Accueil | Cours | Recherche | Textes | Liens

Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы

-- М. ВОЛЬФСОН* : «Богданов и Марр», Революция и язык, № 1, 1931, стр. 28-32.


[28]
        В последнее время Мещаниновым был выдвинут лозунг о необходимости дополнения диалектического материализма марризмом. Такой лозунг выдвигается в языкознании не впервые. Возьмем книжку Людвига Нуарэ «Орудие труда», изданную на Украине, и заглянем в предисловие И. Д. Давидзона (1), в котором последний указывает на необходимость дополнения теории исторического материализма «теорией доисторического развития человечества». Теория Нуарэ является по мнению И. Давидзона «этим естественным дополнением к историческому материализму».
Утверждение о том, что человеческая речь вместе с человеческим мышлением развивается под влиянием человеческого труда, сразу выдвинуло Нуарэ из среды индоевропеистов и приблизило его в значительной мере к марксизму. Но если Нуарэ утверждает, что человеческая речь и человеческое мышление развиваются вместе с трудом, то тут же возникает вопрос о соотношении этого мышления человека с объективной действительностью. Как раз этого вопроса Нуарэ, не будучи диалектиком, и не сумел разрешить. Хотя Нуарэ признает существование внешнего мира, но этот мир остается для него непознаваемым. Так например Нуарэ сочувственно цитирует Шопенгауэра: «Только покинутые всеми богами могут воображать, что... внешний мир существует и без всякого привнесения с нашей стороны, как нечто объективно-реальное» (2). Нуарэ скатывается таким образом к идеализму, так как он не видит объективной стороны человеческого мышления — отражения внешнего мира. Человеческий труд Нуарэ рассматривает субъективно, как деятельность отдельного лица, строящего окружающий мир. Эта теория чрезвычайно далека от диалектического материализма, рассматривающего труд объективно и считающего, что человек в своем труде раскрывает законы окружающего мира, а не создает их.
        Теорию Нуарэ пропагандировал и объявлял марксистской А. Богданов. Наиболее подробно Богданов излагает теорию Нуарэ в своей книге «Падение великого фетишизма», в книге, направленной против «Эмпириокритицизма и материализма» Ленина. Богданов использовал теорию Нуарэ для борьбы против диалектического материализма. Основное положение Богданова о том, что внешний мир есть лишь коллективно-организованный опыт человечества на данной стадии его существования, вполне соответствует идеализму Нуарэ. Развивая свое «учение», Богданов доказывал, что речь и мышление, философия и наука отражают не отношения материально-существующие в окружающем мире, а лишь отношения между людьми, которые они как бы «проектируют» на внешний мир. Это учение Богданова, которое он назвал «социоморфизмом» на первый взгляд кажется чрезвычайно материалистическим.
        В действительности же «социоморфизм» утверждает, что взгляды человечества на природу вытекают из общественных отношений, и что эти взгляды, изменяясь с общественными отношениями, нисколько не отражают объективного мира. Таким образом это учение остается лишь разновидностью идеализма. Богданов заметил относительную, релятивную сторону человеческого познания. Человек не сразу познает окружающий мир. Развитие познания окружающего мира, проходя ряд стадий, сопровождаясь постоянным отказом от устарелых воззрений, никогда не остановится. И Богданов за этой относительно-
[29]
стью не сумел увидать объективную абсолютную сторону человеческого познания, а именно все большее и большее приближение к действительности, все более и более совершенное познание действительно существующего вне человеческого сознания мира. Конечно наука и в частности философия развивается в связи с общественной деятельностью человека и зависит от развития общественных отношений. Но так как человеческое общество развивается в борьбе с природой, то и мышление человека, совершенствуясь, все более и более верно отражает природу. Голое «сведение» науки и философии к общественным отношениям так же идеалистично, как и полный отрыв их от общественных отношений. Если по Богданову история мышления человечества есть лишь история изменения отдельных, даже равноправных учений, если по Богданову ведьма в средние века являлась такой же объективной действительностью, какой является для нас изменение животных видов, то для него существует лишь релятивное, относительное изменение, а не постоянное движение человечества вперед в процессе овладения природой.
        В этой связи необходимо поставить вопрос о языке общественного человека. Является ли изменение человеческой речи, которая проходит целый ряд формаций, лишь релятивным? Имеются ли в изменении человеческой речи элементы того же развития, того же совершенствования в овладении объективной деиствительностью? Ответ должен быть только один. Развитие форм человеческой речи связано как с развитием социальных форм и отношений, так и с все большим и большим овладением различными формами и отношениями, которые существуют в окружающей человека природе. Поэтому при изучении развития языка нужно обратить внимание не только на релятивное, относительное, не только на то, как отдельные стадии человеческого языка связаны в той или иной степени с данным человеческим коллективом (т. е. с данной ступенью в развитии человечества), а надо тут же поставить вопрос о том, в какой степени эта ступень, достигнутая в языке, приближает к познанию объективной действительности. А как раз в этом вопросе целый ряд положений Н. Я. Марра страдает тем же релятивизмом, тем же социоморфизмом, который наблюдается и у Богданова и у Нуарэ.
        Возьмем вопрос о мышлении. В своих «Актуальных проблемах» Марр связывает дологическое образное мышление с известным общественным строем; потом, переходя к логическому мышлению, ставит вопрос : «Как долго последнее удержится и не сдаст ли оно массово своих позиций новой системе мышления» (3) . Указывая на неизбежность этой смены в будущем, Н. Я. Марр скатывается к релятивистскому, а не диалектическому решению вопроса.
        Нынешнее «научное», т.е. детерминистическое мышление конечно будет совершенствоваться, будет бесконечно сменяться, но система нашего мышления, ее основное положение о всеобщей закономерной связи всех явлений мира останется.
        Марр же приходит к своему утверждению потому, что находится в плену абсолютного «социоморфизма». Отмечая связь мышления человека с данным общественным строем, он забывает об объективной стороне мышления и его совершенствовании. Для Марра нынешнее научное мышление так же «массово сдаст свою позицию», как и донаучное, дологическое мышление. Отмечая, что классовое общество заменится неклассовым, Марр тут же утверждает, что логическое мышление уступит в этом случае место какому-то неизвестному пока что мышлению, или такому, о котором мы можем лишь догадываться. Однако если взять наше научное или детерминистическое мышление, то мы увидим, что оно связано не только с данной ступенью в развитии общества (конечно нельзя понять развития мысли без изучения развития общества), но это мышление связано также и с изучением реальной закономерности, которая действительно господствует во всей природе, в том числе и в человеческом обществе. Мы не имеем никакого права заявлять, что величайшее достижение человеческой мысли конца XIX и ХХ века — диалектический материализм — учение, выросшее как из достижений философии и науки, так и из практики классовой борьбы пролетариата, в будущем
[30]
уступит место какому-либо совершенно противоположному типу мышления.
        То, что относится к мышлению, относится и к человеческой речи. И здесь мы встречаем у Марра положения, вполне соответствующие его взглядам на развитие человеческого мышления. Положение о том, что морфология языка отражает морфологию общества, также чересчур «социоморфирует» законы развития языка. Н. Я. Марр выставляет ряд конкретных положений : об установлении степеней сравнения в связи с существованием классов в обществе, о появлении местоимений в связи с развитием отношений собственности и т. д. Вполне возможно, что исторически, конкретно, первое представление о различиях, выражаемых степенями сравнения, а тем более возникновение местоимений связаны с этими общественными отношениями. Но если языковый анализ подтверждает, что в основе таких слов или форм лежат элементы, связанные с названиями классов, то это еще не есть разрешение вопроса. Если установились, например, положительная, сравнительная и превосходная степени, то эти формы языка не являются лишь фотографией форм общества. Эти формы языка являются отражением одной из сторон объективной действительности. Это — формы языка, которые отражают мир, которые соответствуют действительно существующим отношениям во всей окружающей природе, в том числе и в человеческом обществе. Вот такого изучения языка, где язык рассматривался бы в его развитии вместо с мышлением, как все большее и большее совершенствование человека, все большее и большее приближение человека к овладению объективной закономерностью, к познанию абсолютной истины, этого мы у Марра не находим.
        Исходя из трех стадий развития языка, Марр ставит вопрос о существовании трех стадий в экономическом развитии человечества. Стадия первая — первобытный коммунизм, которому соответствуют дологическое мышление и синтетический строй речи. Стадия третья — нынешняя стадия, стадия классового общества с логическим мышлением и флективным строем языка. Марр указывает, что между ними должна была обязательно существовать промежуточная экономическая стадия, которой соответствовало бы промежуточное между дологическим и логическим мышлением агглютинативная стадия языка. Исследователь дает этой стадии характеристику общественной структуры, основанной на выделении различных видов хозяйства с общественным разделением труда, т. е. с разделением общества по профессиям, расслоения единого общества на производственно-технические группы, представляющие первобытную форму цехов (4) . Говоря об общественном разделении труда, Марр имеет в виду техническое разделение труда, так как он говорит о разделении общества на различные цехи, профессиональные группы, а не на классы, основанные на частной собственности или эксплоатации. На чем основано это построение? Оно исходит из той мысли, что каждой стадии в развитии человеческой речи обязательно соответствует сходная стадия и в мышлении и в экономике. Но если не так механистически, непосредственно разрешать вопрос о соответствии между стадиями в языке и в экономике, то тогда необязательно и существование той стадии, на которой настаивает Марр, исходя лишь из методологических соображений. Эта экономическая стадия окажется весьма сомнительной, если мы подойдем к ней с соображениями, исходящими из фактов истории экономического развития и политической экономии. Трудно предполагать, что человечество прошло через длительную эпоху существования «производительно-технических групп», которые не являлись классами, а признание этих групп классами нарушает всю схему.
        Можно отметить и ошибочную попытку Марра объяснить по аналогии взаимоотношение между языком и трудом с объяснением Маркса о соотношении между трудом и стоимостью. (5)
        Сугубо специфическое, относящееся только к капитализму, утверждение Маркса о том, что в обществе, основанном на разделении индивидуальных товаропроизводителей, отношения людей овеществляются в категориях стоимости, Марр применяет к языку вообще.
Язык следует рассматривать как единство противоположностей, вскрывая внутри языка эти противоположно-
[31]
сти и изучая их развитие на различных ступенях. «Тождество противоположностей, — замечает Ленин, — есть признание (открытие) противоречивых взаимоисключающих, противоположных тенденций во всех явлениях и процессах природы (и духа общества в том числе)» (6) . Яфетидологи пытаются доказать, что вопросы специфической закономерности развития языка на различных стадиях уже разрешены или разрешаются яфетической теорией. Они не связывают вопроса о спецификуме языка с вопросом о специфическом выражении тех противоречий, которые появляются на каждой стадии развитии языка. Чтобы разрешить вопрос о специфичности различных этапов развития языка, нужно поставить вопрос о развитии языка как о единстве противоположностей, как о взаимодействии формы и содержания. А между тем яфетидологи этого кардинального вопроса не ставили. Без разрешения же этого вопроса нельзя разрешить и вопроса о «самодвижении» языка. Ленин разъяснял, что «условие познания всех процессов мира в их самодвижении, в их спонтанейном развитии, в их живой жизни есть познание их как единства противоположностей». «Развитие есть борьба противоположностей».(7) Кто не находит противоположностей в языке, тот не может разрешить и вопроса о развитии языка.
        Яфетическая теория находит разрешение этого вопроса в предполагаемом существовании первоначальных элементов, из процесса скрещения которых и появлялись слова. Это положение о скрещении различных элементов, не разъясняет нам процесса развития языка, процесса появления «нового» в языке, того нового, которое нельзя «свести» просто к иной комбинации старого. Теории скрещения чрезвычайно распространены не только в языкознании, но и во всех областях науки. Так например один из идеалистов-биологов, Лотси, пытался доказать, что эволюция является лишь комбинацией существующих видовых признаков. Яфетидология рассматривает эволюцию языка как простое скрещение, т. е. видит лишь количественный рост, ту или иную комбинацию элементов, а не те новые качества, которые появляются в развитии языка как результат борьбы противоположностей. Когда же яфетисты сталкиваются с новым качеством в языке, то им приходится целиком выводить его из внешнего толчка и непосредственно «сводить» к общественным формам. Задача марксиста — показать, как языковая «надстройка» развивается под влиянием «базиса» (не путем непосредственного «сведения» ее к общественным отношениям), а учитывая всю сложность этой связи, показать, как противоречия данной общественной структуры специфически выражаются в языковой надстройке, принимая форму противоречия внутри ее самой. Только тогда получится процесс «самодвижения», а не простого скрещения или механического повторения формами языка форм общества.
        Энгельс говорит: «Сначала труд, а затем и рядом с ним членораздельная речь явились самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны мог постепенно превратиться в человеческий мозг». Дальше, прослеживая развитие человеческого мозга, Энгельс указывает, что «обратное влияние мозга и подчиненных ему чувств — все более и более проясняющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению — на труд и язык давало обоим все новый толчок к дальнейшему развитию» (8) . Здесь Энгельс указывает путь для разрешения вопроса о самодвижении языка благодаря взаимодействию между развитием человеческой речи и труда и развитием человеческого мышления, причем Энгельс подчеркивает как раз те стороны человеческого мышления, которые развиваются для все большего и большего овладения природой. Способность к абстракции Энгельс рассматривает не как нечто социоморфическое, а как шаг вперед в процессе овладения природой. Дальше Энгельс говорит: «Этот процесс развития не приостановился с момента окончательного отделения человека от обезьяны, но у различных народов и в различные времена, различно по степени направлению, местами даже прерываемый попятным движением, в общем и целом могуче шествовал вперед, сильно подгоняемый, с одной стороны, а с другой — тол-
[32]
каемый в более определенном направлении новым элементом, возникшим с появлением готового человека, — обществом» (9) .
        Следовательно вопрос о развитии языка мы должны изучать в связи с вопросом развития человеческого мышления под влиянием труда и речи и обратного действия этого развивающегося человеческого мышления на самый процесс труда и речи . Вместе с тем мы должны проследить, как это развитие языка благодаря взаимодействию речи, мысли и труда «толкается в более определенном направлении» человеческим обществом. Мы должны изучить развитие логики и самого языка, связь его с развитием логики, с процессом постоянного приближения к абсолютной истине, с процессом все большего и большего овладения человеком закономерностями окружающего мира. Эти вопросы в учении Марра не были поставлены. Марр обратил свое внимание только на одну сторону развития языка — релятивную сторону, на связанность данной ступени языка и мышления с данной общественной структурой. Это сторона важная, но если ухватиться лишь за одну сторону действительности, раздуть ее, превратить в абсолют, то мы не можем разобраться во всей сложности окружающей нас действительности. Не только с этой релятивной, относительной стороны должны изучать язык, мы должны также изучать то накопляемое в процессе развития языка содержание, которое соответствует увеличивающейся власти человечества над природой и все большему и большему овладению этой природой общественным человеком.


«Развитие языка невозможно без вместе живущих, говорящих друг с другом людей» К. Маркс : Введение к критике политической экономии.


СНОСКИ

(*) Из выступления на лингвистической дискуссии. (назад)
(1) Людвиг Нуарэ. Орудие труда. Гиз Украины, 1905 г., с. 25. (назад)
(2) Там же, с. 82. (назад)
(3) Н. Я. Марр. Актуальные проблемы и очередные задачи яфетической теории. М. 1929 г., с. 22. (назад)
(4) Марр. Актуальные проблемы и т. д., с. 1-2. (назад)
(5) Там же, с. 23. (назад)
(6) «XII Ленинский сборник», с. 324. (назад)
(7) Там же, с. 323-4. (назад)
(8) Ф. Энгельс. Диалектика природы. Гиз, 1929 г., с. 66. (назад)
(9) Марр. Актуальные проблемы и т. д. с. 1-2. (назад)



Retour au sommaire