Однажды, после обеда, мать сказала:

-- Верочка, одевайся, да получше. Я тебе приготовила суприз -- поедем в оперу, я во втором ярусе взяла билет, где все генеральши бывают. Все для тебя, дурочка. Последних денег не жалею. У отца-то, от расходов на тебя, уж все животы подвело. В один пансион мадаме сколько переплатили, а фортeпьянщику-то сколько! Ты этого ничего не чувствуешь, неблагодарная, нет, видно, души-то в тебе, бесчувственная ты этакая!

Только и сказала Марья Алексевна, больше не бранила дочь, а это какая же брань? Марья Алексевна только вот уж так и говорила с Верочкою, а браниться на нее давно перестала, и бить ни разу не била с той поры, как прошел слух про начальника отделения.

Поехали в оперу. После первого акта вошел в ложу хозяйкин сын, и с ним двое приятелей, -- один статский, сухощавый и очень изящный, другой военный, полный и попроще. Сели и уселись, и много шептались между собою, все больше хозяйкин сын со статским, а военный говорил мало. Марья Алексевна вслушивалась, разбирала почти каждое слово, да мало могла понять, потому что они говорили все по-французски. Слов пяток из их разговора она знала: belle, charmante, amour, bonheur -- да что толку в этих словах? Belle, charmante -- Марья Алексевна и так уже давно слышит, что ее цыганка belle и charmante; amour -- Марья Алексевна и сама видит, что он по уши врюхался в amour; а коли amour, то уж, разумеется, и bonheur, -- что толку от этих слов? Но только что же, сватать-то скоро ли будет?

-- Верочка, ты неблагодарная, как есть неблагодарная, -- шепчет Марья Алексевна дочери: -- что рыло-то воротишь от них? Обидели они тебя, что вошли? Честь тебе, дуре, делают. А свадьба-то по-французски -- марьяж, что ли, Верочка? А как жених с невестою, а венчаться как по-французски?

Верочка сказала.

-- Нет, таких слов что-то не слышно …  Вера, да ты мне, видно, слова-то не так сказала? Смотри у меня!

-- Нет, так: только этих слов вы от них не услышите. Поедемте, я не могу оставаться здесь дольше.

-- Что? что ты сказала, мерзавка? -- глаза у Марьи Алексевны налились кровью.

-- Пойдемте. Делайте потом со мною, что хотите, а я не останусь. Я вам скажу после, почему. -- Маменька, -- это уж было сказано вслух: -- у меня очень разболелась голова: Я не могу сидеть здесь. Прошу вас!

Верочка встала.

Кавалеры засуетились.

-- Это пройдет, Верочка, -- строго, но чинно сказала Марья Алексевна; -- походи по коридору с Михайлом Иванычем, и пройдет голова.

-- Нет, не пройдет: я чувствую себя очень дурно. Скорее, маменька.

Кавалеры отворили дверь, хотели вести Верочку под руки, -- отказалась, мерзкая девчонка! Сами подали салопы, сами пошли сажать в карету. Марья Алексевна гордо посматривала на лакеев: «Глядите, хамы, каковы кавалеры, -- а вот этот моим зятем будет! Сама таких хамов заведу. А ты у меня ломайся, ломайся, мерзавка -- я те поломаю!»

Н.Г. Чернышевский : Что делать? (1863)