-
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- Б. А. СЕРЕБРЕННИКОВ : «О ликвидации последствий культа личности Сталина в языкознании», в сб. (под ред.) В.В. Виноградов: Теоретические проблемы советского языкознания, М.: Наука, 1964, стр. 109-113.
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
[109]
Происходившая в марте 1963 г. языковедческая сессия отделения литературы и языка АН СССР, несомненно, войдет в историю советского языкознания как событие, знаменующее собой окончательное развенчание культа личности Сталина в советском языкознании, как историческая дата, когда объективно и честно были указаны ошибки в развитии нашего языкознания и было выражено желание их не повторять в дальнейшем.
Однако правомерно ли в настоящее время утверждать, что, ликвидировав культ личности Сталина, мы полностью освободились от всех последствий сталинской эпохи? Подобное утверждение было бы неправильно.
Сталинский режим на протяжении десятков лет культивировал определенный стиль научной работы, определенные черты научного поведения, выражающиеся в пристрастии к заранее установленным догмам и канонам, в стремлении подменить нормальный процесс научного исследования всякого рода подтасовками и приспособлением языкового материала к заранее сформулированным готовым схемам, в склонности к различным априорным и гипертрофированным обобщениям, не говоря уже о том, что сталинский режим в высшей степени способствовал развитию различных негативных качеств — боязни, как бы чего не вышло, лености мысли и т. д.
Можно без всякого преувеличения сказать, что сталинский период оказал влияние в большей или меньшей степени на всех советских языковедов. Этому влиянию, несомненно, подвергались и мы, руководители Отделения литературы и языка АН СССР. Нам также в свое время были свойственны догматизм и робость. Мы знали о недостатках сталинского учения о языке, но часто боялись о них говорить и их замалчивали. Поэтому мы не можем снять с себя известной доли ответственности за промахи, которые были допущены в развитии советского языкознания. Тлетворное влияние сталинского режима, несомненно, сознательно или бессознательно закреплялось в виде определенных привычек, которые, может быть, уже неосознанно, но все же про-
[110]
являются и в настоящее время. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров, наглядно иллюстрирующих их проявление.
Возьмем вопрос о знаковой теории. Вопрос о том, является ли слово знаком, несомненно, требует детального исследования. Необходимо выяснить, что объединяет слово со знаками других систем, чем оно отличается от знаков других знаковых систем и позволяют ли эти отличия утверждать, что слово не является знаком. Задача, казалось бы, ясная. И эти три узловых вопроса кратко резюмируют целую программу исследований.
Однако для некоторых наших языковедов лейтмотивом исследований являются не эти узловые вопросы, а суеверный страх впасть в идеализм, стать невольным сторонником заранее сформулированного положения о том, что знаковая теория является разновидностью так называемой теории иероглифов. Поэтому такой исследователь прилагает все силы, чтобы во что бы то ни стало доказать, что слово — не знак, а нечто отличное от знака.
Если отказаться от этой методики сталинского периода, то можно доказать, что слово является самым настоящим знаком. Каждый знак обладает тремя неотъемлемыми свойствами: он всегда что-то заменяет, следовательно, всегда что-то означает и всегда что-то возбуждает в сознании человека. Каждый индивид или член общества может передать содержание своей мысли другому индивиду в процессе общения только через чувственно воспринимаемые звуковые сигналы или знаки. Без системы знаков никакая коммуникация невозможна. Знак является единственно возможной формой ее проявления.
В разных знаковых системах поведение знака неодинаково. Оно будет целиком и полностью определяться тем, как организована система обозначаемых. Поведение цветовых сигналов семафора будет отличным от доведения звуковых сигналов языка, т. е. слов, хотя и в том и в другом случае эти разные знаки не перестают быть знаками.
Знак соотнесен с определенным предметом или явлением, но не прямо, а опосредствованно, т. е. через то представление предмета или явления, которое он вызывает. Иными словами, знак имеет определенный опредмеченный субстрат. И изменение самого знака и его функций зависит от изменений в субстрате знака и в обозначаемом им предмете.
Суеверный страх перед теорией иероглифов в случае применения теории знаковости языка крайне преувеличен и необоснован. Система языковых знаков, освобожденная от их значений, сама по себе отразить ничего не может, поскольку сам знак лишен способности отражения. Окружающий мир отражается в сознании человека, в мышлении. Но язык как способ передачи мысли лишь участвует в воспроизведении того, что до этого уже было отражено в мышлении. Слово-знак, связанное со значением, выступает как участник этих процессов.
[111]
И нет ничего страшного, если мы скажем, что в языковых формулах, конструкциях и типах, часто рефлекторно воспроизводимых в речи, закреплена и сама мысль, по крайней мере способ ее звуковой организации. Такое утверждение также не может привести нас к теории иероглифов.
Если исходить из этих соображений, то критика знаковой теории, представленная в книге В. А. Звегинцева «Очерки по общему языкознанию»[1], нам представляется совершенно не обоснованной. Основной методологический порок этой книги состоит в том, что В. А. Звегинцев сопоставляет знаковые системы с совершенно различной организацией системы обозначаемых, например общую совокупность слов в языке и световые сигналы семафора. Несовпадение некоторых свойств знаков этих систем не устраняет определяющих признаков всякого знака — знак всегда что-то заменяет, обозначает и возбуждает.
Типичным проявлением сталинских методов в науке является стремление к абсолютизации структурных методов, всевозможные требования подчинения всех языковедческих проблем проблемам машинного перевода, семиотики и кибернетики, откровенные заявления об устарелости традиционного языкознания, третирование и шельмование так называемых «традиционалистов» и т. д. Все это есть не что иное, как возрождение сталинских норм научного поведения, методов сталинской эпохи в новое время.
История развития методов знает три основных процесса: 1) устранение ошибочных методов, 2) совершенствование единого по своей сущности метода и 3) возникновение другого метода, отличного по своему характеру и направленности.
Соотношение методов традиционной лингвистики и методов структурной лингвистики нельзя рассматривать в плане необходимости устранения старых ошибочных методов с заменой их более прогрессивными методами.
Специфика и характер метода целиком и полностью определяются различием свойств изучаемого объекта, различием сфер и аспектов исследования.
Появление структурных методов, по нашему мнению, не означает революцию в языкознании, а скорее говорит о том, что в ходе развития нашей науки в самом объекте языка были обнаружены такие свойства, для изучения и более правильного осознания которых структурные методы оказались более удобными. Метод всегда приспособлен к тем или иным свойствам объекта, тесно связанным с определенной сферой и объектом исследования.
Мысль о том, что один метод может вытеснить все другие методы, мне представляется совершенно неправильной.
Тяготение метода к определенной сфере исследования, его связь с определенным аспектом исследования не есть результат
[112]
какой-то человеческой прихоти. Оно объясняется тем, что метод, дающий хорошие результаты в одной сфере, оказывается совершенно не пригодным в другой сфере исследования.
Мысль о синтезе традиционных и структурных методов, которая, безусловно, многим нравится, на самом деле очень неопределенна, так как синтез можно понимать по-разному. Синтез методов можно понимать как сосуществование различных методов в условиях равноправия. Синтез можно понимать в смысле попеременного применения тех и других методов при изучении одного и того же объекта, в целях лучшего его познания.
Это последнее понимание синтеза ни в коем случае нельзя абсолютизировать. Могут быть случаи, когда новые методы, применяемые как дополнение к традиционным методам, действительно могут помочь глубже понять природу явления. Как пример можно привести изучение категории состояния, возможности трансформации активной конструкции в пассивную. Но могут быть и такие случаи, когда новые методы являются абсолютно бессильными.
Я лично очень сомневаюсь, чтобы при помощи различных вероятностных методов можно было установить нормы употребления местоимения ты, вы или мы в русском языке, поскольку тончайшие нюансы их употребления почти целиком и полностью определяются экстралингвистическими факторами. Очень сомнительно, чтобы различные вероятностные и другие структурные методы могли помочь в деле реконструкции праформ. Совершенно очевидно, что способ определения возраста языков математическими методами себя не оправдал. В этих случаях традиционалисты прямо должны сказать структуралистам и лингвоматематикам: «Идите и не мешайте нам». Здесь лучше решительно размежеваться, но не объединяться. То же самое могут сказать по отношению к традиционалистам и структуралисты, если традиционные методы не помогают, а мешают исследованию языка в структурном плане.
Мысль о необходимости одновременного использования методов качественного и количественного анализа также требует рассмотрения. Могут быть случаи, когда количественные характеристики определенным образом сигнализируют о характере качественного состояния языка. В этих случаях квантитативный и квалитативный методы взаимно дополняют друг друга.
Но могут быть случаи, когда количественные характеристики абсолютно не связаны с качественными характеристиками (ср., например, увеличение количества существительных среднего рода в новогреческом языке и наоборот — крайнее уменьшение его в албанском). При этих условиях совмещение квантитативного и квалитативного подхода, естественно, не даст никакого эффекта.
Сталинский режим с его системой заранее установленных канонов и догм способствовал априоризму суждений и выводов.
[113]
Необходимо подчеркнуть, что мы еще не полностью освободились от априоризма суждений.
В настоящее время в нашей стране идет усиленная пропаганда так называемых типологических методов. Все говорят об их необычайной полезности. Однако когда начинают осуществлять эти методы на практике, то сразу же возникают десятки трудностей и неясностей. Прежде всего неясна общая методика типологических исследований, не совсем ясно, что следует понимать под типом, совершенно не разработана теория тождества типов, методика различных типов действительных и типов кажущихся, возникших в результате конвергенций. Не совсем ясно, что дает и к чему ведет установление типов: то ли оно ведет к уяснению сущности каких-то универсальных законов и обосновывает потенциальную возможность возникновения каких-то универсалий, то ли оно помогает изучению истории языка, то ли оно призвано оправдать идею стадиальности языкового развития. Во всяком случае полезность этого метода не совсем ясна. Между тем пропаганда метода должна начинаться тогда, когда данный метод вполне оправдал себя на практике.
То же следует сказать и о так называемых чисто лингвистических и экстралингвистических факторах. Линейно эти факторы могут быть довольно четко разграничены. Однако если мы переведем вопрос в другую плоскость и начнем рассматривать экстралингвистические и лингвистические факторы как причины возникновения языковых явлений, то в целом ряде случаев наши суждения о лингвистических факторах как причинах возникновения языковых явлений могут оказаться априорными, поскольку на практике эти причины иногда бывает очень трудно разграничить.
Все эти примеры, количество которых можно было бы умножить, явно свидетельствуют о том, что пережитки прошлого еще чувствуются в нашей работе. Мы освободились от культов, но предстоит, может быть, еще большая и длительная работа, направленная на ликвидацию некоторых методов и привычек, унаследованных от сталинской эпохи.