-
-- Б. ГРАНДЕ : «К вопросу об алфавитном строительстве СССР»(1), Просвещение национальностей, 1931, № 10, стр. 72-77. [commentaire]
[72]
Проблема унификации алфавитов
В своем докладе на XVI съезде ВКП(б) Сталин сказал: «Расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую социалистическую по форме и по содержанию культуру с одним общим языком, когда пролетариат победит во всем мире и социализм войдет в быт, — в этом именно и состоит диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре(2). И несколько дальше т. Сталин дает следующую формулу: «Расцвет национальных культур (и языков) в период диктатуры пролетариата в одной стране в целях подготовки условий для их отмирания и слияния их в одну общую социалистическую культуру (и в один общий язык) в период победы социализма во всем мире»(3).
В этой формуле содержатся директивные указания о том, как должно направляться культурное (и в частности языковое) строительство в Советском Союзе. Тов. Сталин подчеркивает необходимость борьбы на два фронта: с одной стороны, должен быть дан отпор великодержавному шовинизму, который под маской абстрактной интернационализации культуры и языка добивается по сути дела восстановления привилегий господствовавшего раньше языка, а именно — великорусского языка (4). С другой стороны, необходимо бороться с перегибами в сторону местного национализма, который стремится изолироваться и ставить барьеры между отдельными народностями. «Существо уклона к местному национализму — отмечает т. Сталин, — состоит в стремлении обособиться и замкнуться в рамках своей национальной скорлупы, в стремлении затушевать классовые противоречия внутри своей нации, в стремлении защищаться от великорусского шовинизма путем отхода от общего потока социалистического строительства, в стремлении не видеть того, что сближает и соединяет трудящиеся массы национальностей СССР, и видеть лишь то, что может их отдалить друг от друга» (5).
Уклонисты в сторону национального шовинизма метафизически учитывают лишь одну сторону процесса: они видят лишь момент различия, но упускают из виду единство различий. Если, подходя к вопросу статически, они видят, что социалистическая по содержанию культура развивается у нас в различных национальных формах, то они, не обращая внимания на динамику процесса, идущего к единству, стремятся еще болеет углубить эти различия. Видя, что в настоящее время существует много языков, они молчаливо понимают, что так и останется «на веки вечные». Диалектика языкового процесса ими упускается. Отсюда вытекает то обстоятельство, что при языковом строительстве сплошь да рядом упускается из виду объединяющий унифицирующий момент.
Не трудно указать методологические корни этой «забывчивости»: они лежат в идеалистическом учении о языковом процессе буржуазной лингвистики, которая некритически воспринята многими нашими лингвистами и которая еще до сих пор господствует в наших вузах и школах. Ведь если, как утверждает формалистская лингвистика, все языки произошли путем филиации от небольшого числа праязыков, то очевидно развитие человеческой речи идет от единого ко множеству, и таким образом то многообразие языков, которое мы сейчас встречаем, не только должно остаться, но еще должно увеличиваться. Это реакционное-буржуазное учение подводит «теоретическую» базу под угнетение империалистами народностей колониальных и полуколониальных стран, так как, допуская связь языка с расой и происхождение языков от «праязыков» мифических «пранародов», живших в неведомых
[73]
«прародинах», оно тем самым признает и «расовый дух», «расовый характер» и, следовательно, следуя основным принципам расовиков, разделяет народности на более способные к культурному развитию и на менее способные. А раз это так, раз негры, китайцы и т. п. считаются «низшими» расами, не способными к такому же развитию, как «культурные» империалисты, то очевидно эти последние властвуют над ними «по праву». Таким образом, уклон в сторону национального шовинизма превращается в свою противоположность, в теоретическое признание базы великодержавного шовинизма.
Совершенно иную картину дает новое учение об языке (яфетическая теория), разработанное акад. Н. Я. Марром и его школой. Акад. Н. Я. Марр в ряде своих трудов доказал общность глоттогонического процесса, т. е. процесса развития человеческой речи. Звуковая речь имеет не расовое происхождение, она возникла на определенном этапе развития человеческого общества, а именно тогда, когда развитие производительных сил достигло уровня, при котором прежние средства общения людей между собою (кинетическая, или ручная, речь) оказались недостаточными при более сложных производственных отношениях. В дальнейшем же все языки многократно между собою скрещивались, так что нет ни одного нескрещенного языка, «чистых» расовых языков нет и не может быть. Человеческая речь, развиваясь, существует в виде множества различных по форме языков, но «типологически» все они проходят одни и те же стадии, которые в конечном итоге определяются развитием базиса. Так называемые «семьи» языков, правильнее языковые системы, представляют собой продукт исторического развития. Иными словами, продукт исторического схождения многочисленных языков первоначально гораздо более различных по своей форме. Таким образом, количество языков все более уменьшается, отдельные языки сближаются между собой в группы более или менее сходных языков, и конечным итогом развития звуковой речи должен быть единый язык в едином бесклассовом коммунистическом обществе. Языковая пирамида поставлена Н. Я. Марром на свое основание. Вершина ее, т. е. единая человеческая речь, будет достроена лишь после лобеды социализма во воем мире.
Ту же самую мысль выражает т. Сталин в своем заключительном слове на XVI партсъезде: «Что касается более далекой перспективы национальных культур и национальных языков, то я всегда держался и продолжаю держаться того ленинского взгляда, что в период победы социализма в мировом масштабе, когда социализм окрепнет и войдет в быт, национальные языки неминуемо должны слиться в один общий язык, который конечно не будет ни великорусским, ни немецким, а чем-то новым» (6).
Таким образом, мы видим, что т. Сталин в политическом докладе на XVI съезде ВКП(б) с одной стороны, и ученый исследователь академик Н.Я. Марр, исходящий из правильного понимания принципов марксизма-ленинизма с другой, — оба они независимо друг от друга приходят к одному и тому же выводу о будущем едином языке в бесклассовом комммунистическом обществе.
Но, зная общую тенденцию развития человеческой речи от множества языков к единому, мы должны вести наше строительство в области языка и письма таким образом, чтобы содействовать этому процессу, а не противодействовать ему. Наши теоретические выводы должны быть положены в основу нашей практики. Языковое строительство должна идти в таком направлении, чтобы, давая возможность «национальным культурам развернуться с новой силой» (Сталин), оно устраняло бы в то же время все препятствия к будущему возникновению единого языка.
Одним из первых шагов в этом отношении является создание единого алфавита для всех языков. Не говоря уже об экономической стороне вопроса, об уменьшении расходов на типографий, шрифты и специальных наборщиков, эта проблема имеет громадное общественно-политическое значение. Это, по словам акад. Н.Я. Марра, — актуальная общественная проблема при идущей гигантскими шагами интернационализации культуры и ее материальной базы, мирового хозяйства и мирового социального строительства (7).
[74]
Посмотрим, что в этом отношении у нас делается, и достигается ли основная цель — создание единого алфавита, отвечающего всем теоретическим и практическим требованиям унификации письма.
Крупным революционным актом в деле культурного строительства среди народов советского Востока была латинизация письма тех народностей, которые до этого пользовались арабским алфавитом. Весьма громоздкий и неудобный арабский алфавит не отвечал большинству требований современной полиграфической техники, был труден для усвоения его широкими народными массами; письменность находилась в руках мулл и небольшой «аристократической» верхушки; она служила тормозом для развития грамотности и являлась орудием эксплуатации масс, которых старались держать в невежестве и неграмотности. Вокруг вопроса об алфавите завязалась борьба, классовая борьба между сторонниками латинизации и сторонниками старой арабской письменности. Борьба шла за то, чтобы выбить это орудие из рук духовенства и феодально-буржуазной верхушки и чтобы сделать пименность достоянием масс.
На данном этапе получил громадное значение лозунг латинизации письма, даже без установки на унификацию во всесоюзном масштабе. Уже один факт перехода на удобное и четкое письмо, которому легко было обучать как детей, так и взрослых неграмотных, явился «великой революцией на Востоке». Поэтому борьба вокруг алфавита шла под лозунгом латинизации, на который делался упор; проблема же унификации алфавита играла второстепенную роль. Иными словами, даже без унификации цель была бы достигнута. Если практикой и был выдвинут вопрос об унификации тюркских алфавитов, то лишь с точки зрения большей экономии средств на шрифты и т. д. Принципиально же вопрос не ставился, так как на данном этапе и при данных конкретных условиях он еще не являлся необходимым. Представитель ВЦКНТА т. Агамалы-оглы писал еще в 1928 г.: «Для латинистов не унификация является актуальным, первоочередным, жизненно-необходимым, а вышибание старого алфавита на латинской системе. Ведь и без унификации можно жить на современном уровне и прогрессировать,(8).
Присматриваясь к уже пройденным этапам, мы видим, что значение нового тюркского алфавита (НТА) заключается не столько в преимуществах, присущих самому латинскому алфавиту, сколько в неудобствах старого арабского письма и во всей политической обстановке того периода. Та же самая цель могла бы быть достигнута и при помощи какого-нибудь другого алфавита, например русского, который был бы поставлен в противовес арабскому. В самой же латинской графике нет ничего «имманентно» ей присущего и революционизирующего. Культурная революция вырастала из изменившегося соотношения сил, и в борьбе классов вокруг новой графики арабская грамота стала проводником реакционной идеологии, и НТА был средством борьбы против этой последней. Отсюда и вытекает та стихийность, с которой происходила разработка латинизированных алфавитов: в период бурного натиска на контрреволюцию не оставалось времени для обдумывания теоретической базы; конкретная историческая обстановка требовала немедленных решительных действий; над проблемой унификации
Что касается того направления, которое приняло строительство новой графики, то оно стихийно пошло по линии узко практической. Всякая принципиальная постановка вопроса отвергалась. Достаточно просмотреть протоколы заседаний «Комиссии по унификации алфавита» при ВЦК НТА от 5 и 6 июня 1927 г. (9), чтобы убедиться в том, что единственным принципом, который принимался во внимание, была чисто практическая сторона. Это было формулировано т. Агамалы-оглы в следующих сло-
[75]
вах: «Легкая его усвояемость и затем способность данного алфавита выражать требуемые фонемы данного языка» (10).
Некоторыми участниками комиссии делались попытки установить хоть кое-какие исходные принципиальные точки зрения. Так например, т. Тыныстанов по вопросу о порядке обсуждения вопросов заявил: «Не иметь представления о перспективах, обсуждать эти вопросы, я думаю, нельзя» (11). Тов. Хашимов от имени Киргизской республики и Узбекистана протестовал против того, что совещание сразу подходит к обсуждению отдельных букв, не установив принципиального подхода даже к таким частичным пунктам, как вопрос об обозначении сингармонизма или вопрос о том, «какой принцип должен быть положен в основе унификации, — фонетический или этимологический» (12). К концу первого заседания тот же т. Хашимов мотивировал свой отказ от голосования следующим образом: «Прежде чем приступить к разбору букв, нужно наметить те принципы, на которых мы сходимся, а они начали с решения буквенных изображений, не предрешая принципов, поэтому мы и не хотим голосовать». Но все эти требования игнорировались комиссией. Из высказываний отдельных участников видно, что главным образом участники комиссии считались с тем, какие начертания уже приняты и на каких из этих алфавитов уже напечатано определенное количество книг. Этот мотив мы встречаем у т. Ага-Заде, когда он отстаивает прежний азербайджанский способ обозначения звуков «ч» и «дж». То же самое мы находим у проф. Яковлева когда, указывая на необходимость боле сложное начертание придать тому звуку, который реже встречается, он тут же делает отступление: «Изображения Азербайджана также имеют основание: издана большая литература» (13).
Я уже не говорю о том, что сам принцип «для более редкого звука более сложная буква» является срывом всякой унификации: ведь тот звук, который в одном языке является редким, в другом может оказаться более частым, следовательно для него тогда уже надо взять более простую букву, здесь приходится лишь подчеркнуть хвостизм в подходе к вопросу об алфавите: что уже сделано, того нельзя трогать. О перспективах и не думали или, вернее, от них отмахивались.
Что касается унификации, то т. Тюракулов например прямо указывал, «что в отношении нетюркских языков мы ограничиваемся пожеланием о максимальной необходимости единства шрифтов (но не букв), и только» (14). А по отношению к самим тюркским языкам проф. Яковлев на реплику т. Хашимова отвечает "Абсолютной унификации быть не может" (15). Единственно с чем проф. Яковлев согласен считаться, — это вопрос «стиля»: «Нам необходимо считаться с тем изображением, которое уже принято, потому что весь алфавит сам по себе имеет некоторый стиль, и, исходя из этого стиля, приходится выбрать дополнительные знаки».
Итак, главное значение создания НТА состоит в устранении арабской графики при отсутствии даже установки на унификацию алфавитов во всесоюзном масштабе. Если в процессе работы и были унификационные моменты, то лишь подспудно, частного характера: не учитывалась необходимость выработки таких принципов построения графической системы, которые впоследствии можно было бы применить к языкам нетюркским.
В результате получилась довольно пестрая картина алфавитов. Мы фактически имели в НТА не объединенный алфавит, а ряд отдельных алфавитов на латинской основе. Узко практический, деляческий подход к делу обусловил тенденцию НТА к распадению на изолированные национальные алфавиты, иными словами, развитие НТА фактически ведет к тому же положению, которое сейчас существует в Западной Европе, где отдельные алфавиты схожи между собой лишь с внешней стороны, со стороны формы знаков, но не со стороны содержания. Если у НТА и есть элементы унификации, то лишь со стороны графической, но не со стороны значения знаков, да и при выработке формы отдельных знаков, т.е. тех, которыми надо дополнить латинский алфавит,
[76]
создатели НТА руководствовались общими установками — они шли в своем разборе от одной буквы к другой, рассматривая каждый знак изолированно, индивидуально и следовательно, совершенно не учитывая, что при ориентации на будущую унификацию необходимо принять такие способы усложнения знаков латинского алфавита, которые дали бы возможность их использовать и в языках, фонетическая система которых отлична от тюркской. При таком изолированном подходе к каждой букве получилась такая картина, когда например шипящее «ш» обозначается с помощью прибавления к свистящему «с» внизу знака «седиль» (S — Ş); для обозначения же шипящего «ж» употребляется уже другой способ: свистящее «з» перечеркивается поперечной чертой (Z — Z) и т. д.
В НТА в современном его состоянии есть много недостатков, которые объясняются тем, что на том этапе и в той конкретной исторической обстановке, когда он вырабатывался, было достаточно одного принципа латинизации, а унификационные вопросы были лишь подчиненным моментом. Как же обстоит дело сейчас?
В настоящий момент, когда Центральный комитет нового тюркского алфавита превращен в ЦК нового алфавита (без прибавления слова «тюркского»), перед ним должны встать совершенно иные задачи: на очереди теперь реформа письма у коми, удмуртов и у других восточных финнов, пользующихся алфавитом на основе русского. Идет подготовительная работа к созданию письменности у тех западно-финских народностей, которые ныне еще являются бесписьменными, как ижорцы, вепсы; создается письменность у тверских карел; подготовляется алфавит и для лопарей; в перспективе реформа письма у ряда других народностей СССР, как например у евреев. Можно ли механически перевести на все эти языки новый тюркский алфавит со всеми его недостатками? Ведь всякая попытка такого переноса способна еще больше углубить разрыв между графическими системами отдельных народностей. Да и чем мотивировать латинизацию алфавита у тех народностей, которые пользуются графикой на основе русской? То несовершенство письма, которое мы имели в арабском алфавите, здесь отсутствует; необходимость выбить письменность из рук духовенства и «верхушки» здесь также отпадает. Преимуществами латиницы по сравнению с русским алфавитом (который, кстати сказать, также является до известной степени латинизированным)? Но эти преимущества настолько спорны и настолько проблематичны, что ими нельзя мотивировать ломки графики. Значит, здесь центр тяжести вопроса совершенно в другом: в необходимости выработать такого рода систему письма, которая не разъединяла бы, а объединяла все народности Советского Союза, иными словами, здесь выдвигается лозунг унификации письма.
Однако некоторые из работников НТА об этом забывают и склонны остаться на почве абстрактной латинизации, например проф. Н. Яковлев в статье «За латинизацию русского алфавита»