[source : http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/lea/lea-7392.htm]

СИНТАКСИС. Определение С. — В определениях С. отражены три основных направления в изучении грамматики (см.) в целом — направления логическое, психологическое и формальное. Так, наиболее распространенными определениями С. являются: 1) определение его как учения о сочетании слов (или еще у́же — о формах словосочетаний), восходящее еще к античной грамматике; 2) определение С. как учения о предложении, относящееся к периоду разработки рационалистической логической грамматики; 3) наконец выдвинутое младограмматиками определение С. как учения о классах слов и их использовании в связной речи (Миклошич, «Vergleichende Syntax der slav. Sprachen»). Недостаточность последнего определения очевидна, т. к. оно сводит С. к учению о частях речи (см.). Вундт не без остроумия назвал его «негативным С.». Но и первые два определения не покрывают полностью всего предмета. Понимание С. как учения о формах словосочетания игнорирует возможность синтаксических целых (предложений) из одного слова. Определение же С. как учения о предложении выносит за пределы С. изучение всех типов сочетания слов, к-рые не являются предложениями.

Исходя из понимания отдельного слова (см.) как возможного минимального высказывания, наиболее правильным представится определение С. как учения о строе связной речи, включающего как случаи использования отдельных слов в качестве синтаксических целых (предложений), так и случаи многословных предложений; при этом в качестве единицы анализа С. имеет всегда дело с синтагмой — т. е. с сочетанием слов или даже отдельным словом, но обязательно образующим член целого связной речи.

Учение о предложении — В центре С. остается проблема предложения, не получившая до настоящего времени общепринятого разрешения (Ries приводит около 150 определений предложения, выдвинутых представителями различных направлений в грамматике). Выдвинутое логической грамматикой определение предложения как «выраженного словами суждения» или как «языкового выражения мысли» подверглось в свое время достаточно развернутой критике со стороны психологического направления. Психологисты указывали, с одной стороны, на необходимость расширения понятия «мысли» вплоть до включения в него чувствований и волевых побуждений человека, находящих свое выражение в речи, а с другой — на отсутствие постоянного соответствия между правильностью построения мысли и правильностью построения речи; отталкиваясь от логицизма, они выдвинули учение о предложении как о «выраженном словами психологическом суждении», т. е. об акте соединения представлений, при к-ром одно представление присоединяется к другому, главенствующему, и образует с ним вместе сложное представление. Лежащая в основе этого определения ассоциативная система психологии Гербарта подверглась критике со стороны основоположника волюнтаристической психологии Вундта; последний выдвинул определение предложения как «выраженного в словах намеренного (willkürlich) процесса разложения сложного целого представления на единичные представления в их соотношениях».

Представители формальной грамматики отмечают не без основания игнорирование собственно грамматического момента в определениях как логицистов, так и психологистов. Однако выдвигавшееся ими определение предложения как «определенного типа словосочетания» игнорировало полностью специфическую семантику предложения и в сущности уничтожало понятие предложения, рассматривая его в качестве одного из возможных сочетаний слов в одном ряду с сочетаниями слов, не образующими предложения. В бесконечной и до настоящего времени не завершенной полемике основных грамматических школ выдвигается то одна, то другая сторона в определении предложения. Эта проблема, очевидно, может быть разрешена лишь на основе общего понимания языка как «практического действительного сознания», как «орудия общения» людей и вытекающего отсюда примата семантики во всех языковых явлениях; ясно, что предложение не может рассматриваться вне смысловой его характеристики.

Три момента в семантике предложения заслуживают особого внимания. Прежде всего то обстоятельство, что в предложении всегда налицо известная законченность языковой коммуникации, достигающая той основной цели организации и координирования человеческих действий, к-рая и преследуется языком как орудием общения (см. «Язык»). Эта завершенность коммуникации препятствует непосредственному продолжению той же единицы сообщения — Пауль не без основания говорит о «закрытых конструкциях» в приложении к предложениям, — а ее элементарность не позволяет делить ее на новые единицы того же порядка, т. е. предложения, а лишь на единицы низшего порядка — синтагмы. Далее, в предложении наряду с этой завершенностью выступает его соотносительность суждению, его сказуемость, предикативность. Недаром Ленин писал: «В любом предложении можно (и должно) как в „ячейке, („клеточке“) вскрыть зачатки всех элементов диалектики» («К вопросу о диалектике»). Наконец предикация, обязательная в предложении, всегда заключает в себе известную модальность, т. е. отношение к действительности сообщаемого. Эти три семантических признака предложения получают в каждом языке свойственное ему грамматическое выражение.

Так. обр. предложение определяется как грамматически оформленная единица речевого общения (коммуникации), выражающая свое содержание под углом зрения его отношения к действительности. Предложение как единица речи всегда является грамматически оформленным. Грамматическая оформленность предложения включает: 1) наличие интонации, характеризующей как модальность высказывания, так и связь между отдельными элементами предложения (членами предложения); 2) наличие разных типов морфологического изменения слов для передачи существующих в речи связей семантических единиц, и 3) последовательность элементов предложения.

Проблема безличного предложения. — Хотя обычно простое предложение выступает как двучленная (состоящая из субъекта и предиката) единица, почти во всех языках существует одночленное, так наз. безличное предложение (ср. лат. «pluit», русск. «светает» и т. п.). Проблема безличных предложений подверглась весьма разнообразным интерпретациям (обзор их дан в работе: E. Beck, Die Impersonalien in sprachpsychologischer, logischer und linguistischer Hinsicht, Lpz, 1922), начиная от теории подразумевания или эллипсиса одного из членов предложения (античные грамматики) и кончая учением о безличных предложениях как исключительно формальном явлении строя языка (Marty). В современной грамматике приобретают все больше авторитета те определения безличного предложения, к-рые склонны видеть в нем пережиток очень древней эпохи, периода недостаточной расчлененности языкового выражения и самого мышления (акад. Марр).

Структура двухсоставного предложения. — В пределах простого предложения наиболее частым является двучленное его строение (группа субъекта и группа предиката). При этом каждый из членов предложения может распадаться на более мелкие члены, связь и последовательность к-рых определяются грамматич. строем данного языка. Вопрос о типах связей членов предложения принадлежит к числу наименее выясненных в С., тем более, что в решениях его часто смешиваются определение семантической стороны этих связей и определение грамматического их выражения (ср. напр. в русском С. спор логицистов и формалистов о классификации второстепенных членов предложения). Со стороны семантической наиболее ярко выделяются: тип предикативной связи, тип аттрибутивной связи и тип связи пояснительной.

Только первый тип образует замкнутую единицу сообщения, предложение в собственном смысле; второй тип, сближаясь с сложным словом, образует тесно связанную, но не замкнутую часть сообщения, нуждающуюся в завершении; третий тип представляет наиболее слабую связь семантических единиц.

Грамматическое выражение, получаемое этими типами связей в каждом языке, создает огромное разнообразие так наз. синтаксических конструкций. Так, выражения предикативной связи распадаются на две большие группы: конструкций с глаголом и конструкций с именным предикатом.

Показания ряда языков более архаического типа заставляют выделить в первой группе сочетания субъекта с непереходным глаголом собственно действия, непереходным глаголом чувствования (verba sentiendi) и с переходным глаголом в сочетании с прямым дополнением, по-разному осмыслявшиеся и оформлявшиеся на разных стадиях языкотворческого процесса. Так, в языках яфетических только первое сочетание выражается активным оборотом с им. пад. действующего лица, при двух других сочетаниях имя действующего лица ставится в косвенном падеже (дат. или эргативном), а имя объекта — в именительном. Синтаксические конструкции, к-рыми в различных языках выражены эти типы сочетаний, весьма разнообразны, начиная от безличного в собственном смысле оборота вплоть до согласования личного глагола или с подлежащим при активной конструкции, или с объектом при эргативной и пассивной конструкциях. Следует еще отметить, что во многих языках (напр. в мордовском, грузинском) наблюдается одновременное согласование глагола и с субъектом и с объектом, т. н. полиперсонное спряжение.

При именном предикате разнообразие синтаксических конструкций тоже весьма велико, включая простое соположение двух слов (при наличии лишь определенной интонации, — ср. русск. «дом белый», «орел — птица»), конструкции с вспомогательным глаголом (связкой, — ср. франц. «L’aigle est un oiseau»), изменение предиката по лицам (как в языках тюркских) или по падежам (предикативный творительный в русском). Следует еще отметить, что одной из наиболее архаических конструкций является конструкция, стоящая на грани предикативной и аттрибутивной связей.

Аттрибутивные и пояснительные связи в свою очередь могут получить выражение как в простом соположении (juxtapositio, — ср. англ. «a gold chain» — «золото-цепь» — «золотая цепь»), так и в разнообразных формах согласования и управления, включая в последние явления изафета (управление определяющего, а не определяемого слова, — ср. тюркск. «at basь» — «лошадь + голова ее» = «лошадиная голова»), групповое управление (как в древнегрузинском) и аналогичные конструкции.

Учению о сложном предложении. — Конструкции с предлогами, выражающие аттрибутивно-пояснительные связи, легко обособляются, образуя как бы включение новой коммуникативной единицы в строение простого предложения. В ряде языков, как в языках тюркских, монгольских и мн. др., основным методом выражения сложного сообщения (сложной коммуникации) и является развертывание аттрибутивных и пояснительных членов предложения; в других же языках развиваются явления так наз. паратаксиса и гипотаксиса, — объединение нескольких самостоятельных предложений в одно сложное целое посредством союзов и союзных слов. Так. обр. намечаются два пути развития сложного предложения, а именно: одним из этих путей развития является развертывание обособленных оборотов вплоть до выпадения их из структуры простого предложения; другим же путем является движение от соположения (паратаксиса) к подчинению (гипотаксису) путем сдвига смысловых границ и утраты известными элементами предложений первоначальных значений. Ср.: Hermann, Gabes im Idg. Nebensätze — K. Zt. 33.

Проблема генезиса предложения. — Проблема развития предложения нуждается еще в дальнейшем развертывании; однако во многих отношениях можно считать убедительным положение яфетической теории о позднем развитии активной конструкции простого предложения и о предшествовании ей эргативной и еще более древней безличной конструкции.

Совершенно доказанным можно считать позднее появление сложного предложения; в частности развитие многих форм гипотаксиса протекает уже в исторические эпохи существования языков (ср. напр. происхождение русских сложно-подчиненных оборотов с «который», «если», «хотя» и др.).

С. художественной речи привлекал внимание исследователей еще в античной древности, — так, александрийская и римская риторика и стилистика разрабатывают учение о периоде (см.) и строят в основном на анализе С. учение о фигурах (см.) речи. Следуя античной традиции, и многие стилисты нового времени выдвигают С. художественной речи как основной и даже чуть ли не единственный (Р. Мейер) предмет стилистики. Однако это отождествление стиля и С. и слишком узко [оно напр. не учитывает наличия многочисленных художественных средств, построенных на семантике языка, — так наз. тропов (см.)] и формалистично (оно сводит понятие стиля к структурным особенностям речи). В плане же анализа художественного метода писателя и представленного им стилистического направления в целом, а не в плане формалистического подсчета отдельных «фигур» и «приемов», проблема изучения С. художественной речи еще стоит перед литературоведением.

Библиография: Теория С. освещена в значительной части в общих работах по языку (см.) и грамматике (см.). Кроме указанной там лит-ры см.: Буслаев Ф., Опыт исторической грамматики русского языка, 2 чч., М., 1888; Потебня А. А., Из записок по русской грамматике, 2 тт., Харьков, 1888—1899; Фортунатов Ф. Ф., О преподавании грамматики русского языка в средней школе, «Труды первого съезда преподавателей русского языка в военно-учебных заведениях», СПБ, 1904 (перепечатано в «Русском филологическом вестнике», т. LIII, 1905); Овсянико-Куликовский Д., Синтаксис русского языка, изд. 2, СПБ, 1911; Синтаксические наблюдения, вып. I, СПБ 1899 (и в «ЖМНП», 1897, май, 1898, май, 1899, июнь); Будде Е. Ф., Основа синтаксиса русского языка, «Русский филологический вестник», т. 64. 1910, №№ 3—4 и т. 70, 1913, № 4; Грунский Н. К., Очерки по истории разработки синтаксиса славянских языков («ЖМНП», 1910, май, 1911, февраль — март и «Ученые записки Юрьевского ун-та», 1911, № 11 и 12); Корш Ф. Е. Способы относительного подчинения, М., 1877; Шахматов А., Синтаксис русского языка, вып. 1—2, Л., 1925—1927; Бернштейн С. И., Основные вопросы синтаксиса в освещении А. А. Шахматова, «Изв. Отд. русского яз. и словесности Академии наук», т. XXV, 1920; Петерсон М. Н., Очерк синтаксиса русского языка, П., 1923; Пешковский А. М., Русский синтаксис в научном освещении, изд. 5, М., 1935; Delbbrück B., Vergleichende Syntax der indo-germanischen Sprachen, 3 Bde, в кн.: Brugmann K., Grundriss der vergleichenden Grammatik der indo-germanischen, Sprachen, T. 3—5, Strassburg, 1893—1900; Noreen A., Einführung in die wissenschaftliche Betrachtung der Sprache, Durchges. übers von H. W. Pollak, Halle, 1923; Paul H., Prinzipien der Sprachgeschichte, 5 Aufl., Halle, 1920; Wundt W., Die Sprache, 3 Aufl., в его кн.: Völkerpsychologie. Bd., I—II, Lpz., 1911—1912; Morris E. P., On principles and method in Latin Syntax. N. Y., 1902: Ries J., Was ist Syntax, в его кн.: Beiträge zur Grundlegung der Syntax, Bd. I, Marburg, 1894, 2 vcrm. Ausg., Prag., 1927; Его же, Was ist ein Satz, там же, Bd. III, Prag., 1931; Blümel R., Einführung in die Syntax, Hdlb., 1914; Wackernagel J., Vorlesungen über Syntax..., 2 Bde, Basel, 1920—1924; Hjelmslev L., Principes de grammaire générate, København, 1928; Sechehaye A., Essai sur la structure logique de la phrase, P., 1926; Brunot F., La pensée et la langue, P., 1922; Jespersen O., The philosophy of grammar, L., 1924; Havers W., Handbuch der erklärenden Syntax, Hdlb., 1931. См. также лит-ру по отдельным языкам. О синтаксисе художественной речи — см. «Стилистика». О генезисе предложения и его развитии см. Марр Н., акад., Яфетическая теория, Баку, 1928; Его же, Первая выдвиженческая экспедиция по обследованию мариев, Л., 1930; Его же, Язык и мышление, Л., 1931; Его же, Язык и современность, «Изв. ГАИМК», вып. 60, Л., 1932; Его же, Актуальные проблемы и очередные задачи яфетической теории, М., 1929; Его же, Стадия мышления при возникновении глагола «быть», «ДАН», 1930, и отд. отт., Л., 1930; Мещанинов И., Проблема классификации языков в свете нового учения о языке, Л., 1934 (изд. 4, Л., 1935); Его же, Язык и мышление в доклассовом обществе (журн. «Проблема истории докапиталистических обществ» № 9—10, 1934); Его же, Новое учение о языке (литограф. издание ЛИФЛИ).

Р. Шор