Accueil | Cours | Recherche | Textes | Liens

Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы

-- С. БЕЛЕВИЦКИЙ : «О чем шел спор», Революция и язык, 1931, №1, стр. 11-20.


[11]
        Чтобы отдать себе отчет в специфичности лингвистической дискуссии, занявшей тринадцать заседаний и длившейся три месяца (октябрь—декабрь), чтобы уяснить себе ее особый характер, необходимо остановиться несколько на ее «предыстории». Равным образом трудно, пожалуй невозможно было бы оценить ее значение и понять причину некоторой неопределенности ее результатов, если не посвятить хотя бы небольшое количество строк характеристике диспозиции сил на самой дискуссии, диспозиции, наложившей своеобразный отпечаток на самый ход дискуссии и определившей ее «форму».
        Сознание настоятельной необходимости продискутировать ряд основных проблем методологического характера и в области языкознания зародилось у отдельных работников Секции материалистической лингвистики Института ЛИЯ Комаканемии сравнительно задолго до начала дискуссии. Сознание необходимости дискуссии складывалось из двух неразрывно связанных между собой моментов: 1) потребности в разработке основ подлиной диалектико-материалистической науки о языке и 2) сознания, что без такой науки невозможна плодотворная стоящая на уровне современности, языковая политика и практика в тот период, когда мы заканчиваем построение социалистического фундамента экономики в нашем многонациональном и многоязычном Союзе, когда в строительство социализма на базе сплошной коллективизации в сельском хозяйстве втягиваются широчайшие массы трудящихся, когда социалистическое строительство связано с небывалым в истории расширением культурных потребностей широчайших масс, в удовлетворении которых значение языка как орудия культурной революции огромно.
Сознание необходимости в дискусии возникло у отдельных товарищей из Секции материалистической лингвистики. Какова же была позиция Секции в целом? Вернее, была ли какая-нибудь общая точка зрения на этот вопрос у Секции? На этот вопрос приходится дать отрицательный ответ. Здесь мы имели следующее расположение сил: «левый» фланг, состоящий из тех отдельных товарищей, о которых уже шла речь; «правый» фланг, состоящий из хранителей яфетидологической «догмы » и «центра», аlias — эклектического «болота».
        На фоне такого расположения сил предыстория дискуссии т. Ломтевым рисуется так: «Весной прошлого года т. Аптекарь выступил с докладом на тему об очередных задачах современных лингвистов-марксистов. Тогда же был поставлен вопрос о необходимости дискуссии. Тов. Даниловым было высказано мнение, что давно уже назрела потребность в обсуждении вопросов яфетической теории. В связи с этим мы имели целый ряд выступлений яфетидологов, которые тогда вообще доказывали, что дискуссии никакой не нужно... Что касается критики и самокритики то это в данный момент праздное дело».
        Яфетидологи не могли не сознавать, что такая позиция противоречит лозунгу самокритики. Однако они нашли выход из этого положения в следующей формуле: «Вы (т. е: представители «левого» фланга — С. Б.) должны принять на все сто процентов основные положения яфетической теории и тогда открывать дискуссию». Для противной стороны такой выход разумеется был неприемлем. Ддя нее совершенно естественна была обратная презумпция: «Дискуссия может развертываться только на основе критики положений яфетической теории с точки зрения марксизма-ленинизма».
        При таком положении вещей для «левого» фланга внутри Секции было совершенно очевидно, что как организация дискуссии, так и само проведение
[12]
ее и руководство ею ляжет на его плечи. Перед представителями «левого» фланга встала задача: сорганизовать и консолидирозать необходимые для организации и руководства дискуссией силы. Это и привело совершенно естественно к возникновению группы «Языковедный фронт». Группа — не «сброд», не «беспринципный блок», как ее квалифицировали яфетидологи на дискуссии со свойственным им изяществом стиля, а закономерный и естественный продукт их же, яфетидологов, во главе с т. Аптекарем, позиции в вопросе о дискуссии. И каков бы ни был общетеоретический и специально лингвистический уровень знаний отдельных членов этой группы, всю группу объединяло одно: искреннее стремление на основе посильной большевистской критики того, что дает нам современное языкознание как традиционное, так и яфетидологическое, — найти пути для заложения основ, подлинной диалектической науки о языке с целью создания теоретического базиса для нашей языковой практики и политики. Такова в общих чертах предыстория дискуссии.

"Диспозиция" сил

        Дискуссия началась двумя докладами тт. Данилова и Ломтева. Характер и содержание докладов предопределены были двумя моментами: 1) современным состоянием науки о языке в методологическом и политическом плане и 2) языковой практикой существующих языковедческих течений. Задачей т. Ломтева было дать критику методологических основ как традиционной (индоевропеистской) лингвистики, так и яфетической теории, а т. Данилова — вскрыть их классовые корни, показав, как методологические основы учений о языке отражаются в практике их представителей, наметить основные задачи марксистов-лингвистов на новом этапе. Совершенно очевидно, что содержание обоих докладов должно было пересекаться. Но что важнее всего подчеркнуть, это то, что докладчики не могли одновременно с критикой существующих учений представить свою собственную развернутую языковедческую концепцию. Это и подставило их под удар противников.
        Чтобы дать ответ на совершенно естественный вопрос, почему случилось так, что естественный центр дискуссии оказался отодвинутым на периферию, а центральное место занял вопрос об «ошибках т. Данилова», нам необходимо несколько остановиться на диспозиции сил на самой дискуссии!
        В отличие от так называемой поливановской дискуссии на настоящей дискуссии индоевропеистика как некое течение, если и существовала, то незримо. Единственными действующими силами дискуссионной «драмы» оказались «Языковедный фронт» и группа яфетидологов. Все остальное попряталось, если присутствовало в зале, то лишь в качестве «зрителей». В лучшем случае со стороны тех, которые официально не примыкают к лагерю «стопроцентных» яфетидологов, мы имели либо выступления pro domo sua, либо указания на ошибочность отдельных положений того или другого докладчика, либо выступления лиц, которые сами себя причисляют к яфетидологам, но ввиду склонности их к самокритике, не признаваемы такими яфетидологическим руководством, олицетворяемым в Москве т. Аптекарем. К сожалению сам академик Н. Я. Марр, председатель Секции видимо из аристократического пренебрежения к лингвистическому parvenus в дискуссии не только не участвовал, но даже и не явился на нее.
Теперь мы можем ответить на вопрос, почему именно центральный вопрос дискуссии — является ли яфетическая теория марксистским, т. е. диалектико-материалистическим учением о языке — оказался отодвинутым в ходе дискуссии на периферию. Дело в том, что перед яфетидологами были два пути; либо принять вызов докладчиков и заняться серьезным обсуждением основных положений докладов, в которых дана была критика основных методологических положений яфетической теории, либо какими угодно мерами, но обязательно свести дискуссию на нет. Первый путь означал неизбежность допущения хотя бы минимальной дозы самокритики, но это означало бы вместе с тем и отступление от занятой позиции: дискуссия ведется на основе «стопроцентного» признания основных положений яфетической теории. Так как на такое отступление «руководство» итти не захотело, то перед яфетидологами остался открытым лишь второй путь. И тогда дана была директива: бить по Данилову и «вы-
[13]
смеивать» дискуссию, словом — учинять перманентную обструкцию.
Переходя к содержанию самой дискуссии, мы должны подчеркнуть, что не задаемся целью дать исчерпывающее изложение всей дискуссии. Такое изложение было бы прежде всего скучным, утомительным, мало интересным. Дискуссия в значительной своей части шла самотеком, без твердого делового руководства со стороны президиума и уже без всякого направляющего руководства со стороны директората Института ЛИЯ Комакадемии. Директорат оказался «в нетях». На всем протяжении дискуссии мы имели лишь одно выступление по существу со стороны директората — выступление т. Бочачера. Дискуссия таким образом «плавала» без руля и без ветрил: выступлений было много, и каждый выступающий говорил о чем хотел и сколько хотел. И все же некоторые общие линии можно будет наметить, причем мы намерены ограничиться характеристикой лишь основных линий в плоскости главнейших методологических проблем.

Общефилософская характеристика традиционного буржуазного языкознания

        Оба докладчика дают традиционной лингвистике одну и ту же суммарную общефилософскую характеристику: несмотря на различие направлений, последовательно сменявших друг друга на протяжении прошлого и текущего столетий, несмотря на обилие оттенков, — философской основой буржуазного языкознания на всем его протяжения является метафизический идеализм с уклоном в субъективизм.. Это положение встретило возражения со стороны тт. Шор и Аптекаря, которые в общем сводились к тому, что нельзя ограничиваться суммарной философской характеристикой индоевропеистики. «Дать сейчас критику индоевропеиэма, это значит дать прежде всего критику всех его конкретных течений, а не обратить критику против отдельных персон» (Аптекарь). То же по существу говорила и т. Шор: «Мы мало изучаем индоевропеистику, забыли эклектиков и метафизиков-натуралистов». Если отвлечься от конкретной обстановки, то указания тт. Шор и Аптекаря вполне основательны.
        Но дело в том, что нельзя было предъявлять к докладчикам требование — в двух докладах объять необъятное. Суммарная общефилософская характеристика индоевропеистики у докладчиков не безупречна. Возможны и более удачные характеристики, в которых содержался бы в неразвернутом хотя бы виде и момент диференциации, намечались хотя бы вехи, смены одного направления другим. Такой недостаток был бы абсолютно недопустим в докладах, специально посвященных характеристике традиционной буржуазной науки о языке, но вполне допустим в докладах, где центр тяжести лежал совсем в другой плоскости.

Проблема "наследства"

        В связи с вопросом о буржуазной лингвистике встает вопрос о наследстве. Для всякого ясно, что мы не можем ограничиться огульным отрицанием буржуазного языкознания. Перед нами стоит задача критического его преодоления, его диалектического отрицания, которое означает, что мы одновременно и отрицаем и используем его как материал для перехода на высшую ступень. В этой плоскости был заострен вопрос о Гумбольдте : «снимает ли яфетическая теория учение Гумбольдта или же «снятие» гумбольдтовского наследства как некоторой вершины буржуазного языковедения — дело подлинной диалектико-материалистической науки о языке? Мы вполне поймем причину заострения указанного вопроса, если вспомним, что яфетидологи исходили из презумпции: «яфетическая теория представляет собою диалектико-материалистическое учение о языке (пусть даже с оговоркой — «в становлении»), что по существу равносильно тезису: дискусссия должна вестись на основе стопроцентного признания лингвистической концепции Н. Я. Марра.
        Где нужно искать философские основы лингвистической концепции Гумбольдта? «Я думаю, что основное для Гумбольдта, так же как и для Гегеля, — это то, что оба они являются объективными идеалистами... Это можно подтвердить целым рядом справок из самого текста. Как объективный идеалист Гумбольдт ближе именно к Гегелю, чем к Канту». И полемически заостряя этот
[14]
тезис против яфетидологов, т. Данилов в своем заключительном слове утверждал: «Гумбольдт, в отличие от Марра, является диалектиком; он воспринимает язык как единство противоположностей в движении, во всеобщем опосредствовании, как диалектическое единство».
        Стоя на точке зрения т. Данилова в оценке философских основ лингвистической концепции Гумбольдта, т. Ломтев говорил, что «в системе гумбольдтовского построения философии языка мы имеем признание принципа единства гдоттогонического процесса состоящего в том, что Гумбольдт рассматривает каждый язык как известную ступень по пути восхождения к идеальному строению языка». По мнению т. Ломтева, концепция Гумбольдта не только исходит из одного только голого принципа движения, но заключает в себе «некоторые предпосылки для построения диалектических категорий языкознания». Вывод т. Ломтева опять-таки полемически заострен против яфетидологов. «Мы считаем, — говорил т. Ломтев в своем заключительном слове, — что яфетическая теория не разрешила проблемы наследства, не сняла наследства Гумбольдта. Использование Гумбольдта не есть возврат языковедения назад, как это утверждала здесь т. Шор. Мы считаем, что в системе категорий у Гумбольдта есть то, что мы можем, переварив, сохранить. Мы считаем, что только преодоление механистических положений яфетической теории даст нам возможность переварить и сохранить наследство Гумбольдта!».
        В противовес утверждениям докладчиков т. Аптекарь развивал свою точку зрения на концепцию Гумбольдта, диаметрально противоположную точке зрения докладчиков. Как раз у Гумбольдта, — утверждал т. Аптекарь, — мы не находим стройной, а тем более диалектической концепции. Гумбольдт держался на Канте, Фихте, Шеллинге, т. е. на всей немецкой классическо-идеалистической школе, откуда он брал отдельные куски. «Установление антиномии, которое было учинено еще Кантом, не есть еще «разрешение основного закона диалектики — единства противоположностей. Это делается для того, чтобы противопоставить гумбольдтовскую диалектику марксистской».
        Мы подагаем, что ни одна, ни другая сторона не привели достаточных доказательств для полного оправдания своей точки зрения. Вопрос этот может получить то или иное окончательное решение лишь в результате тщательного изучения гумбольдтовского «наследства». Но ведь центр тяжести вопроса не в Гумбольдте, а в яфетической теории. И для докладчиков, и для их противников из лагеря яфетидологов центр тяжести вопроса лежит в другом : представляет ли собой яфетическая теория в ее исходных методологических положениях диалектико-материалистическое построение, или ее исходные положения, несмотря на наличие в этой теории отдельных диалектических моментов, в основе своей механистичны?

Общая характеристика яфетической теории

        Стержнем доклада т. Ломтева была критика методологии яфетической теории. Тов. Ломтев совершенно сознательно и правильно сосредоточил свое внимание не на отдельных конкретно-лингвистических проблемах, служивших объектами исследования академика Н. Я. Марра, а на исходных метододогических положениях яфетической теории. Тов. Аптекарь в своем выступлении заявил: «Данная дискуссия стоит на гораздо более низком уровне, чем поливановская» дискуссия». Это верно лишь с точки зрения «ученого мандарина» и, как бы это внешне ни казалось несовместимым, ползучего эмпиризма. Ученый мандаринизм всегда любит ссылаться на «факты» и рассматривать методологию как пустое никчемное философствование». С этой точки зрения, поливановская дискуссия, на которой выступали разной масти «настоящие» ученые с «фактами», действительно стояла «на более высоком теоретическом уровне».
        Конечно методологические предпосылки не являются «априорным знанием». Они основаны на предварительном изучении фактов. Но дело-то в том, что научное знание не есть простое констатирование фактов, не есть «непредубежденное» описание их, а их осмысление в их связях и опосредствованиях, как учил Ленин, и установление характера этих связей и опосредствований в соотношении с объективной действительностью с точки зрения определенной ме-
[15]
тодологии. Ведь сам т. Аптекарь на дискуссии спрашивал: «Где марксисты говорили об описательном изучении?... Марксистский подход в корне отрицает всякое описание как научный метод познания». С той точки зрения, на которой стоит т. Аптекарь, можно сколько угодно ругать т. Ломтева, можно говорить о его совершенной неподготовленности к критике яфетической теории, но именно марксисту нельзя отрицать, что по «типу» критика Ломтева стоит на несоизмеримо более высокой научной ступени, чем критика Поливанова.
        Методология какой-либо научной системы есть единство отдельных ее моментов, находящихся между собой в неразрывной логической связи. Поэтому именно критика методологии должна начинать с того, чтобы вскрыть ошибочное логическое «начало» критикуемой научной системы. Вскрытие этого начала есть общая характеристика данного учения (1).
        В основном лингвистическое учение Н. Я. Марра обоими докладчиками охарактеризовано было так: яфетическая теория, рассматривающая язык как надстройку над социально-экономическим базисом, подчеркивающая необходимость классового подхода к языку, представляет собою несомненно материалистическое учение о языке. Своим материалистическим характером, учение Н. Я. Марра резко отличается от традиционной индоевропеистики, из недр которой оно в значительной степени вышло. Но не отрицая прогрессивности яфетической теории, не отрицая даже того, что «яфетидология является решающей высотой» (Данилов), докладчики однако приходят к выводу, что решающей высотой яфетическая теория была только до определенного момента. Оставаться на ней, не перестраиваясь и не думая двигаться вперед, было бы величайшей ошибкой. «В связи с новым этапом реконструкции пора уже пересмотреть все то, что мы имеем в яфетической теории» (Данилов). И этот пересмотр приводит докладчиков к характеристике яфетической теории как механистической в «основных своих положениях», которая только путем преодоления этого механицизма может превратиться в диалектико-материалистическое учение о языке».
        «Началом» исходных методологических положений яфетической теории, увязывающим эти положения в некую единую систему, является механицизм. Это конечно отнюдь не значит, что учение Н. Я. Марра не содержит в себе отдельных диалектических моментов, каковыми является положение о единстве глоттогонического процесса, о стадиальности последнего, о скачкообразном развитии. Однако, отдельные положения какого-либо законченного учения не являются изолированными; они существуют в контексте учения в целом и не могут не испытывать на себе воздействия его исходных методологических положений. В контексте диалектической , и механистической системы категория скачка означает не одно и то же. Категория движения у диалектиков и механистов интерпретируется по-разному. Точно так же обстоит дело и с категорией единства, связи. В механистической концепции единство принимает форму отрицания качественного многообразия бытия, сведения всего сложного к простому.
Перед докладчиками, преимущественно перед т. Ломтевым, таким образом встала задача охарактеризовать основные методологические положения яфетической теории и показать, что основой их единства является механицизм.

Палеонтологический метод

Яфетическая теория кладет в основание исследования языкового процесса сравнительный исторический принцип. В этом отношении, по мнению т. Ломтева, учение Марра сходится с традиционной наукой о языке. Различие, и весьма существенное, заключается в том, что индоевропеистика стоит на точке зрения изолированности отдельных языковых групп, а яфетическая теория исходит «из признания того, что все языки представляют собой единство по происхождению и развитию, что между ними есть известная генетическая связь». Тов. Ломтев не отвергает познавательного значения принципа сравнения, но отрицает за ним значение единственного по-
[16]
знавательного начала. Как единственное познавательное начало этот принцип недостаточен. «Хотя сравнительное рассмотрение вещей и необходимо, но, исходя из этого, нельзя утверждать, что данные, достигнутые этим методом, есть последняя реальная действительность изучаемого предмета». Взятый в своей изолированности и в качестве единственного познавательного начала сравнительный метод исследования метафизичен и механистичен, ибо он вынужден оперировать «в сфере одного качества». Сравнительный метод оперирует категориями сходства и различия в отрыве друг от друга: он либо устанавливает сходство, абстрагируясь от различий, либо устанавливает различие, отвлекаясь от сходства, но не в состоянии познать сходство и различие в их диалектическом единстве.
        С очерченным характером сравнительного исследования фактов и явлений языкового процесса логически связан и характер историко-генетических изысканий яфетической теории. Историзм, который в контексте марксистско-ленинского учения является учением о качественных изменениях, о переходе одного качества в свою собственную противоположность, о взаимопроникновении формы и содержания, — этот историзм в учении Н. Я. Марра трансформируется в палеонтологизм, подменяется последним. В своей практике яфетическая теория подменяет историко-генетическое исследование сравнительно-палеонтологическим; принцип установления историко-генетических связей между качественно-различными ступенями в языковом процессе подменяется принципом «сведения» языковых фактов и явлений из различных стадий языкового процесса к первоначальным «элементам». Благодаря этому исследователь вместо того, чтобы сосредоточить свое внимание на изучении данной языковой системы как качества специфической формы бытия на фоне установленных историко-генетических связей, центр своего внимания переносит на «элементный анализ».

"Элементы" и их "скрещение"

Как должна быть истолкована функция «четырех элементов» в контексте охарактеризованного нами сравнительно палеонтологического метода яфетической теории? На этом вопросе остановился в своем выступлении пишущий эти строки. На наш взгляд, функция этих элементов в системе Н. Я. Марра та же, что функция «первоматерии» в концепции наших механистов. В контексте сравнительно-палеонтологического метода мы с этой языковой «первоматерией» неизбежно должны притти к выводу, что все разнообразие языковых фактов и явлений на всем протяжении единого глоттогонического процесса в конечном счете представляет лишь различные комбинации далее неразложимых неизменных простейших частиц, и этим мы volens-nolens оказываемся на почве основного постулата всякого механицизма. Больше — этим уже заранее дана механистическая концепция от начала до конца. На самом деле: даны элементы как первоматерия, дано движение, изменение этих элементов в форме разнообразных комбинаций их в пространстве и во времени — и все. Причем эти комбинации в яфетической теории носят название скрещения. Но отсюда логически неизбежен тот вывод, что язык есть совокупность пережитков, наслоений.
        Основываясь на положении Н. Я. Марра, что «необходимо подойти к языку не как к однородному массиву, а как к составу из различных наслоений и отложений», т. Данилов в своем заключительном слове говорил: «Значит, язык прежде всего рассматривается не с точки зрения диалектического единства, в котором он дан, а с точки зрения механистических, случайных, несущественных связей. Конечно, в каждом языке в известной мере сохраняются остатки языка прошлых поколений, однако сводить к ним, к этим более простым элементам специфическую и сложную совокупность закономерностей языков определенной стадии, значит отказаться от понимания сложного, специфического, значит, свести синтетические образозания к их элементам, все равно будут ли это звуковые комплексы (сал, бер, йон, рош) или группы АВСД, или они получат идеологическое обоснование, увязанное с производством, — принцип от этого не изменится. Если такая операция производится с языком, то в конце концов исследователь ограничивается пониманием простейших форм дви-
[17]
жения, не понимая закономерностей особого качества синтеза, т. е. впадает в явно механистическое упрощенчество».

Спецификум языка

        Может ли яфетическая теория дать удовлетворительный ответ на вопрос о спецификуме языка? На этот вопрос неизбежно следует ответ: нет, не может. На самом деле: ведь определить спецификум данного объекта значит прежде всего выявить особую форму его закономерного движения, изменения. Между тем для механистической концепции с ее «сведением» в конечном счете всякого движения к комбинациям простейших элементов в пространстве и во времени именно специфичность данной формы движения оказывается заранее исключенной.
        И действительно, в брошюре «Язык и письмо» Н. Я. Марр заявляет: «Трудно дать определение, ибо, будучи созданием изменчивой материальной базы проиводства и с нею неразлучного или к ней ближайше примыкающего надстроечного фактора — социальной структуры, язык также есть историческая ценность, т. е. изменчивая категория, и без допущения чудовищного анахронизма нельзя дать его единого определения... Но то, что не меняется, то это сугубо, троекратно социальный характер речи». На основании приведенных цитат т. Данилов приходит к выводу, что по Марру «язык есть социальная надстройка и только». Но ведь это по существу значит отказаться от всякого определения спецификума языка, так как социальной надстройкой является и государство, и право, и формы сознания.

Язык как надстройка

        Проблема языка как надстройки упирается в одну из основных проблем марксизма — в проблему взаимоотношения между базисом и надстройкой.
Каков характер разрешения этой проблемы в яфетической теории? В яфетической теории дело в этом отношении обстоит так, что обществу недиференцированному, неразделенному на классы соответствует аморфный тип структуры языка: «синтаксис в то время отличался именно тем, что в нем идеология и техника не отделены, не расчленены, не диференцированы» (Ломтев по Марру). Когда же в обществе «появляются классы, с одной стороны, подчиненные, с другой — руководящие, тогда мы имеем возникновение в структуре слова элементов с формальным смыслом, как говорил академик Марр, и коренных элементов с основным смыслом, а в фразе появляются придаточные подчиненные предложения. Такова необходимость возникновения флективного строя по академику Марру».
        Что означает такое представление о характере взаимоотношений между социально-экономическим базисом и языковой надстройкой? Каков философско-методологический смысл его? Несомненно, что такое представление коренится в механистической основе лингвистической концепции академика Н. Я. Марра. Ибо взаимоотношения между базисом и надстройкой здесь рисуются как механическое причинение, с одной стороны, пассивное отражение — с другой. Базис как содержание, языковая форма как надстройка оказываются в механическом отрыве друг от друга. Есть причина и действие, но нет взаимодействия, взаимопроникновения содержания и формы, что разумеется не исключает первичности, определяющего воздействия содержания. В этом вопросе имеется и другая сторона, на которой остановился в своем выступлении т. Вольфсон. Представление яфетической теории о характере взаимоотношения между социально-экономическим базисом и языковой надстройкой является непосредственным сведением морфологии языка к морфологии общества. Но связь языка с мышлением совершенно очевидна и в учении академика Н. Я. Марра особо подчеркивается. И вот тут-то яфетическая теория оказывается., по мнению т. Вольфсона, в родстве с «богдановщиной». Богданову, — говорит т. Вольфсон, — очень важно было доказать, что язык и вместе с ним мышление человека, отражая целиком и полностью данную социальную структуру, не имеют никакого отношения ко вне ее находящемуся миру. Мышление и язык, таким образом, не отражают объективного бытия, а лишь данную социально-экономическую структуру. Богданов заметил относительную, релятивную сторону человеческого создания, но не сумел увидеть абсолютную сторону человеческого познания. Тов. Вольфсон полагает, что положение Марра, по
[18]
которому классовому обществу соответствует логическое мышление, а в бесклассовом обществе будет какое-то иное мышление, равно как и вообще непосредственное сведение морфологии языка к морфологии общества абсолютизирует релятивизм в отличие от диалектического материализма в ленинском понимании, самый релятивизм которого относителен, а не абсолютен.

Характер дискуссии и позиция яфетидологов

        Выступавшие на дискуссии товарищи из «Языковедного фронта» развивали те же положения, которые были исходными и для докладчиков. Тезис т. Аптекаря: дискуссия в целом стояла на весьма низком теоретическом уровне — лишена всякого основания. Во всяком случае тезис т. Аптекаря лишен всякого основания по отношению к докладчикам и в значительной части по отношению к выступавшим на дискуссии «языкфронтовцам». Существенно важным является принципиальный характер критики. Критики, с одной стороны, стремились самое учение академика Н. Я. Марра представить в виде некоей целостной научной системы, в которой отдельные моменты увязываются в единство, коему имя механицизм. С другой стороны, оппоненты в своей критике исходили из методологических основ диалектического материализма, стремясь держаться на том его уровне, на который поднял его Ленин. Насколько им это удавалось — вопрос другой.
        Мы подошли к самой трудной части нашего обзора. Нам необходимо изложить позицию яфетидологов на дискуссии, чтобы и их контркритика увязалась в некую целостную систему. К сожалению сделать это чрезвычайно трудно, по нашему крайнему разумению невозможно. Как уже указывалось нами раньше, яфетидологи главный удар направляли против «ошибок Данилова», совершенных им на протяжении нескольких лет до дискуссии. Какими бы тяжкими ни были грехи т. Данилова в прошлом, но ведь для всякого должно быть ясно, что не в них в данном случае было дело. Пусть Данилов тяжко грешил в прошлом. Но что же отсюда следует? Вообще говоря, Данилову, как и всякому из нас, грешить не полагается. Однако от того, что Данилов грешил, тяжесть «грехов» яфетической теории нисколько не облегчается. На основании указанных соображений мы считаем себя вправе совершенно не останавливаться на той части высказываний на дискуссии, которая заняла неподобающе огромное место и предметом которой была критика «ошибок Данилова».
        Итак, остановимся на контркритике яфетидологов. Прежде всего т. Данилов как докладчик был обвинен в непоследовательности по линии общей характеристики учения академика Н. Я. Марра. У Данилова, — сказал т. Кусикьян, — сперва «некоторые», потом «основные» положения Марра механистичны. Неторые из выступавших со стороны яфетидологов товарищи говорили о том что «языкфронтовцы» под натиском критики со стороны яфетидологов отступают от своих позиций, что у них нет единой выдержанной линии, что, как говорил т. Аптекарь, «языкфронтоцы» противоречат сами себе и друг другу. Раздавались и такого рода возражения: «Языковедный фронт», с одной стороны, считает лингвистическую концепцию академика Марра в основном механистичной, а с другой — утверждает, что это учение — шаг вперед. Но, говорил т. Дудэль, «механистичность не может быть шагом вперед; в настоящее время это — шаг назад». Формально-логический характер этих возражений, совершенно очевиден, или — или, tertium non datur.
        Другая струя общих возражений шла опять-таки не по линии опровержения критики докладчиков по существу, а исходила из контртребований докладчикам: надо критиковать, — говорили они, — «на том же фактическом материале, на котором выросла и базируется яфетическая теория». Тот же оратор, вместе с ним и другие, выставляли такое положение: для того, чтобы критиковать, надо иметь наготове законченную диалектико-материалистическую лингвистическую теорию, в которой нашлись бы готовые ответы на все те конкретные лингвистические проблемы, которыми занималось и занимается яфетическое учение о языке. Мы однако полагаем, что такой тезис в корне неверен. Если исходить из него, то едва ли материалистами-диалектиками было бы одержано столько блестящих побед на идеологическом фронте, начиная с лите-
[19]
ратуроведения и политической экономии и кончая философией. Мы полагаем, что раскрытие механистической, формалистической или идеалистической основы той или иной теоретической концепции имеет уже огромное положительное значение для дальнейшего движения науки вперед на марксистской основе, на основе диалектического материализма.
        Были разумеется попытки противопоставить тезису докладчиков о механистичности яфетической теории контр-тезис: яфетическая теория представляет собой законченное диалектико-материалистическое учение о языке. Иными словами хотели изобразить дело так, что яфетическая теория есть марксистское учение о языке. Такой характер носило выступление т. Быковского. Марр, — говорит он, — дал конкретную характеристику того, в чем заключается надстроечное состояние языка... Полисемантизм Марра — единство противоположностей. Создание индоевропейской группы языков — скачкообразность. Скрещение представляет собой форму диалектического движения языка, так как скрещенные элементы в дальнейшем своем развитии возрождают один из этих скрещиваемых элементов по форме как будто бы в его старом виде, но по содержанию, по значимости, по семантике это нечто иное. Таким образом мы имеем в учении Марра и закон отрицания и остальные категории — законы диалектики.
Положения т. Быковского явно не убедительны. Дело в том, что полисемантизм, т. е. многозначность слова, сам по себе вовсе не означает единства противоположностей. Полисемантизм может быть и простой суммой значений. Что касается того толкования, которое т. Быковский дает скрещению как основной форме движения языкового процесса, то оно кажется нам совершенно неправильным, ибо скрещение исходит не из принципа самодвижения как основной формы развития языка, а из чисто механистического понимания движения как столкновение друг по отношению к другу внешних и направленных в противоположные стороны сил.
        Мы хотели бы быть объективны и могли бы отнести неубедительность точки зрения т. Быковского на счет неудачной терминологии. Но к сожалению т. Быковский не дал нам в своем выступлении достаточно конкретного материала, на основании которого мы могли бы судить о степени правильности его интерпретации основных положений яфетической теории.
        В опровержение того тезиса докладчиков, что палеонтологизм как самодовлеющий метод в связи с учением о «четырех» элементах предопределяет механистический характер яфетической теории, официальными яфетидологами и официально не признающими себя таковыми выставлены были разного рода соображения. 1) Палеонтология есть только часть яфетической теории и как часть не определяет характера системы в целом. 2) Палеонтологизм и есть историзм. 3) Палеонтология занимает такое значительное место в яфетической теории, поскольку эта теория занимается разработкой вопросов, касающихся доисторических — по терминологии одних, докапиталистических — по терммнологии других — формаций. И тут опять-таки приходится отметить, что на фоне принципиальной критики докладчиков эти возражения не убедительны. Ведь речь идет не о том, что в известных случаях палеонтология совершенно необходима. А речь идет о том, какова функция палеонтологизма в общей системе данного учения.

Итоги дискуссии

        Каков же общий итог дискуссии? К сожалению, приходится отметить, что в отношении окончательных итогов лингвистическая дискуссия оказалась в гораздо худшем положении, чем дискуссии, происходившие на других участках нашего идеологического фронта. Дело пока кончилось тем, что спорящие разошлись, обвинив друг друга во всех семи смертных грехах, причем каждая из сторон осталась в убеждении, что истина на ее стороне.
        Такой итог оказался возможным потому, что, как мы уже отметили, директорат ИЛИЯ Комакадемии занял некую нейтральную позицию, вернее позицию молчания. В дискуссии не оказалось авторитетного арбитра, который мог бы сразу и радикально перевесить чашу весов в ту или другую сторону.
        Тут не вина дискуссии, не вина ее якобы «низкого теоретического уровня», как это угодно было толковать «яфети-
[20]
дологическому руководству», персонифицируемому т. Аптекарем. По тому теоретическому уровню, на который дискуссия была поднята в докладах тт. Данилова и Ломтева, она заслужила и лучшей участи и более внимательного к себе отношення со стороны соответствующих авторитетных учреждений и более определенных результатов.
        Однако и в том виде, в каком рисуется сейчас положение на лингвистическом фронте, мы имеем с нашей точки зрения большой шаг вперед. Дискуссия наметила определенные линии; она сдвинула вопрос о необходимости пересмотра существующих лингвистических учений с мертвой точки, на которой этот вопрос стоял благодаря весьма своеобразному отношению яфетидологов к принципу самокритики. Эта заслуга принадлежит, несомненно, группе «Языковедный фронт», которая и в дальнейшем намерена все свои силы приложить к тому, чтобы продолжать начатое дело — расчищать почву для построения подлинного марксистско-ленинского диалектико-материалистического учения о языке. Дело сейчас за необходимым авторитетным словом.

Примечание редакции.
        Соглашаясь в основном с оценкой и обзором итогов дискуссии т. Белевицким, редакция не может не отметить, что автор не уделил в обзоре внимания ошибкам группы "Языкофронт", их "логичности" и связи. Эти ошибки мешают перестройке так же, как и ошибки яфетидологов. Кроме того автор не отметил существенного недостатка дискуссии, заключающегося в том, что в качестве "арбитра" не было привлечено философское и лингвистическое наследство Ленина. Философская дискуссия, происходившая одновременно, также не учитывалась в ней.

--------
Язык есть важнейшее средство человеческого общения; единство языка и беспрепятственное развитие есть одно из важнейших условий действительно свободного и широкого, соответствующего современному капитализму, торгового оборота, свободной и широкой группировки населения по всем отдельным классам; наконец — условие тесной связи рынка со всяким и каждым хозяином или хозяйчиком, продавцом и покупателем.
Ленин, Избранные произведения, т. II, с. 562.

СНОСКИ
(1) Соглашаясь с оценкой "тона" критики т. Ломтева в сравнении с поливановской дискуссией, мы не можем не отметить, что эта критика была частично обеспложена в силу "логизма", свойственного т. Ломтеву. "Логизация" т. Ломтева значительно снизила эффективность дискуссии.—Редакция. (назад)




Retour au sommaire // назад к каталогу