Свободная дискуссия по вопросам советского языкознания, которая проводится сейчас на страницах «Правды», — большое событие в лингвистической науке. Необходимость и своевременность дискуссии очевидны. Прошедшие в течение двух последних лет в Москве, Ленинграде и других городах лингвистические дискуссии принесли мало пользы делу советского языкознания. Критическое обсуждение ряда книг и статей носило слишком общий характер. Творческой разработки основных вопросов языкознания при этом не было. В оценке теории Н. Я. Марра имело место однобокое восхваление, не были вскрыты существенные недостатки этой теории.

                   I

        Опубликованная в «Правде» статья проф. Арн. Чикобава «О некоторых вопросах советского языкознания» является первой смелой постановкой вопроса и содержит ряд правильных положений. Однако, взятая в целом, она, по моему убеждению, несомненно ошибочна. Никак нельзя согласиться с проф. Чикобава, что существующий в советском языкознании застой объясняется широкой популярностью теории Н. Я. Марра среди советских языковедов. Проф. Чикобава предвзято, односторонне и потому неверно оценивает теорию Н. Я. Марра и его роль в развитии советского языкознания. Стараясь отбросить эту теорию, как якобы главную помеху, стоящую на пути науки о языке, проф. Чикобава пытается по существу вернуться к вчерашнему дню в науке, реставрировать сравнительно-историческое языкознание, повернуть советскую лингвистику на путь, чуждый марксизму-ленинизму. Я думаю, что с этой резкой, но справедливой оценкой статьи согласятся не только многие лингвисты, но и археологи, и этнографы, и историки, потому что концепция проф. Чикобава идет вразрез с развитием не только языкознания, но и ряда других наук.
        Никто из советских лингвистов, серьезно относящихся к делу, не утверждал и не утверждает, что теория Н. Я. Марра, взятая в целом, свободна от ошибочных положений. Так могут думать только слепцы. Сам Н. Я. Марр, во всяком случае, так не думал.
        «...По части марксистской проработки в яфетическом языкознании есть что подправить и исправить»[1], — говорил он в 1930 году. В то же время Н. Я. Марр очень хорошо сознавал огромную роль, которую сыграла в развитии его теории философия марксизма-ленинизма.

«...Новое учение об языке, — указывал он в 1933 году, — ...это — плод активного участия в революционном творчестве СССР, углубившего учение до ленинского понимания теории познания, до сталинской четкой формулировки определения национальной культуры, включая язык и его технику»[2].

        Проф. Чикобава, конечно, было нетрудно подобрать из работ Н. Я. Марра ряд ошибочных и даже противоречивых высказываний по тем или иным вопросам. Но не следовало при этом забывать, что Н. Я. Марр в ходе разработки своей теории не раз пересматривал раннее высказанные положения и познавал ошибочность некоторых терминов, употреблявшихся им. Вот что, в частности, говорил Н. Я. Марр на бакинской дискуссии в 1932 году по поводу термина «класс», употребленного им применительно к первобытному обществу:

«...вы имеете в виду марксистское понимание класса. Но, конечно, я не имею в виду такого как сейчас определения класса, когда говорю «класс»... Я ищу термин и никто не может мне его указать. Когда есть организация коллективная, основанная не на крови, то здесь я употреблял термин «класс», вот в чем дело... Я брал этот термин «класс» и употреблял в ином значении; отчего его не употреблять? Таково действительное положение, а не желание противопоставить мои «классы» классам в их марксистски установленном понимании»[3].

        Надо оценивать теорию Н. Я. Марра не с точки зрения тех или иных отдельных неудачных формулировок, а по существу, в соответствии с той прогрессивной ролью, которую она играла и играет в развитии материалистического языкознания. В истории отечественного и зарубежного языкознания И. Я. Марр является наиболее прогрессивным ученым. Его теория является пока что лучшим, что дало развитие науки в этой области знания, и поэтому всякая попытка свести значение Н. Я. Марра на нет объективно задерживает поступательный ход науки.

         II

        В чем же сущность лингвистических воззрений Н. Я. Марра, которую проф. Чикобава или замалчивает, или излагает в ложном освещении?
        Кардинальным вопросом всякой философии, как об этом писал еще Энгельс, является вопрос об отношении мышления к бытию. Как известно, в соответствии с этим философы разделились на два больших лагеря — лагерь материализма и лагерь идеализма. Эта же проблема является основной и для языкознания. Именно в связи с этим Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» говорят: «...ни мысль, ни язык не образуют сами по себе особого царства, ...они суть только проявления действительной жизни»[4].
        Н. Я. Марр был первым лингвистом, полностью осознавшим это положение марксизма-ленинизма и применившим его к исследованию лингвистического материала. Во всех работах, — как по общим, так и по частным вопросам, в исследовании явлений лексики и грамматики, — Н. Я. Марр неустанно конкретизировал это положение. Это оказалось возможным лишь потому, что он рассматривал язык не как чистую форму, не как голую технику, а как практическое «действительное сознание», «непосредственную действительность мысли»[5].
        В этой связи Н. Я. Марр подчеркивал, что язык есть не только звучание, но и содержание, но и мышление. Проблему языка и мышления он считал важнейшей проблемой языкознания. Практическим выводом из этого теоретического положения явилось особое внимание к изучению лексики и синтаксиса, т. е. тех сторон языка, в которых наиболее непосредственно выявляется его содержание.
        Четко отграничивая содержание и технику речи, Н. Я. Марр резко подчеркивает социальную обусловленность языка. Постановку проблемы о надстроечном характере языка проф. Чикобава ставит в особую заслугу Н. Я. Марру. Однако, по его мнению, Н. Я. Марр неправильно разрешал эту проблему. Совершенно несовместимым с марксизмом считает проф. Чикобава учение Н. Я. Марра о классовости языка.
        В действительности несовместимыми с марксизмом являются взгляды самого проф. Чикобава. Утверждая неклассовый характер языка, он пытается свести на нет марксистско-ленинское учение о языке, как об общественной надстройке. Здесь точка зрения проф. Чикобава противоречит четким высказываниям Маркса и Энгельса по этому вопросу.
        Разоблачая классовый характер, лицемерие и лживость буржуазной терминологии, Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» писали:

«Буржуа может без труда доказать на основании своего языка тождество меркантильных и индивидуальных, или даже общечеловеческих, отношений, ибо самый этот язык есть продукт буржуазии, и поэтому как в действительности, так и в языке отношения купли-продажи сделались основой всех других отношений»[6].

        Еще более ярко об отражении в языке общественной идеологии и классовых противоречий говорит Энгельс в своей работе «Положение рабочего класса в Англии». Указывая, что «позорное рабство, в котором деньги держат буржуа, ...наложило свой отпечаток даже на язык», что «дух торгашества проникает весь язык», Энгельс подчеркивал: «...нет ничего удивительного, что английский рабочий класс с течением времени стал совсем другим народом, чем английская буржуазия... Рабочие говорят на другом диалекте, имеют другие идеи и представления, другие нравы и нравственные принципы, другую религию и политику, чем буржуазия»[7].
        Утверждая внеклассовый характер национальных языков, проф. Чикобава игнорирует ленинское учение о двух нациях в каждой современной нации, о двух культурах в каждой национальной культуре в условиях буржуазного строя и сталинское учение о классовом характере буржуазных наций. Если, как говорит товарищ Сталин, «буржуазия и ее националистические партии были и остаются в этот период главной руководящей силой таких наций»[8], — то это не может не найти своего отражения в языке.
        Можно привести многочисленные факты, показывающие неправоту проф. Чикобава. Поль Лафарг в своей известной работе «Французский язык до и после революции», в подзаголовке которой не случайно поставлены слова: «Очерки по истории происхождения современной буржуазии», — дает очень четкую картину отражения классовой борьбы во французском языке, начиная с эпохи средних веков.
        В разных исторических условиях классовые различия в языке отражаются различным образом. В средневековой Англии эксплуататоры-феодалы в течение столетий говорили на французском языке, в то время как эксплуатируемый народ пользовался англо-саксонскими диалектами. А разве в феодальной Германии рыцарская поэзия не отражала сословного рыцарского языка? Наконец, если взять историю развития русского языка, то разве не классовые противоречия определяли различие в языке дворянства, разночинно-демократической интеллигенции и крестьянства в ХIХ веке и т. д.?
        С пониманием языка, как надстроечной категории, неразрывно связано положение Н. Я. Марра о единстве языкотворческого (глоттогонического) процесса. Это единство Н. Я. Марр понимал прежде всего как отражение в языке единства исторического процесса:

«Язык есть орудие общения, возникшее в трудовом процессе, точнее — в процессе творчества человеческой культуры, т. е. хозяйства, общественности и мировоззрения... Язык отразил в себе все пути и все ступени развития материальной и надстроечной культуры, усовершенствования орудий ее производства и все изгибы связанного с таким материально возникшим прогрессом общественного мышления...»[9].

        Таким образом, единство развития языков Н. Я. Марр понимает не так, как это изображает проф. Чикобава, а как единство закономерностей, своеобразно преломляющихся в каждом отдельном языке. Это единство закономерностей может проявляться как в значении слова, так и в грамматическом строе. Например, русское слово город, обозначающее, собственно, огороженное место, имеет свои параллели, скажем, в английском тоун — город, связанном по корню с немецким цаун — забор. С другой стороны, процесс развития частей речи в языках, не имеющих никакой исторической связи между собою, обнаруживает очень часто сходные черты, — например, в происхождении имен прилагательных от существительных.
        Устанавливая подобного рода общие закономерности в развитии языков, Н. Я. Марр отнюдь не отрицал необходимости изучения истории отдельных языков и специфики их развития. К этому следует добавить, что положение о единстве развития языков отнюдь не снимает вопроса о существовании определенных языковых группировок — так называемых «семей языков».
        Между тем проф. Чикобава, извращая и обедняя теорию Н. Я. Марра, неправильно утверждает, что основой учения о единстве языкотворческого процесса и других важнейших положений марровской теории является гипотеза о четырех первичных лингвистических элементах.
        По вопросу о четырех элементах нужно сказать следующее. В плане проблемы происхождения языка гипотеза о первичных звукосмысловых комплексах была выдвинута Н. Я. Марром вполне закономерно. Еще Энгельс в свое время писал:        

«...формировавшиеся люди пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьян медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно научались произносить один членораздельный звук за другим»[10].

        Таким образом, на ранних ступенях развития человека сама его физическая организация ограничивала и в известной степени определяла характер звучания первобытной речи. Однако с тех пор прошло слишком много времени, и качество звуков, произносимых человеком, резко изменилось.
        Другое дело — реальный состав первичных лингвистических элементов и их число. Следует отметить, что Н. Я. Марр всегда подчеркивал, что человеческая речь начиналась не с отдельных звуков, а со значимых комплексов. Это с самого начала определяло качественное отличие звуковой стороны человеческой речи от криков животных.
        Другая сторона вопроса — применение анализа по четырем элементам в лингвистических исследованиях. Ведь после смерти Н. Я. Марра никто из советских языковедов не применял техники элементного анализа. Более того, академик И. Мещанинов неоднократно указывал на то, что анализ слов современной речи по четырем элементам ничего не дает. Однако нельзя забывать, что палеонтологические исследования Н. Я. Марра, основанные на элементном анализе, вскрыли такие неоспоримые семантические закономерности, как функциональная семантика слова. Следовательно, принцип анализа по элементам нельзя просто выбросить из науки, хотя бы потому, что фонетические соответствия, которые при этом выявляются, не более сомнительны, чем те фонетические законы традиционной сравнительной фонетики, за которые так ратует проф. Чикобава.
        С вопросом о единстве языкотворческого процесса теснейшим образом связана стадиальность языка. Проф. Чикобава правильно обращает внимание на то, что эта проблема только поставлена Н. Я. Марром, но не разрешена. Наиболее важным теоретическим моментом в этой проблеме является, однако, не желание Н. Я. Марра определить,— как это утверждает проф. Чикобава, — какой язык лучше, какой — хуже, а постановка вопроса о двух формах развития языка — эволюционной и революционной. Если язык обусловлен в своем развитии развитием общества, то он не может не испытывать качественных (стадиальных) изменений. В этом именно суть теории стадиальности Н. Я. Марра.
        Между тем проф. Чикобава старается доказать, что Н. Я. Марр, принижал отдельные языки, — например, китайский, — которые якобы застыли на определенной ступени развития. В действительности, у Н. Я. Марра речь идет только о том, что одни языки являются более древними, а другие более новыми по происхождению. Развития языков Н. Я. Марр отнюдь не отрицал. Проф. Чикобава не сможет доказать, что Н. Я. Марр, который всю свою жизнь посвятил борьбе с расовыми концепциями буржуазной науки и восставал против «индоевропейского чванства», отказывал какому-нибудь языку в способности развиваться. Это противоречит не только духу, но и букве учения Н. Я. Марра.
        Неправильно было бы думать, что теория Н. Я. Марра сводится лишь к декларативным заявлениям о необходимости применять к языку ведущие идеи диалектического и исторического материализма. Работы Н. Я. Марра и его последователей по отдельным проблемам и языкам представляют собою огромный конкретный вклад в науку. Н. Я. Марр заново разработал раздел семасиологии в науке о языке. Ценнейшим вкладом в науку явились фундаментальные исследования Н. Я. Марра, И. И. Мещанинова и других по вопросам синтаксиса. Большим завоеванием советского языкознания является теория происхождения частей речи, выдвинутая и разработанная Н. Я. Марром и И. И. Мещаниновым. Нельзя не упомянуть также о десятках исследований по языкам народов Советского Союза, по германским, китайскому и другим языкам, — исследований, в которых нашли конкретную реализацию идеи Н. Я. Марра.
        Все сказанное выше, конечно, не означает, что в теории Н. Я. Марра нет ошибочных и спорных положений. К таким положениям относятся: постановка проблемы происхождения языка из трудмагического действия; указание на роль магов в развитии звуковой речи; спорность схемы развития мышления (космическое или тотемическое, технологическое и т. д.), оценку которой должны дать философы; некоторое упрощение постановки вопроса о соотношении языка и общества и в связи с этим элементы механицизма. Но из этого отнюдь не следует вывод, который делает проф. Чикобава, что теорию Н. Я. Марра надо отбросить. Речь должна итти о другом. Советским языковедам нужно дальше двигать дело материалистического языкознания, исходя из марксистско-ленинского мировоззрения, углубляя сильные стороны теории Н. Я. Марра, разрабатывая вопросы, не поставленные или только намеченные в этой теории, но в то же время преодолевая слабые ее стороны и неправильные положения.

                   III

        Какой же вывод предлагает проф. Чикобава из того неудовлетворительного состояния, в котором находится сейчас советское языкознание.
        Рецепт проф. Чикобава довольно прост и, надо сказать, не нов: необходимо восстановить в правах традиционное, так называемое сравнительное языкознание с его теорией праязыка и сравнительно-историческим методом, признать эти основы традиционной науки марксистскими. Хотя проф. Чикобава не употребляет термин «праязык», ставший столь одиозным в нашей науке, но что же другое может обозначать его «общее происхождение родственных языков», «общий исходный материал языковых семейств» и т. д.? Между тем надо прямо сказать (оставляя пока в стороне политическую подоплеку теории праязыка), что подобные схемы развития языков в корне противоречат не только всем данным советского языкознания, добытым за последние 20— 30 лет, но и тем данным, которыми располагают археология, этнография и историческая наука в целом.
        Что такое, скажем, индоевропейский праязык, о котором говорит между строк проф. Чикобава?
        Проф. Чикобава кажется убедительным сравнение таких слов, как русское три, латинское трэс и т. п., для установления общности индоевропейских языков. Но ведь ему отлично известно, что таких общих для большинства индоевропейских языков корней очень немного, что они образуют лишь весьма тонкий поверхностный слой. Глава буржуазного сравнительного языкознания А. Мейе рассматривает индоевропейский праязык, как язык древнего народа, обладавшего наряду с единством языка общностью культуры, физического и духовного склада в далекие доисторические времена. Насколько антиисторичны подобные представления, видно, например, из того, что такой засвидетельствованный индоевропейский язык, как хеттский, существовал уже за полторы тысячи лет до новой эры. Праязыковое состояние индоевропейских языков надо, очевидно, отодвигать в какие-то еще более древние времена. Такое представление об этническом единстве в столь отдаленную эпоху противоречит характеристике древнего общества, даваемой историческим материализмом, который учит нас, что для того времени в развитии человеческого общества характерны дробность и неустойчивость этнических единиц. Работы советских историков (например, Третьякова) по истории восточных славян и других народов отчетливо показывают, каким сложным является процесс образования племен и народов, какую огромную роль при этом играет скрещение, которое проф. Чикобава признает лишь частным случаем языкотворчества. Процессы образования и развития языков в доклассовом обществе, очевидно, должны были итти параллельно с процессом этногенеза и отражать его.
        С другой стороны, праязыковая схема развития языков несовместима с учением товарища Сталина о сложении современных буржуазных наций в результате смешения самых разнообразных этнических элементов.
        «Теория» праязыка не может быть принята советским языкознанием как концепция, которая находится в явном противоречии с единственно верной схемой исторического развития — схемой марксизма-ленинизма.
        Советское языкознание не может вернуться и к сравнительно-историческому методу. Н. Я. Марр недаром называл этот метод простецким. Этот метод неразрывно связан с праязыковыми схемами и неспособен раскрыть всю сложность языковых схождений и расхождений в их социальной обусловленности. Времена Боппа, Гримма и Востокова в науке прошли, и нам незачем к ним возвращаться. Кроме того, проф. Чикобава забывает, что Маркс и Энгельс, отдавая должное в 50—70-х годах прошлого столетия достижениям сравнительно-исторического языкознания, вместе с тем не раз указывали на ограниченность его представителей. Наиболее ярким свидетельством этого является работа Энгельса «Франкский период», где Энгельс решительно восстает против традиционной классификации немецких диалектов, построенной на основе сравнительно-исторического метода и компаративистской схемы развития языка.
        Путь дальнейшего развития советского языкознания, намеченный проф. Чикобава, не может нас удовлетворить. Нам представляется несомненным, что и дальнейшее развитие советского материалистического языкознания на основе марксизма-ленинизма возможно лишь с учетом всего положительного, что имеется в работах Н. Я. Марра.
        Однако условием успешного продвижения вперед является преодоление слабых и ошибочных сторон теории этого выдающегося советского языковеда. Самое главное сейчас заключается в том, чтобы работа шла на основе анализа большого конкретного материала, а не в плане общих схоластических рассуждений. Конкретные исследования, современных языков и их истории в связи с историей народов, говорящих на этих языках, постановка проблем образования языков и диалектов в конкретно-историческом плане помогут советским лингвистам вывести науку из того неудовлетворительного состояния, в котором она сейчас находится. Советским языковедам надо смелее ставить проблемы и не бояться выдвигать дискуссионные положения, даже если они противоречат точке зрения признанных авторитетов в этой области.

                   Проф. Н. Чемоданов

                   Московский  государственный университет