Accueil | Cours | Recherche | Textes | Liens

Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы

-- Т. С. ШАРАДЗЕНИДЗЕ : «Типология языков, синхрония и диахрония»[1], Вопросы современного общего и математического языкознания, Тбилиси, т. III, 1971, стр. 3-14.

[3]
        1. Интерес к типологическим исследованиям в современном языкознании неуклонно растет, однако в понимании сущности и задач типологии среди лингвистов не наблюдается единогласия. Несмотря на это, вряд ли кто-либо станет оспаривать, что типологические изыскания могут привести: а) к э типологической классификации языков, б) к установлению общих закономерностей в разнообразных языках мира. Исследования по обоим из названных направлений велись уже в прошлом веке; одна из старейших классификаций в языкознании, — морфологическая классификация, представляет собой пример типологической классификации языков. Что же касается общих закономерностей, то еще А. Шлейхер пытался установить общие законы развития в неродственных языках[2]. Открытие общих законов развития признавал одной из основных задач общего языкознания А. Мейе[3].
        В современном языкознании обе вышеотмеченные проблемы привлекают внимание специалистов. При разработке этих проблем центр тяжести переносится от диахронического на синхроническое изучение языков: как типологические классификации, так и универсальные закономерности в основном носят синхронный характер.
        Попытки типологической классификации языков по своей направленности отличаются от поисков языковых универсалий. В то время, как в качестве универсалий стремятся выделить общие для всех языков закономерности, отношения и признаки, типологическая классификация языков учитывает как схождения, так
[4]      
и расхождения между языками. На наш взгляд, этому различию между типологией и универсалиями не придается должного значения. Одним из следствий этого является положение о необходимости создать универсальную грамматику, якобы оправданную наличием универсалий.
        Если даже отвлечься от современного состояния изученности данного вопроса, когда большинство универсалий сводится к тривиальным положениям, давая весьма незначительную информацию о структурных свойствах языков мира, и исходить из предположения, что в будущем количество выявленных универсалий возрастет, а вместе с тем увеличится и их познавательная ценность, все же разнообразные типологические классификации заставляют сомневаться в возможности универсальной грамматики.
        Типологические классификации показывают, что в структуре разных по происхождению языков наблюдаются не только схождения, но и расхождения весьма существенного характера. Наличие разных типов объясняется там, что в распоряжении языков находятся разнообразные средства для выражения одного и того же содержания. Расхождения охватывают не только звуковую субстанцию языковых знаков, но и структурные и функциональные признаки языков. Эти расхождения несводимы друг к другу. Следовательно, невозможно создать единую грамматическую модель для всех языков мира. Правомерно говорить не об универсальной грамматике, а об общей грамматике в том смысле, что она будет учитывать как общие для всех (или большинства) языков закономерности синхронного и диахронного порядка, так и разнообразные типы, наблюдаемые в языках (напр., основные типы морфологической структуры слов, конструкций предложения, именных классов, частей речи, классов фонем и т. д.).
        Ниже мы остановимся лишь на некоторых вопросах типологической классификации языков.

        2. (Классификация языков вообще может иметь своим объектом или языковой материал, или структуру и функции языковых фактов. На материальной общности (звуковых соответствиях) основывается генеалогическая классификация языков. Типологическая классификация группирует языки с точки зрения их структурных или функциональных особенностей, проявляющихся в фонологии, морфологии, синтаксисе, семантике... Структурные признаки лежат в основе морфологической классификации, синтаксической классификации по конструкциям предложения и т. д. Функциональной является не только семантическая классификация слов, но и классификация по именным классам, концептуальная классификация Эд. Сепира, в которой языки группируются по функциям формальных или грамматических элементов и др.
[5]                
        На каждом из уровней анализа в основу классификации можно положить различные структурные или функциональные признаки или же комплексы взаимообусловленных признаков. Так, напр., в морфологии критериями классификации могут служить структура слов, именные классы, части речи, формоизменение имен, основные глагольные категории и т. д. Классификации, основанные на разных критериях, не совпадают: языки, подавшие в одну группу на основе одного критерия, отзываются в разных типах по другому признаку. Так, напр., в грузинском языке имеется богато развитая система падежей, в то время, как в абхазском языке имена не склоняются, но с точки зрения принципа строения слова оба языка принадлежат агглютинативному типу, хотя по степени синтеза грамматических элементов в слове они опять расходятся: слово грузинского языка является синтетическим, а слово абхазского языка — полисинтетическим.
        Неодинаковое количество типов и разнообразное распределение группируемых языков наблюдается и в классификациях, принадлежащих различным уровням, если не имеем дела с взаимообусловленными признаками. Примером может служить морфологическая классификация языков, насчитывающая 4 типа (изолирующий, агглютинативный, флективный, инкорпоративный) в сравнении с синтаксической классификацией по конструкциям предложения, в которой И. И. Мещанинов выделял 7 типов (слово-предложение, безобъектный, посессивный, эргативный, эффективный, локативный, номинативный строи предложения)[4].
        Тюркские и иберийско-кавказские языки, как агглютинативные, попадают в один и тот же класс морфологической классификации, но в равные классы синтаксической классификации языков, так как эргативная конструкция, характерная для иберийско-кавказских языков, чужда тюркским языкам. С другой стороны, если тюркские языки противополагаются индо-европейским, как агглютинативные языки флективным, то по синтаксическому признаку они объединяются в один тип языков с номинативным строем предложения.
        Из сказанного явствует, что хотя типологические классификации затрагивают языковые системы, они не в состоянии охватить систему в целом, а группируют языки по тем или иным отдельным или внутренне тесно связанным звеньям систем.

                   В каждой отдельно взятой классификации количество типов незначительно. Это явление находит объяснение в том, что хотя языкам предоставлены различные возможности для выражения одного и того же содержания, однако эти возможности ограничены. Так, натр., для передачи отношений между предметами мож-
[6]      
но попользовать аффиксацию, внутреннюю флексию, расположение слов, редупликацию, вспомогательные слова, интонацию, ударение... Набор этих средств, используемых языком, определяет морфологический тип данного языка. Неудивительно, что в разных языках самостоятельно развиваются одинаковые типы выражения отношений. То же самое можно сказать об именных классах, которые в той или иной степени отражают деление предметов с определенной точки зрения. Таковы: деление по одушевленности и неодушевленности, по родам, по классам человека и вещей, по форме предметов и т. д. И тут естественно, если один и тот же принцип независимо применяется разными языками.
        Несмотря на то, что количество типов в отдельных классификациях невелико, языки в делом могут значительно различаться друг от друга как в структурном, так и в функциональном отношении. Это вытекает из вышеотмеченного факта, что в разных типологических классификациях языки распределяются различно, и, следовательно, разные классификации не совпадают. Если их накладывать друг на друга, получим множество пересекающихся и расщепляющихся классов языков. А если сравнить два или больше языков в целом, то вся совокупность их структурных и функциональных особенностей выявит большое количество расхождений (наряду с совпадениями по другим признакам).
        В связи с вышесказанным следует разграничить типологическую классификацию языков по определенному признаку или комплексу признаков от тех случаев, когда дается типологическая характеристика языков, заранее выделенных по другому принципу. С последним случаем имеем дело, когда родственные группы языков или географически соседние языки описываются типологически. Такое описание ведется на основе разнообразных типологических признаков. Для этой цели пригодны все признаки независимо от того, взаимообусловлены они или нет. Подобное сравнение допустимо не только между языками определенных групп, но между двумя или несколькими наугад взятыми языками. Ясно, что оно не приводит к созданию типологической классификации.

        3. Классификация языков по основному принципу может быть или диахронической, или синхронической. Первая отражает исторические отношения между языками, вторая же группирует языки без учета их исторических взаимоотношений.
        Диахронической является генеалогическая классификация, строящаяся с учетом процессов дивергенции в развития языков.
        Диахронические моменты имелись в виду, когда было выдвинуто понятие языковых союзов в Пражском лингвистическом кружке, поскольку языковые союзы признавались возникшими в процессе конвергенции, в результате взаимовлияния и сближе-
[7]      
ния соседних языков. Однако языковые союзы в действительности выделялись на основе установления структурных сходств между соседними языками без уяснения причин и путей их возникновения. Между тем не отрицалось, что причиной структурных сходств может явиться не только конвергенция. Недостаточный учет принципа историзма при разработке теории языковых союзов в Пражском лингвистическом кружке привело к тому, что был утерян смысл различий между процессами дивергенции и конвергенции. Так, напр., индо-европейская семья языков Н. С. Трубецким была признана союзом, т, е. результатом конвергенции, а не дивергенции[5], а Р. Якобсон объявил языковую семью одним из конкретных случаев языковых союзов[6]. Приходится согласиться с положением А. Мейе в его рецензии на книгу Р. Якобсона об евразийском языковом союзе, что в этой работе, согласно с тенденциями Пражской школы, факты представлены в синхронном плане[7].
        Нам думается, что попытки выделения языковых союзов в Пражском кружке потерпели неудачу. Одной из причин этой неудачи было внутреннее противоречие между замыслом, требующим диахронного подхода, и реализацией, оказавшейся синхронной. Кроме того, полагалось, что в основе каждого языкового союза будет лежать целый комплекс морфологических, синтаксических и фонологических схождений (вместе с общими культурными словами). В действительности же оказалось невозможным создать новую классификацию, которая одновременно учитывала бы разнообразные типологические признаки. Главной причиной невозможности классификации по языковым союзам, на наш взгляд, является тот факт, что взаимовлияние своеобразно осуществляется в каждой паре языков, что исключает возможность создания каких-либо обширных группировок.
        Исторической представлялась Н. Я. Марру стадиальная классификация, ставящая целью установление сменяющих друг друга стадий в развитии языков. Однако Н. Я. Марр не был в состоянии выявить критерии, согласно которым следовало бы распределять языки по стадиям. Фактически схемы стадиальной классификации Н. Я. Марра не являются новой классификацией, а представляют собой объединение генеалогической и морфоло-
[8]      
гической классификации языков[8]. Не останавливаясь на неприемлемости искусственного объединения двух разных классификаций, отметим, что теория Н. Я. Марра об едином глоттогоническом процессе, лежащая в основе стадиальной классификации, не соответствовала реальной картине развития языков.
        Согласно этой теории, все языки мира возникли из одних и тех же четырех элементов и в дальнейшем проходят одни и те же этапы или стадии развития. Ни одно из названных положений не подтверждается историей известных науке языков.[9]

        4. Типологические классификации языков как правило бывают синхроническими. Таковы, например, традиционная морфологическая классификация, концептуальная классификация Эд. Сепира и др. Они группируют сосуществующие языки в определенные типы, без учета исторических отношений между ними. Попытки языковедов первой половины прошлого века рассмотреть морфологические типы, как восходящие ступени языкового развития, оказались неудачными. Выяснилось, что морфологические типы не сменяют друг друга с необходимостью, что нет никакого основания признать какой-либо тип (натр., флективный) более развитым и совершенным, чем другие (напр., агглютинативный или изолирующий). Выходит, что различия в морфологических типах представляют собой иллюстрацию различных выразительных средств языков.
        Отсюда не следует, что типологические классификации не нуждаются в историческом рассмотрении. Ограничиваться при типологической классификации синхронным подходам, т. е. установлением и описанием наблюдаемых типов, так же неправомерно, как неоправдано вообще научное изучение языков сводить к их описательному анализу. Недостаточно знать, какие типы языков выявляются с точки зрения того или иного критерия. Необходимо интерпретировать типологическую классификацию, в частности, выяснить, чем объясняются сходства и расхождения между языками, представленными в классификации. Эти вопросы невозможно решать без исторического подхода.
        Таким образом, даже синхронные по своей природе типологические классификации нуждаются в исторической интерпретации, необходимой для объяснения взаимоотношений между выявленными типами, а также сходств и различий между классифицируемыми языками.

        5. Различия между языковыми типами могут быть вызваны разными причинами:
[9]                
        А) Как уже было отмечено, в определенных случаях они иллюстрируют многообразие средств выражения человеческого языка и, следовательно, возникают в различных языках самостоятельно.
        Примером этого являются, кроме вышеупомянутых морфологических типов, различные группировки по именным классам, различным типам фонологических систем языков и т. д.
        В подобных случаях между различными типами или языками, фигурирующими в различных типах, не имеется исторических взаимосвязей.
        Б) Разные типологические классы языков представляют собой различные этапы развития единого процесса.
        (Примеры данного случая часто встречаются в родственных языках, но наличие их не исключается и в неродственных языках. Так, в иберийско-кавказских языках наблюдаются три типа спряжения глагола: I классное, когда глагол изменяется по грамматическим классам[10], II классно-личное, когда помимо классных формантов имеются и личные, III личное, где глагол спрягается лишь по лицам. Эти три типа представляют собой три следующие друг за другом этапа в развитии спряжения глагола иберийско-кавказских языков. Первичным является классное спряжение, вторичным — классно-личное, третичным — личное[11]. Отсюда никак нельзя заключить, что и в других языках личное спряжение возникло из классного.
        Другой пример представлен в образовании грамматического числа в неродственных языках. Во многих языках имеются два грамматических числа: единственное и множественное; но известны языки, различающие три числа: единственное, двойственное и множественное (напр., греческий, старославянский), а также языки с четырьмя числами. Общепризнано, что противопоставление лишь единственного и множественного чисел является более поздним явлением, чем противопоставление трех или четырех чисел. Эти типы отражают поступательный ход развития человеческого мышления от конкретного к абстрактному.
        В) Наконец, типологические различия в языках возникают в результате разнообразных изменений одинаковой исходной системы. И данное явление наблюдается как в родственных, так и в неродственных языках.
[10]              
        Случай такого расхождения имеем в фонологических системах гласных картвельских языков. В сванском языке система гласных намного сложнее, чем в грузинском и занском (мегрело- чанском) языках. Одним из проявлений этой сложности являются умлаутизироваяные гласные (ä, ä, ü, ǟ, ȫ, ǖ), которых нет ни в литературном грузинском языке, ни в занском. Умлаутизированные гласные в сванском языке образовались вследствие частичной ассимиляции заднеязычных гласных (а, о, u) с переднеязычными (е, i)[12]. Следовательно, различию предшествовало единство.
        Другой пример: субъект третьего лица глагола оформился в картвельских языках позже, чем субъект 1 и 2 лиц. Этот процесс по-разному осуществился в данных языках: в сванском третье лицо оказывается немаркированным, а грузинский и занский для обозначения третьего лица субъекта прибегли к суффиксации, что представляет собой аномалию в общей системе префиксального образования лиц. Не исключено, что и в данном случае не обошлось без влияния иносистемных, быть может индо-европейских, языков, с суффиксальным образованием лиц[13].
        Данный пример показывает, что расхождения, наблюдаемые в родственных языках, в ряде случаев восходят к иноязычному влиянию.
        Если в случае (А) исторические взаимоотношения между языковыми типами или самыми языками исключались, то в случаях (Б) и (В), как видно из примеров, можем иметь дело с исторической преемственностью типов в процессе языкового развития или же с определенными историческими взаимоотношениями между конкретными языками. Разграничивать вышеотмеченные случаи порой весьма трудно. Во всяком случае, такое разграничение совершенно невозможно без учета истории соответствующих языков.

        6. Типологически общие черты между языками также могут быть обусловлены разными причинами:
        А) Они могут быть результатом общего происхождения, так как родственные языки долго сохраняют некоторые типологические черты, унаследованные ими от языка-основы.
        К таким устойчивым чертам принадлежит морфологический принцип строения слова. Тот факт, что индо-европейские языки в основном являются флективными, а иберийско-кавказские — агглютинативными, находит объяснение в морфологическом строе исходных языков-основ каждой из названных семей. Однако приходится не забывать, что за длительный период эволюции даже морфологический тип языков может полностью изме-
[11]    
ниться, вследствие чего в родственных языках изначальное типологическое сходство сменяется расхождением. В качестве примера можно назвать дефлексацию новых индо-европейских языков вместе с переходом от синтетического строя к аналитическому.[14]
       
Типологические сходства в родственных языках не всегда изначальны, в определенных случаях они возникают и после дифференциации, что можно объяснить двумя причинами:
        а) В языке-основе до его дифференциации зародились определенные тенденции, которые впоследствии одинаково реализовались в возникших из него родственных языках.
        б) Поскольку в основе родственных языков лежит единая исходная система языка-основы, то в них независимо друг от друга возникают некоторые сходные структурные признаки.
        По-видимому, к последнему случаю следует отнести образование множественного числа в языках с именными классами иберийско-кавказских языков. В большинстве названных языков во множественном числе налицо процесс морфологической нейтрализации вследствие генерализации одного из показателей класса вещей.[15] Однако разные языки, входящие даже в одну и ту же группу данной семьи, неодинаково реализуют данный процесс.
        Таким образом, родственные языки или сохраняют общие типологические признаки, характерные еще для их языка-основы, или же образуют ряд одинаковых черт в последующем периоде самостоятельного развития.
        Б) Одним из основных факторов возникновения типологических схождений являются процессы конвергенции. При конвергенции следует различать два случая:
        а) Когда язык (или группа языков) влияет на другой (или другие языки), насаждая в них свои особенности. Как известно, подобным влияниям подверглись индо-европейские языки — армянский и осетинский — в окружении иберийско-кавказских языков. Напр., переняв специфические для иберийско-кавказских языков абруптивы, армянский создал троечную систему смычных согласных.
        Весьма интересен факт об агглютинативном характере склонения имен в осетинском языке. В отличие от других индо-европейских языков, в осетинском при склонении корни не изменяются, показатели падежей совпадают в единственном и множе-
[12]    
ственном числе, формант множественного числа ставится между корнем и окончанием падежа. Этот тип склонения полностью совпадает с агглютинативным склонением иберийско-кавказских языков. Предполагается, что он возник в осетинском под влиянием этих последних[16].
        Как видно на данном примере, влияние языков друг на друга имеет два аспекта: с одной стороны, оно может привести к типологическому расхождению в языках, доселе сходных (напр., в родственных языках), одновременно влияние может создать сходства в языках, которые не были типологически однородными.
        б) В процессе конвергенции в соседних языках зарождаются сходные типологические признаки. В таких случаях имеем дело с распространением инноваций, которые охватывают более или менее обширный ареал контактирующих языков.
        Примером могут служить своеобразные заглазные формы в картвельских языках. Эти формы (заглазное III, заглазное IV и сослагательное IV) по сравнению с аналогичными по функции формами III группы времен (заглазн. I, заглазн. II и сослагат. III) представляют собой новое образование. Они встречаются в западно-грузинском ареале, включающем некоторые диалекты грузинского языка, а также занский и сванский языки[17]. Несмотря на сходные черты, в функциях и образовании названных форм имеются такие расхождения не только в разных языках, но даже в диалектах одного языка (напр., в чанском и мегрельском), что напрашивается мысль не о влиянии одного языка на другие, а об общем основании, которое действует в данных языках в разное время или одновременно.[18]
       
В лингвистической литературе приведено множество фактов, распространенных в определенных ареалах, включающих значительное количество языков.
        Оба вышерассмотренных случая конвергенции могут иметь место как в родственных, так и в неродственных языках.
        В) Типологически сходные черты в языках возникают и в результате параллельного, т. е. самостоятельного развития. О причине этого явления уже говорилось выше: языковые средства выражения ограничены, поэтому в разных языках независимо развиваются одинаковые типологические признаки. В иных случаях играет роль и то обстоятельство, что языковые категории в той или иной мере отражают отношения между явлениями объективного .мира (напр., категории числа, времени, грамматических классов и т. д.).
[13]              
        Кроме вышеуказанных случаев примерами самостоятельного возникновения сходных типов в разных языках являются: эргативная конструкция предложения в иберийско-кавказских, палеоазиатских и некоторых других языках, номинативная конструкция в индо-европейских и тюркских языках, агглютинативный строй в тюркских и иберийско-кавказских языках и т. д.
        Самостоятельно возникли в германских языках, с одной стороны, и в сванском, с другой, умлаутизированные гласные. Любопытно отметить, что сходство в данном случае простирается дальше фонологических систем названных языков: и в германских языках и в сванском после отпадения суффиксов, вызывающих умлаут, противопоставление умлаутизированных и неумлаутизированных гласных стало нести морфологическую нагрузку.

        7. Выше мы попытались показать, что типологические схождения и расхождения в языках могут иметь различное происхождение. Во-первых, в обоих случаях может быть налицо или отсутствовать историческая взаимосвязь между типами или языками. Необходимо разграничить эти случаи друг от друга. Как было отмечено, вопрос об исторической связи между морфологическими типами в процессе языкового развития в лингвистике был решен отрицательно. Но сама постановка данного вопроса представляется закономерной. Только после исключения возможности исторических взаимосвязей между морфологическими типами стало возможным утверждать противоположное.
        Если между типологическими группами не оказывается исторических связей, отсюда не следует, что конкретные языки не могут трансформироваться из одного типа в другой. Более того, именно в таких случаях исключены однозначные переходы (напр., изоляция → агглютинация → флексия), следовательно возможны движения в разных направлениях. Действительно: утеря флексии приближает ряд индо-европейских языков к изолированным, с другой стороны, в некоторых из тех же индо-европейских языков (напр., в славянских) развиваются агглютинативные образования. В агглютинативных языках, со своей стороны, могут возникнуть флективные построения (напр., в сванском языке) и т. д. Конкретная история каждого языка должна дать ответ на вопрос, что является для данного языка первичным, что — вторичным и каким путем возникли те или иные типологические признаки.
        Что же касается тех случаев, когда между типами или языками подтверждаются исторические взаимосвязи, здесь дело обстоит сложнее. Как было показано, все процессы, наблюдаемые в развитии языков (каковы: различные виды дивергенции, конвергенции, параллельного развития) так или иначе отражаются в типологических признаках языков. Они вызывают или схождения иди расхождения в языках. Поэтому без учета истории вы-
[14]    
деленных группировок или конкретных языков невозможно извлечь достаточную информацию из типологической классификации языков.
        Разъясним эту мысль на простых примерах: при классификации языков с точки зрения склонения будет выделиться группа языков, не имеющих склонения. В эту группу попадут абхазский и французский языки. На этом синхроническая классификация останавливается. Но для более глубокого изучения вопроса необходимо проследить историю склонения в каждом из названных языков. История за сходными чертами вскрывает глубокие расхождения: во французском языке, восходящем к вульгарной латыни, в прошлом имелась богатая система падежей, которая впоследствии исчезла. А в абхазском, который является агглютинативно-полисинтетическим языком, система склонения не была выработана; отсутствие склонения в этом языке компенсируется глагольными формами, выполняющими, функции основных падежей. Без учета этих особенностей истории каждого языка, познавательная ценность типологической классификации будет мизерной.
        К тому же заключению приводит следующий пример: в картвельских языках, так же как и в ряде индо-европейских языков (напр., в английском) ныне не имеется грамматических родов (именных классов). Но отсутствие грамматических классов в картвельских языках, как выяснилось, явление вторичное: в них различались именные классы человека (личности) и вещей[19], а в индо-европейских языках имелись классы одушевленных (с последующим делением на мужской и женский роды) и неодушевленных. И в данном случае расхождение, имевшее место в прошлом, более значительно, чем нынешнее схождение. Учет предшествующего состояния необходим и потому, что в языках обеих семей, утерявших грамматические классы, остались пережитки характерных когда-то для каждого из них категорий.
        Наконец, необходимо отметить, что в пределах одной типологической классификации могут встретиться все вышеописанные случаи.
        Из всего вышесказанного следует, что синхронная классификация языков недостаточна. После выявления структурных типов и распределения языков по этим типам возникает ряд вопросов, решение которых требует вмешательства истории, требует диахронического анализа. И в этом случае синхронное и диахронное изучение переплетаются так же, как и вообще при исследовании языков с других точек зрения.



[1] Доложено на симпозиуме «Типология I» в Сегеде (Венгрия) 28. VIII. 1968 г.

[2] A. Schleicher, Sprachvergeleichende Untersuchungen, I, Zur vergleichenden Sprachengeschichte, 1849.

[3] A. Meillet, L’état actuel des études de linguistique générale. Сб. Linguistique historique et linguistique générale, I, 1921, стр. 11.

[4] И. И. Мещанинов, Общее языкознание. К проблеме стадиальности в развитии слова и предложения, 1940.

[5] N.S. Trubetzkoy, Gedanken über das Indogermanenproblem. «Acta linguistica», vol. 1, fasc. 2.

[6] R. Jakobson, Sur la théorie des affinités phonologiques entre les langues. «Actes du quatrième Congrès international des linguistes». Cppenhague, 1938, стр. 60.

[7] Antoine Meillet, R.O. Jakobson. K charakteristike evrazijsыkogo jazykovogo sojuza. «Bulletin de la Société de linguistique de Paris», 1931, т. 32, вып. 3 (№ 97), стр. 7.

[8] Н. Я. Марр, О происхождении языка, 1926. Избр. раб., т. II. Его же. Почему так трудно стать лингвистом-теоретиком. 1928, Избр. раб., т.II.

[9] Подробно о разных классификациях языков см. Т. С. Шарадзенидзе. Классификации языков и их принципы, 1958 (на груз, яз., с резюме на русск. яз.).

[10] Различаются классы человека и вещей. Этот последний, к которому относятся и животные, со своей стороны может делиться на 2 класса. А в класс человека могут выделяться подклассы, обозначающие мужчин и женщин, — результат позднейшей реинтерпретации.

[11] Ар н. Чикобава. Основные типы спряжения глаголов и их исторические взаимоотношения в иберийско-кавказских языках. Доклады делегации СССР на XXV Международном конгрессе востоковедов. 1960.

[12] А. Шанидзе. Умлаут в сванском языке. Сб. «Арили». 1925.

[13] Арн. Чикобава, Древнейший показатель субъекта третьего лица в картвельских языках. ИЯИМК, 1940, т. V—VI, стр. 15—16.

[14] Именно из-за возможности таких изменений (а также оттого, что одинаковые структурные черты независимо возникают в неродственных языках) структурно-типологические схождения или расхождения не имеют доказательной силы при установлении родства языков.

[15] А. С. Чикобава, О процессах нейтрализации и генерализации в грамматических классах иберийско-кавказских языков. Тезисы ХХIII научн. сессии Института языкознания, АН Груз. ССР, 1967.

[16] В. И. Абаев. Осетинский язык и фольклор. М—Л- 1969, стр- 27.

[17] Г. В. Рогава, Формы четвертой группы времен и наклонений глаголов в картвельских языках. Ибер. -кавк. языкозн., 1953, т. V.

[18] В. Т. Топуриа, К вопросу об общности грамматических новообразований в картвельских языках. Ибер.-кавк. языкозн., 1954, т. VI.

[19] И. Джавахишвили, Первоначальная природа и родство грузинского и кавказских языков. 1937; Арн. Чикобава, Древнейшая структура именных основ в картвельских языках. 1942.