[121]            
        Работы И. В. Сталина по вопросам языкознания дали четкое и глубокое решение основных теоретических проблем лингвистической науки и не только создали все необходимые условия для дальнейшего развития теории языка, но и определили огромный подъем исследовательской работы над конкретным языковым материалом. Разработка теории и истории молдавского языка до 20 июня 1950 г. была затруднена, так как многие языковеды-молдависты затрачивали почти все свои усилия на то, чтобы решать проблемы, подсказанные им не жизнью, а ложными марровскими положениями о всеобщем скрещивании языков: так возникали никому не нужные, ненаучные рассуждения о смешанном характере молдавского языка, о том, что молдавский язык не принадлежит к романским языкам и что он будто бы не должен изучаться в сравнительно-историческом направлении. Все подобные рассуждения нанесли большой ущерб молдавскому языкознанию и завели его в тупик. Сейчас перед советским молдавским языкознанием, как и перед всем советским языкознанием в целом, встают совершенно новые теоретические и практические задачи. Молдавский язык следует безоговорочно отнести к романским языкам, так как и грамматический строй молдавского языка и его основной словарный фонд являются в основном романскими. Вместе с тем, как и всякий национальный язык, современный молдавский язык имеет и целый ряд специфических особенностей в своей лексике и в своем грамматическом строе, сложившихся в процессе развития молдавского языка в определенном лингвистическом окружении. Для понимания этих особенностей молдавского языка мы должны исходить из указания И. В. Сталина, что «...каждая нация, — всё равно — большая или малая, имеет свои качественные особенности, свою специфику, которая принадлежит только ей и которой нет у других наций. Эти особенности являются тем вкладом, который вносит каждая нация в общую сокровищницу мировой культуры и дополняет её, обогащает её. В этом смысле все нации — и малые, и большие, —
[122]  
находятся в одинаковом положении, и каждая нация равнозначна любой другой нации».[1]
        Соответственно каждый национальный язык, будучи принципиально равноправным по отношению к другим национальным языкам, имеет свои особенности, свойственные только ему. При изучении молдавского языка в сравнительно-историческом плане достаточно отчетливо вырисовывается как то, что связывает молдавский язык как язык романский с другими романскими языками, и в особенности с румынским, так и то, что отличает его от этих языков. Между тем, если рассматривать молдавский язык изолированно, вне связи с другими романскими языками, то нельзя понять, что составляет специфику молдавского языка и что следует отнести к общим особенностям романских языков. Вот почему для лингвиста-молдависта общие вопросы романского языкознания получают важное значение. Наряду с этим большое значение приобретает и знакомство со специфически балканским языковым материалом, а также с материалом различных славянских языков, и прежде всего русского, с которым молдавский язык тесно связан как в своем прошлом развитии, так, в особенности, в настоящее время.
        Нужно решительно заявить, что плодотворная научно-теоретическая разработка молдавского языка невозможна без привлечения сравнительно-исторического метода, без изучения языкового окружения. И это вполне понятно. Сравнительно-исторический метод в языкознании при правильном его применении предполагает установление не только того, что сближает между собой родственные языки — это необходимо, но этого недостаточно, — но и того, что отличает один родственный язык от другого или других родственных языков. Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии», критикуя мелкобуржуазного анархиста Штирнера, писали: «Но он (*Штирнер.— Р. Б.), конечно, совершенно не знаком с науками, которые достигли больших успехов лишь благодаря сравнению и установлению различий в сфере сравнения и в которых сравнение приобретает общезначимый характер,— с такими науками, как сравнительная анатомия, ботаника, языковедение и т. д.»[2] Здесь не только прямо указывается, что языкознание сделало большие успехи именно благодаря сравнению, но что сравнение предполагает и установление различий в сфере сравниваемых языков, в сфере самого сравнения.
        Все эти положения имеют исключительно большое значение для изучения любой родственной группы языков и, в частности, для изучения родственных между собой романских языков.
[123]            
        Известно, что источник всех романских языков — латынь — это не теоретически реконструируемый язык-основа, но реальный, хорошо документированный и тщательно изученный язык, от которого берут свое начало все известные нам сейчас романские языки. Вот почему как сама проблема сравнения между собой родственных языков, так и вопрос о различии, о специфике каждого из сравниваемых между собой языков (различие в сфере сравнения) приобретает особый интерес и особо важное значение именно при изучении романских языков.
        Родство романских языков — в грамматическом строе и основном словарном фонде — твердо и точно установлено в науке. Но если грамматический и фонетический строй романских языков в сравнительно-историческом плане неоднократно привлекал к себе внимание исследователей, то основной словарный фонд этих языков все еще недостаточно изучен, хотя самый факт родства твердо установлен и в этой области.[3] Уже в 1875 г. Дин в приложении к своей сравнительно-исторической грамматике романских языков указал на основные тематические пласты слов, общие в своей основе во всех романских языках. Среди этих тематических пластов слов, принадлежащих к основному словарному фонду, мы находим слова, относящиеся к вселенной, временам года, названиям дней недели, к человеку, его телу и одежде, к понятиям родства, к животному и растительному миру, к различным наименованиям ремесел, к различным видам человеческой деятельности (земледелие, мореплавание, деревенское и городское хозяйство и т. д.). Именно это родство в основном словарном фонде романских языков и позволило впоследствии развернуть интенсивную работу по составлению сравнительно-исторических словарей романских языков.
        Единство основного словарного фонда всех романских языков, определившееся общностью их происхождения, не только не исключает своеобразия словаря каждого из романских языков, но было бы и немыслимо без этого своеобразия. При этом важно подчеркнуть, что своеобразие словаря каждого романского языка выражается в самых разнообразных отношениях, как в распределении основного словарного фонда по разным романским языкам, так и в особенностях его дальнейшего развития в том или ином романском языке.
        Латинское слово mundus — «мир», «вселенная» сохраняется в большей части романских языков (итальянское mondo, испанское и португальское mundo, провансальское mon, французское monde). Но вот в румынском и молдавском языках в этом
[124]  
значении сохраняется не латинское слово mundus, а другое латинское слово lumen — «свет», которое под влиянием славянского слова свтѣт приобрело два значения — «мир» (латинское mundus) и «источник света» (латинское lux и lumen). В результате в румынском и молдавском языках lume (луме) получает два разных значения, характерных в данном случае для славянских языков, но не характерных для романских, в которых понятия «мир» и «источник света» обычно выражаются этимологически разными словами (ср. французское mon-de — «мир», но lumière — «свет», итальянское mondo — «мир», но luce — «свет», испанское mundo — «мир», но luz — «свет» и т. д.)[4]. Можно ли в этом случае сказать, что современное румынское и молдавское слово луме не имеет никакого отношения к соответствующим словам других романских языков? Нет, нельзя. Даже тогда, когда слово как бы откалывается от соответствующих слов в других родственных языках (латинском и романских), оно сохраняет известную связь с ними: во-первых, слово луме, как и слово mundus,— латинского происхождения, во-вторых, для того чтобы понять своеобразие его развития в румынском и молдавском языках, очень важно учитывать аналогичные слова как в романских, так и в славянских языках. Зная, что в других романских языках значения «мир» (вселенная) и «свет» (источник света) разделены, а в славянских языках, в частности в русском, сближены, легко понять и то, что составляет в данном случае особенность этих слов в румынском и молдавском языках: латинская этимология этого слова с одновременным специфическим характером его семантического развития (сближение понятий «мир» и «свет»).
       Изучая основной словарный фонд романских языков, мы все время должны учитывать своеобразную позицию каждого романского языка в отношении использования и дальнейшего развития этого фонда. Укажем здесь на своеобразное развитие латинского словарного фонда в румынском и молдавском языках.
       Сначала рассмотрим румынский и молдавский языки в их единстве, а затем укажем и на специфические особенности каждого из этих языков, в частности — на различия в системе словообразования.
        Латинское слово anima — «душа» сохраняет свое значение во всех западных романских языках, тогда как в румынском и молдавском языках оно получает значение «сердце» (молдавское инимэ). Понятие «душа» передается в этих языках други
[125]  
латинским словом, производным от глагола sufliare — румынское suflet, молдавское суфлет (букв, «дуновение», затем «душа»). Иначе определилось соотношение в истории латинского слова bucea — «щека» в романских языках. Здесь как раз в древних памятниках румынского и молдавского языков сохраняется старинное значение этого слова «щека», тогда как в западнороманских языках оно получает значение «рот» (французское bouche, испанское boca). В свою очередь для значения «рта» в восточнороманских языках употреблялось другое латинское слово rostrum, а затем gula (молдавское гурэ — «рот»). В современном молдавском языке, как и в румынском, в значении «щека» выступает уже славянское слово образ (молдавское образ — «щека»). В свою очередь славянское слово образ, прежде чем получить значение «щека» в румынском и молдавском языках, претерпевает процесс сужения значения, несколько напоминающий процесс перемещения значения в латинском слове bucea в западнороманских языках. В этом последнем случае движение наметилось от значения «щека» к значению «рот». В первом же случае развитие шло от более общего значения «образ» (вид, изображение, лицо) к ряду более специальных осмыслений (румынское и молдавское образ — «щека»). Несомненно, что значение «щека» непосредственно соприкасается со значением «лицо» (образ — лицо), подобно тому, как и значение bucea — «щека» соприкасается со значением «рот».[5]
        Следовательно, не говоря уже о тех случаях, когда восточно-романские языки непосредственно развивают общелатинский и общероманский словарный фонд, но даже и в тех случаях, когда они существенно от него отклоняются, общелатинский и общероманский словарный фонд имеет огромное значение для понимания своеобразия лексики молдавского и румынского языков. Даже в тех случаях, когда основной словарный фонд этих языков под сильным влиянием славянских языков и так называемого балканского языкового окружения (албанского и греческого языков) отклоняется от западнороманских языков, мы лишь с помощью сравнительно-исторического метода можем понять как то, что составляет общие особен-
[126]  
ности всех романских языков, так и то, что относится к отдельным особенностям отдельных групп или даже отдельных языков в этой общей большой группе родственных языков. Мы не только сравниваем, но, сравнивая, познаем, устанавливаем различия в сфере сравнения.
        Но если румынский и молдавский языки образуют более близкую общность внутри более обширной романской группы языков (подобно тому, как французский и провансальский образуют галло-романскую подгруппу, а испанский, каталанский, португальский и галисийский — иберо-романскую подгруппу), то это еще не означает, что каждый из этих языков не имеет своих индивидуальных особенностей. Следует, однако, подчеркнуть, что характер чисто языковых различий в разных подгруппах романских языков и в разные исторические периоды бывает различным. К этому вопросу следует подходить строго исторически. Испанский язык, например, уже с древнейших времен существенно отличался от португальского, тогда как этот последний до середины XIV столетия еще очень незначительно отличался от другого романского языка, входящего в эту же иберо-романскую подгруппу романских языков — от языка галисийского. Впоследствии, на протяжении веков, португальский и галисийский языки разошлись, образовав самостоятельные, хотя и очень тесно связанные между собой, языки. Вопрос о том, почему галисийский некогда больше напоминал португальский, чем он напоминает его в настоящее время, — это вопрос исторический и лингвистический, тесно связанный с историей соответствующих народов — носителей этих языков.
        Иначе сложилось, как известно, отношение между французским и провансальским языками: в средние века различие между ними было достаточно заметным как в фонетике, так и в грамматике (отчасти и в основном словарном фонде). Впоследствии, однако, уже в условиях буржуазной Франции провансальский язык потерял свое значение и перешел на положение своеобразного патуа. Вопрос о том, почему на протяжении длительного исторического периода менялись отношения между языком северной части Франции и языком ее южных обитателей, может быть опять-таки правильно понят лишь в связи с историей самих этих областей, в связи с историей формирования французской нации в ее взаимоотношениях с другими народами, жившими или еще живущими на ее территории.
        По-иному сложились отношения между Молдавией и Румынией, поскольку Молдавия уже очень рано стала самостоятельным государством, а молдавский язык приобрел ряд своих специфических особенностей, сохраняя при этом основные черты романского грамматического строя и общероманского словарного фонда.
[127]            
        Вопрос о том, как своеобразно использует молдавский язык общероманский основной словарный фонд, к сожалению, все еще не изучен в науке, и задача советских лингвистов-молдавистов заключается в том, чтобы, исследуя глубокие связи молдавского языка с другими романскими языками, и прежде всего с румынским, а также с языками славянскими и албанским, вместе с тем показать своеобразие молдавского языка как в использовании общероманского словарного фонда, так и в его отношении к русскому языку.
        Современный румынский лингвист Иоргу Иордан[6] и советский исследователь М. В. Сергиевский[7] уже показали ряд отличий молдавского языка от румынского в области словарного состава. Среди приведенных ими слов отметим лишь некоторые:

        Список слов, различных в молдавском и румынском языках, можно было бы легко увеличить. Но дело не только в отдельных словах. Важен характер этих слов. Уже Ф. Энгельс в письме к румынскому социалисту Надежде отмечал своеобразный характер румынского языка, в котором наряду с латинскими этимологиями имеются и этимологии славянские.[8] Но если в румынском языке удельный вес славянских элементов значителен[9], то он еще более значителен в языке молдавском. М. В. Сергиевский был прав, когда утверждал, что широкое
[128]  
проникновение славянских, особенно русских, слов в молдавский язык составляет одну из важных особенностей самого молдавского языка.[10] Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что влияние русского языка на молдавский принадлежит к тому языковому влиянию, которое не только не ослабило, а, напротив, только обогатило и усилило молдавский язык. Грамматический строй молдавского языка и его основной словарный фонд остаются при этом романскими.
        Воздействие русского языка на современный молдавский язык можно обнаружить не только в простом проникновении русских слов в молдавский язык, хотя случаи такого воздействия очень часты: округ, отношение, правление, поштэ — «почта», район, старшина, полк, поход, болницэ, пирог, параход, клуб, кино, поликлиника, не говоря уже о таких словах, как колхоз, совхоз, стахановец, совет и другие, которые широко известны не только молдавскому языку, но и другим национальным языкам Советского Союза.
        Не менее важно и другое — типичные кальки с русского языка, проникшие и проникающие в словообразовательную систему молдавского языка. Когда мы говорим о чисто смысловом и лексическом влиянии русского языка на другие национальные языки Советского Союза, то в этом случае все языки находятся в более или менее одинаковом положении — украинский и грузинский, молдавский и узбекский, армянский и мордовский, независимо от того, к какой группе родственных языков принадлежит тот или иной язык. И это вполне понятно, потому что в словарный состав любого языка Советского Союза, как, впрочем, и в языки за пределами Советского Союза, легко входят такие нужные и важные слова-понятия, как совет, колхоз, совхоз, стахановец, пятилетка и другие. Но когда мы говорим не только о чисто лексическом влиянии, о проникновении известных лексических образований русского языка в другие национальные языки, но и о большем, например о влиянии русской словообразовательной системы на словообразовательную систему других национальных языков, тогда вопрос о родстве языков приобретает огромное значение. Очевидно, что в этом плане такие славянские языки, как, например, украинский и белорусский, окажутся гораздо ближе к русскому языку, чем такие языки, как, например, узбекский или армянский. Своеобразную позицию между этими двумя полюсами займет язык молдавский — отчетливо романский по своему грамматическому строю и основному словарному фонду, но уже с давних времен подвергшийся очень сильному воздей-
[129]  
ствию со стороны русского языка. Вот почему в современном молдавском языке воздействие русского языка обнаруживается не только в чисто лексическом отношении, но, в известной степени, и в некоторых особенностях молдавского словообразования, молдавской грамматики.
        Показать особенности молдавского словообразования, романского в своей основе, но вместе с тем очень своеобразного, с заметным влиянием словообразования русского — одна из важных задач советского молдавского языкознания. Отметим здесь лишь некоторые моменты в этой большой проблеме. Сложные образования с романским tot — «всякий», «весь», «целый» в современном румынском языке мало продуктивны (atotputernic — «всемогущий»; в наречных образованиях типа totdeauna — «всегда» или totdeodată — «одновременно» произошел процесс опрощения слова: эти слова со сложным морфологическим строением стали восприниматься как слова простые, уже морфологически неразложимые). В современном молдавском языке, напротив того, сложные образования с tot под влиянием русского языка оказываются продуктивными. В Молдавии говорят и пишут тотнородник — «всенародный», тот-унионал — «всесоюзный» (например, експозиция агриколэ тот-унионалэ[11] — «Всесоюзная сельскохозяйственная выставка»). Следовательно, определенный тип русских образований, как всенародный, всесоюзный, всеобщий, калькируется в молдавском языке, что закономерно расширяет его словообразовательные возможности, нисколько не нарушая самой специфики молдавского словообразования.
        Ряд общероманских суффиксов получает в молдавском языке своеобразное применение. Так, например, латинские суффиксы -antia и -entia известны почти всем романским языкам. Они служат для оформления известной части абстрактных существительных от глагольной основы. Сами суффиксы -antia и-entia происходят, как известно, от латинских причастий настоящего времени (ans, antis; ens, entis) и форманта ia. Степень распространения этих суффиксов в разных романских языках различна. Если в испанском языке эти суффиксы в принципе могут оформлять все типы глагольных окончаний (глаголы на ar, еr и ir), то в румынском и молдавском языках суффиксы -antia и -entia выступают в именах, образованных по преимуществу от глаголов первого и четвертого спряжений. В ру-
[130]  
мынском: datorinţă — «долг» (нравственный) от a datoră — «быть должным»; voinţă — «воля», «желание» от a voi — «хотеть»; biruinţă  — «победа» от a birui — «побеждать» и т. д. В современном молдавском языке суффикс -шща получает, по-видимому, более широкое распространение, чем в румынском языке, хотя он тоже выступает в отглагольных именах существительных абстрактного значения и тоже ограничен определенными морфологическими типами глаголов. Импульс к распространению суффикса -инцэ (-енцэ) исходит от соответствующих русских суффиксов, оформляющих имена, образованные от глаголов, причастий и качественных прилагательных, в частности от суффиксов -ость и -нность, например: веселость, бодрость, готовность, чувствительность, уязвимость, устремленность и т. д.[12] Интересно сравнить параллельно русское неосторожность — молдавское несокотинцэ, русское видимость — молдавское путинцэ де ведёре, русское посещаемость — молдавское фреквенцэ, русское готовность — молдавское гэтинцэ.
       В современном молдавском языке очень любопытны в этом плане неологизмы типа гэтинцэ. Глагол găti — «готовить» Шайняну отмечает в своем «Толковом словаре румынского языка» как молдавское слово в румынском.[13] От этого молдавского слова в румынском языке существуют и производные образования типа gătit — «готовый», «разукрашенный». Однако в молдавском языке это слово дает большее количество производных образований, чем в румынском.
        Так, в частности, создается гэтинцэ под явным воздействием русского слова готовность, например: пентру а контрола пе лок гэтинцэ оштирилор — «чтобы на месте проверить готовность войск».[14]
       Конечно, русский суффикс -ость вовсе не всегда соответствует молдавскому суффиксу-инцэ (-енцэ). Русское «успеваемость» передается в молдавском словом реушйтэ, «решительность» — хотэрыре, «сухость» — ускэчуне. Но все же в ряде случаев есть бесспорное соответствие между русским суффиксом -ость и молдавским суффиксом -инцэ. Следовательно, латинский по своему происхождению, сохраняющийся в большей части романских языков, книжный суффикс -инцэ в молдавском языке получает вместе с тем как бы новые толчки к своему распространению под влиянием определенных типов словообразования в русском языке.
[131]            
        Так возникает важная проблема перед советским молдавским языкознанием: следует показать своеобразие молдавского словообразования, романского в своей основе, но имеющего ряд специфических особенностей, определившихся самими условиями развития молдавского языка в прошлом и настоящем.
        Даже в тех случаях, когда известные славянские элементы обнаруживаются не только в молдавском, но и в румынском словообразовании, важно проследить особенности первого по сравнению со вторым. Известно, например, что в современном румынском языке употребляются следующие префиксы со значением отрицания или противоположности: des, in и ne. Первые два — латинского происхождения, третий — славянского. И. Иордан в своей большой грамматике румынского языка отмечает близость значений всех этих трех префиксов и «полную синонимичность» латинского префикса in и славянского ne.[15] Префикс in (его варианты im, i) не сразу получил значение отрицания. Но в современном румынском языке все больше и больше выдвигается на первый план значение отрицания, передаваемое этим префиксом: comod — «удобный», incomod — «неудобный»; mobil — «подвижный», imobil — «неподвижный». То же значение отрицания передает и славянский по своему происхождению префикс не. Вот почему в современном румынском языке происходит известное размежевание между этими двумя префиксами. Префикс ne оформляет имена, образованные по преимуществу от глаголов, куда относятся и причастия типа neaşteptat — «неожиданный», negreşit — «несомненный» и глагольные прилагательные типа nesimţitor—«нечувствительный». Сюда же примыкают и некоторые отдельные слова: прилагательное nebun — «сумасшедший» и существительное nesocotinţă — «безрассудность», «легкомыслие».
        Эти же префиксы ин и не имеются также и в молдавском языке, однако соотношение между ними оказывается уже несколько иным, чем в языке румынском. Префикс не получает в молдавском языке большее распространение, чем в румынском. Он уже не связывается в такой степени определенными морфологическими типами образований, как в языке румынском.
        Можно провести такое любопытное сравнение. Если сопоставить все русские слова, начинающиеся с отрицания не и приводимые в русско-молдавском словаре 1949 г. под редакцией И. Д. Чебана, со всеми русскими словами, начинающимися с того же отрицания не в русско-румынском словаре под редакцией М. В. Сергиевского, то перевод этих слов на соответствующие молдавский и румынский языки окажется очень показательным.
[132]            
        Общее правило таково: в молдавском языке не сохраняется значительно чаще, чем в языке румынском, в котором оно нередко передается при помощи других, чисто романских (латинских) префиксов in (im, i), des или описательно. Например, невидимый по-молдавски невэзут, по-румынски invizibil (корни слов одинаковы, префиксы различны); невыразимый по-молдавски неспус, де неекспримат, по-румынски inexprimabil; неосуществимый по-молдавски де неынфэптуйт, де неымпли-нйт, по-румынски irealizabil. Иногда бывает и так, что в молдавском и румынском языках существуют параллельные формы и с префиксом не и с префиксом in или des (например, молдавские слова неинкэлцат и дискулц в одинаковом значении необутый), однако, как правило, эти параллельные формы чаще встречаются в румынском языке, чем в молдавском, который в большей степени тяготеет в данных случаях к префиксу не.
       И это вполне понятно в свете тех общих замечаний о характере молдавского языка, которые были сделаны выше. Воздействие русского языка, как и некоторых других славянских языков, на молдавский было до последнего времени более заметным, чем это же воздействие на язык румынский. Более широкое употребление в системе словообразования, в частности префикса не в молдавском языке по сравнению с румынским, отнюдь не случайно. Румынский язык, заимствуя славянское vesel — «веселый», для выражения противоположного значения прибегает к латинскому слову trist — «невеселый», «печальный». Молдавский же язык в этих случаях оказывается последовательнее и создает не только вёсэл, но и невёсэл.
       Противоположные случаи, когда префикс не наличествует в том или ином слове румынского языка и отсутствует в молдавском, исключительно редки. Проведенное сравнение всех слов с префиксом не в обоих языках убеждает нас в этом.
        Приведенные материалы вовсе не свидетельствуют в пользу глубоко ошибочной точки зрения, согласно которой молдавский язык будто бы является смешанным.[16] Мы уже подчеркивали, что структура молдавского языка отчетливо романская. Проанализированные примеры показывают, что в системе молдавского словообразования заимствованными оказываются обычно наиболее подвижные, собственно лексические элементы, тогда как самый тип сложных слов продолжает оставаться романским. Даже такие случаи, как вёсэл — невёсэл, не опровергают этого положения, так как подобные примеры должны рассматриваться на широком фоне общих принципов молдавского
[133]  
словообразования с его отчетливо романским характером (преобладание аналитического словосложения над словосложением флективным,
описательные конструкции и т. д.).
        Молдавское словообразование, как и молдавский язык, своеобразны. Каждому языку, в том числе и молдавскому, присущи свои специфические национальные особенности. Специфические особенности молдавского языка обнаруживаются прежде всего в том, как этот язык, будучи языком романским, своеобразно развивает грамматический строй и основной словарный фонд, свойственный и другим романским языкам, как он использует слова и грамматические форманты, присущие в той или иной степени и другим романским языкам, как он создает свои слова и свои особенности в системе словообразования. Эти особенности молдавского языка обусловливаются также и тем, что язык этот на протяжении веков развивался в славянском окружении и всегда подвергался мощному и плодотворному воздействию со стороны русского языка. Это плодотворное воздействие русского языка неизмеримо возросло после Великой Октябрьской социалистической революции.
        Вместе с тем история молдавского языка как языка романского была на протяжении веков тесно связана с историей его ближайшего сородича — румынского языка. Советские исследователи-молдависты должны глубоко понимать как то, что связывало на протяжении веков молдавский язык с румынским (эти связи существуют и поныне), так и то, что образует отличия между ними, что составляет специфику каждого из них. Мы указали здесь лишь на некоторые различия, которые наличествуют между этими языками, и на некоторые моменты, которые сближают их между собой, стремясь проиллюстрировать всю важность общего тезиса: молдавский язык как язык романский должен изучаться в системе романских языков, к нему необходимо подходить с позиций сравнительно-исторического языкознания. Но сравнительно-историческое изучение молдавского языка обнаруживает также и его своеобразие, обнаруживает не только то, что связывает его со всеми романскими языками, но и то, что отличает молдавский язык от всех других романских языков, в том числе, в известной мере, и от языка румынского.[17]
        Задачи, стоящие сейчас перед советскими лингвистами-молдавистами, очень велики и почетны. В ближайшие годы необходимо создать подробную научную грамматику молдав-
[134]  
ского языка, молдавско-русский словарь, книгу по истории молдавского языка. Необходимо научно организовать работу по описанию и классификации молдавских диалектов. Вместе с тем необходимо начать и монографическую разработку отдельных вопросов словаря, грамматики и фонетики молдавского языка, без чего создание труда по истории молдавского языка будет невозможным. Советские лингвисты, работающие в области молдавского языкознания, должны справиться с этими важными задачами.