[418]

        ГЛАВА ПЯТАЯ

        ЗНАЧЕНИЕ ТРУДА ТОВАРИЩА СТАЛИНА «МАРКСИЗМ И ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ» ДЛЯ БОРЬБЫ ПРОТИВ СОВРЕМЕННОЙ РЕАКЦИОННОЙ ФИЛОСОФИИ И СОЦИОЛОГИИ

        1. СОВРЕМЕННЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ МРАКОБЕСЫ-ИДЕОЛОГИ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО РАЗБОЯ

        Сталинская характеристика классовой сущности надстройки, её активного служения своему базису является ключом к пониманию роли современной буржуазной философии и социологии, составляющих неотъемлемую часть надстройки над базисом монополистического капитализма. Философские и социологические воззрения империалистической буржуазии теснейшим образом связаны, слиты с её реакционной антинародной политикой, с её хищническими интересами и подчинены этим интересам. Эти философские и социологические воззрения далеки от науки, как небо от земли; это—беззастенчивая и вместе с тем цинично маскируемая ложь, с помощью которой империалисты тщатся укрепить загнивающий, разлагающийся капиталистический базис и оправдать политику экспансионизма, которая служит той же цели.
        Вся современная буржуазная философия и социология — гнусный пример служения корыстным интересам монополистов. Рассмотрение некоторых типичных черт современной буржуазной философии поможет уяснить, как обслуживают империалистов современные философские мракобесы.
        Этой цели служат, в частности, усиленно распространяемые в США всякого рода новоявленные фашистские расовые «теории» об исторической миссии США, которые-де должны «спасти» цивилизацию путём установления своего мирового господства с помощью атомных бомб и чумных бактерий. Всё более усиливающийся открытый поход американских империалистов против прогрессивных
[419]  
организаций и деятелей сопровождается тысячеголосым воем капиталистической прессы по поводу смертельной угрозы, якобы нависшей над «американским образом жизни», вследствие наличия в США социалистически мыслящих людей. Стремление верхушки американских монополистов ещё более усилить реакционный курс внутренней и внешней политики, фашизация американской буржуазии находят своё «теоретическое» обоснование в трудах фашиствующих социологов. Философия, история, социология, экономические взгляды—всё ставится на службу империалистической реакции. Философы, социологи, экономисты становятся в прямом, буквальном смысле слова платными агентами Уолл-стрита.Буржуазию не удовлетворяет отвлечённое умствование её идеологических холопов, если оно непосредственно не подчинено её классовым интересам. Уолл-стрит требует от них практического участия в империалистической борьбе против мира, демократии, социализма, в разжигании новой мировой войны. Выполняющие приказ своих хозяев—монополистов, буржуазные философы и социологи действуют с усердием не по разуму. Всевозможные ухищрения, ложь, извращение исторических фактов или сокрытие таковых — всё это используется для того, чтобы укрепить экономические и идеологические устои капитализма, ослабить и подавить веру трудящихся в свои силы, в свою способность свалить господство буржуазии. Отравить сознание масс идеализмом, аморализмом, внушить им неверие в разум, в возможность справедливой, социалистической организации общественной жизни — такова задача идеологических холопов империализма. Все эти идеалистические кретины полагают, «будто мир, из которого они добывают себе пищу, не может существовать без их священных экскрементов. Стоит только этому идеалистическому безумию сделаться практическим, как тотчас же выявляется его зловредный характер: его поповское властолюбие, религиозный фанатизм, шарлатанство, пиэтистское лицемерие, благочестивый обман»^[2].
        Для характеристики буржуазных философов середины XX в: к этим чертам следует добавить такие, как лживость,
[420]  
соединённая с наглостью, продажность, возведённая в принцип, ползание на брюхе перед золотым мешком, человеконенавистничество.
        Слуги империалистической буржуазии, именующие себя «философами» и «социологами», защищают и оправдывают капиталистическое рабство. Для этой цели конструируются философские «системы», плодятся «школы» и «течения», имеющие особые задания от буржуазии «своей» страны.
        В США эту роль холуев американской буржуазии выполняют прагматисты-инструменталисты, мистики-спиритуалисты, националисты-расисты и космополиты, неомальтузианцы, идеалисты-семантики, томисты и т. п. В Англии наряду с неомальтузианцами и космополитами подвизаются неореалисты, логические позитивисты, фидеисты-социологи и фидеисты-«естествоиспытатели. Во Франции распространены такие «течения», как неотомизм, интуитивизм, экзистенциализм, в Западной Германии—идеализм фихтеанского и гегельянского толка, экзистенциализм и т. п. Буржуазия для того и создаёт многочисленные разветвления идеалистической философии и социологии, чтобы разными приёмами добиться одной цели — растления сознания масс, укрепления своего господства.
        Нынешние буржуазные философы и социологи — такие же злобные, жестокие классовые враги трудящихся, как и их хозяева — американские и иные империалисты, сколачивающие агрессивные военные союзы, душащие демократию, насаждающие фашизм. Они являются передовым отрядом империалистической реакции. Наиболее модными деятелями современной буржуазной философии становятся мистики, изуверы, человеконенавистники. Всякое разумное творчество, стремление к объективному познанию природы объявляется безумием, бред и преступления делаются предметом воспевания. «Труды» этих философов всё больше напоминают дневники уголовных преступников или исповеди маньяков.
        Став центром политической реакции и агрессии, США неизбежно превратились в центр мракобесия. Нет такого реакционного бреда, обскурантизма, сумасбродства, которые не использовались бы империалистическими силами США.
[421]            
        Уолл-стрит объявил себя главным врагом коммунизма. Американо-английские империалисты взяли на себя столь же подлую, сколь и неосуществимую, задачу — преградить дорогу исторически закономерному развитию общества в направлении к коммунизму.
        Империалисты весьма обеспокоены усилением могущества антиимпериалистического, демократического лагеря, растущей политической активностью народных масс, развитием классовой сознательности и организованности пролетариата. Вопрос об отвлечении трудящихся и прежде всего рабочего класса от политики стал весьма острым для правящих клик, стремящихся получить свободу рук в осуществлении своих бесчеловечных, агрессивных планов. Миллиардеры США ассигнуют крупные суммы на «разработку» «философских» проблем. Американский социолог Огбори запросил на всю братию два миллиарда. Сколько было дано—неизвестно, но на золотых дрожжах быстро выросло нужное империалистам «философское» и «социологическое» чтиво. Философы и социологи буржуазии рьяно принялись за работу. В это грязное дело были включены опытные, испытанные и проверенные пропагандисты суеверия, алогизма, как местные, так и импортированные специалисты по насаждению мракобесия. Вокруг матёрых черносотенцев увиваются целые рои молодчиков, стремящихся перекричать друг друга.
        Один за другим появляются философские глашатаи, чревовещатели, выбрасывающие на философский рынок всё «новые» и «новые» идейки и всевозможные «измы», представляющие собой лишь новые фирменные этикетки для залежавшегося товара. Разными путями стараются все эти «философы» и «социологи» увести массы в болото мистики, заставить их поверить в идеалистическую ложь, отвлечь от «опасных мыслей». Эту задачу и выполняют все «новейшие» направления в идеалистической философии.
        Лицемерно призывая «ускользнуть», убежать из этого мира (Сантаяна), философы буржуазии на самом деле стремятся приковать трудящихся к капиталистическому миру, усмирить, усыпить их. В какие практические формы выливается деятельность этих идеологов, видно из сообщения прогрессивного французского журнала «Пансэ».
[422]            
        В Париже по инициативе католических мракобесов, по заданию американских властей создан «центр по изучению наук о человеке». Этот «центр» действует по широко задуманному плану, в целях отвлечения интеллигенции от насущных социальных проблем в сторону мистицизма, теологии, психоанализа. Проспект, опубликованный «центром», начинается словами: «Подлинная опасность, угрожающая человечеству всеобщим разрушением, не атомная бомба. Это — человек». Нужно-де помочь человеку защититься от самого себя. За этой дымовой завесой «пытаются объединить западных интеллигентов с их заатлантическими собратьями».
        Когда во Франции находятся люди, не склонные восхищаться политикой США, против них применяют не только слезоточивые газы, но у них ещё с учёным видом находят «агрессивные инстинкты». «Однако в США,—пишет автор сообщения в «Панса»,—не ограничиваются докладами в так называемых научных обществах об умственных расстройствах у забастовщиков. В последнее время на крупных предприятиях США созданы секции «Лиги по охране умственного здоровья». В тех случаях, когда рабочие предъявляют свои требования, штатные психиатры и психоаналитики принимаются за поиски у них «бессознательных агрессивных тенденций». Во Франции ещё до этого не дошли, но если «пси- хократия» под американской маркой будет продолжать развиваться (при покровительстве церкви, провозглашающей лозунг «измените человека, прежде чем изменять мир»), то недалеко то время, когда жюль моки создадут свои «бригады умственного здоровья». Пока же в научных обществах и специальных изданиях занимаются обсуждением вопроса об «агрессивных тенденциях»».Раз перед современной буржуазной философией не стоит задача увеличения познавательной силы науки, а, наоборот, речь идёт о подрыве основ всякого знания, то понятен истошный призыв американских, английских, французских и иных идеалистов поскорее возвратиться к самым крайним формам субъективизма, к средневековой мистике, к изуверству и схоластике.
        Тезис, который с особой настойчивостью проводится и «доказывается» современными идеалистами, состоит в том, будто бы философское знание не может иметь дело
[423]  
с вещами, с объективным миром. По утверждению этих идеалистов, люди могут сравнивать свои мысли не с вещами, не с фактами, а только с другими мыслями, идеи — с идеями, логические заключения — с логическими заключениями. Именно эта «механика устранения от мира» названа английскими субъективистами «логическим анализом». Этот «анализ» выдуман Расселом и известен под названием «теории соответствия истине», согласно которой человек всегда остаётся в сфере своих идей и достигает истины, не обращаясь к внешнему миру.
        Но если объективный мир ставится в зависимость от сознания и исчезает как объект исследования (а это является общим для всех идеалистов), то где же та основа, на которой могут быть построены философские знания?
        Английские и американские идеалисты не проявили здесь изобретательности. Вся их изобретательность сводится к измышлению новых словечек для старых-престарых идеек. Они «открыли» некие «постулаты», «аксиомы», «положения чистой логики», на которых якобы зиждятся все положения науки и философии. Но стоит содрать шелуху фраз с этих «постулатов», как за внешней оболочкой оказываются те же самые «постулаты», которые в своё время столь торжественно провозгласили Беркли и Юм, но от которых вскоре не осталось камня на камне, ибо они были разбиты ходом научного знания. «Постулаты» Рассела — это «логические предложения», у Витгенштейна — «атомарные факты» («мир есть совокупность существующих атомарных фактов»), которые независимы один от другого. Так же как «логические предложения» есть лишь первичное соединение терминов, так и «атомарные факты» — соединение «объектов», понимаемых как содержание сознания. Вся эта мишура и игра в новые звучные словечки названа «логическим атомизмом», который отличается от мистики средневековых схоластов или от субъективизма Беркли и Юма не более, чем жёлтый чёрт от чёрта зелёного, как говорил Ленин.
        У неомахиста Карнапа, «перебазировавшегося» из Австрии в США, можно найти другой выверт: свою «логическую теорию» отрыва философии от объективного мира он назвал «методическим материализмом», или «физикализмом. Карнап уверяет, что для своей системы он заимствует язык физики, а «язык физики есть все-
[424]  
общий язык и может поэтому служить в качестве основного языка науки». Но и этот выкрутас служит тому, чтобы ввести в заблуждение читателя. Ни материализмом, ни настоящей физикой в философии Карнапа и не пахнет. Весь этот «физикализм» и «методический материализм» целиком сводится к «логическому синтаксису». «Физикализм» отвергает необходимость обращения к внешнему миру, познания этого мира, запрещает думать о реальных фактах и материальных объектах.
        В своей книге «Единство науки» Карнап так и пишет: «Мы не выдвигаем утверждений относительно реальности данного и видимости физического мира или наоборот, ибо логический анализ показывает, что такие утверждения принадлежат к разряду не поддающихся проверке псевдоположений». Но, как известно, и Беркли считал «противоречием» и «абсурдом» обращаться к внешнему миру, к материи и утверждал, что, кто это делает, тот лишь попусту тратит время. Различие между субъективным идеализмом Беркли—Юма и философией Карнапа чисто терминологическое, а по существу здесь полное совпадение в воззрениях. Вся разница лишь в том, что Беркли или Фихте, как показал это Ленин, прямо и откровенно ставили объективный мир в зависимость от своих ощущений, современные же английские и американские философы-идеалисты протаскивают этот тезис «стыдливо», двурушнически, прикрывая его фиговым листком «логического позитивизма», «методического материализма», «физикализма» и тому подобными словесами. Так, например, Карнап сравнивает понятия «реалист» и «позитивист». Под «реалистом» он понимает самого себя, «методического материалиста», под «позитивистом» — субъективного идеалиста. Позитивист, заявляет Карнап, мог бы отстаивать тезис «вещь есть комплекс чувственных данных», реалист отстаивает тезис «вещь есть комплекс атомов». Сравнивая эти два положения, Карнап заключает, что возможно примирить и слить оба тезиса.
        Нетрудно вскрыть механику рассуждений идеалиста Карнапа. Совершенно очевидно, что само положение «вещь есть комплекс чувственных данных», заимствованное из арсенала берклеанства, т. е. субъективного идеализма, тождественно карнаповскому пониманию «вещи
[425]  
как комплекса атомов». Кто же может усмотреть хотя бы малейшую разницу между идеалистом Беркли и «методическим материалистом» и «физикалистом» Карнапом?!
        Всё дело в том, что «атомы» Карнапа целиком находятся в сфере сознания, т. е. они не выводят из рамок субъективного идеализма. А это означает, что карнаповское «примирение» материализма и субъективизма на самом деле является отказом от материализма в пользу идеализма. Карнап проповедует тот же самый субъективизм, тот же самый идеалистический солипсизм, но прикрытый маской наукообразной терминологии и потому ещё более опасный и вредный, чем идеализм Беркли.
        Отсюда ясно, что «логический позитивизм» и «физикализм», несмотря на «научные» и даже «материалистические» претензии, есть лишь новый вариант старого берклеанско-юмистского субъективного идеализма, который своим «анализом» научного знания выхолащивает из науки всякое объективное материалистическое содержание.
        Даже в деталях англо-американские «логические позитивисты» повторяют своего учителя — субъективного идеалиста Беркли. Ещё в 1710 г. Джордж Беркли провозгласил, что объекты суть «комбинации ощущений» и что это положение будто бы не находится ни в каком противоречии со здравым смыслом. «Новым» в толковании этого же предмета, например Расселом, является лишь то, что он назвал «комбинации» «аспектами». Задача философии, по его мнению, состоит в «реконструкции» понятия материи. Для этой реконструкции необходимо взять «обычные положения, диктуемые здравым смыслом», и повторять их без предположения, что существует какая-либо постоянная материальная субстанция. В этом случае «вещь» будет определена «как некий ряд аспектов».
        Сколько бы читатель ни перелистывал произведения Рассела, Карнапа, Виттгенштейна — этих новейших изобретателей «научной философии», он нигде не обнаружит хотя бы намёка на действительное обобщение данных современной науки, на проверку отвлечённых логических конструкций практикой жизни, на опытное обоснование абстрактных логических положений. Это и понятно, ибо ни одна логическая конструкция, созданная английскими и американскими обскурантами, не выдерживает испытания,
[426]  
когда она соприкасается с практикой, с жизнью, с наукой. Этого испытания идеалисты боятся, как чёрт ладана, так как оно обнаружило бы, что всё их сооружение наносит лишь безусловный вред науке и обществу.
        У Виттгенштейна вся конструкция построена на том положении, будто «объекты» образуют «субстанции мира» и что стоит открыть эти субстанции, как тайна бытия будет разгадана в полной мере. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что все эти «атомарные факты», «субстанции» и «объекты» на самом деле никакого отношения к материальному миру не имеют и являются внутренним содержанием «системы предложений», основанных на «аксиомах» логики. Что же касается того, насколько эти «аксиомы» соответствуют процессам, происходящим в объективно существующем мире, то современные идеалисты единодушно отвечают, что-де философы не должны ни задавать, ни рассматривать таких «псевдовопросов». Мы не говорим уже о том, что всё развитие знания и практики общественного человека опровергает этот «постулат» об «атомарных фактах» и неизменных субстанциях. Объективный мир находится в постоянном изменении, движении и развитии. В природе нет абсолютно изолированных предметов. Закон взаимопроникновения, взаимосвязи явлений природы действует постоянно, и изолированные «факты»—это лишь плод досужей фантазии лжефилософов-идеалистов.
        Поскольку философские воззрения нынешних английских и американских идеалистов по своей сути совпадают с сущностью берклеанско-юмистского субъективно-идеалистического воззрения, спрашивается, что же обозначает нелепое и туманное понятие «логического позитивизма», которым окрестили себя нынешние субъективные идеалисты, рядящиеся в псевдонаучные одежды?
        Основатель современной школы английских субъективистов Рассел объявил, будто «логика есть сущность философии». Но посмотрим, что это за «логика»?
        Содержание философии Рассела и его учеников можно выразить коротко: все знания, которые люди получают о мире, возникают эмпирическим путём, благодаря чувственному восприятию и через посредство технических приёмов, которыми пользуется естествознание. Позна-
[427]  
ние о мире невозможно получить априорным путём, это знание возникает только из опыта. Весь запас знаний, приобретённый наукой и «обычным восприятием», философия подвергает «логическому анализу», который, хотя и не может открывать или устанавливать новых истин, однако вносит порядок в предмет исследования. Этот «логический анализ» порождает определённые логические формы, в которые вкладываются известные истины. Подвергая «логической обработке» факты, получаемые людьми из «текущего опыта» и сохранённые памятью, а также знания, полученные посредством свидетельства других лиц, логический позитивизм «осмысливает» «положительные знания» и конструирует картину мира. «Логический анализ» опытного материала выявляет «истины», «аксиомы», «несократимые элементы», «типичные предложения» и т. п. Пройдя мистическую кухню, атомы, факты, предметы теряют свою материальную осязаемость, свою объективность и превращаются в постулаты человеческого сознания, реальный мир превращается в идеальный. Таким путём логический позитивизм «освобождается» от необходимости иметь дело с объектами и превращает явления объективного мира в «чистые» логические категории. Единственной задачей философии становится после этого логический анализ предложений.
        Объективный мир, с точки зрения позитивистов и прагматистов, не может быть предметом познания, в него нет доступа человеческой мысли.
        Отсюда видно, что типичной особенностью современной идеалистической философии, наглядно обнаруживающей её неразрывную связь с империалистической политикой, является безудержная проповедь агностицизма. Стремясь посеять неверие в возможность научного предвидения исторических событий и тем самым разоружить массы в их борьбе против империализма, подорвать их веру в возможность ликвидации империализма и замены его социализмом, буржуазные философы и социологи отрицают возможность познания объективных законов развития природы и общества.
        Так современные обскуранты в философии приходят к отрыву человеческого мышления от объективного мира, от развития общества, от практики. Здесь «логические позитивисты» сплетаются в один идеалистический клубок
[428]  
с современной идеалистической семантикой, с семантической философией, оторвавшей язык от мышления, мышление — от бытия, язык и мышление — от развития общества.
        Поскольку все разновидности современного (как и прошлого) идеализма враждебны науке, а общественная практика на каждом шагу опровергает их догмы, идеалисты-семантики, «логические позитивисты», «физикалисты» и прочие идеалисты, как огня, боятся сравнения их логических выводов с ходом развития жизни, с практикой общественного человека, с выводами современной науки. Они всемерно открещиваются от сравнения своих логических заключений с выводами наук, считают принципиально невозможным обращаться к фактам, к научным данным, к изучению материального мира.
        Отлично понимая, что первое же соприкосновение с практикой, проверка научными данными опрокинет софистику позитивистов, их «физикализм» и «атомарные факты», эти фальшивых дел мастера состряпали своеобразную «теорию» о критерии «истинности или ложности» философии, специально приспособленную для оправдания их идеалистической эквилибристики. Согласно этому «критерию», нет нужды проверять то или иное научное открытие или философское положение данными практики. Для того чтобы придать то или иное значение предложению, достаточно «вообразить» возможный опыт. При помощи такого воображаемого опыта и проверяется выдвинутая гипотеза или философский тезис. Этот «возможный опыт» должен быть таким, каким бы он был, если бы он имел место на самом деле. Отсюда делается заключение: нет нужды обращаться к опыту реальному, если можно заменить его идеальным.
        Иные из современных идеалистов вовсе отказываются от опыта, даже воображаемого, считая, что предложение следует сравнивать только с предложением, так как выход философа за пределы логики — это-де «бессмысленное удвоение» мира и «утончённая метафизика».
        Но где же тогда философия черпает стимулы для постановки новых вопросов и разрешения старых проблем? На это отвечает один из сторонников субъективистской логистики — Уисдом: «Мы должны выдвигать философский стимул не в форме вопроса, но в форме молитвы».
[429]            
        С этим выводом согласны все разновидности современного субъективного идеализма. Французские персоналисты, как и англо-американские позитивисты, полностью капитулировали перед религией, считая, что без бога «мир лишён смысла».
        Открытый переход на сторону мистики и религиозного ханжества—характерная черта современной буржуазной философии. Ныне стало типичным положение многочисленных писаний религиозных обскурантов вроде Ван-Кирка или А. Ланна, призывающих свергнуть «диктатуру науки и разума». В книге католика Арнольда Ланна «Восстание против разума» (Лондон 1950 г.) возвращение к «рациональному христианству» — так именуется средневековая идеология Фомы Аквинского — объявляется спасением «разлагающейся цивилизации от полного краха». Неудивительно, что все эти ланны, стремясь «освободить» науку из-под «ига материализма», нагло оправдывают кровавые злодеяния средневековой инквизиции и даже объявляют благом сожжение на костре Джордано Бруно...
        Такова та окончательная истина «в последней инстанции», к которой приходят современные идеалисты.
        Новейшие откровения англо-американских идеалистов в действительности оказываются весьма старыми, затасканными и давным-давно опровергнутыми наукой. Нынешние идеалисты всячески пытаются увернуться от тех нелепых выводов, которые вытекают из их реакционных воззрений, подобно тому как махисты пытались увернуться от вопроса, который ставили им материалисты и который опровергал все их хитросплетения: если тела—комплексы ощущений и мир, стало быть, творится познающим субъектом, то, спрашивается, как быть, например, с нашей землёй, существовавшей до человека и его «комплекса ощущений»? Махисты отвечали на этот вопрос так, что-де «мы переносим себя в прошлое мысленно», что под «опытом», мол, можно понимать не только ощущения человека, по и ощущения «ничтожного червя». Неомахисты добавляют к этому «воображаемый опыт». Но своими ответами субъективные идеалисты лишь окончательно разоблачили себя. Ленин в труде «Материализм и эмпириокритицизм» превратил в прах всю субъективно-идеалистическую филосо-
[430]  
фию махистов. Поскольку «ни один сколько-нибудь образованный и сколько-нибудь здоровым человек но сомневается в том, что земля существовала тогда, когда на ней не могло быть никакой жизни, никакого ощущения...», постольку вся теория субъективных идеалистов «есть философский обскурантизм, есть доведение до абсурда субъективного идеализма»^[3].
        Взгляды современных буржуазных идеалистов — это старая буржуазная софистика, давно разоблачённая марксизмом.
        Нелепость всякого субъективного идеализма яснее всего выражена в том, что он приводит в конце концов к солипсизму, т. е. к тому выводу, будто существует только познающий субъект с его восприятиями, чувственными комплексами, аксиомами и постулатами, а весь богатый, реальный, вечно развивающийся мир целиком зависит от субъекта.
        Солипсизм — это чудовищно нелепая система взглядов, согласно которой весь мир — не что иное, как «моя иллюзия». Ленин отмечал, что только человек, побывавший в сумасшедшем доме или в учениках у субъективных идеалистов, может придерживаться таких воззрений. Таким сумасшедшим домом или, что то же, субъективно идеалистической школой, по сути дела, и является школа логических позитивистов. Её видный представитель Виттгенштейн заявил: «То, что солипсизм означает, — вполне правильно».
        Ленин показал, что солипсизм опровергается всей практикой человечества. Факт существования и развития человечества, практическая деятельность людей, направленная на изменение окружающей природы и общественных условий, в которых они живут, — самый сокрушительный аргумент против солипсизма. Люди погибли бы, если бы они руководствовались в своей практической деятельности теорией солипсизма о зависимости материального мира от ощущений, от познающего субъекта.
        Прямым следствием всего хода рассуждений логических позитивистов, оторвавших философию от мира и за-
[431]  
тем растворивших мир в логических конструкциях, является фальсификация науки. Деятельность нынешних американо-английских обскурантов направлена на подрыв могущества человеческого знания, на установление «предела для мышления», на расчистку тем самым почвы для религиозной веры.
        В не так давно вышедшей книге английского «дипломированного лакея поповщины» Дэвиса «Богословие и атомный век» проводится мысль, свойственная почти всем нынешним идеалистам. Дэвис считает, что хотя «современный человек» и верит в верховенство разума, в его способность абсолютного познания абсолютной истины, но эта вера, это убеждение «не может быть рационально доказано». Самое убеждение в мощи науки лишено, мол, всякого научного основания. Отсюда лишь одни шаг к «божественному откровению», и Дэвис его делает. Вместе с тем Дэвис приоткрывает и классовую подоплёку своей неприязни к научному познанию. Он опасается, как бы признание могущества «человеческого разума» не поколебало веры человека в потусторонний мир, в загробную жизнь; вера человека в способность постигать истину с необходимостью приводит к борьбе передовых людей за свободу, мир и социализм на земле. Дэвис, как огня, боится, что люди отбросят в сторону религиозные догмы о небесном рае и сами возьмутся за устройство жизни на земле без тунеядцев и их прислужников вроде Дэвиса.
        Неудивительно, что все современные субъективисты не только не верят в силу и творческий характер познания, но скептически относятся даже к своей собственной философии, хотя и не прочь выдать её за окончательную истину. Когда в «Логико-философском трактате» Виттгенштейна речь заходит о познавательной силе его философии, о том, может ли она дать истинный компас человеку в его жизни и борьбе, Виттгенштейн вынужден сознаться, что человеку, вступившему на путь логического позитивизма, «придётся, так сказать, отбросить лестницу после того, как он взберётся но ней наверх».
        Нечего сказать, хороша «философия», которая поставила предел мышлению, закрыла непроходимой тьмой путь в будущее, а человеку, признавшему её, отрезала путь для отступления. Это даже, собственно, не философия,
[432]  
а ловушка для поимки обманутых доверчивых людей при помощи логических ухищрений и псевдонаучных манипуляций.
        Современные идеалисты ударились в крайний формализм и неприкрытую логическую спекуляцию, в неосхоластику, окончательно вытравив из философии даже подобие науки. До какой степени деградации дошла эта «философия», видно из того факта, что ей запрещают обращаться к вещам: её втискивают в прокрустово ложе изучения одних лишь «синтаксических форм».
        Применение материалистического критерия истины к субъективному идеализму рассеивает все его философские построения, как дым; ощущения, которые, по воззрениям идеалистов, ставят предел познанию, на самом деле, с точки зрения науки, являются лишь средством, благодаря которому люди получают знание о существовании и свойствах внешних объектов. Практика и наука низвергают воззрения идеалистов и подтверждают учение диалектических материалистов.
        Современный идеализм прямо и непосредственно слился с империалистической идеологией и политикой правящих классов империалистических стран, он целиком состоит на службе у политической реакции. Буржуазная идеалистическая философия усыпляет сознание и бдительность трудящихся, отвлекает их внимание от насущных задач борьбы за мир между народами, за упрочение демократии, за ликвидацию реакционных фашиствующих элементов в буржуазных странах.
        Но буржуазная философия перестала бы быть сама собой, если бы она прекратила активное служение своему классу. Ведь в этом её прямое назначение и смысл её существования.

                   * * *

        До чего лжива и подла «философская» демагогия идеалистов, об этом можно судить на примере самого распространённого в США философского течения — прагматизма. Лидером этого течения является махровый реакционер Джон Дьюи, называющий свою философскую теорию инструментализмом.
        Упорство, с которым Дьюи затушёвывает, скрывает
[З43]   
заведомо идеалистический характер своей философии, поистине удивительно. Д. Дьюи «критикует» умозрительность идеализма и требует, чтобы философия была практичной, деловитой, инструментальной, т. е. прямо служила в качестве идеологического орудия капиталистическим заправилам. Под флагом борьбы с идеалистической умозрительностью Дьюи и его сторонники протаскивают идеалистический эмпиризм, а выступая против «метафизики», третируют материалистическое признание объективной реальности, существующей независимо от сознания, т. е. материалистическое решение основного вопроса философии, как... метафизику.
        Нетрудно видеть, что в этих своих упражнениях американские «прагматисты», они же «инструменталисты», — прямые продолжатели субъективных идеалистов — Маха, Авенариуса и прочих «урядников на профессорских кафедрах», до конца разоблачённых и разбитых в прах Лениным. Стоит только поскрести всех этих людей, как оказывается, что из щелей их «новых систем» торчат ослиные уши идеализма самого реакционного толка. Достаточно уже того, что они объявляют «метафизикой» призвание объективной реальности, независимой от сознания. С этой точки зрения — безгранично лживой и бесстыдной—материализм обвиняется в мистике (в признании потустороннего, сверхчувственного мира), а идеализм, замаскированный новой вывеской, выдаётся за «опытное», рациональное воззрение, чуждое мистицизму. Дьюи считает, что термин «реальность» отличается двусмысленностью, что это весьма «скользкий термин». Более того, «реальность» — это, оказывается, самый «опасный из всех философских терминов. Понятно, что раз реальность опасна для философии, то требуется её заменить или так истолковать, выхолостив из неё всякое объективное содержание, чтобы опасности от реальности для идеализма никакой не было. Сказано — сделано. Дьюи разделывается с реальностью с ловкостью шулера, подтасовывающего карты. И реальность преблагополучно превращается в логическую функцию контроля, необходимую для изучения «других материалов».
        В книге Дьюи «Проблемы человека» так и написано: «Объекты познания, однажды добытые, выполняют функцию контроля по отношению к другим материалам». Так
[434]  
называемые «другие материалы» «зависят от объекта познания», который после проделанной манипуляции превратился из объективной, независимой от сознания людей реальности в простую «функцию контроля», осуществляемую человеком! Эта шулерская логика идеалиста служит ему затем своеобразным методом для расправы с любыми явлениями материального, физического мира.
        Современная физика создала учение о квантах. Кажется, трудно возражать против того, что кванты существуют как объективная реальность, т. е. являются объектами, независимыми от человека. Но не тут-то было! Представление о квантах, оказывается, «стало играть более важную роль» не в силу того, что оно глубже, полнее отражает объективные физические процессы, а в силу своей эффективности и плодотворности в деле «контроля над исследованием». Таким путём идеалисты всю историю науки превращают в полную нелепостей историю произвольной смены «функций контроля», а реальную природу, весь мир физических явлений — в систему представлений—«удобных», «полезных» или «неудобных» и «малополезных», а потому отбрасываемых в научном исследовании. Но это и есть тот субъективизм, тот идеализм чистейшей воды, который Дыои божился и клялся «преодолеть».
        В том, что для инструменталистов главным врагом являются материализм и те выводы науки, которые на нём основаны, не может быть сомнения. Впрочем, предоставим слово автору этой «новой» системы философии: «Отнюдь не новое открытие, что термин «объект» является в высшей степени неясным, так как его одинаково применяют к камням и палкам, кошкам и собакам, столам и стульям в обычном опыте, к атомам и электронам в физике и ко всякого рода «величине», имеющей логическое бытие, как, например, в математике». Итак, вся беда в том, что термин «объект» неясен. Но Дьюи готов выручить из беды. «Я думаю, — пишет он, — что, если бы мы перестали называть отличительный материал физических наук словом «объекты» и пользовались взамен нейтральным термином «научный материал», истинная природа проблемы значительно разъяснилась бы». Стоит заменить не дающие идеалисту покоя «объекты» субъективным «научным материалом» — и дело в шляпе, «при-
[435]  
рода проблемы» выяснена. После этого остаётся лишь «по заслугам оценить» выдвинутую Дыоп гипотезу, что «научный материал представляет собою условия, позволяющие иметь и не иметь вещи в непосредственном опыте». Ну, как не оценить! Те, кому служит Дьюи, давно оцепили его «по заслугам». «Объекты» мешают идеалисту сделать вывод в пользу идеализма. Гораздо удобнее понятие «научного материала», который должен заменить объекты и оставить на совести философа — иметь или не иметь «вещи в непосредственном опыте». Так материализм подменяется идеализмом.
        Материя для Дьюи — это основная помеха в деле мистической фальсификации действительности, и он спешит от неё избавиться.
        Дьюи не оригинален в своих взглядах. Его «инструментализм» — лишь несколько замаскированное воззрение основателя прагматической философии Уильяма Джемса. Именно Джемс положил основание воззрению, согласно которому истина совпадает с выгодой, а материя должна быть отброшена по тем же основаниям, по которым некогда отбросил её епископ Беркли. Истинными идеями Джемс считает те, которые можно «использовать», а ложными — те, которые «не окупаются». Критерий истинности идей — их полезность. Но это и есть совершенно откровенное провозглашение субъективизма и произвола в познании. Джемс этого и не скрывает. Критерием истины он считает способность идеи к выполнению поставленных перед нею практических задач. «Практической задачей», которой подчинены все «идеи» современных последышей прагматизма, является мировое господство американских империалистов. Любая ложь, клевета, нелепость, способствующие этой «практической задаче», возводятся ими в ранг «истины», любая научная истина, препятствующая ей, объявляется «ошибкой».
        Так, на поверку прагматизм-инструментализм Дьюи оказывается просто-напросто завуалированной разновидностью субъективного идеализма, воюющего против материализма, как против злейшего своего врага.
        Ещё Ленин разоблачил реакционную, идеалистическую суть прагматизма. «Едва ли не «последней модой» самоновейшей американской философии является «прагматизм» (от греческого pragma —дело, действие; философия
[436]  
действия), — писал Ленин. — О прагматизме говорят философские журналы едва ли не более всего. Прагматизм высмеивает метафизику и материализма и идеализма, превозносит опыт и только опыт, признает единственным критерием практику, ссылается на позитивистское течение вообще, опирается специально на Оствальда, Маха, Пирсона, Пуанкаре, Дюгема, на то, что наука не есть «абсолютная копия реальности», и... преблагополучно выводит изо всего этого бога в целях практических, только для практики, без всякой метафизики, без всякого выхода за пределы опыта...»^[4].
        Буржуазные философы рассчитывают, что, поколебав материализм, его влияние на науку, они откроют шлюзы для распространения идеализма, мистики, религиозного изуверства. В азарте борьбы против передовой науки и диалектического материализма многие буржуазные философы доходят до открытой проповеди солипсизма — философских воззрений, которые могут защищать либо на всё готовые платные агенты реакции, либо свихнувшиеся люди, кандидаты в бедлам.
        Философствующие оруженосцы империалистической реакции ныне ушли ещё дальше в защите поповщины и фидеизма, чем субъективные идеалисты, разоблачённые Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме».
        Философы-прагматисты — типичные представители субъективно-идеалистического, реакционного мировоззрения. По сути дела, они ничем не отличаются от английских позитивистов. Их отличие — лишь внешнее. И те и другие сводят содержание опыта к переживаниям индивидуума и ставят в зависимость от этих переживаний объективный мир. В самом деле, какая разница между философами, один из которых ставит порядок вещей в зависимость от «порядка ощущений» (Рассел), а другой — явления объективного мира — в зависимость от «правил поведения человека» (Дьюи). И тот и другой отрицают первичность и самостоятельность материального мира и объективную закономерность процессов, совершающихся в нём. И тот и другой с одинаковым рвением воюют против материа-
[437]  
лизма и передовой науки. Дьюи и Рассел стоят друг друга. Это — порождения одного и того же зловонного болота.
        Вот уже на протяжении нескольких десятков лет Дьюи, книги которого введены американскими правящими кругами в высшие учебные заведения как обязательные учебные пособия, третирует материализм, изливает потоки грязи на освободительное движение трудящихся, клевещет на социализм, превозносит полицейский террор американского правительства. Дьюи — это остервенелый враг трудящихся, враг науки и материализма. Он провозглашает «активность», «действие» основным принципом своего учения. Вместе с тем он тщательно скрывает, какого рода «действия», «успеха», «активности» добивается его философия. На самом деле, «идеализм действия», «философия активности», «инструментализм» Дьюи есть чудовищно раздутый буржуазный индивидуализм и эгоизм, в основе которых лежит закономерная для последней империалистической стадии капитализма безудержная погоня за максимальной прибылью. Прагматизм во всех его разновидностях и особенно в той, которая представлена ныне «инструментализмом» Дьюи, есть философская теория, обеляющая империализм и клевещущая на социализм.
        Прагматисты объявляют свою философию практической, деловой, активной. Но это не просто торгашеская, «деляческая» философия, характерная скорее для домонополистического капитализма. Нет, это империалистическая идеология грубого насилия и жесточайшей эксплуатации, безудержной агрессивности и империалистической экспансии. Недаром поэтому Муссолини называл прагматизм одним из краеугольных камней фашизма.
        В последнее время правящие круги США и их идеологические наёмники предприняли целый ряд мер, чтобы распространить идеологию американского империализма среди европейской интеллигенции. Ставка, которая делалась при этом, совершенно ясна: идеологически обосновать вторжение американского капитала в европейские страны, представить человеконенавистнический «американский образ жизни» как благодетельный для других народов, растлить сознание трудящихся масс европейских стран, дабы легче было прибрать к рукам
[438]  
их богатства. Космополитическая проповедь американского прагматизма вполне отвечает этим задачам; эта проповедь непосредственно смыкается с борьбой монополистов США за мировое господство.

        2. ОБСКУРАНТИЗМ И ДЕМАГОГИЯ «СЕМАНТИЧЕСКОГО» ИДЕАЛИЗМА

        Выражением маразма буржуазной философии является распространение в США и Англии так называемого семантического идеализма. Семантические идеалисты — типичные субъективные идеалисты, отличающиеся от махистов разве только тем, что они объявляют «элементом» всего сущего не ощущения как таковые, а слова, грамматические формы и т. п. Соответственно этому задача философии сводится ими «к анализу», т. е. к идеалистической фальсификации языка. Наука, по мнению семантических идеалистов, должна отказаться от сопоставления своих положений с объективной реальностью, от проверни своих выводов практикой. Объективная реальность — это-де лишь слова, выражения. Следовательно, наука обязана сравнивать слова, предложения лишь с другими словами и предложениями, считая эти слова и предложения обозначением субъективного состояния человека, его ощущений. Семантики утверждают, что все заблуждения, как в теории, так и на практике, происходят от того, что люди вкладывают в слова объективное содержание, рассматривают слова как обозначение неких объективно существующих вещей. Вследствие этого возникает «лингвистический хаос» — люди, в сущности, не понимают друг друга и, больше того, превратно понимают друг друга и окружающие явления, принимая слова за вещи и воюя с ветряными мельницами. Отсюда-де все социальные конфликты; между тем стоит лишь людям поближе узнать и научиться лучше понимать друг друга, как исчезнут всякое зло и несправедливость на земле. Философы-семантики активно проповедуют эту выгодную для буржуазии ложь. В свете трудов И. В. Сталина по вопросам языкознания реакционная сущность семантического идеализма становится в особенности очевидной.
        Среди многих сотен наёмных учёных лакеев буржуазии едва ли найдётся один, признающий неразрывную связь
[439]  
с развитием общества, с деятельностью и творчеством народных масс, не извращающий эту связь. Все они занимаются пережёвыванием произвольных конструкций, надуманных хитросплетений, изобретают всякого рода логические фокусы, суля путём магических комбинаций, предложений и слов найти выход из всех бед и зол современного капиталистического мира. Р. Карнап, о котором мы уже упоминали, старается свести вопросы философии и логики к синтаксису, убеждая при этом, что правила сочетания слов в предложениях и расположение предложений в речи условны, произвольны и что не существует каких-либо объективных закономерностей, которые бы их определяли. С точки зрения субъективных идеалистов, не только внутренняя структура языка не имеет никакой закономерности, внутренней логики, но и формы языка произвольны, субъективны. Карнап так и пишет: «Во всех аспектах мы имеем полную свободу по отношению к формам языка: и правила построения предложений и правила их изменения (последние обычно обозначаются как «постулаты» и «правила, лежащие в основе выводов») могут быть выбраны вполне произвольно». Недаром семантические идеалисты всю эту область знания — законы развития языка, человеческой речи, состояние словарного запаса и т. д. именуют «тёмными дебрями языка».
        Философствующий буржуазный экономист Стюарт Чейз, которого поднимают ныне на щит мракобесы в США, назвал свою книгу по «философии» языкознания «Тирания слов». О семантике он говорит как об «опьяняющей, возбуждающей вещи».
        Весьма родственны семантическим идеалистам логические позитивисты. Последние так же, теми же приёмами пытаются дать какую-то видимость обоснования своим псевдонаучным конструкциям. Один из единомышленников Карнапа, Отто Нейрат, высказал особенно откровенно то, о чём пишут все позитивисты. «Предложения должны сравниваться только с предложениями, — писал он, — но не с «опытом», не с «миром», не с чем-либо другим». Любой анализ языка в его отношении к мышлению, любую попытку установить связь между мышлением и объективной действительностью эти люди называют «лишённым смысла удвоением мира», «утончённой метафизикой» и отвергают
[440]  
с порога. При этом то или иное предложение, которым оперирует человек, субъективные идеалисты признают истинным или ложным, правильным или ошибочным не в зависимости от того, верно оно отражает мир или искажает его, а лишь по нелепому и произвольному признаку—может ли данное предложение быть включено в данную «систему» предложений или нет. Нейрат прямо говорит: «То, что мы не можем систематизировать, отбрасывается как неправильное». Итак, произвол, классовый интерес мечущегося в страхе буржуа—вот, с точки зрения Нейрата, «критерий» истины.
        Представители современной идеалистической, так называемой семантической, философии намеренно игнорируют тот факт, что в языке закрепляются успехи познавательной работы человека. Они изображают язык как собрание условных знаков и правил, которые произвольно могут быть заменены другими, поскольку, по их мнению, в развитии языка нет якобы никакой объективной закономерности и всё построено на случайности.
        Отсюда различные произвольные проекты реформы языка. Подвизающийся в Англии и США философ А. Уайтхэд проповедует отказ от существующих частей речи. Существительные, прилагательные и глаголы этот обскурант отвергает вопреки тому, что они отражают вещи, явления, качества, связи и процессы реального мира, существующие вне сознания человека. Особенно ожесточённо Уайтхэд выступает против грамматического строя языка. И это понятно, «грамматика, — говорит товарищ Сталин, — есть результат длительной, абстрагирующей работы человеческого мышления, показатель громадных успехов мышления»^[5]. Идеалистические же семантики — заклятые враги успехов мышления, развития науки.
        Идеалистическое истолкование основных проблем языкознания такими буржуазными языковедами, как Соссюр, Мейе, Шухарт и др., привело буржуазную лингвистику к явной деградации. Отрывая язык от мышления и от развития общества, буржуазные языковеды отрицают всякую закономерность в развитии языка. Так, согласно наиболее распространённому в буржуазном
[441]  
языкознании взгляду Соссюра, язык «не предумышляет ничего; его «фигуры» передвигаются, или, вернее, видоизменяются, спонтанно и случайно...» Буржуазный лингвист Сепир придумал для объяснения развития языка некую «идеальную языковую сущность», которая существует неизвестно где и якобы господствует над речевыми навыками.
        Разоблачая Н. Я. Марра как упростителя и вульгаризатора марксизма, товарищ Сталин показывает, что Марр в своих ошибочных взглядах в ряде пунктов прямо смыкался с идеалистическими теориями буржуазного языкознания. Марксизм, марксистская наука о языке говорит, что язык является непосредственной действительностью мысли, и, следовательно, у людей, владеющих языком, мысли, идеи не могут существовать без языка. Марр в противовес марксистской теории и вопреки фактам «изобрёл» теорию, утверждающую, что мышление может осуществляться без языка. «Только идеалисты, — указывает И. В. Сталин, — могут говорить о мышлении, не связанном с «природной материей» языка, о мышлении без языка»; «переоценка семантики и злоупотребление последней привели Н. Я. Марра к идеализму»^[6]. Не случайно Марр восхвалял идеалиста Соссюра за «наиболее чуткое восприятие жизни самого языка...»^.[7] Это говорилось о языковеде, который оторвал язык от мышления, от развития общества, наделил его спонтанным, независимым от общества развитием и существованием! Марр, хотя и с оговорками, признаёт также родство своих взглядов с вымученной идеалистической схемой Кассирера. «...В его построении,—писал Марр,—яфетическая теория получает поразительное подтверждение целого ряда своих положений, вплоть до одинаковой их формулировки и тожественности терминов...»[8].И это говорится о реакционном философе-неокантианце, который рассматривает язык как результат спонтанного творчества «духа», создающего для себя в языке символическую форму или орудие, при помощи которого дух подчиняет себе действительность!
[442]            
        Новейшие открытия марксистской науки, особенно же учение И. В. Сталина о языке, дают в руки последовательного материалиста огромной, разящей силы оружие против любой разновидности семантической философии.
        Субъективные идеалисты старались закрепить реакционные вымыслы логического позитивизма с помощью семантических спекуляций. Своим гениальным обоснованием основных законов развития языка товарищ Сталин доказал полную беспочвенность и научную несостоятельность семантического идеализма. Сталинский анализ основоположений научного языкознания камня на камне не оставил от попыток логических позитивистов опереться в борьбе против материалистической философии на выводы языкознания. Подлинно научные выводы в области языкознания, сформулированные товарищем Сталиным, наголову разбивают все попытки семантического, обоснования субъективного идеализма.
        Гениальный труд И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» имеет крупнейшее значение в деле разгрома идеализма. Своим глубочайшим анализом закономерностей развития языка товарищ Сталин показал всю несостоятельность любых попыток буржуазных идеологов произвольно конструировать формы языка, его грамматику и словарный запас. В своём труде товарищ Сталин доказал, что как в прошлом, так и ныне все попытки оторвать развитие языка от развития общества и народа, создавшего язык, обречены на полный провал. Показав, что язык неразрывно связан со всеми сторонами общественной жизни, товарищ Сталин вскрыл несостоятельность утверждений Марра и его сторонников о том, что революционные перевороты в истории антагонистического общества ликвидируют старые языки и создают новые. Революционные перевороты не ликвидируют языка, его грамматического строя и основного словарного фонда, которые изменяются лишь постепенно на протяжении многих тысячелетий существования человека. «Кому это нужно, — говорит И. В. Сталин, — чтобы «вода», «земля», «гора», «лес», «рыба», «человек», «ходить», «делать», «производить», «торговать» и т. д. назывались не водой, землёй, горой и т. д., а как-то иначе? Кому нужно, чтобы изменения слов в языке и сочетание слов в предложении проис-
[443]  
ходили не по существующей грамматике, а по совершенно другой? Какая польза для революции от такого переворота в языке? История вообще не делает чего-либо существенного без особой на то необходимости. Спрашивается, какая необходимость в таком языковом перевороте, если доказано, что существующий язык с его структурой в основном вполне пригоден для удовлетворения нужд нового строя? Уничтожить старую надстройку и заменить её новой можно и нужно в течение нескольких лет, чтобы дать простор развитию производительных сил общества, но как уничтожить существующий язык и построить вместо него новый язык в течение нескольких лет, не внося анархию в общественную жизнь, не создавая угрозы распада общества? Кто же, кроме дон-кихотов, могут ставить себе такую задачу?»[9].
        Подчёркивая устойчивость языка, его словарного фонда, грамматического строя и неприменимость законов развития базиса и надстройки к области языка, товарищ Сталин указывает, что русский язык остаётся в наши дни в основном таким же, каким он был до Октябрьского переворота. Что изменилось за этот период в русском языке? — спрашивает товарищ Сталин. «Изменился в известной мере словарный состав русского языка, изменился в том смысле, что пополнился значительным количеством новых слов и выражений, возникших в связи с возникновением нового социалистического производства, появлением нового государства, новой социалистической культуры, новой общественности, морали, наконец, в связи с ростом техники и науки; изменился смысл ряда слов и выражений, получивших новое смысловое значение; выпало из словаря некоторое количество устаревших слов. Что же касается основного словарного фонда и грамматического строя русского языка, составляющих основу языка, то они после ликвидации капиталистического базиса не только не были ликвидированы и заменены новым основным словарным фондом и новым грамматическим строем языка, а, наоборот, сохранились в целости и остались без каких-либо серьёзных
[444]  
изменений, — сохранились именно как основа современного русского языка».[10]
        Марксистские положения по вопросам языкознания, выдвинутые и обоснованные товарищем Сталиным, опрокидывают и наголову разбивают всевозможные ухищрения семантиков-идеалистов. В свете сталинского исследования совершенно очевидно, что все ухищрения семантиков-идеалистов, выхолащивающих реальное общественное содержание языка и пробавляющихся субъективистскими конструкциями в области языкознания, должны быть и будут похоронены.
        Семантические мракобесы сознательно запутывают вопрос о сущности языка, делают всё для того, чтобы подорвать любовь народов к своему родному языку, как к орудию общения людей, к национальной форме культуры.
        Главный тезис, на котором сошлись все разновидности реакционной, идеалистической, семантической философии, состоит в том, будто «язык не выражает ничего рационального».
        Американские философствующие мракобесы договариваются до того, что рекомендуют людям вообще отказаться от членораздельной речи, ставя в пример человеку средства общения, свойственные животным. Упоминавшийся выше Чейз прямо пишет о «преимуществах» кошачьего языка. «Кошачий мир, — утверждает сей мракобес,— не фальсифицирован верованиями и поэтическими вымыслами...».
        Современная идеалистическая буржуазная лингвистика, прямо и открыто отрывая язык от мышления и от общественной практики людей, совершает это отнюдь не ради каких-то отвлечённых или неясных целей. Классовая основа такого отрыва языка и мышления от жизни и развития общества совершенно очевидна. Такой отрыв требуется в конечном счёте для обеления капитализма, сокрытия от масс его язв и мерзостей.
        Семантические обскуранты изображают дело таким образом, будто в обществе нет противоположных классов,
[445]  
нет угнетения человека человеком, нет эксплуатации, нет классовой борьбы, что общество едино, гармонично. Но вот, мол, есть люди, которые выдают отвлечённые понятия, абстрактные термины за реальности, персонифицируют эти понятия, и отсюда все беды. Так, Чейз даёт длинный перечень понятий, которым якобы не соответствует никакая реальность. Оперирование этими понятиями, именами «несуществующих» вещей приводит, по уверению Чейза, к социальным конфликтам. К таким понятиям Чейз относит «отечество», «нацию», «прогресс», «коммунизм», «свободу», «труд», «капитал», «фашизм» и т. д. С точки зрения Чейза, в действительности ничего соответствующего этим словесным «знакам» якобы нет; но слова эти вводят-де в заблуждение людей, которые ошибочно предполагают за ними реальные явления общественной жизни и ведут из-за подобных «фикций» борьбу друг с другом. Идеалистическими мракобесами выдвинут смехотворный тезис, будто знание семантики привело бы к ликвидации борьбы классов, — и всё в этом мире шло бы гладко и спокойно. «...Если бы знание семантики было всеобщим, — вещает Чейз, — и люди старались бы избежать неудач в общении, то катастрофа едва ли могла бы начаться».
        В подтверждение этой несуразной, но весьма выгодной для эксплуататоров «теории» семантики-идеалисты всячески пытаются доказать, что в мире не существует вещей, которые обозначаются многими весьма распространёнными словами. Так, согласно Чейзу, нет такой «вещи», как «человечество». «Позовите как можно громче: «Эй, человечество, сюда!» — и ни один Адам не отзовётся».
        Чего только при помощи подобного рода «философии» не обосновывают буржуазные идеалисты-семантики!
        Один из них оправдывают ведущиеся империалистами войны, стремясь выгородить поджигателей войны, отвести негодование масс, которым они говорят: «Займитесь-ка лучше собственным языком, очистите его от ненужных понятий, и тогда не будет войн и борьбы классов». Другие, как небезызвестный человеконенавистник-неомальтузианец В. Фогт, опять-таки скрывая от масс источники и причины нищеты, бедствий, голода, безработицы, обращаются к языку, к семантике, стараясь внушить, будто человек не может выразить словами
[446]  
действительность и будто в этом причина ошибок, несчастий и бед. Третьи, как это делает С. Чейз, призывают подвергнуть семантическому анализу такие слова, как «труд» и «капитал», «прибыль», «коммунизм», «капитализм» и другие, с тем чтобы люди поняли, наконец, что им, собственно, не о чем спорить, что они могут жить в мире. Дело дошло до того, что приказчики американских монополистов в комиссии Организации Объединённых Наций по вопросу о правах человека выступили с протестом против запрещения фашистской деятельности и фашистских организаций в США, Англии и других странах, так как, по их мнению, понятие «фашизм» слишком неопределённо.
        Английский философ-материалист М. Корнфорт совершенно прав, когда в своей книге «В защиту философии» говорит, что никто не может оказать монополистическому капиталу лучшей услуги, чем те, кто заявляет, будто не существует тирании капитала и эксплуатации, что это просто фразы и что людей порабощают не другие люди, а употребляемые ими слова. Именно эту услугу реакции и оказывает в настоящее время семантическая философия, подменяющая тиранию капитала «тиранией слов». Корнфорт приводит в своей книге слова писателя Барроуза Данхема по поводу семантической философии: «Итак, теперь мы знаем, что не существует вообще ни собак, ни человечества, ни системы прибылей, ни партий, ни фашизма, ни недоедающего народа, ни недостаточного обеспечения жилищами, ни плохой одежды, ни истины, ни общественной справедливости... Одним взмахом семантики изгнали из жизни все основные проблемы, мучившие человечество на протяжении всей истории человеческого рода»^[11].
        Нет нужды более подробно говорить о том, кому служат взгляды семантических мракобесов.
        Так, казалось бы, отвлечённые проблемы языка, мышления, гносеологии оказываются в условиях буржуазного общества подчинёнными интересам господствующих эксплуататорских классов. Едва ли возможны более
[447]  
наглядные свидетельства служебной роли философских взглядов идеологов современной империалистической буржуазии.
        И. В. Сталин, неопровержимо доказав связь языка со всей жизнью общества, зависимость развития языка от развития общества, обратил в прах буржуазную идеалистическую лингвистику.

        3. ШАРЛАТАНСКИЕ УПРАЖНЕНИЯ БУРЖУАЗНЫХ СОЦИОЛОГОВ ПО ОБЕЛЕНИЮ И ЗАЩИТЕ КАПИТАЛИЗМА

        Со всей определённостью служебное назначение буржуазной идеологии выступает в буржуазных социологических системах, выдающих мерзость капитализма за «вечный» и «совершенный» строй, яростно нападающих на социализм и рабочий класс, на революционное движение, на сторонников мира и демократии.
        Как известно, частная собственность на средства производства лежит в основе буржуазного общества. Неудивительно, что философы и социологи империалистической буржуазии видят свою задачу прежде всего в оправдании и обосновании капиталистической частной собственности на средства производства — основы эксплуатации рабочего класса.
        Американский социолог В. X. Стид из Вашингтонского университета опубликовал в журнале «Америкен социоложикал ревыо» статью, в которой можно прочитать такое рассуждение: «Наиболее сильная черта нашей частнокапиталистической экономики заключается в том, что каждому предоставляется возможность развить идею и использовать промышленность в целях осуществления этой идеи». Другой американский философ Мак Уилльямс высказался вовсе без обиняков: « «Жить» — значит в США иметь частную собственность на средства производства, на капитал; не иметь такой собственности, значит — не жить!».
        Американские трудящиеся хорошо знают горький смысл этих слов! Наёмные идеологи буржуазии предусмотрительно останавливаются на праве «развить идею», «приложить её в промышленности», иметь частную соб-
[448]  
ственность на средства производства и пр. Но ставить вопрос о том или ином праве, не рассматривая вопроса о том, кто может воспользоваться этим правом, значит итти на сознательный обман масс. Известно, что девять десятых населения США, Великобритании, Франции, Италии и всех других буржуазных стран — рабочие, ремесленники, трудящиеся крестьяне, значительная часть служащих, интеллигенция не могут фактически пользоваться даже теми куцыми правами, которые формально им даны, ибо политическая власть и национальное богатство находятся в руках небольшой горстки тунеядцев. Мак Уилльямс вещает, что жить — значит иметь собственность. Но подавляющее большинство населения США не имеет частной собственности на средства производства, т. е. лишено права на жизнь!
        Когда дела магнатов капиталистических стран начинают особенно сильно трещать, на арену выпускают самых оголтелых и злобных, самых матёрых и озверелых врагов коммунизма, защитников и «обоснователей» капитализма.
        Буржуазия ставит цель перед своими идеологами: доказать, что между рабочим классом и буржуазией нет непримиримых противоречий, нет антагонизмов, что эти классы могут найти общий язык, что и рабочие заинтересованы в сохранении капитализма. Таким образом, идеологам буржуазии надо «доказать» недоказуемое. Не трудно представить, к каким жульническим махинациям прибегают они, чтобы сфабриковать нужные и выгодные монополистам воззрения.
        В качестве примера подобных упражнений буржуазных социологов можно привести рассуждения, содержащиеся в книге реакционного американского социолога Роберта Энджелла — «Интеграция американского общества». Тужась устранить «непонимание» между враждебными классами буржуазного общества, Энджелл предлагает произвести децентрализацию крупной промышленности, в результате чего население-де вернётся к меньшим, «более естественным обществам». Рост электрификации, фабрик и железных дорог делает, мол, возможной такую децентрализацию. Но только очень уж наивные простаки могут поддаться на подобный жульнический приём. Не говоря уже о том, что в действительности в капиталистическом
[449]  
обществе происходит обратный процесс — всё большая централизация и концентрация капитала в монополистических объединениях, никакая децентрализация не затрагивает вопроса об антагонизме противоположных общественных классов и отнюдь не может устранить этого антагонизма. Предложения о децентрализации промышленности — это просто дешёвый шулерский приём, придуманный для обмана рабочих.
        Не менее лжив и второй путь к «устранению» классовых противоречий, предлагаемый Энджеллом. Речь идёт у него о том, чтобы установить принудительный труд для юношей и девушек 18 и 19 лет всех классов общества. Во время общения молодых людей различных классов друг с другом исчезнут-де социальное различие и взаимное непонимание, имеющиеся ныне. Какое циничное издевательство над действительностью! Эксплуататорские классы устанавливают непроходимые грани между своими отпрысками и рабочей молодёжью. У тех и других нет и не может быть общих интересов. Нетрудно понять, что рецепт Энджелла — это выгодный для буржуазии путь создания организованной каторги для детей рабочих и крестьян под надзором агентов эксплуататорских классов, путь изоляции в концентрационных лагерях молодого поколения рабочего класса и использования его капиталистическим государством в качестве бесплатной рабочей силы.
        Энджелл рекомендует, далее, обязательную военную службу, во время которой представители различных классов будут жить вместе, что-де создаст близость, необходимую для полного взаимопонимания классов. Опять обман и надувательство! Под благовидным предлогом буржуазные социологи пытаются разгромить сопротивление трудящихся; поскорее подготовить пушечное мясо для своих империалистических авантюр, ввести в США обязательную воинскую повинность. Хорошо известно, что буржуазия либо откупается от службы в армии, либо готовит своих сыновей для офицерской службы, что, как правило, недоступно трудящимся. Предложение Энджелла есть заведомое жульничество. Как будто капиталист, одетый в военную форму, перестаёт быть капиталистом, а рабочий в солдатской шинели перестаёт быть пролетарием. Только заведомый лжец и верный слуга
[449]  
империалистов может проповедовать такие идиллии в капиталистических джунглях.
        Буржуазии настолько важно ввести в заблуждение рабочих по этому коренному вопросу, что её идеологи разрабатывают процедуру «изжития» классовых противоречий во всех деталях. Так, они предлагают развивать потребительскую кооперацию, которая будто бы создаёт при капитализме условия для сближения представителей разных общественных классов. Рекомендуется, далее, поучать в школах детей относительно современных социальных условий и их согласованности с «общеамериканскими ценностями», проводить конференции по обмену опытом и точками зрения между представителями разных классов, что, мол, повлияет на достижение «единства в восприятии и истолковании явлений». В своём усердии служить империалистам их социологи превращаются в шутов. Когда энджеллы, богардусы и все эти шарлатаны, называющие себя социологами, пишут подобные вещи, они, про-видимому, заранее смеются над теми простаками, которые попадутся на их удочку.
        В особенно наглой форме осуществляется защита капиталистов их социологами, когда обсуждается такой вопрос, как «неравенство в собственности и доходах». Вот здесь-то и обнаруживается вся гнусная суть измышлений идеологов империалистов. Как только речь заходит о прибылях класса капиталистов, о возможности уменьшения, а то и изъятия их доходов, среди буржуазных социологов сразу начинается переполох. Они спешат заявить, что радикальное уменьшение неравенства общественных классов путём изъятия части доходов класса капиталистов не может быть достигнуто без того, чтобы при этом не возникла опасность... «убийства демократии».
        Когда в обществе — миллионы безработных, когда люди труда умирают от голода, болезней, нищеты, это па языке прихвостней буржуазии называется «расцветом демократии». Когда же заходит лишь разговор об уменьшении прибылей, награбленных имущими классами, это оказывается «убийством демократии»!
        Лживая болтовня буржуазных социологов об «уменьшении неравенства» в собственности и доходах разных классов предназначена для отвода глаз, для того чтобы
[451]  
пустить пыль в глаза трудящимся классам. Никто из буржуазных социологов не помышляет об уменьшении барышей капиталистов. Буржуазным правительствам социологи не рекомендуют вмешиваться в это дело, потому что это-де означало бы «нарушение демократии»; рабочим запрещается предпринимать что-либо в этом направлении, так как это означало бы, по мнению социологов, «диктатуру рабочего класса». Что же касается самих собственников, то за них совершенно спокоен даже последний кретин из буржуазных социологов — они добровольно никогда не пойдут на уменьшение своих прибылей.
        Пока существует капитализм с его эксплуатацией трудящихся, пока у власти стоят тунеядцы и их слуги, ни о каком единстве нации или ликвидации классовых антагонизмов не может быть и речи. Только социализм являет собой общество, где все трудящиеся спаяны общей целью, самоотверженным трудом для своего народа. Вся практика и идеология современной буржуазии говорит лишь о том, как глубоко заинтересованы капиталисты в том, чтобы скрыть антагонистические противоречия буржуазного общества, освятить на веки вечные основанные на эксплуатации буржуазные общественные порядки. Маркс ещё в «Нищете философии» отметил тот факт, что «пока человек остается буржуа, он не может не видеть в этих (буржуазных. — Г. Л.) основанных на антагонизме отношениях отношения гармонии и вечной справедливости...»^[12].
        Но в каких бы формах ни проводились приукрашивание и защита капитализма буржуазными философами и социологами, самый факт защиты ими капитализма отталкивает массы от той идеологической сивухи, которую так старательно варят учёные лакеи империалистов. Этим объясняются непрестанные усилия буржуазных идеологов «обновить» и вместе с тем ещё более замаскировать свои «теории», выдвинутые в защиту капитализма.
        Одним из новейших приёмов такого «обоснования» и вместе с тем маскировки, имеющей целью не оттолкнуть читателей слишком явно холуйской защитой буржуазии,
[452]  
является изобретение понятия «народного» капитализма. «Хотя и капитализм, но зато народный»—эта формула, по мысли её авторов, делает защиту и обоснование современных реакционных империалистических порядков более эффективными. Некоторое время тому назад в Нью-Йорке вышла книга Эрика Джонстона «Неограниченная Америка». Джонстон заявляет, что написал свою книгу «в защиту народного капитализма». Национальной философией американцев Джонстон провозглашает индивидуализм. Он отмечает в своей книге, что европейцы часто упрекают США за их «американский материализм», и пытается доказать, что этот «материализм» носит «идеалистический характер» в том смысле, что он совместим с «возвышенными концепциями». Джонстон уверяет, что, когда Хилл строит железные дороги, Карнеги льёт сталь, Форд выпускает автомобили, то делают они это не для того, чтобы загребать сотни миллионов долларов барышей, но ради участия в «процессе создания американской цивилизации».
        Но как бы ни распинался Джонстон, трудящиеся массы всё более сознают, что капиталисты являются их злейшими врагами, что правительство США полностью подчинено хищным интересам промышленных и банковских тузов. Адвокаты империалистической буржуазии типа Джонстона прекрасно понимают, насколько опасно для капитализма стремление масс к устранению социальных несправедливостей. Изобретая всевозможные доводы и теории в защиту капитализма, эти адвокаты надеются таким образом оправдать капиталистический строй, уже осуждённый мировой историей — самым строгим, справедливым, неподкупным судом.

        4.ОБ ИДЕОЛОГИИ АМЕРИКАНСКИХ ЛЮДОЕДОВ (КОСМОПОЛИТИЗМ, «ГЕОПОЛИТИКА», НЕОМАЛЬТУЗИАНСТВО)

        Прислужничество современных буржуазных философов перед монополистическим капиталом не ограничивается одной лишь апологией экономических и политических устоев капитализма: философствующие адвокаты имнериа-
[453]  
листического бизнеса стремятся дать «теоретическое» обоснование любому мероприятию внешней и внутренней политики империалистов.
        Как указал товарищ Сталин в докладе на XVI съезде ВКП(б), в основе всей внешней политики империалистических государств и, прежде всего, США лежит стремление правящих классов получить максимальную прибыль. С этой целью империалисты готовят новую войну для завоевания новых рынков сбыта и источников сырья, для порабощения народов и достижения мирового господства.
        Буржуазные философы, социологи и теологи мобилизованы для обоснования политики империалистической экспансии. Им поручена обработка общественного мнения, растление сознания масс. О том, как выполняется эта задача, свидетельствует, например, книга епископа Нокса «Бог и атом», в которой можно прочитать, что бог является вдохновителем американского атомного шантажа.
        Американские промышленники наводнили европейские и азиатские рынки капиталистических стран не одними только залежавшимися консервами, подгнившим табаком и устарелым оборудованием, но и идеологическими товарами. Мы имеем в виду невежественные, реакционнейшие «исследования», «труды» американских буржуазных идеологов, в коих проповедуются фашистские расовые бредни о «превосходстве» англо-саксов над другими народами, гитлеровские выдумки о войнах как «естественном» состоянии человеческого общества, домыслы о создании «мирового правительства», «сверхгосударства» и т. д.
        Английский мракобес Рассел стремится доказать, что экспансионистские планы американо-английского блока продиктованы законами мировой истории. Само собой разумеется, что при этом Рассел, вообще отрицающий закономерности исторического процесса, выдумывает угодные ему законы истории. Цивилизация, дескать, невозможна без угнетения, а цивилизованные люди, объединившись в «большие общины», якобы не могут сохранять «существование собственного общества» без того, чтобы не уничтожать или не покорять другие народы. Таков, согласно Расселу, основной «закон» истории.
[454]            
        Рассел хочет убедить читателей в том, что народы всегда лишь военной силой разрешали существовавшие между ними недоразумения и противоречия, особенно в области идеологии. Сей воинственный старец уверяет, будто «большинство войн сопровождалось и обострялось столкновением «идеологий», в котором победа решала, что должно считаться «истиной»». Ну, а если в прошлом люди разрешали идеологические конфликты лишь вооружённой силой, то с какой же стати государства, народы, партии будут отступать в наши дни от этого «закона», изобретённого Расселом! Вопрос, о том, какая экономическая система лучше — коммунизм или капитализм, идеолог английских империалистов призывает решить военной силой. Что может быть лучшим критерием истины, чем атомная бомба! — таков конечный вывод атлантического «мудреца».
        Выступая по поручению Бельгийского института международных отношений с докладом об «идее всемирного правительства», Рассел призывал немедленно «начать войну против Советского Союза». Он предупреждал английских и американских империалистов, что промедление может поставить их в невыгодное положение, что нужно спешить и как можно скорее сбросить атомные бомбы на Советский Союз.
        Смертельно ненавидя Советский Союз за то, что он смело и последовательно разоблачает поджигателей новой войны, врагов мира и демократии, Рассел пытался обосновать в своём докладе «справедливость» и «полезность» для народов американо-английского господства над миром. Он призывал создать «международную организацию» «без всяких славян, без всяких восточных народов», «без русских».
        Агитация английского империалиста за новую войну, его утверждение, будто бы войны между народами представляют собой «законное», «естественное» состояние человечества, — все эти бредни поразительно точно совпадают с разглагольствованиями на эти темы Гитлера и Муссолини. Но это не единственный пункт трогательного единодушия английских империалистов с немецкими и итальянскими главарями фашизма. В своё время Гитлер и его прихвостни воевали за создание единого мирового «сверхгосударства», подчинённого фашистской Германии,
[455]  
за организацию такого «мирового порядка», при котором немецкая нация явилась бы нацией господ, а все другие — нациями рабов. Точно так же и Рассел, воспроизводя реакционные фашистские бредни, призывает к созданию «единого сверхгосударства», в котором англосаксам должно быть предоставлено господствующее положение.
        Рассел понимает, что даже развязывание новой войны, истребление целых народов не спасло бы будущее фашистское «сверхгосударство», о котором мечтают американские империалисты, от гибели, так как нельзя подавить народные массы, невозможно искоренить из их умов передовые идеи. Рассел идёт до конца: он предлагает предусмотреть, чтобы в будущем «сверхгосударстве» народные массы не играли никакой роли; они должны быть, по Расселу, покорными и безмолвными рабами.
        Основными «теориями», служащими целям «обоснования» экспансионистских притязаний современных империалистических хищников, являются космополитизм, «геополитика» и неомальтузианство, сливающееся с расизмом.
        В современных условиях идеология космополитизма обслуживает империалистическую политику, направленную на завоевание мирового владычества американскими империалистами, на выкачивание из колониальных и зависимых стран максимальных прибылей, на предотвращение дальнейшего отпадения от капиталистической системы народов, борющихся за своё освобождение от колониального гнёта и полуколониальной зависимости. Американские монополисты получили от грабежа Японии, Филиппин, африканских колоний и других стран сотни миллионов долларов прибылей. Английская фирма «Юнайтед Суа Бетонг раббер эстейше компани», эксплуатирующая трудящихся Малайи, получила в 1949 г. 259 900, а в 1950 г.—1 435 900 фунтов стерлингов прибыли. Английские монополисты в целом выкачали из Малайи только в 1951 г. 400 млн. долл. В подобных фактах — объяснение источников лживой космополитической пропаганды, проводимой американскими п английскими миллионерами во всех буржуазных странах. Речь идёт о стремлении американских и английских империалистов увековечить колониальное рабство там,
[456]  
где оно существует, и установить его там, где его еще нет.
        Космополитическая политика и идеология буржуазии, направленные на ликвидацию государственного суверенитета, подавление национальных языков и национальной культуры, прямо и непосредственно служат делу империалистического бизнеса. Потому-то американо-английские социологи и философы и ведут бешеную проповедь космополитизма, призывая народы отказаться от отечества, национальной независимости, культуры, родного языка ради так называемого «мирового общества», ибо это выгодно империалистам, стремящимся прибрать к своим рукам весь мир.
        Один из наиболее махровых американских черносотенцев в социологии, И. Богардус, тщится внушить читателям мысль о необходимости замены национальных культур «космополитическим мышлением». Но, призывая «соединить различные национальные цивилизации», Богардус проговаривается, требуя, чтобы американцам был предоставлен «контроль над пропагандой во всём мире». Пропаганда космополитизма оказывается, по существу, империалистическим требованием американизации всего земного шара, подчинения экономики всех других стран интересам американских рабовладельцев.
        Космополитизм как реакционная идеология буржуазии непосредственно вырастает из империалистической, экспансионистской политики правящей клики в основных буржуазных государствах. До поры до времени буржуазия вела борьбу за свои классовые интересы под флагом национализма, под маской лжепатриотизма. Но, как отмечал ещё Маркс, патриотизм буржуазии «выродился в чистое притворство с тех пор, как ее финансовая, торговая и промышленная деятельность приобрела космополитический характер».[13]
        Переход буржуазии на идеологические позиции космополитизма отнюдь не означает отказа от националистической идеологии. Космополитизм является лишь оборотной стороной национализма империалистических агрессоров. В эпоху, когда империалистическая буржуазия
[457]  
направила усилия на завоевание мировых рынков, когда широко развернулась борьба за передел мира, возникли и развивались империалистические монополии, распространившие свои щупальца на весь капиталистический мир, — космополитическая маска стала особенно удобной и приемлемой для захватнической, шовинистической, расистской, империалистической политики таких стран, как США, Великобритания, Франция, фашистская Германия. Выдвижение на первый план космополитических взглядов объясняется также попыткой империалистов разных стран заключить между собой союз для борьбы с рабочим движением, для упрочения своего господства.
        В. И. Ленин вскрыл глубочайшие классовые основы распространения реакционной, космополитической идеологии буржуазии в эпоху империализма: «...общий, лежащий в основе экономического капиталистического союза, союз империалистов всех стран, союз, естественно и неизбежно для защиты капитала, не знающего отечества, доказал многими крупнейшими, величайшими эпизодами в мировой истории, что выше интересов отечества, народа и чего угодно капитал ставит охрану своего союза капиталистов всех стран против трудящихся»^[14].
        Это стремление к созданию агрессивного блока империалистических государств под прикрытием идеологии космополитизма особенно усилилось в связи со стремительным развёртыванием борьбы за национальное освобождение в колониальных и зависимых странах. При этом на идеологию космополитизма возлагается двойная задача: заглушение противоречий, разъедающих изнутри империалистический лагерь, и подавление национально-освободительных движений в зависимых странах.
        Буржуазия привлекла всех своих продажных философов и литераторов для проповеди космополитической идеологии, для прославления «американского образа жизни» как якобы международного и наиболее «совершенного». Народам, порабощаемым американским
[458]  
капиталом, всячески внушается, что государственный суверенитет представляет собой «архаический пережиток», а патриотизм, по гнусной терминологии империалистов, оказывается чем-то вроде идолопоклонства.
        Буржуазный социолог Карр в объёмистых и широко рекламируемых «исследованиях» пытается убедить массы, будто «огромное большинство населения мира не чувствует приверженности к какой-либо нации». Министр иностранных дел Великобритании Иден задался целью «лишить национализм его жала», т. е. обессилить борьбу народных масс за сохранение государственной независимости своих стран и облегчить тем самым завоевание и порабощение этих стран американо-английским империалистическим блоком. Американец Беккер предлагает культивировать особый «функциональный интернационализм», причём этот наёмный писака признаётся, что при помощи «функционального интернационализма» можно будет «незаметно обуздать независимость суверенных государств». Понятно, что ни грана интернационализма в этом космополитическом «функциональном интернационализме» нет. Теоретик английской лейбористской партии, теперь уже умерший, Гарольд Ласки развёртывал целую кампанию за «новый мировой порядок», при котором принцип суверенитета будет «явным анахронизмом». Леон Блюм, как известно, «доказывал», что условием сохранения государственной независимости является отказ от ...национального суверенитета.
        Идеологи американского империализма упорно, настойчиво внушают всем слоям населения США и буржуазной Европы, будто бы национальная самостоятельность приносит народам одни заботы и неприятности, которые-де моментально исчезнут, как только Соединённые Штаты возьмут на себя попечение о судьбах народов, переложат «на собственные плечи» все «тяготы», связанные с управлением «мировыми делами».
        Буржуазия мобилизовала прессу, издательства, радио, кинопромышленность, школы и университеты для пропаганды агрессивной, империалистической идеи «мирового правительства». При этом многие буржуазные идеологи уже и не скрывают того обстоятельства, что «мировое правительство» является лишь псевдонимом правительства американских монополий, цель которого—завоева
[459]  
ние США мирового господства. Так, например, Рассел требует, чтобы «мировое правительство» было навязано американцами силой. Этот взбесившийся людоед вовсе сбросил маску. «Всемирное правительство», вещает сей империалистический пророк, будет создано в результате победы «под эгидой Америки»; оно «может быть создано только путём применения силы». Рассел не ограничивается требованием ликвидировать национальную независимость всех стран, подчинив их США. Прямо в духе Гитлера он рисует то положение, которое возникнет, если США создадут «мировое правительство». Всем народам, исключая американцев, будет запрещено иметь свои государства, свои армии. Благодаря этому, как цинично утверждает Рассел, наступит всеобщее успокоение и «кошмар мира, разделённого на два враждующих лагеря, кончится». Расселу вторит его американский собрат Ривс, призывающий покончить с «независимыми суверенными единицами» и создать мировое «сверхгосударство». Он рекомендует тот же самый «ключ» для «установления мирового порядка», что и Рассел, — подготавливаемую американо-английским блоком новую мировую войну.
        Англичанин Артур Комптон целиком присоединяется к ним. Он также за «мировое правительство», которое-де «стало неизбежным» и которого надо добиться, даже если для этого придётся провести «катастрофическую третью мировую войну для определения того, кто будет господствовать».
        Весь этот горячечный бред взбесившихся буржуа говорит не только о крайней степени озлобления и ненависти к социализму у империалистической буржуазии, он свидетельствует также о том, насколько потеряли её идеологи чувство реальности. Империалистические помпадуры должны были бы знать, что им никогда не удастся «закрыть» лагерь мира, демократии и социализма: сие от них не зависит!
        Нажившись на последней мировой войне, американские империалисты и их английские «младшие партнёры» неистовствуют в подготовке новой войны, в результате которой они надеются поработить новые страны, завоевать «мировое господство». Сама подготовка войны приносит громадные барыши монополистам, так как
[460]  
увеличивает военные заказы и помогает вести наступление на жизненный уровень и политические права трудящихся.
        Ведя яростную борьбу за мировое господство, империалисты США и их идеологические прислужники усиленно вколачивают в головы людей космополитические идеи, изображая дело так, будто трудящимся «выгодно» и «полезно» оказаться безродными существами, а народам — продать свою государственную независимость и национальную культуру за американскую «чечевичную похлёбку».
        Таков нынешний космополитизм буржуазии. Это — неприкрытая идеология наглой подготовки к войне против СССР и стран народной демократии, фашистская идеология человеконенавистничества и порабощения народов.
        Но трудящиеся на деле, на повседневном опыте убеждаются, что американское вторжение несёт им лишь экономическое разорение, обнищание, усиление безработицы, упадок культуры и национальное унижение.
        Идеологи современной буржуазии всё чаще сбрасывают с себя маску демократов и миролюбцев и обнаруживают отвратительную физиономию космополитических поджигателей войны, защитников агрессии и проповедников империалистического экспансионизма. Ленин ещё в 1919 г. раскрыл «методологию» реакционных буржуазных политиков: «...когда французские, американские и английские капиталисты говорят: «Мы вам гарантируем независимость» —это на практике значит: «Мы у вас скупаем все источники ваших богатств и держим вас в кабале. Кроме того, мы вас третируем с наглостью офицера, который приехал в чужую страну управлять и спекулировать и ни с кем не желает считаться»»^[15].
        Для распространения реакционной космополитической пропаганды так называемого «мирового правительства» американо-английские империалисты не брезгуют ничем. Так, недавно американская реклама оповестила
[461]  
мир о выходе в свет космополитического «исследования», принадлежащего перу известного американского «теоретика» игры в бридж Эли Кульбертсона. Этот завзятый картёжник и идеолог игорных притонов в предисловии к своему опусу — «Тотальный мир» следующим образом поучает американских политиков: «...Как это ни странно, мой опыт в качестве научного игрока в карты очень помог мне в планировании американской внешней политики. Я известен как смелый, агрессивный игрок. На самом деле я никогда не иду на серьёзный риск, не подготовив надёжного отступления на случай неудачи. Затруднения большинства лиц, составляющих планы мира, состоят в том, что они кладут все свои яйца в одну идеалистическую корзину. Они не знают, как предвидеть непредвиденное, как рассчитать то, что не поддаётся исчислению...».
        Никого не может удивить тот факт, что жулик и картёжник выступает в США в качестве лица, обосновывающего или планирующего американскую внешнюю политику. Там это в порядке вещей. Но в чём же состоит эта шулерская политика? Оказывается, она строится па трёх принципах. Первый принцип состоит в том, что США не могут «позволить какому-либо другому крупному государству материально увеличивать свою власть». Второй — в том, что США должны как можно энергичнее использовать свои преимущества, свою власть, дабы «обеспечить себя стратегически» в будущей войне. Третий принцип состоит в том, чтобы подчинить США все государства мира, назвав мировое господство США «системой мировой коллективной безопасности». Кульбертсон довольно откровенно изложил то, что делают его хозяева. Недаром «план Кульбертсона» вызвал восторженную поддержку со стороны буржуазных политиков и идеологов. Американский социолог профессор Эллвуд назвал сей план «самым совершенным механизмом, какой изобрёл ум человека», а профессор Хортон из Оберлинского колледжа, расшаркавшись перед своим коллегой-картёжником, предложил руководствоваться «планом Кульбертсона» в деле «мирового устройства». Оказывается, есть ещё чему поучиться американским социологам у своих отечественных шулеров.
        Таким образом, космополитическая идеология совре-
[462]  
менной буржуазии является идеологией разбойничьего империализма, а псевдонаучные разглагольствования прожжённых космополитов относительно мирового правительства, мирового языка и т. п. представляют собой лишь идеологическое прикрытие империалистической экспансии крупнейших капиталистических хищников, в особенности монополистов США.
        Труд товарища Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» даёт мощное идеологическое оружие народам, борющимся против их порабощения американо-английским империализмом, за национальную и государственную самостоятельность, за свою независимость.
        На примере так называемой геополитики, непосредственно опирающейся на «географическое направление» в социологии, разоблачённое товарищем Сталиным в его классическом труде «О диалектическом и историческом материализме», и неомальтузианства, опирающегося на «теорию народонаселения», также опровергнутую товарищем Сталиным в том же труде, особенно ярко видна прямая служебная роль современной буржуазной социологии.
        В истории последних десятилетий можно было наблюдать весьма интересное явление в развитии буржуазных социологических воззрений: каждый раз, когда в какой-либо части света империалисты готовили войну, из архива истории извлекались «географические теории», призванные «научно» подкрепить начинавшуюся экспансию, борьбу за перекройку географической карты. При этом центр разработки «географической» социологи» перемещался из одной страны в другую. Эта теория объявлялась последним словом социологической науки всюду, где велись приготовления к военным походам с целью закабаления других народов.
        В течение всего XIX в. Англия усиленно прибирает к рукам «ничейные» земли, завоёвывает колонии, изгоняет из Африки, Индии, Австралии своих конкурентов. Появляются и соответствующие теории, объясняющие экспансию английской буржуазии географическим положением Великобритании. Получившая широкую известность «История цивилизации в Англии» Бокля (1821 — 1862) является попыткой географически обосновать колониальные захваты Англии.
[463]            
        В конце XIX и начале XX в. Германия быстро догоняет в промышленном отношении передовые капиталистические страны. Немецкая буржуазия приобрела силу, когда мир оказался уже поделённым между другими капиталистическими государствами. Начинается бешеная военная подготовка к завоеванию рынков, к переделу мира, и географическое направление в социологии становится модным в Германии. Социолог Ратцель (1844—1904) издаёт свои труд «Земля и жизнь», в котором сетует на несправедливость судьбы «высшей арийской расы», считая, что немцам сам бог велел бороться за передел земли в пользу Германии. С установлением фашистской диктатуры в Германии с новой силой вспыхивает этот специфический интерес к «географии». Географическое направление, получив нелепое наименование «геополитики», усиленно разрабатывалось целой оравой псевдоучёных под водительством Гаусгофера и стало официальной идеологией фашизма, а Гитлер слыл за первого «географа» и «геополитика».
        Одновременно с этим «обновлением» географического направления в социологии в Европе идёт признание и поддержка этого течения правящими классами в Японии. Ещё в 1894 г. Иноуэ Тэцудзиро заявил о «светлой миссии Японии в Азии». В 1934 г. появляется широко затем распространённый в Японии «труд» Камады Нагаеси и генерала Судзуки «Книга для чтения по истории пробуждения японского духа», в которой уже выражаются претензии на «географическое» влияние «японизма» далеко за пределами Азии. Японские профессора вбивали в головы своих слушателей бредовую идею завоевания Японией всего мира.
        В наши дни центр географического направления в социологии, как этого и следовало ожидать, перекочевал в Вашингтон.
        Американские и английские империалисты, готовясь к перекройке карты мира, сильно обеспокоены нарастающим национально-освободительным движением в колониях. Они лихорадочно строят военные базы во всех частях света, укрепляют военные гарнизоны в колониях. На сцену выпускается целая свора оголтелых реакционеров, молниеносно ставших «специалистами» по расовым вопросам и «геополитическому» обоснованию экспансии.
        Хозяева бросили кость, подали знак, и лакеи подняли вой. Заказ быстро выполняется. Настрочили и выпустили в свет расистские «геополитические» «труды» Паудермекер, Джои Берма, Гарт, Богардус, Бернард и другие выученики буржуазии. А философ-колонизатор, одни из основателей так называемого «холизма», Смэтс, до своего последнего смертного часа предлагал англо-американцам обзавестись большим количеством хлыстов и цепей, ибо-де без «твёрдой администрации» у туземцев наступит «хаос и большевизм».
        Географическое направление в социологии необходимо империалистической буржуазии по ряду причин. Ссылками на географическую среду она пытается объяснить особые «природные свойства» колониальных народов, экономическую отсталость Индии, Австралии и других колониальных и зависимых стран. Таким образом, буржуазные социологи пытаются снять ответственность за отсталость колониальных стран с империалистов, которые в течение десятилетий грабят эти страны, сознательно поддерживая и насаждая в них отсталость. Эти же ссылки на фатальное значение географических условий призваны примирить угнетаемые народы с их рабской участью, привить трудящимся настроения пассивности и обречённости. Нечего говорить, что империалистам безопаснее управлять народом, не осознавшим подлинных причин своего бесправия и своей отсталости, нежели народом, который понимает, во что обошлось ему «культуртрегерство» империалистов.
        Правящие круги США, Англии, Франции поставили «географическую теорию» на службу империалистической политики захвата «жизненного пространства», сохранения колониальных владений, завоевания мирового господства. Географическое объяснение развития общества уже давно превратилось в орудие империалистической политики, в орудие колониального угнетения народов и развязывания новых войн за передел мира.
        Марксизм-ленинизм вскрыл ненаучность и империалистический характер географического объяснения развития общества, показав, что оно в корне враждебно интересам народных масс и противодействует борьбе за мир между народами.
[465]            
        Товарищ Сталин в своей работе «О диалектическом и историческом материализме» дал исчерпывающую критику буржуазной социологии, которая приписывает географической среде решающую роль в истории. Географическая среда, как показал товарищ Сталин, является, конечно, одним из постоянных и необходимых условий развития общества, она ускоряет или же замедляет ход развития общества. Но влияние географической среды «не является определяющим влиянием, так как изменения и развитие общества происходят несравненно быстрее, чем изменения и развитие географической среды. На протяжении трех тысяч лет в Европе успели смениться три разных общественных строя: первобытно-общинный строй, рабовладельческий строй, феодальный строй, а в восточной части Европы, в СССР сменились даже четыре общественных строя. Между тем за тот же период географические условия в Европе либо не изменились вовсе, либо изменились до того незначительно, что география отказывается даже говорить об этом. Оно и понятно. Для сколько-нибудь серьезных изменений географической среды требуются миллионы лет, тогда как даже для серьезнейших изменений общественного строя людей достаточно нескольких сотен или пары тысяч лет.
        Но из этого следует, что географическая среда не может служить главной причиной, определяющей причиной общественного развития, ибо то, что остается почти неизменным в продолжение десятков тысяч лет, не может служить главной причиной развития того, что переживает коренные изменения в продолжение сотен лет»^[16].
        Географическое объяснение развития общества является идеалистической теорией, так как оно игнорирует определяющую основу жизни людей — способ общественного производства, деятельность народных масс. Эта теория ставит во главу угла воздействие географической среды на психику человека и определяющим моментом развития общества считает в конце концов психический склад людей. Согласно этой теории, географическая среда оказывает решающее влияние на умственную
[466]  
одарённость и психику людей, а вся остальная общественная жизнь, все её проявления, в том числе и социально-политический строй, объявляются зависимыми от характера, ума и психики человека.
        Неудивительно, что американские империалисты вновь ухватились за эту реакционную «теорию» и ставят её на службу своим целям по завоеванию мирового господства. Американский социолог Спикмен («Стратегия Америки в мировой политике»), англичанка Мейрин Митчелл («Мы в силах обеспечить мир»), американец Зифф («Джентльмены о мире») и другие прямо подчинили «географическую теорию» империалистической политике своих правительств.
        Зифф предлагает разделить весь мир на полдюжины гигантских «государств-агрегатов», создав объединённый восток, объединённую Европу вместе с прилегающими к Средиземному морю районами (включая Северную Африку), западный союз, охватывающий Северную и Южную Америку, а также Британские острова и Австралию. Само собой разумеется, что основное население земного шара должно находиться, по мнению Зиффа, под эгидой США. Идеальный мировой порядок, по его мнению, будет установлен лишь тогда, когда США поглотят остальной мир, подчинив себе все другие народы и государства. Так выглядит новейший вариант «географической теории» у американца Зиффа.
        Буржуазная пресса США широко разрекламировала книжку американского журналиста В. Хесслера «Операция выживания» («Новая роль США в мировой политике»), в которой геополитика немецких фашистов, подправленная в интересах американских империалистов, провозглашается «новейшим» методом духовной подготовки населения к завоеванию мирового господства американским империализмом. «Новая» геополитика проповедует, что американцы должны господствовать «над Атлантическим и Тихим океанами и над воздушным пространством Арктики...». В Лондоне издана книга А. Моуди «Географическая подоплёка политики», в которой без всяких обиняков империалистические державы призываются окружить СССР и страны народной демократии железным кордоном из «окраинных земель» — военных плацдармов для нападения на страны социализма.
        Столь же ярко выявляется служебная роль современной буржуазной социологии, если обратиться к «теории народонаселения», к неомальтузианству.
        В английских колониях и полуколониях — в Индии, Австралии, Южной Африке умирают миллионы людей от голода, нищеты, болезней, непосильного подневольного труда. В Соединённых Штатах Америки почти полностью истреблено туземное индейское население, некогда насчитывавшее десятки миллионов. Пятнадцатимиллионное негритянское население США лишено всяких прав и подвергается жестоким гонениям и унижениям. Буржуазные политики, историки и социологи не могут отрицать эти факты. Но объяснение этих фактов у них состоит либо в расистских домыслах о существовании «высших» и «низших» рас, либо в человеконенавистнических бреднях о слишком якобы быстро возрастающей численности населения, которая-де обгоняет развитие средств существования.
        Английский поп Роберт Мальтус утверждал в конце XVIII в., будто среди растений и животных действует закон абсолютного перенаселения, полностью распространяющийся и на человеческое общество. Согласно вымышленному мальтусову закону, средства существования в общество растут в арифметической прогрессии, а рост населения происходит в прогрессии геометрической. В главном своём сочинении «Опыт о законе народонаселения» Мальтус выводил нищету и пороки в обществе из якобы существующего в нём постоянного перенаселения стран.
        Вполне очевидна классовая эксплуататорская подоплёка этих реакционных взглядов. Мальтузианство пытается снять вину за нищету и вымирание в среде рабочего класса с господствующих классов капиталистического общества. «Главная и непрерывная причина бедности, — говорит Мальтус, — мало или вовсе не зависит от образа правления, или от неравномерного распределения имуществ; — богатые не в силах доставить бедным работу и пропитание; — поэтому, бедные по самой сущности вещей, не имеют права требовать от них работы и пропитания...».
        Эта наглая, откровенная защита буржуазии, ненависть к трудящимся, оправдание капитализма и клевета на народ характерны для всех буржуазных «теорий народонаселения».
[468]            
        Марксизм-ленинизм разоблачил мальтузианство как враждебную науке реакционную идеологию. Для Мальтуса, писал Маркс в «Теориях прибавочной стоимости», характерна глубокая низость мысли, «низость, которую может позволить себе только поп, который в человек ческой нищете видит наказание за грехопадение и вообще ссылается на «земную юдоль скорбей», имея в то же время в виду получение богатого прихода...»^[17]. Мальтузианство не выдерживает никакой критики с точки зрения науки и практики.
        В буржуазной теории народонаселения имеются две основные ветви: одна связывает прогресс общества с ростом населения, увеличением плотности населения в каждой стране. Другая видит в росте населения, его большой плотности источник всех бед. Так или иначе, обе эти ветви ставят развитие общества в зависимость от численности населения. Товарищ Сталин окончательно разгромил буржуазные теории народонаселения, согласно которым рост населения является определяющим фактором общественного развития. В работе «О диалектическом и историческом материализме» товарищ Сталин указал, что рост народонаселения, та или иная плотность населения входит в понятие «условия материальной жизни общества». Люди составляют важный и «необходимый элемент условий материальной жизни общества, и без наличия известного минимума людей не может быть никакой материальной жизни общества»^[18]. Рост народонаселения оказывает известное влияние на развитие общества: содействует пли, наоборот, тормозит его развитие. Понятно также, что количество населения и темпы его роста в известной мере могут влиять на силу той или иной страны, а также на перспективы её развития. Но отсюда вовсе не следует, что рост населения является определяющей силой развития общества.
        Современная буржуазная социология усиленно занимается подтасовкой статистических данных о росте населения в разных странах с целью подкрепить человеко-
[469]  
ненавистническую мальтузианскую «теорию» новыми аргументами. Однако данные иностранной печати о плотности населении различных стран начисто опровергают эту теорию.

        Эта таблица свидетельствует о том, что плотность населения никоим образом не может объяснить ни формы общественного строя этих государств, ни степени развития производительных сил в них.
        Товарищ Сталин указал, что если бы рост населения являлся определяющей силой общественного развития, то более высокая плотность населения обязательно должна была бы вызвать к жизни соответственно более высокий тип общественного строя. В действительности этого нет. Так, например, Турция — полуфеодальная страна, а США достигли высшей стадии капитализма; однако плотность населения в Турции составляет, как видно из таблицы, 27 человек на квадратный километр, а в США—19 человек. В СССР плотность населения меньше, чем в ряде капиталистических стран, однако СССР—могучая передовая социалистическая страна. В Испании свирепствуют фашистский режим, кровавая террористическая диктатура Франко, препятствующая политическому, экономическому и культурному развитию страны, хотя в Испании плотность населения составляет .56 человек на квадратный километр.
[470]            
        Таким образом, народонаселение само по себе никак не разъясняет закономерностей развития общества. Товарищ Сталин дал исчерпывающий теоретический анализ этого вопроса:
        «Конечно, рост народонаселения имеет влияние на развитие общества, облегчает или замедляет развитие общества, но он не может быть главной силой развития общества, и его влияние на развитие общества не может быть определяющим влиянием, так как сам по себе рост народонаселения не дает ключа для объяснения того, почему данный общественный строй сменяется именно таким-то новым строем, а не каким-нибудь другим, почему первобытно-общинный строй сменяется именно рабовладельческим строем, рабовладельческий строй—феодальным, феодальный—буржуазным, а не каким-либо другим строем...
        Но из этого следует, что рост народонаселения не является и не может являться главной силой развития общества, определяющей характер общественного строя, физиономию общества»^[19].
        Теория, объясняющая развитие общества ростом и плотностью населения, ставит на голову действительное историческое развитие. Вместо того чтобы рост населения объяснить экономическим развитием общества, эта теория подчиняет всё развитие общества росту населения. Эта теория является насквозь лженаучной, ибо ставит развитие общества в зависимость от физиологических особенностей и психического склада данного народа, племени, расы.
        Положения, выдвинутые товарищем Сталиным, опрокидывают не только ту теорию буржуазной социологии, согласно которой с ростом населения связан прогресс общества, но и ту её разновидность, которая видит в росте населения смертельную опасность для человечества. Товарищ Сталин доказал полную ненаучность всех этих буржуазных догм и теорий.
        Но чем более ненаучной, реакционной является социологическая теория, тем более падки на неё современные идеологи буржуазии. Именно поэтому в наши дни «теория народонаселения» пользуется особенно большим
[471]  
успехом у буржуазных социологов. Они «освежили» её новыми данными, обволокли таблицами и громоздкими статистическими выкладками, соединили с реакционной, лженаучной вейсманистско-морганистской «теорией человеководства» — так называемой евгеникой, с расизмом и вновь пустили в оборот как ходкий и выгодный товар. Множество социологов, демографов, статистиков усердствует в фальсификации статистических данных по вопросам народонаселения, проводя неомальтузианскую линию, пытаясь обосновать «благотворность» истребления народов.
        Недавно в Лондоне было вновь переиздано сочинение Мальтуса «Опыт о законе народонаселения», впервые выпущенное в свет в 1798 г. Буржуазные социологи с восторгом восприняли это новое издание. Американский журнал «Форин афферс» опубликовал большую статью некоего Руперта Ванса «Мальтус и принцип народонаселения», в которой утверждается, что «никогда ещё ни одна книга не выходила более своевременно». Статья призывает «осознать возможные предстоящие опасности», учитывать уроки, «данные нам Мальтусом».
        Жонглируя статистическими данными, современные мальтузианцы предвещают гибель населения земли.
        В странах капитализма в печати, по радио и телевидению, через кинофильмы и театры, с трибун парламентов и кафедр университетов назойливо внедряются в сознание масс людоедские мальтузианские взгляды. Для проповеди реакционных мальтузианских идей американские империалисты используют и Организацию Объединённых Наций. В опубликованном секретариатом ООН в мае 1952 года докладе «О мировом социальном положении» утверждается, что бедствия народных масс проистекают из того, что «население мира растёт с ужасающей быстротой».
        Некий американский мальтузианец Пенделл в книге «Безудержный рост населения» (Нью-Йорк, 1951 г.) объявляет «перенаселённость» «причиной самых худших несчастий в мире в настоящее время» и предлагает сократить население земли па 700 млн. человек, т. е. на одну треть. В противном случае, по мнению Пенделла, «неминуема катастрофа». Другой американский реакционер, Р. Кук, считает размножение людей «в сегодняшнем даре» «самой зловещей силой». Английский подголосок пенделлов
[472]  
Бертвистл «обосновываете модный среди современных мальтузианцев лозунг — «производите больше, размножайтесь меньше!», «пирог недостаточно велик для всего семейства». Неомальтузианцы Мюрдаль и Венсан издали в Париже книгу «Не слишком ли нас много?», в которой предлагают строго ограничить население земного шара. Проповедник детоубийства Поль Ребу в своей вышедшей недавно в Париже книжке «Не слишком ли много детей?», солидаризируясь со своими заокеанскими хозяевами, утверждает, что от «чрезмерного размножения человеческих существ происходит всё зло: безработица, голод, жилищный кризис, дороговизна, бюрократизм, революция...».
        Вся эта свистопляска вокруг проблем народонаселения свидетельствует о том, что идеологи буржуазии тужатся всеми доступными им средствами оправдать все несчастья и беды, которые обрушивает империализм на сотни миллионов людей труда.
        Марксизм-ленинизм давно разоблачил реакционную сущность мальтузианства. Широкое распространение неомальтузианства в США, Англии, Франции и других капиталистических странах является показателем упадка и маразма буржуазной культуры, разложения буржуазной идеологии в период империализма, особенно в период общего кризиса капитализма. Империалистическая буржуазия использует реакционные идеи неомальтузианства как одно из средств идеологической диверсии, подготовки новой мировой войны.
        То, что на земле происходит рост населения, — это факт, который был известен людям задолго до нынешних буржуазных псевдоспециалистов по демографии. Суть дела, конечно, не в том, что растёт население, увеличивается численность трудящихся на земле, а в том, что капиталистическая система порождает нищету, голод, бедственное положение миллионов. Скрывая и извращая факты, характеризующие подлинную природу империализма, где производство подчинено не удовлетворению потребностей народа, а получению капиталистами максимальной прибыли, буржуазные лжеучёные пытаются свести всё дело к росту населения.
        Население земного шара за последние триста лет возросло примерно в четыре раза. Переписи последних лет
[473]  
показывают, что за год рождается 85 млн. и умирает 60 млн. человек. В то же время статистические данные показывают, что уже современные производительные силы при рациональном их использовании могут обеспечить существование не 2,5 млрд, человек, а во много раз больше— по мнению ряда экономистов, примерно 8—11 млрд. человек. Но капитализм служит препятствием к тому, чтобы трудящиеся жили в довольстве, свободно и счастливо. Поэтому-то передовые люди всех стран и делают вывод о необходимости установления такого общественного строя, который бы ликвидировал тунеядцев, эксплуатацию и обеспечил потребности всего трудящегося населения.
        Пример Советского Союза и стран народной демократии неопровержимо доказывает, что такой общественный строй — не утопия, а реальность. Именно поэтому враги социализма, охваченные страхом за существование капиталистической системы, вопреки фактам и здравому смыслу вопят о том, что только резкое сокращение населения путём войн, эпидемий, голода, стерилизации и т. п. может разрешить социальную проблему. Французский прогрессивный деятель Жан Годитер хорошо вскрыл смысл болтовни неомальтузианцев, когда писал, что их псевдотеория призывает народы отказаться от борьбы за мир и социализм.
        Идеологи американского империализма призывают пресечь рост населения во всех странах, кроме США, а живых побольше умертвить в войнах, голодом и эпидемиями. И это не только «теория» каннибалов. Вся их практика вполне соответствует людоедской идеологии.
        В 1918 г. В. И. Ленин писал, что «американские миллиардеры, эти современные рабовладельцы, открыли особенно трагическую страницу в кровавой истории кровавого империализма...»^[20].
        Американские людоеды идут по стопам гитлеровских разбойников. В Корее они истребили сотни тысяч мирных жителей, в том числе 300 тыс. детей. Развязав бактериологическую и химическую войну, американские интервенты поставили злодейскую цель—сделать корейскую землю мёртвой, необитаемой. Они в клочья разо-
[474]  
рвали международные соглашения о гуманном обращении с военнопленными и мирным населением, организовав массовые истязания и убийства корейских и китайских военнопленных. События на Кочжедо — «острове смерти», где продолжаются кровавые преступления американских насильников, вызвали гнев и возмущение во всём мире. «Если вспомнить, что для неомальтузианцев самая серьёзная опасность исходит от «толп Дальнего Востока», — пишет Жан Годитер, — то как не связать это с отвратительными бактериологическими бомбардировками, недавно начатыми американской авиацией в Корее и Китае?». Эти злодейские преступления американской военщины народы никогда не забудут. За кровь и жизни расстрелянных и замученных корейских, китайских военнопленных и мирных граждан Кореи преступники понесут всю ответственность.
        Мальтузианская теория об «опасности» и «катастрофичности» дальнейшего роста населения всем своим существом направлена против трудящихся и прежде всего против рабочего класса. Энгельс называл пресловутый «Опыт о законе народонаселения» Мальтуса «самым явным объявлением войны пролетариату со стороны буржуазии...». «Лишними» у мальтузианцев оказываются не паразиты-эксплуататоры, а люди труда, огромное большинство населения земли!
        Маркс говорил, что мальтузианство принижает рабочих «до вьючных животных, осуждает их даже на голодную смерть и безбрачие»^[21].
        Во всём мире нарастают сила и организованность трудящихся масс, руководимых рабочим классом, зреет их революционная решимость подняться па великую битву против ненавистного строя империализма. Именно поэтому враги народов поднимают ныне на щит кровожадное мальтузианство с его злодейской установкой на превращение людей труда в безмолвных рабов и на их умерщвление.
        Ненавидя народ и боясь его, империалисты делают отчаянные усилия, чтобы внушить трудящимся лживую мысль об их «неполноценности», «обречённости», о «недо-
[475]  
статке» на земле продовольствия по сравнению с численностью населения. Враги народов больше всего заинтересованы в том, чтобы трудящиеся поверили в бред о закономерности биологического вымирания человека на земле, в особую «генетическую эрозию» Кука, в «биологический потенциал» Фогта, в существование на земле «дорогих» и «дешёвых» людей, изобретённых Пенделлом.
        Если английский или французский рабочий поверит, что его нищенское положение, безработица, голодающая семья, невозможность дать образование детям есть результат перенаселения страны, ему остаётся только примириться со своей судьбой, с тем, что он родился на Британских островах или во Франции. Но всё меньше становится дураков, которые всерьёз поверили бы в эти сказки. Рабочие видят, что хотя плотность населения в Англии довольно велика—207 человек на один квадратный километр, всё же это отнюдь не мешает нескольким тысячам землевладельцев, фабрикантов, банкиров, владельцев магазинов и ресторанов жить в роскоши и богатстве за счёт эксплуатации трудящихся. Плотность населения на них не оказывает влияния.
        Когда Пенделл вопит о необходимости сократить население земли на 700 млн. человек, Ребу вопрошает: «Как помешать, чтобы на неплодородной почве не кишели люди?», а другие предвещают наступление на земле мрака и «каменного века», то за всеми этими призывами и заклинаниями кроются вполне реальные классовые интересы монополистов—торговцев кровью и жизнью миллионов людей. При помощи неомальтузианства, «довода» о недостатке на земле продовольствия в связи с ростом населения, идеологи буржуазии стремятся обелить капитализм и все злодеяния реакционных буржуазных правителей, «обосновать» кровавые расправы полицейских государств с революционным движением трудящихся, оправдать империалистическую политику подавления и чудовищной эксплуатации народов колониальных и зависимых стран, идеологически подготовить население к новой мировой войне за завоевание мирового господства монополистами США.
        «На земном шаре для всех пищи недостаточно», — вещает Пенделл. Потому-то, продолжает он, «1,5 млрд, людей получает меньше пищи, чем необходимо для организ-
[476]  
ма». Однако, признавая бедственное положение 1,5 млрд, населения земли, идеологи империалистов разоблачают себя, поскольку причиной нищеты и бедствий масс в капиталистических странах является не «излишнее число ртов», а гнусная капиталистическая система. Английский прогрессивный учёный Джемс Файф выразил мнение всей передовой зарубежной интеллигенции, когда писал, что неомальтузианство — губительная «теория», призванная империалистами «служить цели продлить и поддержать алчность господствующего класса и увеличить сумму человеческих страданий».
        Неомальтузианцы вопят об «убывающем плодородии почвы», об уменьшении продовольствия на земле. Но они сознательно умалчивают о том, что именно капитализм приводит ныне народное хозяйство буржуазных стран к разорению и кризису.
        Ни буржуазные правительства, ни наука, обслуживающая капиталистов, ие в состоянии вывести сельское хозяйство из того катастрофического положения, в которое оно ввергнуто капитализмом. Фактом является, что от 50 до 75 процентов обрабатываемой земли в крупнейших капиталистических странах либо уже непригодны для обработки, либо станут таковыми в ближайшие годы. Свыше 500 тыс. семей американских фермеров голодают, не имея возможности получить урожай, достаточный для того, чтобы прокормить себя,—до такой степени истощена земля на их фермах, так высоки налоги, столь низка техника обработки земли в США. Лишь с 1940 по 1945 г. 238 тыс. фермерских хозяйств США разорились и перестали существовать. В США идёт быстрый процесс истощения почв, сводятся леса, расхищаются и истощаются богатства земных недр, гибнет животный мир. За последние 30 лет в США было вырублено 44 процента лесной площади.
        В буржуазных странах не только нет никаких надежд на увеличение обрабатываемой площади, но при нынешних социальных условиях жизни есть только одна перспектива — дальнейшее уменьшение площади такой земли.
        Во многих странах капитала резко снижается урожайность сельскохозяйственных культур, техника земледелия, разрушаются прежде созданные оросительные и мелиоративные сооружения. Так, разрушены многие
[477]  
ирригационные системы в Индии, в Южной Африке и Египте.
        Капиталисты, жаждущие получать максимальные прибыли, не заинтересованы в благосостоянии народных масс. Как временщики и хищники они идут на все преступления, лишь бы побыстрее выжать из земли богатства и любыми средствами увеличить свои прибыли.
        Из лагеря реакции всё чаще и чаще раздаются голоса о необходимости начать «научно организованное убийство» (Ребу), так как «людские ресурсы» более не могут приносить пользу остальному человечеству» (Пендели). Отсюда и людоедские рекомендации: истреблять людей в войнах, подвергать стерилизации трудящееся население. Пенделл так и пишет: «Если мы хотим при помощи стерилизации свести на нет действие диференцпрован- ного уровня рождаемости, то мы должны применять её в широких масштабах». Когда «человек съедает человека, с ним обращаются как с людоедом», — возмущается Ребу. Он считает, что «пожирание людей друг другом» «пе плохо придумано». Таково лицо современных каннибалов. Для осуществлении своем кровавой программы истребления трудящихся мальтузианцы требуют ликвидации медицины, сознательного распространения эпидемических заболеваний, ликвидации науки, помогающей людям укрощать стихийные силы природы. Ребу с сожалением восклицает: и зачем только человек «посредством сульфамидов и пенициллина победил последние бациллы!»
        Мальтузианцы идут на все жульнические махинации для оправдания агрессивных войн. Ребу считает «войну единственным решением вопроса». Рассел призывает немедля начать сбрасывать атомные бомбы на миролюбивые народы и рекомендует правителям добиться, чтобы «норма смертности была высокой». Пенделл видит в войне «спасение человечества».
        Программы мальтузианцев разрабатываются не для красного словца. В США—в штатах Аризона и Оклахома—создаются концентрационные лагери на манер гитлеровских лагерей смерти. В США обсуждаются во всех деталях и выносятся решения об истреблении военнопленных корейцев и китайцев, мирных жителей Кореи, Вьетнама, Филиппин, Японии, о средствах уменьшения населения Европы и Азии.
[478]            
        Разжигая подобно гитлеровцам самые низменные инстинкты среди собственного населения, раздувая звериный национализм и расизм, империалисты внушают населению США, что на земном шаре «полноценные», «дорогие» люди большей частью живут в США. Попятен отсюда и призыв, вполне отвечающий агрессивным устремлениям империалистов: США должны взять в свои руки руководство делом сокращения населения во всём мире. При этом с присущей каннибалам циничностью мальтузианцы ставят условие всем экономически зависимым от США государствам: окажем «экономическую помощь», если «они согласятся на стерилизацию»; «субсидии правительству» будут даваться, если «в стране будет принят и введён общий закон, целью которого должно быть сокращение численности населения» (Пенделл). Средства, отпускаемые на осуществление «плана Маршалла», пишет Пенделл, «будут истрачены впустую, если условием оказания этой помощи не будет принятие программы ограничения численности населения». Что представляют собой эти «ограничения» численности населения, об этом уже хорошо знают трудящиеся Франции, Италии и других стран, которых расстреливают и бросают в тюрьмы и концентрационные лагери по приказу американских чиновников и военных.
        Так, неомальтузианство открыто сливается с расизмом гитлеровского пошиба. Американские выученики Гитлера заимствуют свой идеологический багаж у немецких фашистов; разница между ними лишь та, что теперь не немцы выдаются за «лучшую породу», а американские агрессоры.
        Но, как известно, расовая теория, объявившая «полноценной нацией» только людей, говорящих на немецком языке, не спасла Гитлера. В интервью с корреспондентом «Правды» относительно речи г. Черчилля 13 марта 1946 г. товарищ Сталин отмечал, что американо-английские агрессоры, готовя новую мировую войну, также усиленно распространяют расовую теорию, считая, что «только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершась судьбы всего мира». Расовая «теория» не спасёт и американских монополистов.
[479]            
        Американские империалисты устами неомальтузианцев не только приказывают своим европейским и азиатским вассалам ограничить рост населения, но дают нормы этого сокращения и указывают пути его. Боясь возрождения сильных и самостоятельных Германии и Японии как своих конкурентов, они выдвигают самые жестокие нормы сокращения населения для этих стран, надеясь таким путём навсегда покончить с опасными конкурентами на мировом рынке. Тот же Пенделл с симпатией цитирует одного немца, который предлагает «умереть 30 миллионам немцев»; американский изверг добавляет к этому, что необходимо объявить десятилетний мораториум на деторождение. Американские людоеды и не скрывают, что программа умерщвления 30 млн. немцев связана с ликвидацией Германии как самостоятельной и сильной, демократической и миролюбивой страны. Пенделл цинично сообщает, что «американские промышленники не слишком горят желанием встретиться снова со своими германскими конкурентами».
        В свете этих признаний становится особенно ясным смысл так называемого «общего договора» американо-английских и французских оккупантов с боннскими реваншистами, рассчитанного на ликвидацию Германии как самостоятельной державы и истребление немецкого населения в будущей войне, подготавливаемой американскими империалистами.
        С такой же ненавистью американские неомальтузианцы пишут и о японском народе. «Японцев слишком много!» — вот о чём беспокоятся людоеды из Пентагона. «Япония с её политикой поощрения роста населения в течение нескольких десятилетий была нашим открытым врагом», — признаётся Пенделл. Ребу даёт целый ряд советов американцам: заняться насильственным сокращением роста населения Японии и Германии, сократив число японцев с 80 млн. до 30 млн. человек.
        Запрещая торговлю Японии с другими странами, в прежде всего с Китаем и СССР, сгоняя японцев со многих островов и устраивая там военные базы, отбирая у крестьян рис для снабжения своих войск и дома для размещения солдат, американские оккупанты, по сути дела, уже практически осуществляют политику сокращения населения Японии, обрекают трудящихся на безработицу,
[480]  
голод и нищету. Выступая по радио и январе 1952 г., Даллес пытался при помощи жульнических махинаций снять с США вину за бедственное положение трудящихся Японии. Причину резкого ухудшения положения дел в промышленности и сельском хозяйстве Японии Даллес, увидел, как, впрочем, и все мальтузианцы, в... слишком большом количестве японцев и в... географических условиях («четыре бедных острова»).
        Прогрессивная печать тогда же разоблачила эту ложь Даллеса. Что касается болтовни о «бедности островов», то нетрудно понять, что каждая территория будет бедной, если туда заберутся иноземные оккупанты вроде американских банкиров и заводчиков, их солдат и офицеров, которые вкупе с японскими монополистами и помещиками терзают и грабят трудящихся Японии.
        Неомальтузианцы с особой ненавистью относятся к народам колониальных и зависимых стран. В своей книге «Демографические проблемы в Индии и Пакистане» (Париж, 1950 г.) Чандрасекар, отмечая, что в Индии ежегодно умирает свыше 10 млн. человек и 40 человек па 100 родившихся не доживают до 5 лет, обращает свой гнев не против английских империалистов, доведших Индию до неслыханной нищеты и являющихся виновниками голодной смерти сотен миллионов индийцев за несколько поколений, а против самих народов Индии, которые «слишком быстро■> размножаются. Он предлагает сократить рождаемость в Индии путём широкой стерилизации бедных слоёв населения. Английский реакционер Дуглас Рид призывает «не жалеть» негров и индийцев, а Пенделл цинично объявил, что «индеец хорош только тогда, когда он мёртв.
        Неомальтузианцы призывают расправиться прежде всего с детьми трудящихся. «Слишком много детей», — вот их людоедский вопль. Отсюда призыв Ребу: «топить детей», как щенят, «кастрировать их».
        Пусть все люди доброй воли во всех странах света знают эти факты. Пусть они помнят, что в лице американских империалистов и их приспешников выступают кровожадные звери, лютые враги человечества!
        Американские финансовые тузы стоят во главе этой банды детоубийц. Это они наняли Ребу, Фогта, Пенделла, Кука, Хаксли, Рассела и других для проповеди агрессивной войны II истребления детей.
[481]            
        Столь чудовищные по своей кровожадности взгляды и действия империалистов были бы непонятны, если бы за ними не лежал корыстный, хищнический интерес капиталистических монополий.
        Известно, что во время второй мировой войны капиталисты США получили громадные прибыли. Огромные «доходы» принесла капиталистам война американских агрессоров против корейского народа. В наше время с особой силой звучат слова В. И. Ленина, сказанные им после первой мировой войны: «На каждом долларе — ком грязи от «доходных» военных поставок...»^[22]
        Понятно, почему с таким рвением голосовали представители финансовых магнатов в конгрессе США за создание в стране четырёхмиллионной армии. Ведь это сулит банкирам неслыханные прибыли!
        Вот где один из источников воинственной агрессивности американских империалистов.
        Когда неомальтузианцы выступают за войны и истребление народов, они и не скрывают, против кого хотят прежде всего направить дула орудий, эскадрильи бомбардировщиков и штыки винтовок. Б. Рассел, призывающий руководствоваться законом джунглей—«кто убил другого первым, тот выиграл», выступает за то, чтобы рассматривать проблему населения «не во всём миро», а «в различных отдельных районах и нациях». Его пугает прежде всего быстрый рост населения СССР, стран народной демократии, народно-демократического Китая. У Ребу волосы становятся дыбом от того, что в Китае сейчас население составляет 475 млн. и через 50 лет достигнет не менее 800 млн. человек. Пенделл в бешенстве от того, что в СССР и в Китае «слишком много людей».
        Буржуазия я её идеологические наёмники выдумывают самые нелепые объяснения, стремясь затушевать тот факт, что в СССР рост численности населения сопровождается ростом его благосостояния. Для этого они изобретают теории «переходного роста», особой «демографической революции», которую якобы проходит каждая страна, разглагольствуют о благоприятной «возрастной структуре»
[482]  
населения и пр. Но по понятным основаниям пп один буржуазный социолог не рискует отметить тот решающий факт, что быстрое увеличение населения СССР связано с ростом материального и культурного благосостояния советского народа, с освобождением трудящихся от эксплуатации, с победой социалистического строя. А ведь именно в этом единственно верное объяснение причин неуклонного роста населения в СССР.
        Товарищ Сталин учит, что обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества есть основной экономический закон социализма. В СССР этот закон ярко проявляется в постоянном повышении благосостояния трудящихся. Достаточно сказать, что общая сумма доходов рабочих, служащих и крестьян в СССР в 1950 г. возросла по сравнению с довоенным 1940 г., в сопоставимых ценах, на 62 процента. В результате систематического снижения цен на товары массового потребления неуклонно растёт материальное благосостояние советского народа. И это происходит в то время, когда в. США цены на товары массового потребления непрерывно повышаются, а заработная плата рабочих уже к 1949 г. была на 25 процентов ниже довоенного уровня, в последующие же годы она продолжала снижаться. Трудящиеся Англии сейчас потребляют продовольствия меньше на 20—25 процентов, чем до войны, а уровень жизни трудящихся Франции снизился за это время в два раза.
        Характеризуя рост народонаселения в СССР, товарищ Сталин указывал: «У нас теперь все говорят, что материальное положение трудящихся значительно улучшилось, что жить стало лучше, веселее. Это, конечно, верно. Но это ведёт к тому, что население стало размножаться гораздо быстрее, чем в старое время. Смертности стало меньше, рождаемости больше, и чистого прироста получается несравненно больше. Это, конечно, хорошо, и мы это приветствуем».
        Теперь ежегодный чистый прирост населения в СССР составляет более 3 млн. человек. И это радует советских людей.
        На примере великого Советского Союза свободные народы научились по-новому, в своих интересах строить свою жизнь. Растет уровень жизни трудящихся в стра-
[484]  
нах народной демократии, где полностью ликвидирована безработица, увеличиваются производство и потребление промышленных и сельскохозяйственных товаров, неуклонно повышается доля национального дохода, идущая на личные нужды трудящихся. Прогрессивный немецкий журнал «Виссеншафт унд фортшритт» справедливо писал, что, когда трудящиеся Германской демократической республики увеличивают производство, крестьянство даёт лучшие урожаи и выращивает лучшие стада, — всё это «является ежедневным доказательством неправильности теории Мальтуса»^[23].
        Общество, где не барыши империалистов, а забота государства о материальном благополучии и культурном росте народа определяет политику правительства, считает уголовным преступлением проповедь войны, ненависти к другим народам, проповедь мальтузианских бредней о «сокращении» населения.
        Трудящиеся всё яснее понимают звериную породу мальтузианских человеконенавистников. Это чувствуют кровавые империалистические изверги. Оттого они и неистовствуют, оттого беснуются. Уже сейчас сквозь дикий рёв человекоубийц нередко можно слышать их трусливый вопль, вызванный тем, что придётся отвечать перед народами за проповедь войны, за людоедские дела л взгляды. Американский черносотенец Уолтер Питкин, так храбрящийся в призывах к истреблению народов, как страус, прячет голову в песок, когда речь заходит о ближайшем будущем. Он думает, что со своими хозяевами ему придётся «сменить современные костюмы на набедренные повязки, а стандартные дома на стандартные норы...» Но в том обществе, которое построят для себя трудящиеся, мальтузианцам-людоедам нигде не будет места, в том числе и в норах! Видя бесперспективность политики и идеологии правящих кругов капиталистических стран, мальтузианцы пытаются выдать этот факт за бесперспективность всего человечества. Кук считает, что эволюция человечества идёт в сторону деградации, а французский черносотенец Луи Марлио, сравнивая качество нынешних буржуазных правителей и парламентариев с тем, что было 50 лет тому назад, приходит «в ужас от краха
[484]  
их моральной и интеллектуальной ценности». Пенделл приводит «расчёты» о том, что «уровень умственных способностей англичан с каждым поколением понижается на 3 пункта», а американцев «на 5 пунктов с каждым поколением». Пенделл сравнивает снижение умственных способностей лиц из среды господствующих классов США с «увеличением скорости скаковых лошадей» и приходит в отчаяние от того, что выводы складываются в пользу лошадей, а не монополистов США.
        Деградация правителей и государств в странах капитала—общеизвестный факт, он говорит не о деградации человечества и «конце света», а о том, что народы не могут и не будут терпеть реакционных правителей, ввергающих их в кровавые войны за интересы империалистов.
        Мальтузианцы и их хозяева знают, что за людоедские взгляды и дела рано или поздно придётся нести ответственность. Их человеконенавистническая идеология разбоя встречает всё более решительный отпор передовых людей всех стран. Растёт ненависть миролюбивых народов к американским поджигателям войны и их людоедской идеологии. Неустанно разоблачать идеологию поджигателей войны, срывать их преступные махинации—таков долг борцов за мир, всех прогрессивных людей.
        Усиливая борьбу за мир во всём мире, народы всё решительнее выступают против империалистических поджигателей войны, пытающихся ввергнуть человечество в кровавую бойню ради барышей монополистов. Народы возьмут судьбу своих стран в собственные руки и построят новый светлый мир—без тунеядцев и паразитов, без кровавых войн и их проповедников, без мальтузианцев и их хозяев. Уже 800 миллионов людей успешно строят этот новый мир. Ему принадлежит будущее.

        5. ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПОСОБНИКИ ДУШИТЕЛЕЙ СВОБОДЫ И ДЕМОКРАТИИ

        Страх перед освободительным движением трудящихся, ненависть к народным массам наглядно проявляются в стремлении правящих кругов буржуазии покончить с остатками демократии, парламентаризма в капитали-
[485]  
стических странах, ликвидировать гражданские права трудящихся. Империализм означает замену буржуазной демократии прямой политической реакцией. Поэтому философ британского империализма Рассел и утверждает, что «человеческие существа — это смешение социальных и анархических импульсов, но по мере того, как общество становится более органическим, свобода, которая может быть позволена анархической части человеческой натуры, ограничивается».
        Однако никакая болтовня о двух импульсах человеческой натуры не может скрыть действительного смысла рассуждений Рассела. Неся вздор об «анархической природе человеческих импульсов», Рассел имеет в виду народные восстания, волнения, забастовки рабочих, недовольство населения правящими классами, проявляющееся в самых разнообразных формах. Под ликвидацией этих «импульсов» Рассел имеет в виду подавление выступлений народных масс, борющихся за свои жизненные интересы и права.
        Подобными рассуждениями полны все «новейшие» социологические трактаты. Один из самых плодовитых американских реакционных социологов, Росс, пытается, как и его английский собрат, сочинить различные средства, «благоприятствующие развитию сильных, здоровых индивидуальностей», «способных противостоять духовной инфекции». Понятно, что Росс относит к «духовной инфекции» всё, что угрожает капитализму. Он буквально коллекционирует человеконенавистнические сентенции всякого рода реакционеров, цитируя грязные инсинуации о народе Гамильтона, цитируя Роджера Шермана («Народ должен как можно меньше иметь отношения к управлению»), Эльбриджа Джерри («Демократия есть худшее из всех политических зол») и прочих идеологов человеконенавистничества. Подавляя демократию и насаждая фашизм, империалисты пытаются изобразить дело так, будто всё это делается в интересах масс. Оголтелая реакция вполне сочетается с не менее оголтелой демагогией. Например, реакционнейший французский академик Луи Марлио бесстыдно утверждает, что народ страдает не от эксплуатации и фашистской политики, а якобы от «чрезмерной свободы» и «излишней демократии...»
[486]            
        Превозносимый империалистами США остервенелый враг рабочего класса Джон Дьюи восторженно размалёвывает «доблести» Муссолини, расписываясь под его заявлением, что «демократия отжила своп век», что народ-де устал «от ответственности, от обязанностей, от всего того бремени, которое связано с обладанием политической свободой». Свои фашистские планы ликвидации гражданских свобод Дьюи, конечно, называет «усовершенствованием демократии».
        Понятно, что Дьюи не одинок в своих планах фашистского «усовершенствования» демократии. В том же духе разглагольствует и экс-президент Американского социологического общества Ландберг в статьях «Что делать с гуманитарными науками» и «Будущее социальных наук», где утверждает, что понятие «справедливость» относится к группе чувств, имеющих своей основой «примитивную теологию». Ландберг считает необходимым сорвать мистическое покрывало с понятия справедливости, утверждая, что это понятие не имеет значения в общественной жизни. В таком же духе рассматривается пм и понятие свободы. Этот термин употребляется, по мнению Ландберга, для обозначения «оттенка чувств, которые испытывает индивидуум, когда его привычки находятся в относительном соответствии с ограничениями в его среде». Другими словами, Ландберг утверждает, что люди чувствуют себя свободными тогда, когда они «вполне привыкли к своему образу жизни». Следовательно, чувство свободы «совместимо с почти бесконечным разнообразием социальных условий». Ясно, что такое понимание «свободы» и «справедливости» является лишь американским переводом изречения античного философа рабовладельцев, который считал, что рабу полезно, хорошо и должно быть рабом, а рабовладельцу—рабовладельцем.
        Как ни хитрят американские реакционные философы, на какие выкрутасы ни идут они, им не удаётся спрятать концы в воду, скрыть реакционный, противонародный характер своих воззрений. Своей проповеди отлучения народа от свободы и справедливости они пытаются дать «теоретическое обоснование», которое, однако, ещё более выдаёт их как подлых, бесчестных наёмников империалистов.
        Тот же Джон Дьюи, отбросивший всякую логику, кроме «инструментальной», и заинтересованный только
[487]  
в том, чтобы получше угодить своим хозяевам, считает, будто бы понятие свободы условно, неопределённо и смутно, а свобода для всех вообще недостижима, ибо свобода для одного означает, мол, всегда угнетение п ущемление интересов другого. Дыоп начинает издалека: вода течёт вниз по склону холма. Иа ровной местности вода стоячая. Если море спокойно, но в то же время на поверхности бегут волны, то это благодаря действию другой силы, а именно, силы ветра, порождаемой в конечном счёте разницей температуры в разных точках земной поверхности. Электрический ток бежит благодаря разности потенциалов. В материальном мире энергия, или способность к действию, заключённая в данном предмете, появляется не иначе, как в соотношении с энергией, или способностью к действию, проявляемой остальными предметами. Свобода, или возможность действовать, принадлежащая индивидууму, группе или классу, переходит Дыоп ближе к делу, существует не иначе, как в соотношении со свободами, возможностями действовать, имеющимися у остальных индивидуумов, групп и классов. Таким образом, требование расширить возможности в одном пункте равносильно требованию перераспределить возможности, т. е. сократить их где-то в другом месте. Невозможно-де обсуждать или измерять свободу одного индивидуума или группы индивидуумов, не подымая тем самым вопроса об её последствиях для свободы остальных, так же как невозможно-де измерить силу напора воды у истока, не определив разности уровней. Эта зависимость свободы от существующего распределения возможностей действовать доказывает, по Дьюи, пе только то, что «никакой абсолютной свободы вовсе не существует», но также и то, что если в одном пункте имеет место свобода, то в каком-то другом неизбежно имеет место стеснение. Или, короче говоря, «существующая в данный момент система свобод всегда является в то же время системой стеснений или ограничений».
        Поражает в этой «теории равновесия» между свободой п подавлением свободы исключительно наглая подтасовка фактов и полное пренебрежение логикой. Политические выводы здесь основываются на... аналогии с процессами, происходящими в природе! Какое имеет вообще отношение вопрос о том, что «вода течёт вниз по склону холма»,
[488]  
а «электрический ток бежит благодаря разности потенциалов», к вопросу о борьбе общественных сил? Но вся эта болтовня о воде и электричестве понадобилась Дьюи для того, чтобы скрыть полную безосновательность его сногсшибательного «вывода» о том, будто бы человеческое общество никогда не может быть устроено таким образом, чтобы свобода одного индивидуума не являлась ограничением прав и свободы другого.
        Почему народные массы должны согласиться с утверждением Дьюи, будто бы существующие волчьи законы буржуазного общества должны служить вечным образцом для современников и для всех будущих поколений людей во всём мире? Миллионы и миллионы людей знают, что буржуазное общество не может служить образцом, по которому люди должны строить своп отношения друг с другом. «Аргументация» Дьюи предполагает незыблемость, неизменность капиталистических отношений, основанных на антагонизме классов. В буржуазном обществе (и особенно наглядно это проявляется в США), действительно, свобода одних, а именно—монополистов, есть ущемление, узурпация, в конечном счёте, ликвидация всякой демократии и свободы для других, а именно для неимущих классов этого общества. Но на каком основании американский реакционный философ утверждает, что такое соотношение между свободой и порабощением является неизменным признаком общественной жизни и образцом для любого государственного устройства общества? Одно несомненно: Дьюи выступает апологетом капиталистических порядков. Он не хочет и не может мыслить об иной, социалистической организации общества, более высокой и совершенной, где свобода для всех не только возможна, но и необходима, где она воплощена в жизнь, в действительность, где необходимым условием свободы каждого является настоящая свобода всех.
        Рассуждая вкривь и вкось о соотношении «стеснения» и свободы, рьяно защищая буржуазный строй, Дьюи ни словом не обмолвился о том, о каком обществе идёт речь, свобода каких классов имеется в виду, какие общественные группы угнетаются ради расширения свободы других общественных классов.
        Не будь Дьюи наёмным слугой американских империалистов, ему достаточно было бы подвергнуть анализу рас-
[489]  
пределение национального дохода в США между различными классами и группами населения, чтобы без помощи воды и электричества сделать необходимые выводы о том, что свобода и демократия в США служат капиталу. Но меньше всего Дыои интересует истина. Как и все философы буржуазии, он боится её.
        Издеваясь над логикой и насилуя факты, Дьюи всячески оправдывает и защищает капитализм. Какой наивный человек поверит Дьюи, будто бы основные свободы— совести, слова, собраний, печати—действительно, на деле гарантируются буржуазным государством всем гражданам, ввиду того что «индивидуумы не имеют возможности без них развиваться»? Нужно закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы поверить Дьюи, будто возможно такое буржуазное общество, такой класс фабрикантов и банкиров, который обеспечил бы свободы, для того чтобы все граждане имели возможность развиваться. Уж не являются ли таким обществом Соединённые Штаты Америки, откуда весь мир получает ежедневно сообщения о линчевании негров п официальном оправдании убийц? Не эта ли практика является гарантией неприкосновенности и свободы личности? Или судьба борцов за мир, брошенных за тюремную решётку, свидетельствует о свободе совести, слова и печати? Как ни стремятся запутать читателей реакционные, идеалистические философы буржуазии, распространяемая ими ложь выступает сразу же, если обратиться к фактам, к практике, к жизни.
        Но верхом бесстыдства является уверение Дьюи в том, что народ не нуждается в политической свободе просто-напросто потому, что он не дорос до неё. Безмерный цинизм Дьюи выступает со всей очевидностью, когда он уверяет, что народ можно поднять до уровня свободы только насильно, принудив его пользоваться плодами «демократии». Но, разумеется, в этом случае Дьюи — принципиальный «противник» принуждения и насилия в обществе.
        В то время как трудящиеся стремятся к демократическим свободам, неустанно борются за них, а господствующие классы насильно, при помощи своего государства, удерживают народ от активного участия в политической жизни, защитник американской полицейщины оправдывает фашизацию страны якобы нежеланием на-
[490]  
родных масс пользоваться демократическими свободами. Согласно взглядам этого престарелого холопа буржуазии, народ не нуждается в свободе. По мнению Дьюи, на протяжении тысячелетий люди были но большей части «довольны положением вещей». Издеваясь над историей, игнорируя её важнейшее содержание — освободительную борьбу трудящихся, Дьюи изображает общественную жизнь в виде идиллии, которую-де пытаются нарушить коммунисты. Дьюи пет никакого дела до того, что вся история античного мира, феодализма, буржуазного общества заполнена восстаниями рабов, крепостных, пролетариев против эксплуататорских классов. Слепой и глухой к историческим фактам, Дыои продолжает утверждать, что человек «в течение долгих столетий был склонен приписывать божественную санкцию и происхождение всему, что претендовало на власть в силу обычая и давних традиций». Не этой ли «божественной санкцией» руководствовались восставшие рабы, крестьяне, сажавшие господ на вилы, рабочие и крестьяне, навсегда опрокинувшие в России и в странах народной демократии диктатуру буржуазии и помещиков? Как идеолог класса эксплуататоров Дьюи не хочет признаться, что это рабовладельцы, помещики и капиталисты ретиво насаждали в народе взгляд на «божественное происхождение» их власти. Что же касается народных масс, то они достаточно поработали в течение веков над тем, чтобы рассеять призрак божественности власти имущих классов, которую так охотно и усиленно защищают и поныне адвокаты буржуазии.
        Американские буржуазные издательства широко распространяют книгу черносотенца Мак Уилльямса «Философия для миллионов», направленную против материализма и коммунизма, в защиту поповщины и буржуазного государства. Мак Уилльямс уверяет всех и вся, что-де «не может быть другой законной гражданской власти кроме той, которая существует для защиты и применения естественных прав человека». Понятно при этом, что всё, служащее на пользу буржуазному государству, по Мак Уилльямсу, законно, всё же, что направлено на его ликвидацию, —незаконно; защита частной капиталистической собственности—это «естественное право» человека, борьба же против угнетения и эксплуатации «под-
[491]  
лежит искоренению». Мак Уилльямс призывает «не смотреть на гражданскую (т. е. буржуазную. — Г. А.) власть как на зло... она — благо, необходимое благо».
        Говоря, что «гражданская власть» буржуазии—благо, мак уилльямсы забывают сказать, для кого она благо, они умалчивают, что она благо для империалистов, угнетателей народа, для эксплуататоров, т. е. для ничтожного меньшинства. И благом для них она является именно потому, что подавляет права и свободы трудящихся, т. е. огромного большинства населения.
        Оправдывая реакцию по всем линиям, идеологи современной буржуазии стремятся наскрести какие ни на есть «аргументы» в защиту полицейско-фашистских режимов, лишь бы обелить и как-то оправдать их. Весьма характерной в этом отношении является изданная вНыо-Йорке в 1951 г. чудовищная по своему обскурантизму книжка постоянного консультанта государственного департамента и министерства обороны США Хаскинса «Об обществах и людях». Распоясавшийся черносотенец без всяких околичностей переносит биологические законы на общество и «предсказывает» будущее человечества на основании изучения «социальных обществ» пчёл, муравьёв и т. и., которые, по мнению Хаскинса, попадали в процессе своей эволюции в такие же ловушки, как и человеческое общество. Подтасовав данные науки и «открыв», что в колониях муравьёв есть «производство», «обмен», «войны», «рабство», «колониальная экономика», «массовая истерия» и «служба информации», Хаскинс признаёт, к вящему удовольствию своих хозяев, «естественность» и «непреклонность» подобных явлений и в человеческом обществе. Так открыто, нагло оправдываются войны, рабство, колониальные захваты, раздувание военной истерии. Неудивительно, что книжке этого черносотенца расточала восторги вся реакционная пресса США.
        Нет нужды доказывать абсолютную недопустимость перенесения законов природы на общественную жизнь. Марксизм уже давно разоблачил подобные шарлатанские приёмы идеологов буржуазии.
        Таким образом, современные реакционные философы— верные слуги буржуазии—всячески пытаются оправдать, обосновать, укрепить как внешнюю, так и внутреннюю политику империалистов. Эта задача была поставлена
[492]  
перед ними с особой остротой в связи с углублением общего кризиса капиталистической системы, с одной стороны, и бурным ростом хозяйства и культуры СССР и его влияния на трудящихся капиталистических стран—с другой. Здесь истоки лютой ненависти к СССР со стороны буржуазных философов и социологов, их клеветы на социализм, их отчаянной борьбы с марксистской философией.
        Ярко подтверждаются слова Ленина о том, что дикая ненависть буржуазии к нам— «это одно из нагляднейших пояснений той истины, что мы правильно указываем народу пути и средства для свержения господства буржуазии»^[24].

        6. ПРОПОВЕДНИКИ РЕГРЕССА

        Чем решительнее опрокидывает жизнь идеологию эксплуататорских классов, чем полнее крах империалистической социологии и философии, тем более злобно и неистово выступают буржуазные идеологи против коммунизма и коммунистического мировоззрения. Это бешенство эксплуататоров легко объяснимо: вся история нашего века, опрокинув зловещие предсказания буржуазных идеологов, блестяще подтверждает прогнозы партии большевиков и её вождей Ленина и Сталина о грядущем развитии общества, о неизбежности победы пролетарской революции и социализма.
        Вскрывая закономерности развития надстройки, товарищ Сталин доказал, что надстройка в эксплуататорском обществе враждебно противостоит всем новым общественным классам, стремящимся к революционному преобразованию общественной жизни. Надстройка стремится сохранить существующий строй. И, поскольку в связи с разложением экономического базиса антагонистического общества осуществление этой задачи всё менее и менее возможно, господствующий класс вступает в союз со всеми реакционными силами прошлого. Надстройка, ранее враждебная этим силам, стремится опереться на них.
        Эта особенность надстройки современного капитализма находит своё теоретическое выражение и в области философии. Уже более ста лет воюет буржуазная философия против диалектического и исторического материализма, ища поддержки и союза у самых черносотенных, реакционных идеологов прошлого. Страшась настоящего и будущего, буржуазная философия и социология призывают возвратиться к старым временам, к старым идеям, характерным для рабовладельческой и феодальной эпох.
        Это тяготение к прошлому — свидетельство отчаяния и безнадёжности всех поисков выхода из глубочайшего кризиса, который переживает капитализм.
        Весь опыт мировой истории говорит о неизбежности провала всех попыток повернуть вспять человеческую историю. Великий урок истории—разгром гитлеризма, пытавшегося повернуть историю ко временам рабства п средневековья. Гитлеровская партия империалистов, начиная авантюру на востоке, мечтала молниеносно закончить поход против Советского Союза и на тысячелетия установить в Европе порядок, основанный на рабстве и названный гитлеровцами «новым». Гитлеровские авантюристы вещали в начале второй мировой войны, что они дали «толчок мировой истории» и что из предпринятой ими военной авантюры возникает «новый порядок». Теперь задачу установления «нового порядка» в мире взяли на себя империалисты США.
        Гитлеровская партия действительно надеялась осуществить «смену эпох». К этому стремятся продолжающие дело гитлеровцев американские монополисты. Эти реакционеры хотят вернуть общество к уже пройденным ступеням, преградить путь общественному прогрессу. Таковы планы империалистов.
        Вооружённая реакция уже не раз огнём и мечом пыталась преградить человечеству путь к дальнейшему развитию. Передовые силы общества не раз были вынуждены напрягать все усилия, чтобы опрокинуть ненавистные силы реакции и проложить дорогу для победы нового над старым. П, как бы пн была сильна вооружённая реакция, передовое человечество в конечном счёте всегда находило в себе достаточно энергии, чтобы одержать над ней победу.
[494]            
        История дала достаточное количество уроков, чтобы паше поколение ясно видело непреложный закон развития общественной жизни: поступательное, прогрессивное развитие человечества, несмотря на все зигзаги и изломы, вопреки временным движениям вспять, отливам и застоям, в конечном счёте, неизбежно пробивает себе дорогу. Весь ход и исход второй мировой войны говорит, что указанный закон исторического развития и в наше время действует в полную силу. Опыт истории говорит, что побеждает в конце концов новое, двигающее развитие вперёд, и гибнет старое, преграждающее путь передовым силам общества, пытающееся насильно тянуть общество назад.
        Но у истории мало чему могут научиться отживающие, идущие ко дну общественные классы. Именно такое положение можно наблюдать в современной буржуазной философии и социологии.
        В последнее время в США и Англии книжный рынок пополнился «трудами», где в разных формах читателям навязывается характерная для загнивающего капитализма идея о неизбежности общественного регресса.
        В своей книге «богословие и атомный век» английский социолог-богослов Девис запугивает перспективой полного истребления человечества, ежели в обществе по-прежнему будет совершаться технический прогресс, если не обуздают науку и пр. Он призывает разрушить крупные города и вручить свою судьбу богу. При этом, как и надо ожидать от такого рода «исследователей», Девис уклоняется от рассмотрения социальных причин современного кризиса буржуазного общества.
        Реакционные утверждения о деградации общества весьма широко пропагандируются американскими и английскими социологами и философами. Суть этих взглядов коротко сводится к следующему. Человечество стремится к абсолюту (богу). Движение «социально-культурной» жизни, хотя и проходит разные фазы, но остаётся «вечно старым повторением» пройденных стадий жизни. Ни одна фаза в историческом развитии не дозволяет разделить «оптимизм прогресса», человечество переживает «великую трагедию», развёртывающуюся на протяжении всей его истории. Надо найти из неё выход. Выход разные империалистические пророки предлагают различный, но только
[495]  
не путь ликвидации власти капитала, только не путь социалистической революции. История-де мало чему может научить, ибо «история человеческого прогресса является историей неизлечимой человеческой глупости». Надо следовать «творческому назначению» человека, суть которого выражена в религиозной формуле: «блажен грядущий во имя господа». Так обычно кончаются «теоретические» изыскания социологов, единым фронтом борющихся против победы демократических, прогрессивных сил над реакцией. Эта концепция, направленная против революционной борьбы рабочего класса, зачёркивающая всю историю человечества и призывающая найти утешение в «граде божьем», в потустороннем мире, не требует особых пояснений.
        Следует только сказать, что современные буржуазные социологи пускаются в сложные и путаные «теоретические» рассуждения, дабы как-то обосновать борьбу за регресс в обществе.
        Наиболее типичными в этом отношении являются размышления американского социолога Росса. Росс построил целую «теорию» общественного развития, центральным пунктом которой является утверждение, будто бы история состоит из ряда параллельно развивающихся рядов— культуры, техники, классов, производства и др., обладающих самостоятельностью, несмотря на их известную взаимную связь. Все «ряды» не могут продвигаться вперёд, они живут один за счёт другого. II если в обществе налицо, например, технический прогресс, то деградирует, скажем, искусство. Другими словами, отдельные достижения в каком-либо «ряде» возможны, прогресс в целом исключён. Общество обречено вечно топтаться на одном месте или двигаться назад.
        Но опасаясь, что всю эту ложную конструкцию могут разбить в прах, как только обратятся к действительной истории, Росс вводит «поправку»: временами появляются гениальные люди, которые выводят общество из равновесия и дают ему возможность сдвинуться с мёртвой точки. Росс пишет, что приток счастливой инициативы гениев является единственной опорой прогресса.
        По сути дела, «теория» Росса является старой-престарой идеалистической догмой, облечённой в новую словесную форму. В обществе нет и не может быть никаких
[496]  
«параллельных рядов», ибо в основе жизни общества лежит развитие способа производства, а социальный строй, государство, культура, идеология зависят от него и преобразуются вместе с ним. «Теория» Росса—беспочвенная реакционная фантазия. Она направлена на усмирение всех недовольных капитализмом, она стремится убедить в том, что прогресс в результате борьбы народных масс невозможен.
        Вы требуете повышения заработной платы, спрашивают россы, но за счёт какого «ряда» это осуществить? Вы хотите заменить капитализм более высоким строем общественной жизни — социализмом, — но всё общество не может двигаться вперёд, поэтому оставьте эту цель! Вы сетуете на тяжкие условия жизни, — надо подождать «героя», который облегчит эти условия жизни каким-либо выдающимся изобретением! Буржуазная социология стремится отвести удары рабочего класса по капитализму, обречь пролетариев, трудящихся и идущую с ними интеллигенцию на пассивность, на бездействие.
        В последние годы в буржуазных странах появились настолько рьяные противники каких бы то ни было прогрессивных социальных изменений, сторонники упрочения реакционных порядков, что была даже создана дикая «теория», выдвинутая английским лордом Ванситтартом в его книге «Семена раздора», о так называемом «ракообразном» процессе развития общества. Ванситтарт со своими чудовищно нелепыми взглядами мало интересовал бы нас, если бы его представление о развитии общества не получило известного распространения среди английской публики и поддержки идеологов, защищающих и оправдывающих империализм. Под флагом рассуждений о так называемом «автоматическом прогрессе» Ванситтарт выдвинул «предположение», что процесс общественной жизни совершается «ракообразно». Ванситтарт пытается дискредитировать само понятие «прогресс», характеризуя его как нечто телеологическое и порождённое глупостью. Отвергая «автоматический», как он выражается, прогресс, сей философствующий английский лорд, ничтоже сумняшеся, заявляет, что «человек относится к породе ракообразных, т. е. что ему гораздо легче пятиться назад, чем итти вперёд». Ванситтарт предлагает человечеству двигаться поэтому, по его мнению, более лёгкому пути. Изображая упадок канита-
[497]  
лизма как «ракообразную тенденцию историй человечества», сей глашатай регресса рекомендует людям распрощаться с юношеской верой в поступательное развитие общества, в развитие вообще и надеяться лишь на сохранение существующего, поскольку-де всякое изменение — зло.
        Назад к средневековью! Этот клич быстро распространяется в среде идеологов современной буржуазии. Если иметь в виду, что всякое настоящее движение вперёд в современных условиях есть движение к социализму, что, по прекрасному выражению товарища Молотова, в наш век все дороги ведут к коммунизму, то понятен будет страх буржуазии перед прогрессом. Понятна отсюда и чудовищная «теория» о «ракообразном» движении общества. В ней находят своё выражение страх и ужас буржуазии перед возможной победой рабочего класса, социализма.
        Однако все эти зубры не только защищают с помощью болтовни «ракообразное» движение общества, но и пытаются претворить спю «теорию» в жизнь. Они мечут громы и молнии по поводу того, что народы Чехословакии, Польши, Болгарии, Румынии, Венгрии, Албании столкнули с насиженных мест помещиков и буржуазию и установили в своих странах народно-демократический строй. Американо-английские реакционеры в бешенстве от того, что китайский народ сбросил иноземное иго и феодальную клику Чан Кай-ши. Они требуют возврата этих народов к старым капиталистическим порядкам, требуют возвращения власти помещикам и капиталистам.
        Товарищ Сталин полностью разоблачил реакционные установки Черчилля. В марте 1946 г. в интервью с корреспондентом («Правды» относительно речи Черчилля товарищ Сталин говорил, что г-ну Черчиллю хотелось бы, чтобы Польшей управляли Соспковский и Андерс, Румынией—князь Штирбей и Радеску, Венгрией и Австрией—какой-нибудь король из дома Габсбургов и т. и. «Г-н Черчилль хочет уверить нас, что эти господа из фашистской подворотни могут обеспечить «подлинный демократизм». Таков «демократизм» г. Черчилля»^[25].
[498]            
        Политикам и идеологам империалистов не понять, что народы, сбросившие со своих плеч ярмо отечественных и иностранных угнетателей, никогда но допустят возврата к прошлому, что развитие пойдёт, как об этом свидетельствует вся современная жизнь, не к восстановлению в странах народной демократии старых буржуазных и полуфеодальных порядков, а к тому, что на революционный путь встанут и уже встают новые страны, новые народы. Наступит время, когда рабочие США, Англии, Франции и других капиталистических стран, вдохновлённые примером прогрессивных народных движений во всём мире, также сбросят угнетателей и эксплуататоров и вступят на путь народной демократии и социализма.
        «По сути дела г. Черчилль и его друзья в Англии п США, — говорит товарищ Сталин,—предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда всё будет в порядке,—в противном случае неизбежна война.
        Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство гитлеров господством Черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство.
        Трагедия г. Черчилля состоит в том, что он, как закоренелый тори, не понимает этой простой и очевидной истины»^[26].
        Товарищ Сталин полностью вскрыл реакционную суть империалистической политики и идеологии, показал, что усилия империалистов направлены против революционного движения рабочего класса, против СССР, против стран народной демократии. Империалистам не по душе такое развитие событий, когда народные массы одерживают победы над своими угнетателями, и они бьют тревогу, апеллируя к силе. Ио народы Советского Союза не для того совершали пролетарскую революцию, изгоняли из своей страны интервентов, строили фабрики, заводы, же-
[499]  
лезные дороги, колхозы, новые города и промышленные центры, двигали вперёд развитие науки и культуры, разбили многомиллионные армии немецких и японских захватчиков, чтобы отдать свою страну в рабство американо-английским империалистам. «Ракообразная» идеология оказывается идеологией борьбы против лагеря демократии и социализма, против СССР, за восстановление империалистических порядков и закабаление народов американо-английским агрессивным блоком.
        Современная буржуазная социология и философия целиком подчинены империалистической политике американо-английского агрессивного блока. Философия и социология буржуазии пали столь низко, а философы и социологи до того пренебрегли элементарнейшими требованиями чести, что вполне уподобились тем идеологическим лизоблюдам, которые подвизались в древнем Риме и о которых Маркс и Энгельс, ссылаясь на Лукиана, писали: «...народ считал их публичными скоморохами, а римские капиталисты, проконсулы и т. д. нанимали их в качестве придворных шутов, которые, поругавшись за столом с рабами из-за нескольких костей и корок хлеба и получив особое кислое вино, забавляли вельможу и его гостей занятными словами «атараксия», «афазия», «гедонé» и т. д.»^[27].
        Трудно найти серьёзную разницу между философствующими римскими публичными скоморохами и современными идеологическими холопами буржуазии. Верно, вместо костей и корок им бросают доллары и сажают их за стол нередко не с рабами, а с хозяевами, но нынешние учёные скоморохи по-старому забавляют своих хозяев новыми «занятными словами» — «экзистенциализм», «искейпизм» ит. д.
        Омерзительное зрелище представляет ныне буржуазная философия. Ничего не имеют общего с наукой буржуазные философы — враги науки с их растленной торгашеской душой, с их моралью душителей свобод, с их реакционными идеями отъявленных защитников империалистической политики, злобных врагов социализма. Судьба такой философии предрешена. Народы перестают верить идеологам империализма и разоблачают их. Тру-
[500]  
дящиеся массы всех стран всё яснее видят, что единственно прогрессивный путь в их жизни и борьбе указывает марксистско-ленинская наука об обществе. Всё большие отряды трудящихся, интеллигенции становятся под знамя передовой науки, под знамя ленинизма.

        7. БУДУЩЕЕ ПРИНАДЛЕЖИТ КОММУНИЗМУ!

        Философская теория пролетариата, обосновывающая закономерность общественного прогресса, давно доказала, что возврата к прошлому нет, что победа нового над старым неизбежна. Эту сторону марксистско-ленинской философии с особой силой раскрыл товарищ Сталин. Ещё в своей знаменитой работе «Анархизм или социализм?», написанной в 1906 г., товарищ Сталин, развивая марксистский взгляд на развитие, подчёркивал, что жизнь нельзя считать чем-то неизменным и застывшим, она никогда не останавливается на одном уровне, она находится в вечном движении, в вечном процессе разрушения и созидания. Поэтому в жизни всегда существует новое и старое, растущее и умирающее, революционное и контрреволюционное.
        В труде «Марксизм и вопросы языкознанию», разоблачая субъективистский метод Н. Я. Марра, согласно которому после каждого общественного переворота якобы уничтожаются и заменяются новыми структура языка, его грамматический строй и основной словарный фонд, товарищ Сталин делает общефилософский вывод, имеющий громадное значение для научного понимания закономерного характера развития объективного мира. Великий Сталин прозорливо и мудро говорит: «История вообще не делает чего-либо существенного без особой на то необходимости»^[28].
        В положении товарища Сталина о том, что в истории должна сложиться необходимость, дабы могли произойти существенные изменения, выделяются две главные мысли, имеющие неоценимое значение для марксистской теории
[501]  
развития. Товарищ Сталин подчёркивает, во-первых, объективный характер исторического процесса, недопустимость субъективистских выдумок о том, будто историю можно изображать по своему усмотрению, подгонять её законы под определённую схему. Требование выявлять объективные, действительно существующие процессы в истории и верно отражать их в научном познании является одним из краеугольных камней диалектического материализма. Товарищ Сталин подчёркивает, во-вторых, что исторический процесс включает в себя как важнейшую сторону закономерность существенных изменений в развитии общества.
        Изучение закономерной связи между отмиранием старого и нарастанием нового, анализ борьбы нового против старого позволяет познавать направление развития, своевременно вскрывать ростки нового, объективно оценивать соотношение между новым и старым и находить пути скорейшей победы нового. «Диалектический метод говорит, что жизнь нужно рассматривать именно такой, какова она в действительности. Мы видели, что жизнь находится в непрестанном движении, следовательно, мы должны рассматривать жизнь в её движении и ставить вопрос: куда идёт жизнь? Мы видели, что жизнь представляет картину постоянного разрушения и созидания, следовательно, наша обязанность — рассматривать жизнь в её разрушении и созидании и ставить вопрос: что разрушается и что созидается в жизни?
        То, что в жизни рождается и изо дня в день растёт, — неодолимо, остановить его движение вперёд невозможно»^[29].
        Это замечательное положение, выдвинутое товарищем Сталиным около полувека назад, наглядно раскрывает подлинную объективность марксистской диалектики, которая, отметая все и всяческие приёмы субъективизма, требует рассматривать явления без всяких посторонних прибавлений. Товарищ Сталин говорит о том, что диалектический материализм рассматривает жизнь в её постоянном движении, ибо движение есть форма существования материи. Марксистская диалектика является аналогом действительности; в действительной же истории новое закономерно и неотвратимо побеждает. Отсюда
[502]  
и следует вывод марксистской диалектики о неодолимости нового.
        Развивая марксистскую диалектику, товарищ Сталин научно обосновал важнейшее положение о том, что будущее принадлежит новому, растущему, борющемуся против старого, ломающему все преграды па своём пути. Это мудрое сталинское положение открывает перед всеми передовыми силами современности неограниченные перспективы развития, вооружает трудящихся верой в победу коммунистического будущего. Из этого положения вытекает одно из коренных требований марксизма-ленинизма, сформулированное товарищем Сталиным, — чтобы не ошибиться в политике, надо смотреть вперёд, а не назад!
        Творчески разрабатывая марксистскую диалектику, товарищ Сталин показал, что она обращена в будущее. Эта её особенность неразрывно связана с классовой природой марксистско-ленинской философии, теоретически обосновывающей борьбу рабочего класса за великое будущее всех трудящихся. Маркс и Энгельс выдвинули идею диктатуры пролетариата задолго до того, как непосредственно стало возможным свержение диктатуры буржуазии. Научное предвидение—коренная особенность марксистско-ленинской науки, могущественное орудие коммунистической партии, руководящей силы социалистического движения пролетариата. А чтобы руководить, учит И. В. Сталин, надо предвидеть.
        Идеологи современной буржуазии фальсифицируют не только прошлое и настоящее, но и будущее, ибо почва горит под ногами империалистов. Только пролетариат не боится будущего, он борется за его победу, за победу коммунизма. Диалектико-материалистическое учение о законах развития общества вооружает коммунистическую партию методом научного предвидения.
        Трудящиеся всегда были решающей силой истории. Однако до возникновения марксизма они не могли правильно ориентироваться в законах общественного развития, не видели, куда, в каком направлении пойдёт развитие общества, к каким результатам приведёт их труд, их деятельность, их борьба, что ожидает их в грядущем.
        Идеологи реакционных классов, кровно заинтересованные в сохранении цепей рабства, веками твердили и твердят поныне, что эти цепи нельзя разорвать, ибо-де
[503]  
тогда погибнет общество, что трудящиеся вечно должны нести свою горестную долю и что будущее не сулит ничего нового, а потому лучше не стремиться к нему. К тому же, внушают трудящимся эти враги народов, будущее вообще недоступно познанию, его нельзя наблюдать, это-де область пустых мечтаний и абстрактных домыслов. Установившиеся «законы» истории, сделавшие одних эксплуататорами, крупными собственниками, других—людьми труда, эксплуатируемыми, — это-де «вечные законы» и бороться против них значит попусту тратить силы. Одним словом, идеологи эксплуататоров, когда заходит речь о будущем, повторяют слова, начертанные, как говорит Данте в «Божественной комедии», перед входом в ад: «Оставь надежду навсегда!»
        Пытаясь преградить трудящимся путь к борьбе за лучшее будущее, идеологи империалистов вынашивают, однако, планы будущего для себя, для своего класса. Американский сенатор Фландерс издал книгу «Американское столетие». Сей пророк монополистов Уолл-стрита видит будущее только через очки морганов и фордов: он предвещает на протяжении всего XX в. снижение налогов на прибыли миллиардеров и пребывание в нищете и рабстве 90 процентов населения США. Мировое же развитие он представляет себе только как установление «мировой гегемонии» США. Французский публицист Барбарой «предсказывает» в своей книге «Кто будет хозяином мира?» «моральную деградацию» человечества и беспрерывные мировые войны на протяжении ближайших десятилетий. Война оказалась столь прибыльным предприятием для монополистов, что их идеологи не могли пе изобрести ещё один «закон» мировой истории: чело- век-де для человека — зверь, он агрессивен по своей биологической природе; поэтому войны — «естественное состояние» общества. Свою звериную агрессивную природу идеологи буржуазии выдают за свойство человека вообще, свою жажду наживы и порождаемые этим войны они изображают. как всеобщий естественный закон истории. Австрийский буржуазный экономист Цишка не преминул поддержать своих учителей, и разразился книгой «Страны будущего», в которой «обосновывает» будущее «процветание» капитализма, связывая его с «освоением», т. е. с ещё более интенсивной эксплуатацией моно-
[504]  
хищниками США и Западной Европы, стран Африки, Азии, Австралии и других районов земли. Английский философ-людоед Бертран Рассел издал в 1951 г. «рескрипт» «Будущее человека», в котором не видит пит,IX перспектив для общества, кроме возвращения к варварству «после катастрофического уменьшения населения на земле» либо насильственного при помощи войны и агрессии «объединения мира» под властью американских монополистов-рабовладельцев.
        Нет нужды продолжать рассмотрение горячечного бреда идеологов империалистической буржуазии о будущем человечества.
        Умирающий, обречённый историей класс капиталистов клевещет на человечество, приписывая ему боязнь будущего, страх перед жизнью. «Мы боимся настоящего и ещё больше будущего», — признаётся французским академик-черносотенец Луи Марлио. Безумствуя, империалисты объявляют весь XX век веком безумия. Но XX век страшен только для монополистов и их лакеев. Для трудящихся — это век осуществления великих идей Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, век надежд и побед простых людей всех стран.
        Последним и высшим судьёй, который безошибочно решает, что победит в будущем, какой взгляд на общество верен и какой ложен, является сама история.
        Известно, что прусские помещики первой половины XIX в. всячески третировали буржуазные отношения,' буржуазную идеологию, которые уже тогда одержали победу в других странах Европы—во Франции, Англии, Голландии и т. д. Но законы истории неодолимы, и достигнутая к началу XIX столетия в Англии, Франции, Голландии и других странах ступень общественного развития оказалась будущим для Германии. Вторая половина XIX в. полностью подтвердила это.
        Известно, что русские народники в последней трети XIX в. рьяно отстаивали взгляд об особом пути развития России, которая должна-де миновать стадию капитализма. Народники утверждали, что в России победит так называемый общинный строй, который непосредственно приведёт к социализму. В. И. Ленин доказал в своей гениальной работе «Развитие капитализма в России», что нет и не может быть особого, исключительного, только Рос-
[505]  
сии присущего исторического пути, что Россия вступила в ту же стадию социального развития, которую уже проходят другие европейские страны, — стадию капитализма. История показала, что прав был В. И. Ленин.
        История подтвердила, что в острейшей борьбе между марксистами-ленинцами и всякого рода лжесоциалистами по вопросу о возможности построения социалистического общества в стране победившей диктатуры пролетариата правы оказались марксисты-ленинцы, а не наёмные идеологи империалистов.
        Законы истории объективны. Ход истории пе могли изменить ни рабовладельцы, ни помещики, ни капиталисты, пытающиеся и поныне сковать могущественные силы, призванные сбросить капитализм в пропасть.
        Империалистическая буржуазия, стремясь отдалить крах буржуазных порядков и приостановить историю, прибегает не только к злобной клевете на коммунизм, к насаждению полицейского режима, террора, развязыванию агрессивных войн. С помощью шпионов, путём подкупа политических наёмников она организует государственные перевороты, стремясь подавить развёртывающееся движение народных масс против угнетателей. Так, американо-английские империалисты завербовали и наняли изверга Тито с его бандой для удушения югославского народа. Они поставили марионетку — наёмника Ли Сын Мана в Корее с целью обмануть корейский народ и превратить Корею в свою колонию. Французские империалисты прикрываются таким же платным агентом Бао Даем во Вьетнаме для борьбы против освободительного движения вьетнамского народа. Но и этп гнусные приёмы империалистов обречены па провал. Народы разоблачают наёмную агентуру империалистов в своих странах и организуют борьбу против них.
        История убедительно доказывает, что страны и народы, стоящие на более высокой ступени общественного развития, достигшие более высокого общественного строя, открывают другим странам и народам их будущее, предстоящий и закономерный для них путь исторического развития.
        В октябре 1917 г. впервые в мировой истории рабочий класс России взял свою судьбу в собственные руки, начал сознательно творить новую, социалистическую
[506]  
жизнь. Всю историю до Великой социалистической революции можно назвать лишь предысторией человечества, потому что народы были лишены возможности трудиться на самих себя, свободно управлять собственной жизнью. Советская власть открыла новую эпоху исторического развития.
        Все силы старого мира объединились для борьбы против самого передового общественного строя, против республики Советов. В своей лютой ненависти к социализму империалисты идут на любые преступления, дабы задержать закономерный ход истории. Контрреволюционные заговоры, экономическая блокада, разрыв дипломатических отношений, военные походы против молодой республики Советов, империалистические, агрессивные войны против СССР, организация вредительства, предательства, засылка шпионов, диверсантов, убийц, потоки мутной грязи и клеветы в печати, по радио, с трибун парламентов и международных конференций—всё было использовано и используется мировой буржуазией, дабы задержать рост сил социализма, не допустить победы нового общественного строя, несущего освобождение и счастье сотням миллионов людей труда, смерть империализму.
        Но законы истории таковы, что новый, более высокий общественный строй побеждает. Преодолевая все и всяческие трудности, советский народ построил под руководством своей великой партии, партии Ленина—Сталина, социалистическое общество и успешно строит его высшую ступень — коммунизм. На основе опыта нашей страны уже перестраивают свою жизнь страны народной демократии и великий Китай.
        Социалистический строй Советского Союза — это светлое настоящее для народов СССР и великое, заветное будущее для всех других стран и народов, прообраз грядущих отношений между всеми людьми, и народами. Теперь уже не одна шестая часть суши, а её треть, не. одна двенадцатая часть населения, земного шара, а более трети его живёт и борется под знаменем, свободы, демократии, социализма.
        Вожди коммунистических партий и трудящихся крупнейших стран мира, выражая мысли народов, с признательностью говорят о Советском Союзе, который открыл
[507]  
человечеству путь строительства новой жизни. «СССР превратился в могучий магнит, притягивающий все свободолюбивые пароды мира, — говорит вождь немецкого народа Вильгельм Пик. — Страны народной демократии, освобождённый Китай, демократические силы стран капитализма с гордостью и доверием смотрят па СССР и на вождя Советского государства Сталина». В то время как империализм несёт всем подвластным ему странам войны, разорение и растленную идеологию, Советский Союз по-братски помогает народам, свергнувшим иго империализма, строить свободную жизнь, развивать н обогащать их культуру. «Мы благодарны Марксу, Энгельсу, Ленину и Сталину, давшим нам оружие. Это оружие — не пулемёты, а марксизм-ленинизм»^[30], — сказал вождь китайского народа Мао Цзэ-дун.
        Советское социалистическое общество — высшая ступень, достигнутая в развитии человечества. В СССР осуществлена та форма общественной жизни, которая неизбежно следует за капитализмом. Теперь для трудящихся всех стран социализм — это не просто мечта о будущем. Они видят своё будущее в СССР. Теперь рабочий класс, трудящиеся наглядно убеждаются на славном примере СССР в преимуществах социализма перед капитализмом.
        Трудящихся стран социализма нельзя уже повернуть вспять, отнять у них достижения, завоёванные тяжёлой борьбой. Они испытали радость социалистического строительства, творчества новой жизни, свободного труда. Страны народной демократии видят в социалистическом обществе, построенном в Советском Союзе, своё великое и близкое будущее. Народы, которых! предстоит ещё сбросить и задушить империалистического зверя, черпают вдохновение в советской революции, в опыте нашей коммунистической партии, в опыте народов СССР.
        Марксизм-ленинизм строит свои выводы на опыте самой истории- общества, на познании её закономерностей. Отсюда — несокрушимая логика и объективная сила выводов марксизма-ленинизма. Отсюда — достоверность и научная обоснованность его прогнозов. Отсюда — совпа-
[508]  
дение реальных результатов исторического развития с задачами, поставленными марксизмом-ленинизмом, коммунистической партией.
        История развивается не по желаниям американских рабовладельцев. Историю творят народы. И они сделают её в соответствии со своими интересами так как объективная тенденция исторического развития ведёт к тому же, к чему стремятся, за что борются рабочие, трудящиеся крестьяне, передовая интеллигенция. История отбросит, опрокинет и ликвидирует все попытки империалистической буржуазии по-своему организовать будущее, попытки повернуть историю вспять. Великие освободительные цели трудящихся будут осуществлены.
        Марксизм-ленинизм научно доказал, что социалистический строй с такой же неизбежностью следует за капитализмом, как за ночью следует день.
        Социализм — это настоящее советских людей, наша современность, наша повседневная прекрасная жизнь. Советские люди, проложившие новое русло человеческой истории, открывшие и показавшие всем народам их будущее, неутомимы в своей творческой деятельности, в героическом труде по осуществлению великих научных предначертаний товарища Сталина.
        Империалисты стремятся сохранить те общественные отношения, которые ведут к разрушению материальных и культурных ценностей, созданных народами. Эксплуататоры стремятся сохранить строй, неизбежными проявлениями и спутниками которого являются войны, кризисы, безработица, всё увеличивающиеся бедствия и страдания масс. Ставленник американских империалистов Томас Дьюи, побывавший недавно в странах Азин, признаётся, что народы Азии не надеются увидеть при господстве капиталистической системы и американского руководства хорошей пищи, газовой плиты, телефона или ванны. «Рядовой азиат» не надеется, по словам Томаса Дьюи, даже на то, что у него будет достаточно риса и рыбы, чтобы прокормить свою семью. Само собой разумеется, что всё это нисколько не печалит Дьюи, который, как и все реакционеры, стремится увековечить империалистический порядок: рай—для тунеядцев, ад—для людей труда. Но враждебная народам идеология и политика терпят крах. Великий пример народов СССР, строящих
[509]  
коммунизм, объединяет, воодушевляет трудящихся на борьбу за своё освобождение.
        Не ясно ли, что американским империалистам не удастся заковать в цепи рабства два е лишним миллиарда людей. Коммунистический строй несёт всем народам освобождение от угнетения, победу принципов взаимопомощи и сотрудничества людей труда, высокое материальное благополучие. Это объединяет, воодушевляет трудящихся, превращает идеи коммунизма в великую непреоборимую силу. «...Народы, не желая больше жить по-старому, берут судьбу своих государств в свои руки, устанавливают демократические порядки и ведут активную борьбу против сил реакции, против поджигателей новой войны,» (Сталин)^[31].
        Миллионы и миллионы трудящихся всех стран действуют ныне не слепо и не вразброд в борьбе против империализма. Руководимые коммунистическими и рабочими партиями, они организуются, умножают свои силы, проникаются революционной решимостью. Неуклонно растёт доверие трудящихся к коммунистическим партиям. Массы начинают всё глубже и глубже сознавать, к каким великим историческим результатам привела большевистская партия народы нашей страны. Народы знают, что достижения советского народа являются результатом руководства коммунистической партии, деятельности её вождя и учителя—великого и мудрого Сталина. Вот почему с именем товарища Сталина трудящиеся всего мира связывают своё будущее.
        Коммунизм — не беспочвенная мечта, не утопия. За ним стоят всенародные силы. Народы всё более убеждаются в том, что коммунизм—единственный для них выход, что коммунизм можно и должно завоевать. Народы делают историю и они решительно стали на путь борьбы за мир, демократию и социализм. Нет в мире силы, которая могла бы повернуть вспять народы, решившие, что

                   Надо

                       вырвать

                                   радость

                                   у грядущих дней^[32].

[508]            
        Марксистская философия, развитая товарищем Сталиным, вооружает трудящихся всех стран света мощным идейным оружием в их борьбе за победу мира, демократии и социализма. Пусть злобствуют и безумствуют враги коммунизма. Их судьба предрешена. Всемирно-историческое движение народных масс по пути, указанному Лениным и Сталиным, по пути, на котором успешно творят новую жизнь народы Советского Союза и стран народной демократии, — неодолимо. Коммунизму принадлежит будущее. Это будущее зреет, растет в настоящем. Оно побеждает силы старого, прогнившего мира. Оно победит!