Compte rendu du 15.04.14 par Anna Isanina

В. Даль и русский язык / V. Dahl et la langue russe

Pour Dahl, la grammaire représente qqch qui confond l’esprit:

«С грамматикой я искони был в каком-то разладе, не умея применять ее к нашему языку и чуждаясь ее не столько по рассудку, сколько по какому-то темному чувству, чтобы она не сбила с толку» (cf. «Напутное слово»).

Donc, il ne s’occupe pas des structures grammaticales et se concentre plutôt sur l’étymologie. Il pense que travailler sur l’étymologie (y compris l’étymologie populaire) serait plus fructueux, car ça nous rapproche du vrai noyau de la langue, car ça créé du sens.

Le discours de Dahl se tourne toujours autour de l’opposition du Vrai et Faux.

Cf. page XII:

Voie erronnée                                  VS                                Voie vraie

(ce qu'il constate)                                                                   (ce qu'il propose)

ordre artificiel, imposé                                                           ordre naturel

Нас завели в трущобу                                                        свободное выражение мыслей

Негодование                                                             надо проложить иной путь

Со времен петровских искажение языка

Неудачная прививка                                                          надо дать простор дичку

Насадка сверху                                                                    надо вырасти на своем корню

Голова оторвана от туловища

Où est-ce qu'il faut chercher les origines de la vraie langue russe? — Dans la langue du peuple.

«Никак нельзя оспаривать самоистины (Selbstverständlichkeit), что живой Народный язык, сберегший в жизненной свежести дух, который придает языку стойкость, силу, ясность, целость и красоту, должен послужить источником и сокровищницей для развития образованной русской речи, взамен нынешнего языка нашего, каженика (celui qui n'est pas mais paraît)».

Cette position est, bien sûr, adversaire aux démarches conceptuelles des grammaires rationalistes de l’époque précédente.

Dahl voit deux possibilités :

            (–)       испошлеть донельзя

            (+)      образумясь, своротить на иной путь, захватив притом с собою все покинутые второпях запасы

Pour renforcer sa position, il fait référence aux magistères, dont le rôle jouent les écrivains talentueux (даровитые писатели). Alors, qu’est-ce qu’ils faisaient?

-       избегали чужеречий (évitaient les expressions étrangères)

-       старались писать чистым русским языком (essayaient d'utiliser la langue russe pure)

Par exemple, Pouchkine       ценил                         народную речь нашу

прислушивался        к народной речи нашей

Mais Dahl ne donne aucune définition des termes utilisés, tout doit être clair et compris intuitivement.

Il se considère vivre à l’époque où il est le temps de changer l’état de fait (l’ordre artificiel).

Puisque jusqu’alors la langue du peuple a été dépréciée,

«пришла пора»

1 подорожить           народный язык (valoriser la langue du peuple)

2 выработать из      народного языка     язык образованный (élaborer une langue cultivée à base de la langue du peuple)

Bien sûr que Dahl se rend compte qu'il n'est pas le premier à entreprendre une tentative de créer la langue russe. Mais il critique indifféremment les Chichkovistes ou les Karamzinistes:

1 «Одни воображали, что могут сами составить язык из самодельных слов, скованных по образцам славянским и греческим» (les slavophiles);

2 «Другие, вовсе не заботясь об изучении своего языка, брали готовые слова со всех языков, где и как ни попало, да переводили дословно чужие обороты речи, бессмысленные на нашем языке, понятные только тому, кто читает нерусскою думою. Своею между строк, переводя читаемое мысленно на другой язык» (les occidentalistes).

A la page XIV, il reconstruit les arguments de ses adversaires imaginaires sous forme d’autodérision:

«Да разве можно писать мужицкою речью Далева словаря, от которой издали несет дегтем и сивухой, или по крайности квасом, кислой овчиной и банными вениками?» — «Нет, языком грубым и необразованным писать нельзя…»

Mais il y a toujours un «mais»:

«…Из этого вовсе не следует, чтобы должно было писать таким языком, какой мы себе сочинили, распахнув ворота настежь на запад, надев фрак и заговорив на все лады, кроме своего».

Pourquoi alors la langue du peuple? A défaut d’une langue suffisamment élaborée («У нас еще нет достаточно обработанного языка»). Il faut utiliser la seule source qu'on a, car «другого, равного ему источника нет, а есть только еще притоки».

Nous ne devons surtout pas y renoncer, parce que «если мы сами отсечем себе этот источник, то нас постигнет засуха, и мы вынуждены будем растить и питать свой родной язык чужими соками, как делают растения тунеядные, или прищепой на чужом корню».

Et encore:

«Мы отделимся вовсе от народа, разорвем последнюю с ним связь, мы испошлеем еще более в речи своей, отстав от одного берега и не пристав к другому. Мы убьем и погубим последние нравственные силы свои в этой упорной борьбе с природой, и вечно будем тянуться за чужим, потому что у нас не станет ничего своего, ни даже своей самостоятельной речи, своего слова».

Retour à la présentation des cours