Ю.А. Клейнер

(Санкт-Петербургский государственный университет)

О «пользе» дискуссий

Вопрос : Правильно ли поступила «Правда», открыв свободную дискуссию по вопросам языкознания?
И.В. Сталин : Правильно поступила.

В СССР дискуссии всегда были весьма популярной формой проявления «коллективного разума». Проводившиеся под девизом «В спорах рождаются истины», они, как правило утверждали истины, рожденные до начала дискуссии. Тем не менее, было бы упрощением сводить эти мероприятия исключительно к противопоставлению режима и его жертв, не ставивших перед собой никаких задач, кроме самооправдания, сведения счетов и т.п. Вряд ли случайно, например, что в рамках дискуссии а марризме, практически исчерпавшем себя к 1950-му году, звучит критика структурализма, в которой легко просматривается желание возродить сравнительно-историческое языкознание в привычном младограмматическом варианте.

Более сложным явлением была «дискуссия о фонеме» (1951 – 52), также проводившаяся как отклик на появление «гениальных трудов И.В. Сталина». Неожиданно выяснилось, что запрет на имена ученых-эмигрантов не был таким строгим, как казалось тогда (и кажется сейчас), и что сама дискуссия может вестись в сугубо научном ключе, даже без ссылок на «Марксизм и вопросы языкознания» (ср. Реформатский).

Основным упреком в адрес Н.С. Трубецкого был пресловутый «отрыв фонологии от фонетики», в то время равноценный обвинению в идеализме, но в действительности направленный, прежде всего, на защиту традиционной фонетики. Альтернативой этому было обсуждение конкретных проблем фонологического описания (Реформатский, Кузнецов) или истории учения о фонеме (Зиндер, Матусевич), однако беспристрастный в целом характер этой части дискуссии нарушается желанием участников отвести своему направлению место в истории лингвистики, которое оно, возможно, заслуживало, но по тем или иным причинам не занимало.

Совершенно иначе выглядит интерпретация идей Н.С. Трубецкого вне дискуссии, в «Послесловии» к «Основам фонологии» (1960), где А.А. Реформатский поднялся над разногласиями между москвичами и пражцами (например, архифонема vs гиперфонема), предпочтя этому обсуждение конкретных проблем, т.е. взгляд изнутри, более продуктивный при выяснении истинного положения вещей и, соответственно, достоинств и недостатков теории. Такая позиция сближала Реформатского с Трубецким, который, не будучи историком языкознания и не заботясь о публичном утверждении собственного приоритета (ср., однако: «свою теорию я создавал сам»), предпочел поместить свою теорию в широкий историко-лингвистический контекст, назвав своим предшественником Бодуэна, а современником – Л.В. Щербу.