[79]              
        Н. Я. Марр — «Языковая политика яфетической теории и удмуртский язык». Ученые записки Научно-исследовательского института народов советского Востока СССР, вып. I, 1931 г., 2000 экз., стр 128.

        Новое учение о языке, так называемая яфетическая теория, выросшая в свое время на базе национально-освободительного движения против империалистической политики царизма, с каждым этапом своего развития приближается к единственно подлинной науке — науке, основанной на диалектико-материалистическом методе. Это развитие вперед пошло особенно быстро после Октябрьской революции, давшей яфетической теории широкую социальную базу. О политико-просветительной ценности нового учения о языке можно судить хотя бы по отношению к нему буржуазной науки и буржуазной общественности за границей, а также по тем злостным нападкам классовых врагов в науке и их бессознательных последователей, имеющихся у нас в СССР, и особенно обострившимся в реконструктивный период[1].
        Но, успешно преодолевая пережитки старого учения, яфетическая теория таила в себе ряд серьезных ошибок, причем некоторые из них не изжиты и до сих пор, что ставит перед ним задачу достижения окончательной победы в овладении марксистско-ленинской [2] методологии Тем самым к настоящему времени назрел вопрос о снятии яфетической теории как таковой, о поднятии науки о языке на более высший этап — этап марксистско-ленинской лингвистики,[3]
[80]    
тем более, что для этого имеются все возможности.
        Поставив проблему о мировом языке будущего социалистического общества, т. Сталин совершенно четко формулировал, что таким языком не может быть ни один из сейчас существующих языков, — это будет новый, качественно отличный язык, образовавшийся через форму национального расцвета каждого без исключения существующего национального языка через сотрудничество наций, а не их «конкуренцию», как то утверждают буржуазные ученые (о «теории» последних см. ниже). При этом создание единого языка может произойти только в мировом масштабе, только после окончательной победы социализма на всем земном шаре.
        Совершенно не случайно совпадение теоретических установок академика Н. Я. Марра, создателя этой теории, с указаниями в области национального вопроса т. Сталина на XVI партсъезде. «Чем это совпадение объяснить?» — спрашивает Н. Я. Марр и отвечает: «Конечно, не заимствованием. Этому препятствовали бы или даты или конкретные доводы. Единство формулировок по существу, с одной стороны, политика-революционера, с другой — специалиста-языковеда находит свое объяснение в том факте, что т. Сталин пришел к своему общественно-организационному выводу, как яфетидолог-лингвист к своему теоретическому положению, конкретно также научно-организационному выводу, — выводу, имеющему организовать языковые материалы всего мира, одним и тем же марксистским методом» (стр. 3).
        Яфетическая теория всем своим конкретно-лингвистическим материалом и лингвистическо-теоретическими выводами подтверждает тезис т. Сталина. В рецензируемой книге акад. Н. Я. Марр в кратких чертах описывает основные положения яфетической теории и обосновывает их конкретным материалом. Объектом изучения старого учения о языке— индоевропеистики — являлись и являются главным образом письменные языки древности и современные феодально-буржуазные языки господствующих наций. Индо-европеистской методологии следуют и туркология, и финноведение и все прочие ветви старой лингвистики, не имеющие между собой принципиально-методологических различий. Языки же отсталых народностей игнорировались вследствие их «от природной некультурности». Эта установка индоевропеистики неразрывными узами связана с так называемой «расовой теорией», являющейся одной из «теоретических» баз империалистической политики[4].
        «...Многие из ныне имеющихся в нашем Союзе уже наций в таковых не числились, именовались инородцами», «чужаками» или, наоборот, неучитываемыми «братушками», более того — своего рода пушечным мясом, т. е. просто людским материалом, обреченным исторически с точки зрения великодержавной идеологии в лучшем случае, поскольку речь шла о культурном фронте, на обслуживание церкви наравне с мертвецами, говорившими на старославянском языке, а то и проще — на вымирание и физическое, и такой взгляд проводился и отстаивался объективно и теоретически не одной языковедной наукой» (стр. 22—23)[5].
        Индоевропеистика рассматривает языки мира как группы «семейств», в основе которых лежит «кровное родство» народов. Каждый язык имеет свое происхождение из «праязыка» — «отца» того или другого «семейства». «Семейства» (смотря по тому, какое политико-экономическое положение занимает буржуазия данных наций, входящих в то или другое «семейство») по своим «природным особенностям» делятся на «благородные» и «неблагородные». К числу самых «благородных» принадлежит «индоевропейская семья» языков. Между языками различных «семейств » не признается никакой
[81]    
существенной связи (допускаются «заимствования» и « влиянии»  как факт внешнего столкновения «семейств»). Нечего и говорить, что классовая сущность языка полностью игнорируется[6]. В результате мы видим то, что многочисленные языки национальностей царской России были известны в лингвистической науке только понаслышке[7].
        Вслед за Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным новое учение о языке подходит к вопросу о нации и к языку, как к одной из особенностей, определяющих нацию, как к категории исторической. Всякий язык в классовом обществе есть явление классовое. Развитие языка понимается как отражение развития общества. Развитие общества в различных местах и социальных группах происходит неравномерно, неоднородно, различными темпами. То же мы наблюдаем и в языке. То, что мы имеем языки более развитые и языки отсталые, — это результат неравномерности исторического процесса. Марксистская история изучает развитие общества как развитие совокупного целого с его классовыми противоречиями. Новое учение о языке рассматривает развитие языков как еди­ный мировой процесс. Нет такого языка, который имел бы абсолютно самостоя­тельную, независимую от других историю. Каждый язык по своему содержанию и строю есть отражение определенной ступени развития общества и мышления. Такой взгляд на развитие языков конечно в корне отрицает миф о «праязыке». Мы идем не от единого языка к множеству, а, наоборот, от множества языков к единому мировому языку в социалистическом обществе. Образование этого языка мыслится новым учением через расцвет и подъем на более высшую ступень языка любой национальности, даже самой маленькой. «Следовательно, в пределах Советского Союза удел национальностей — не замораживание и застой, а рост с вовлечением их в социалистическое строительство и переходом на новую технику, а в связи с этим стройка нового языка. Это мыслимо лишь при новой теории, исходящей из массовой живой речи, а не идущей благодетельствовать ее традиционными дарами от письменных языков отживших и отживающих классов» (стр. 125).
        Каждый язык имеет ряд этапов в своем развитии. На одном этапе он имел структуру, близкую к ряду одних языков (определяемую в конечном счете конкретными социально-экономическими данными того времени), на другом этапе он отстает или идет вперед от близких к нему языков и становится близким уже другому ряду. В результате такого процесса новое учение о языке вскрывает совершенно неожиданные связи того или другого языка. Оказывается, что русский язык имеет массу пережитков, весьма близких к чувашскому и другим языкам так называемой яфетической системы. Это говорит о том, что русский язык когда-то находился на том же уровне развития, что и чувашский, т. е. был одним из языков яфетической системы. В силу известных исторических причин он ушел вперед, из яфетического превратился в прометеидский (индоевропейский).
        В настоящее время, когда русский язык стал орудием передового пролетариата — русского рабочего класса, на него возлагается ответственная задача — помочь языкам отставших народностей СССР. В этом коренном вопросе языкового строительства в национальных республиках новое учение занимает диаметрально-противоположную индоевропеистике позицию. «Ваша культурная отсталость удмуртов не ваша, това­рищи, вина, а ваша беда. Вина же она павшего режима, державшего крестьянство в такой беспросветной кабале, что удмуртская трудящаяся масса оказывается в целом наименее подготовленной для современного социалистического строительства не только идеологически, но и примитивно технически» (стр. 16).         Все теоретические и вытекающие из них практические установки нового учения — помочь развитию национальных культур, через национальную форму сделать пролетарским их содержание.
[82]              
        Этот тезис, совпадающий с тезисом т. Сталина, чрезвычайно подробно доказывается конкретным материалом, в частности рецензируемая книга дает ряд весьма ценных лингвистических доказательств данного положения.
        В противовес новому учению о языке индоевропеистика солидаризируется в вопросах о будущем языке и языковой политике с «учением» Отто Бауэра и Каутского о поглощении (а не помощи друг другу) языка одних народностей другими. По Бауэру и Каутскому, происходит конкуренция между языками, причем выйдут победителями самые сильные. Наступит период «триязычия», потом «двуязычия» и наконец самый сильный язык сделается единственным языком на всем земном шаре. Теория «праязыка» индоевропеистики составляет неразрывное целое с «учением» Бауэра и Каутского[8]. Всем ясно, что здесь мы имеем дело с открытым классовым врагом.
        Одна из последних работ акад. Н. Я. Марра — « Языковая политика яфетической теории и удмуртский язык» — наглядно развертывает принципиально-методологическую пропасть между старым и новым учением, между национальной политикой буржуазии и национальной политикой пролетариата. Но почему такое претенциозное название, указывающее как будто на особую политику яфетической теории в национальном вопросе? Такое название не должно ввести в заблуждение читателя. Н. Я. Марр подробно разъясняет сущность дела.
        «Естественно, если дальнейшее разви­тие нового учения об языке по яфетической теории в исключительной степени связано в первую голову с изучением живых младописьменных или вообще бесписьменных языков, языков масс и с судьбою, т. е. житьем-бытьем говорящих масс на этих языках у нас, в Союзе национальностей и нацменьшинств, — у них, за пределами Союза, — в буржуазном государстве, — доселе бесправных по культурному самоопределению «инородцев» внутри самой страны—indigènes’ов в заморских колониальных странах. И столь же естественно оно, это новое учение о звуковой речи, имеет по внутренней его конституции присущую ему языковую политику, точка в точку сов­падающую с языковой политикой нашей современной советской общественности, как мы видели в силу независимого учета объективных материалистических факторов и функции языка, а не воздуш­ных идеалистических теорий или субъективных настроений» (стр. 5—6). Другими словами, нет особой, отличной от языковой политики нашей партии, языковой политики яфетической теории. Яфетическая теория последнего этапа перерастает в подлинную науку о языке, отвечающую идеям пролетариата, она является органической частью национальной политики Советского Союза в области языкового строительства. Помимо сопротивления классовых врагов практическое проведение принципов нового учения в широких масштабах сталкивается с чрезвычайной дефицитностью кадров. Н. Я. Марр ставит вопрос о кадрах со всей его остротой: «В то же время нигде не чувствуется такой дефицитности в новых кадрах и чрезвычайной трудности их подготовки, как в языкознании; достаточно сослаться на вопиющие потребности многих десятков отсталых национальностей нашего Союза, а с ними и на потребности нисколько не менее отсталых низовых масс, особенно крестьянских, и просвещенных национальностей со значительным наследием старкой культуры» (стр. 14).
        Отсутствие надлежащих кадров делает невозможным плановое языковое строительство в национальных республиках.
[83]    
Их подготовке должно быть уделено самое пристальное внимание. При этом подчеркивается важность подготовки кадров из самих националов. До настоящего времени языковое строительство (разработка литературных языков, введение новых алфавитов и пр.) велось эмпирически, без надлежащей помощи «науки о языке. Как нигде, на этом участке социалистического строительства остро чувствуется разрыв теории и практики, недопустимое отставание первой. Кроме того то незначительное руководство, которое имелось, исходило от ученых-индоевропеистов (подразумеваются и тюркологики, и финноведы и др., базирующиеся на индоевропейской методологии), и конечно оно ни в коей мере не соответствовало задачам построения национальной культуры, часто же превращалось в настоящее вредительство[9].
        Подлинно большевистское языковое строительство возможно развертывать только при прочной опоре на марксистско-ленинскую методологию и не допуская ни малейшей тени соглашательства. Новое учение о языке — яфетическая теория — имеет в своих достаточно разработанных уже принципах все необходимое для теоретического обоснования развертывания планового языкового строительства (конечно при условии развернутой самокритики, решительного отбрасывания еще непреодоленных ошибок).
        В «языковой политике яфетической теории» намечаются пути планового языкового строительства, органически вытекающие из методологии нового учения. Указывается, что практически разработана система алфавитов при учете унификации письменностей народов СССР, единственно научная система — аналитический алфавит». При этом делается оговорка, что не языки для аналитического алфавита, а он для них, поэтому при проведении его в жизнь повсеместно возможны изменения. Важно практически разработать самые принципы.
        Громаднейшая работа предстоит в разработке, а подчас и создании национальных литературных языков. Н.Я. Марр на примере удмуртского языка показывает, по какой линии должна пойти эта работа. Во главу угла кладется принцип классовости языка. Крестьянские говоры удмуртского языка должны все быть равноправными, богатство каждого из них должно быть использовано. Нельзя строить литературный язык на основе только одного какого-нибудь говора, в противном случае мы будем иметь типичный пример индоевропеистики.
        Необходимо подчеркнуть огромное значение яфетической теории как фактора интернационального воспитания. Рецензируемая книга показывает развитие языков той или иной народности в историческом движении, разрушая буржуазную басню о «культурных» и «некультурных» от природы народах. «Слово как надстройка получает в палеонтологическом освещении историю таких перерождений или перестроек в своей среде в зависимости от коренных смен материальной базы, революционных сдвигов, что для его отчуждения с родной почвы нет никакой возможности. В связи с этим все ярче и четче выясняются взаимоотношения живых массовых языков финского севера с кавказским югом, естественно нас занимающим в первую очередь в связи с советским социалистическим строительством, равно баскским западом в Европе и берберским Западом в Африке» (стр. 105). С помощью нового учения о языке удмурт «легко поймет при встрече своих сограждан кавказцев с языком яфетической системы, даже мегрела или зарубежника по основной своей массе лаза (чана), так как удмурту и в данном более сложном случае легче, чем кому-либо, понять, что другие граждане, от «малой» они или «великой» народности, вовсе ему не так чужды, как то его мнимые друзья изображают, ни одна народность, не особо расового происхождения, ни одна народность, даже самая малая, не обречена на вымирание» (стр. 113).
        Книгу «Языковая политика яфетической теории и удмуртский язык» должен прочесть каждый общественник, работающий в области национального строительства, каждый, интересующийся последними достижениями нового учения о языке.