сталина «Анархизм или социализм?» тоже подтверждается тот факт, что уже у обезьяны — предка человека — создались все предварительные условия для появления и дальнейшего развития звуковой речи. Последняя работа, видимо, не была известна академику Н. Я. Марру. Опираясь на эти факты, некоторые ученики и последователи академика Н. Я. Марра считают теорию кинетической речи в том первоначальном виде, в каком её высказывал Марр до 1930-х годов, требующей некоторого уточнения и пересмотра.
        Вопреки типичному для буржуазной науки отрыву языка от мышления Марр утверждает, что «мышление и язык неразлучны», «когда они возникли, то возникли совместно». Эти слова Н. Я. Марра полностью согласуются с известным утверждением Маркса и Энгельса: «Язык так же древен, как и сознание... подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной нужды в общении с другими людьми».[30]
        «Мышление и речь — брат и сестра, дети одних и тех же родителей, производства и социальной структуры», — пишет Н. Я. Марр в предисловии к русскому переводу книги Леви-Брюля «Первобытное мышление».
        Академик Марр считает, что проблема мышления «...одна из величайших, если не самая великая теоретическая проблема в мире...», «...именно потому, что его (мышления.— Г. С.) корни находятся не в нём самом и не в природе, а в материальном базисе, как это установлено диалектическим материализмом», потому, что с проблемой мышления «...связан скачок в людское общество из животной орды, животной стадности...».[31]
        Именно по-этому проблему мышления, его возникновения, проблему, теснейшим образом и неразрывно связанную с проблемой языка, Марр считает «предметом специальности» не только философов и психологов, но и языковедов. Поэтому и созданный им институт Н. Я. Марр назвал Институтом языка и мышления.
        Вскрывая формалистичность индоевропейского языкознания, академик Н. Я. Марр писал:
        «Старое учение об языке правильно отказывалось от мышления, как предмета его компетенции, ибо речь им изучалась без мышления. В нём существовали законы фонетики — звуковых явлений, но не было законов семантики — законов возникновения того или иного смысла, законов осмысления речи и затем частей её, в том числе слов. Значения слов не получали никакого идеологического обоснования»^[32].
        И Марр справедливо обвинял специалистов старой школы в том, что у них «метод усматривал у языка объект для исследования лишь в формальной стороне, звучании, но не в идеологии».[33]
[ 14 ]             
        Согласно марксистско-ленинскому учению о единстве языка и мышления, Н. Я. Марр подчёркивает их теснейшую взаимосвязь, их диалектическое единство на протяжении всей истории развития человеческой речи. Единство языка и мышления, как единство формы и содержания, пронизывает всю человеческую речь и отдельные её элементы.
        Марр категорически возражает против утверждения о произвольном отношении звуков к значениям слов.
        «Нет не только слова, — говорил он, — но и ни одного языкового явления, хотя бы из строя речи (морфологии, синтаксиса), или из её материального выявления... нет ни одной частицы звуковой речи, которая при возникновении не была бы осмыслением, получила бы какую- либо языковую функцию до мышления...»[34]
        Таким образом, значение неразрывно связано со своим звуковым оформлением, и даже простейшая звуковая единица человеческой речи — фонема, по утверждению Марра, является «социально-отработанным звуком».
        Разрабатывая вопросы истории языка, Марр устанавливает важнейшие законы развития значений слов, в частности — закон функциональной семантики и закон разделения единого значения на противоположные (закон поляризации значений). Действие этих законов он показывает на многочисленных примерах. Марр отмечает, что в производственном процессе в различные исторические эпохи замена одних предметов другими при выполнении одной и той же производственной функции вела к тому, что ранее употреблявшиеся слова приобретали новые значения (наименование каменного топора становилось обозначением железного, обозначение жёлудя как предмета питания переносилось на хлеб и т. д.). В своих замечательных работах «Язык и мышление», «К семантической палеонтологии в языках неяфетических систем» и других академик Марр даёт ряд прекрасных иллюстраций, показывающих, как важнейший закон диалектики — единство противоположностей — проявляется в развитии значений слова, когда в результате мощных производственных сдвигов в общественной жизни в одном и том же слове начинают совпадать два противоположных значения (начало и конец, верх и низ, день и ночь, белый и чёрный и другие).
        В истории языка академик Марр в первую очередь и рассматривает историю значений, семантики, увязывая её с историей материальной культуры и историей общественных форм через посредство истории человеческого мышления.
        «Мышление в первичном состоянии, — пишет Марр, — есть коллективное осознание коллективного производства с коллективным орудием и производственных отношений; язык — коллективное выявление коллективного осознания в оформлении и объёме в зависимости от техники мышления и мировоззрения»^[35]. Язы-
[15]    
ковые материалы Н. Я. Марр проверял всеми доступными науке историческими источниками, выдвигая на первое место памятники материальной культуры.
        Развитие значений в языке, смысловой стороны речи Марр анализирует в неразрывной связи с развитием формальной стороны языка, его структуры (синтаксиса и морфологии) и материального звукового оформления.
        «Морфологии формальной, — пишет он, — предшествует морфология идеологическая, построение не только фраз с соблюдением определённого порядка в расположении тех или иных понятий, впоследствии частей речи, но и построение слов, в которых один элемент или восполняется другими для более точного восприятия, или осложняется другим как определением, для уточнения».[36]
        Касаясь вопроса об историческом развитии грамматической системы, Марр говорит, что
        «звуковая речь начинается не только не со звуков, но и не со слов, частей речи, а с предложения... т. е. начинается с синтаксиса, строя, из которого постепенно выделяются части предложения, определявшиеся по месту их нахождения в речи»[37].
        Н. Я. Марр ставит перед собой весьма важную и интересную задачу — решить вопрос об историческом развитии формальной стороны языка, считая необходимым даже возникновение «отвлечённых грамматических категорий» увязать с «общественностью и производством». Происхождение различных грамматических категорий выясняется Марром с того древнейшего периода языкотворчества, когда только зарождалась звуковая речь человека. Развитие грамматики Марр рассматривает в диалектическом взаимодействии с семантикой и освещает конкретные вопросы происхождения и развития отдельных категорий синтаксиса, морфологии и фонетики.
        Марр объединяет в одно стройное целое механически отгороженные в старом языкознании друг от друга фонетику, морфологию, синтаксис, словарь и семасиологию (учение о значениях слов); он уничтожает тот разрыв между исторической и современной грамматиками, который нашёл своё наиболее яркое выражение в трудах реакционной «социологической» школы французско-швейцарского языковеда Ф. *Соссюра и его последователей.
        Начиная с первоначальных моментов зарождения звуковой речи и кончая высокоразвитыми современными национальными языками, Марр устанавливает решающую роль синтаксиса, самой существенной стороны звуковой речи, по отношению к которой морфология являлась лишь техникой, подобно тому, как фонетика была техникой для морфологии. «Техника звуковой речи, — пишет Марр, — начинается с синтаксиса, главнейшей вообще части всякой звуковой речи. Синтаксис отличается именно тем, что в
[16]    
нём идеология и техника неделимы, ещё не расчленённо слиты, диффузны, не дифференцированы...».[38]
        Последние работы академика И.И. Мещанинова — «Члены предложения и части речи», «Глагол» — продолжают развивать эти плодотворные идеи Н. Я. Марра, показывая исторический процесс развития грамматических форм языка, который в ряде работ был уже намечен академиком Н. Я. Марром. Развитие грамматической системы ясно рисуется, как путь от первоначально неразложимого инкорпорированного целого (слова — предложения) через выделение из него отдельных частей инкорпорированного комплекса с последующим развитием отдельных членов предложения и образующихся из них частей речи.
        Характеризуя не только эволюционные процессы в развитии языков мира, но и их коренные изменения, Марр разрабатывает учение о стадиальности развития языков, понимая под ним качественные изменения всей структуры языка, зависящие от коренных сдвигов в развитии производительных сил и производственных отношений в истории человечества. В противовес взглядам буржуазных языковедов, словами французского лингвиста А. Мейе утверждавших, что «не видно никакого средства установить внутренние взаимоотношения между лингвистической формой и обществами, которые её употребляют», что «констатировать можно лишь фактические (внешние) взаимоотношения», Марр считает бесповоротно решённым вопрос о теснейшей увязке процессов развития языка с действием социально-экономических факторов.
        Марр стремится проследить на протяжении длительных исторических периодов «динамику звуковой речи», историческое развитие грамматических и лексических форм языка в целом. Он в многочисленных своих исследованиях показывает «разновременность появления отдельных категорий в структуре звуковой речи и строго определённую в этом отношении последовательность...»^[39]. Впервые ставя вопрос о стадиальности языкового развития в 1923 году в своём сообщении «Индоевропейские языки Средиземноморья», он утверждал, что «индоевропейские языки Средиземноморья никогда и ниоткуда не являлись ни с каким особым языковым материалом, который шёл бы из какой-либо расово особой семьи языков или тем менее восходил к какому-либо расово особому праязыку». В том же сообщении Н. Я. Марр указывал, что «индоевропейские языки составляют особую семью, но не расовую, а как порождение особой степени, более сложной, скрещения, вызванной переворотом в общественности в зависимости от новых форм производства, связанных, невидимому, с открытием металлов и широким их использованием в хозяйстве, может быть и в сопутствии привходящих пермутаций физической среды; индоевропейская семья языков типологически есть создание новых хозяйственно-общественных условий...»^[40]
[17]              
        Несколько позже различные системы построения звуковой речи академик Марр связывает со сменами общественного мышления, что по совокупности вытекает из различных систем хозяйства и им отвечающих социальных структур, предлагая и схему соотношения смен социально-экономических формаций и различного строя мышления и звуковой речи.
        27 октября 1928 года Н. Я. Марр прочитал в Коммунистической академии в Москве доклад «Актуальные проблемы и очередные задачи яфетической теории». В этом докладе он уделил значительное место вопросу о стадиальном развитии языков мира.
        «Принадлежность различных систем морфологии к различным периодам языкотворчества, — предупреждал он, — опирается, разумеется, не непосредственно на тот или иной тип техники, хозяйственной и социальной структуры, а при посредстве мышления»^.[41]
        В этом же докладе Н. Я. Марр наметил и основные пути (стадии) развития звуковой речи, не считая тем самым окончательно решённой эту проблему.
        «Смены мышления, — указывал он, — это три системы построения звуковой речи, по совокупности вытекающие из различных систем хозяйства и им отвечающих социальных структур: 1) первобытного коммунизма, со строем речи синтетическим, с полисемантизмом слов, без различения основного и функционального значения; 2) общественной структуры, основанной на выделении различных видов хозяйства с общественным разделением труда, т. е. с разделением общества по профессиям, расслоения единого общества на производственно-технические группы, представляющие первобытную форму цехов, когда им сопутствует строй речи, выделяющий части речи, а во фразе — различные предложения, в предложениях — различные его части и т. и., и другие с различными функциональными словами, впоследствии обращающиеся в морфологические элементы, с различением в словах основных значений и с нарастанием в них рядом с основным функционального смысла; 3) сословного или классового общества, с техническим разделением труда, с морфологиею флективного порядка»^[42].       
        Рисуя эту схему стадиального развития человеческой звуковой речи, Марр, как уже было сказано, не считал предлагаемое им решение проблемы окончательным и требовал её неоднократной проверки.
        Марр резко возражал против традиционного представления о развитии звуковой речи в порядке «...биологического процесса, массового деторождения возникших языков, увеличения потомства». «Самый процесс развития звуковой речи, — утверждал он, — представляет картину не размножения языков, а унификации их, растущей с каждым этапом хозяйственного развития человечества»[43].
[18]              
Н. Я. Марр обращает внимание на то, что существование многих сотен, свыше тысячи языков «приводит в прострацию» даже учёных, но это, как справедливо заявлял он, «...уже результат процесса унификации, раньше языков было ещё больше, менее совершенных, менее приспособленных для уточнённого использования слов».[44]
        С присущей Марру лаконичностью формулировок весь богатейший исторический процесс развития человеческой речи он характеризует следующим образом:
        «Вначале... многоязычие, и источник оформления и обогащения языка, залог его развития, в самом ходе и развитии жизни и её творческих сил, в развитии хозяйства, общественного строя и мировоззрения, и как человечество от кустарных, разобщённых хозяйств и форм общественности идёт к одному общему мировому хозяйству и одной общей мировой общественности в линии творческих усилий трудовых масс, так язык от первичного многообразия гигантскими шагами продвигается к единому мировому языку...»^[45]
        Разработка учения о стадиальном развитии языков осталась незавершенной Н. Я. Марром, но, как правильно отмечает академик И. И. Мещанинов, учение о стадиальном развитии языка, намеченное Н. Я. Марром, решительно отличает советское языкознание от языкознания зарубежного[46], в котором основное внимание уделяется эволюционным изменениям в языке, преимущественно изменениям в области фонетики и морфологии. Формулируя учение о стадиальном развитии языков мира, Марр в корне подрывает антиисторическую и метафизическую концепцию буржуазных языковедов по вопросам развития языка. Эта концепция построена на признании существовавших якобы в прошлом праязыков, в результате постепенного эволюционного изменения которых будто бы и развились существующие сейчас отдельные языки и их «семьи», резко изолированные, как и их «праязыки», одна от другой, отражая в своей структуре биологические и психические особенности той или иной расы. В противовес реакционному, расистскому по своей сущности решению вопроса в буржуазном языковедении Марр выдвигает прогрессивное и революционное учение о едином языкотворческом процессе и стадиальном развитии всех языков мира. Развитие всех языков мира, по Марру, отражает одни и те же социальные закономерности, что обусловлено единством общественно-исторического процесса. Исходя из этого, при построении общего языковедения Н. Я. Марр требует учёта особенностей как высокоразвитых, так и отсталых в своём развитии языков.
        Резко возражая против утверждения старой, индоевропейской школы языкознания о существовании расово-изолированных «чи-
[19]    
стих» и однородных племенных языков, Н. Я. Марр, согласно взглядам классиков марксизма, подчёркивает, что процессы скрещения и объединения племенных языков и диалектов, отражая конкретный ход человеческой истории, играют выдающуюся роль в процессе языкотворчества. «...Без их скрещения не могло бы возникнуть никакого языка, тем более не мог бы развиться далее какой-либо язык». Родство языков, по Марру, — «...социальное схождение, неродство — социальное расхождение».[47]
        Если буржуазное учение о языке возникло на основе изучения сравнительно небольшого круга индоевропейских языков, то Марр в качестве одинаково ценных источников построения советской науки о языке рассматривал как языки письменные, так и языки бесписьменные и младописьменные, языки больших и малых народов, языки мёртвые и живые, богато развитые языки сложившихся наций и мелкие говоры народностей и племён, отставших в своём развитии.
        Решительный враг космополитизма, устанавливая принципы построения общего учения о языке, Марр предупреждает о необходимости учитывать особенности каждого из языков мира, исчерпывающе углублённо изучать конкретную систему каждого языка. С этим связано и заявление его о том, что
        «наукой об языке может быть признано только то учение, которое считается с особенностями всех языков мира и, исходя из учёта конкретной системы каждого из них, не только отводит или намечает каждому из них принадлежащее ему место в среде всех, но и выявляет те пути и те рамки, в которых может и должна отныне протекать специальная работа над каждым языком, исчерпывающе углублённое исследование каждого языка»[48].
        Это определение языкознания как науки Н. Я. Марр формулирует в своей замечательной статье «Почему так трудно стать лингвистом-теоретиком».
        В ней же он замечает: «...нам важны черты не только роднящие, но и разъединяющие, нам нужен анализ парно сближаемых языков и в их расхождениях...»^[49].
        Таким образом, Марр решительно противостоит традиционному буржуазному компаративизму, который, не считаясь с национальным своеобразием языков и литератур мира, стал излюбленным методом «сравнительников»-космополитов. Марр не отрицал известной роли и значения сравнительно-исторических исследований при изучении языков. Но в его понимании сравнительно-исторический метод резко отличается от его обычного применения в старом, компаративистском языковедении.
        В ленинградском университете в 1929—1930 годах Н. Я. Марр сам читал курс, посвящённый схождениям и расхождениям армянского и грузинского языков, сам он составлял и сравнитель-
[20]    
ные грамматики яфетических и семитских языков. Но всегда на первый план и при сопоставлении различных языков он выдвигал историко-материалистическое освещение процесса развития языков одной или различных систем. Сравнительно-формальный метод индоевропеистов он резко критиковал. В «Чувашах-яфетидах на Волге» Н. Я. Марр писал:
        «...сравнительный метод вообще обманчив, существовавший же сравнительный метод индоевропеистов оказался учением лишь формальным, упустившим, что человечество меняло формы, самые типы языка, меняло с ними не только значения слов, но и основы распределения значений, и даже их созидания в связи с изменением системы мышления в зависимости от коренной перестройки хозяйственной и общественной жизни».^[50]
        Выступая систематически против сравнительно-формального метода в традиционном его применении, академик Марр не раз подчёркивал, как правильно резюмирует В. А. Миханкова, что
        «...сравнение лишь формы без учёта общественной значимости языкового явления в конкретной исторической обстановке неизбежно повлечёт ложный вывод о заимствовании формы и тогда, когда вопрос должен стоять о сходных идеологических представлениях, сложившихся в сходных общественных условиях»[51].
        Н. Я. Марр не считает достаточным и такое изучение конкретного языка, которое ведёт лишь к определению его стадиальной типологии, связанной с развитием мышления и зависящей, в конечном итоге, от общих закономерностей развития человеческого общества. Его, помимо этого, интересуют обнаруживаемые в результате сопоставлений языков расхождения в их словаре и грамматическом строе.
        «Эти расхождения, — пишет он, — и составляют оправдание (raison d’etre) для существования и признания отдельных языков. Эти расхождения не представляют собой отложений независимых отвлечённых явлений так наз. фонетических или иных формальных языковых фактов, принимаемых за законы; они и не случайные вклады со стороны налетавших миграций или внешних явлений «великодержавных культур» («заимствований»), а итоги внутреннего процесса развития...».[52]
        Таким образом, именно «внутренние процессы развития», конкретная историческая обстановка определяют развитие языка и то основное и существенное в языке, что и составляет его специфику. Это ничего общего не имеет с методологией традиционного компаративизма.

         * * *

        Истинный патриот своей Родины, верный друг народностей СССР, Николай Яковлевич Марр считал необходимым всегда связывать науку с практикой социалистического строительства. Марр не раз указывал своим ученикам на замечательные слова
[21]    
товарища Сталина, сказанные им на конференции аграрников-марксистов: «...необходимо, чтобы теоретическая работа не только поспевала за практической, но и опережала её, вооружая наших практиков в их борьбе за победу социализма»[53].
        На первой Всесоюзной конференции историков-марксистов в Москве Н. Я. Марр прочитал доклад «К вопросу об историческом процессе в освещении яфетической теории». В этом докладе Марр говорил о неразрывной связи науки с жизнью. С волнующим интересом эти слова Марра читаешь и сейчас.
        «Наука, не увязанная с жизнью в XX столетии, — говорил Марр, — это или лицемерное утверждение, или пережиток средневековья с монастырями. Наука, не увязывающаяся с экономикой и общественностью в социалистически строящейся стране, — это наука без путей, наука без метода»^[54].
        «Боец научно-культурного фронта», как сам себя называл Марр, выдающийся учёный провёл колоссальную работу, содействующую развитию национально-языковой культуры народов СССР. С одной стороны, он устанавливает научно-теоретические языковедческие основы для той огромной работы по созданию и развитию национальных письменностей и литературных языков, которая впервые в истории была осуществлена в Советском Союзе на основе ленинско-сталинской национальной политики. С другой стороны, он сам активно участвует во всех государственных мероприятиях, связанных с подъёмом и расцветом национально-языковой культуры многочисленных народов СССР. Деятельное участие в языковом строительстве национальных республик и областей СССР он считал обязательным и для всех своих учеников и последователей.
        Большое научное значение придавал крупнейший исследователь составлению новых и усовершенствованию архаичных по своему построению — на арабской, ламаистской и подобной основе — алфавитов. Непосредственно сам он занимался вопросами терминологии, орфографии, изучением народных говоров. Его частые поездки в Закавказье и на Северный Кавказ, в Абхазию, Дагестан, в Приволжье и Прикамье, в Ижевск, Чебоксары, Пермь, Ульяновск, Алатырь, а также в Сухуми, Махач-Калу, Ростов, Нальчик и другие центры национальных районов страны были связаны с кропотливым изучением вновь и вновь вовлекаемых им в научное исследование языков и с желанием оказать непосредственную практическую помощь самоопределяющимся в рамках Советского Союза яфетическим, тюркским, иранским, угро-финским и другим народностям. Считая изучение живых языков СССР и подготовку научных кадров из среды народностей, впервые получающих культурное развитие при советской власти, делом большого государственного значения, Н. Я. Марр организует аспирантуру при академических учреждениях в Ленинграде, а в
[22]    
Москве создаёт Комитет по изучению народов Кавказа, преобразуя его затем в Комитет по изучению этнических и национальных культур Советского Востока, а в дальнейшем в Институт национальностей СССР, неизменно сам возглавляя эти научные организации.
        Живые бесписьменные и младописьменные языки народов СССР были богатейшим и незаменимым источником, широко использованным академиком Марром при построении им нового учения о языке. Исключительное значение этих языков для развития основных положений советского научного языковедения не раз отмечал академик Марр.
        «...Дальнейшее развитие нового учения об языке... — писал он, — в исключительной степени связано в первую голову с изучением живых младописьменных или вовсе бесписьменных языков, языков масс, и с судьбой, т. е. житьём-бытьём, говорящих массово на этих языках...»^[55]
       В этих словах Марр ещё раз подчёркивает признаваемую им обязательной связь лингвистической теории с языковой практикой.
        Н. Я. Марра всегда интересовала проблема единого мирового языка будущего, и он, с восторгом отзываясь о выступлениях И. В. Сталина по вопросу о едином международном языке, неоднократно цитировал его слова:
        «...вопрос об отмирании национальных языков и слиянии их в один общий язык есть не вопрос внутригосударственный, не вопрос победы социализма в одной стране, а вопрос международный, вопрос победы социализма в международном масштабе».
        Н. Я. Марр лингвистическими материалами подтверждал единственно возможное и правильное решение вопроса о едином мировом языке в бесклассовом социалистическом обществе, данное товарищем Сталиным на XVI партсъезде, подчёркивая, что в этом новом и едином языке «...высшая красота сольётся с высшим развитием ума».[56]
        Исключительно высокую роль языка как орудия культурной революции отмечает Марр не раз.
        «Современный строй, — пишет он, — выдвинул значение каждого языка, как орудия пропаганды, как средства массовой общественной работы во всех уголках нашего Советского Союза, независимо от его исторических заслуг, независимо от его культурных достижений, часто вопреки его наличной неприспособленности для такой задачи, можно сказать, для такого общественно-налагаемого нашим строем подвига, собственно для такой не более, не менее как культурной революции. Ясное дело, что для производства такой культурной революции необходимо не только быть знатоком языка, как он есть, но знать и то, как язык сделался тем, что он есть, как бы
[23]    
он ни был несовершенен, значит... как он может стать тем, чем он общественно должен быть».^[57]
       Характеризуя место родного языка учащихся в советской школе, Марр совершенно правильно заявляет, что
        «...родной язык в СССР намечается в кандидаты на то место, которое в своё время с честью занимали в европейской школе классические мёртвые языки, греческий и латинский. Ясное дело, что это касается каждого родного языка, не одних бесписьменных или младописьменных языков. Это касается и русского языка...» ^[58].
        Непосредственно к советской школе относятся замечательные слова этого выдающегося учёного-большевика:
        «...никакая школа не может оставаться без теоретического изучения основного орудия общественности и человечности, языка, и менее всего советская школа, поскольку новая общественность требует более расширенного и более углублённого использования речи, не только письменной, но и устной, притом уже обычно — массово-публичной» ^[59].
        Н. Я. Марр хорошо понимал, что, как учит И. В. Сталин, «...развитие национальных культур должно развернуться с новой силой с введением и укоренением общеобязательного первоначального образования на родном языке».
        Особое внимание поэтому он уделял вопросу об использовании родного языка учащихся в школьном преподавании, подчёркивая, что
        «без правильной теоретической основы нельзя достигать грамотности, одними формальными приёмами эмпирического порядка не изжить ужасающе неуступчивой безграмотности даже по давно, казалось бы, стабилизовавшимся языкам, в том числе и русскому...» ^[60].
        В своей статье «К задачам науки на Советском Востоке» Н. Я. Марр прекрасно обосновал необходимость широкого использования родного языка населения в социалистической перестройке национальных районов СССР.
        «...Отказ от родной речи,— отмечал он в этой статье, — и непосредственное обращение к русскому языку, на котором будет вестись преподавание общественности и культуры своего же народа со своим особым языком и с особым, хотя бы пережиточным бытом и складом мышления, исключает участие масс в хозяйственно-культурной работе и, тем самым, вычёркивает одно из первых условий социалистического строительства»^[61].
        Языки всех народов СССР стали сейчас мощным орудием развития социалистической культуры. Поэтому Н. Я. Марр всегда считал необходимым содействовать росту и развитию этих могучих рычагов культурного подъёма всего советского народа.
[24]              
        Созданная Н. Я. Марром на основах марксистско-ленинской методологии общая теория языковедения в своей конкретно-лингвистической части опирается на богатейший опыт изучения и развития языков и национально-культурного строительства в Советском Союзе.
        Расширение лингвистического кругозора, лучшее сознание социальной сущности языка, законов и перспектив его развития — всё это достигается в работах над языками различных систем многонационального Советского Союза.
        Указывая особую ценность для специалиста с общелингвистическими интересами своеобразной системы исконных языков Кавказа, Марр отмечал, что «...знание одного из яфетических языков, в освещении обоснованной на них теории, станет предпосылкой подготовки действительно компетентного специалиста по общему языкознанию...».[62]
       К глубокому сожалению, безусловной необходимости для работающих по вопросам общего языкознания изучения яфетических языков или языков другой системы, резко отличных от индоевропейских, не понимают ещё многие научные работники, даже руководители кафедр в столичных и провинциальных вузах.
        Наука для Марра была всегда партийной. Борясь за создание и развитие материалистического языкознания, он прекрасно понимал, что на этом пути, быть может, неоднократно потребуется пересмотр многих намечавшихся им положений яфетической теории и впоследствии нового учения о языке. «...Советская власть...— писал он, — без интенсивного использования наук обходиться не может, не может отвернуться от необходимости усиливать свою научную базу знаниями всех наук, но в то же время она нуждается в науках с новыми методами» (подчёркнуто мною.— Г. С.) ^[63].
        Надо было, по словам Марра, выбирать «...между формальным методом и общественно-материалистической постановкой науки об языке».[64]
       Не для всех, даже ближайших учеников Марра, был ясен его путь. Новая идеология, новый метод в работах уже маститого учёного отпугивали неустойчивых, колеблющихся и привлекали новых работников и учеников — коммунистов и беспартийных - «созвучного закала», которым новый этап работы Н. Я. Марра идеологически был более близок и дорог. Марр был всегда глубоко самокритичен. И каждый раз, осознавая возможные ещё в его построениях недочёты и не всегда верное использование метода марксистской диалектики, он говорил: «Мы охотно признаём, что по части марксистской проработки в яфетическом языкознании есть что подправить и исправить». Он желал активного включения в проверку создаваемого им нового учения о языке
[25]    
историков-марксистов. Об этом он писал и в предисловии к сборнику «По этапам развития яфетической теории», об этом он говорил, обращаясь и прямо к советским историкам на Первой Всесоюзной конференции историков-марксистов в 1928 году. К критике и самокритике он призывал своих учеников и последователей, стремясь полностью освободиться в создававшемся им новом учении о языке от «пелены буржуазного мышления». В критике и самокритике он видел могучий стимул развития и усовершенствования научно-теоретической работы во всех областях знания. Этому большевистскому принципу он был верен до последних дней своей замечательной творческой жизни.
        Непоколебимый борец за подлинную науку, основанную на принципах материализма, непримиримый враг всевозможных реакционно-идеалистических построений, академик Н. Я. Марр всей своей деятельностью указывал тот путь, по которому должен идти и сейчас каждый советский учёный, каждый советский лингвист. Именно поэтому ознакомление со всей творческой работой Н. Я. Марра имеет большое научно-образовательное и воспитательное значение для специализирующихся в любой отрасли языкознания.

         * * *

        Со смертью академика Марра созданное им новое учение о языке не остановилось в своём развитии. Ученики и последователи академика Н. Я. Марра во многом плодотворно развивают и дополняют заложенные им основы советского, материалистического языковедения. Продолженное уже после смерти Марра (20 декабря 1934 года) широкое и всестороннее изучение бесписьменных и младописьменных языков народов Советского Союза, а также языков народов СССР с многовековой литературной традицией дало исключительно ценный материал, послуживший как для обогащения советской языковедческой теории, так и для дальнейшего развития языков народов СССР.
        Лишь за последние годы созданы десятки научных грамматик и словарей по ранее совсем не изучавшимся или мало изучавшимся языкам: славянским — украинскому, белорусскому; народов Севера — ненецкому, нанайскому, гилякскому, корякскому и другим; угрофинской группы—коми, удмуртскому, мордовскому, марийскому, карельскому, хантыйскому, мансийскому и другим; Кавказа — грузинскому, армянскому, абхазскому, адыгейскому, кабардино-черкесскому, абазинскому, аварскому, лакскому, лезгинскому, табасаранскому и другим; тюркским — кумыкскому, башкирскому, ногайскому, ойротскому (алтайскому), хакасскому, татарскому, азербайджанскому, узбекскому, казахскому, туркменскому, каракалпакскому, тувинскому, якутскому и другим; монгольским— бурятскому, халха-монгольскому; иранским — осетинскому, таджикскому и т. д.
        В распоряжении советских языковедов имеется сейчас громадное количество языковых материалов, требующих тщательного
[26]    
анализа, углублённого изучения и серьёзного научно-теоретического обобщения.
        Исключительно ценные работы проведены по изучению взаимоотношений диалектов и литературных языков не только давно сложившихся наций, но и народностей, получивших возможность своего национального развития лишь при советской власти, в результате осуществления ленинско-сталинской национальной политики.
        Для иллюстрации научных достижений в этой области достаточно указать на всестороннее и детальное изучение многочисленных языков и диалектов Дагестана, Северного Кавказа, Средней Азии, Дальнего Востока и других районов страны. Диалекты и языки малочисленных народностей, не имеющих своей письменности, внимательно исследуются не только из узко теоретического интереса, но и с целью лучшего обслуживания говорящего на них населения ближайшей к ним по языковому строю письменностью, а иногда также для использования словарных и фразеологических богатств отдельных диалектов при создании и развитии литературных языков у народностей, получивших письменность на национальной основе лишь при советской власти.
        Впервые в истории языковедения именно у нас, в среде советских языковедов, создаются труды по сравнительной грамматике разносистемных и разностадиальных по своему развитию языков.
        Но до последнего времени у нас не получил ещё необходимого освещения ряд проблем, разрабатывавшихся академиком Марром, в частности проблема словаря, семантики и материальной культуры, языка и нации, языка и класса, национально-языкового строительства и ряд других.
        Историю слов и их значений Н. Я. Марр всегда связывал с историей материальной культуры и историей развития общественных форм. У нас же в последнее время получили широкое распространение этюды по изучению истории русской лексики типа исследований академика Виноградова, которые строятся на методике, ничего общего не имеющей с историко-материалистическим методом исследования.
        Мы не обращаем также необходимого внимания и на то, что в ряде работ профессоров Якубинского, Жирмунского и некоторых других совершенно неправильно излагаются вопросы, связанные с образованием национальных языков, строящихся не на «официально-канцелярской», а на живой «народно-речевой» основе. Чрезвычайно путаная статья Л. Якубинского, опубликованная в 1947 году в «Вестнике» Ленинградского университета и посвящённая образованию языка народностей, не подверглась еще критике, хотя Якубинский в этой статье стремится реабилитировать теорию праязыка.
        Нужно сказать, что и такая проблема, как «Язык и класс», в последнее время совершенно не разрабатывается советскими язы-
[27]    
коведами. Мы помним замечательную работу Лафарга «Язык и революция», в которой прекрасно показано использование языка как орудия классовой борьбы; показано, как в языке отражается классовое сознание враждебных друг другу классов; показано, как в борьбе за язык, за использование этого орудия агитации и пропаганды группируются антагонистичные друг другу классовые силы.
        В трудах классиков марксизма-ленинизма мы находим много глубоких и разнообразных характеристик языка в классовом обществе.
        В последнее время советские языковеды несколько ослабили своё внимание и к большим вопросам национально-языкового строительства, которые так волнуют сейчас советскую и партийную общественность в национальных областях и республиках Советского Союза. Эпоха расцвета национальных культур и языков в их социалистическом развитии ставит перед исследователями и практиками, ведущими работу по развитию национальной письменности и языков народов СССР, задачу самого тщательного изучения и учёта всех процессов, связанных с развитием национальных литературных языков советской эпохи, их роста и обогащения, решительного изменения норм народной речи в разнообразных говорах, а также конкретной помощи в разработке вопросов орфографии, терминологии, в теоретическом осмыслении всех колоссальных сдвигов, наблюдаемых сейчас в развитии не так ещё давно бесписьменных и младописьменных языков.
        Советские лингвисты должны вести научно-теоретическую работу в области языкознания в тесном и неразрывном контакте с практической работой и тем самым содействовать неуклонному - росту языковой культуры в национальных районах нашей страны.
        Исключительно большая ответственность ложится сейчас на представителей нового, материалистического учения о языке в борьбе за идеологическую чистоту советской лингвистической науки, в борьбе с проникновением в среду советских языковедов буржуазного объективизма и космополитизма — этой реакционной идеологии современных англо-американских империалистов.
        Большевистский принцип партийности не стал ещё ведущим для некоторой части советских языковедов. Объективизм и примиренчество, отсутствие подлинно большевистской критики и самокритики, забвение основного принципа науки — её партийности — и, как неизбежное следствие этого, скатывание к формально-идеалистическим трактовкам основных положений нового, материалистического учения о языке наблюдаются сейчас, к сожалению, и среди отдельных сторонников и последователей прогрессивной школы академика Марра. А это дало возможность представителям старых лингвистических концепций пытаться пропагандировать в некоторых наших вузах антипатриотические языковедческие теории, что уже отмечала наша печать.
[28]              
        Дальнейший творческий подъём и развитие советского материалистического языкознания так же, как и действенная борьба с реакционно-идеалистическими пережитками в советской лингвистике, возможны лишь в том случае, если советские языковеды будут глубоко внедрять в свою работу большевистский принцип партийности и проводить неразрывно связанную с ним критику и самокритику, следуя в этом примеру выдающегося советского учёного, основателя нового, материалистического учения о языке — академика Николая Яковлевича Марра.

         К ЧИТАТЕЛЯМ

         Всесоюзное Общество по распространению политических и научных знаний просит присылать отзывы об этой брошюре по адресу: Москва, Китайский проезд, 3, Редакционно-издательскому отделу Общества.