[88]
В области языка одна из самых острых проблем на Украине — это борьба с великодержавным шовинизмом и местными националистами, — борьба, которая еще не закончена, несмотря на ряд побед, одержанных на этом фронте. Я затрону только один уголок той колоссальной работы, которая проводится на Украине. Для того, чтобы ориентироваться в этом вопросе, в первую очередь надо познакомиться с постановлениями ВКП(б), с большим материалом, изданным украинским институтом марксизма-ленинизма, с речами тт. Косиора и Скрылника, с материалами дискуссии по национальному вопросу и т.д.
Та характеристика, которая была дана т. Сталиным уклонам в национальном вопросе в его речи на XVI съезде, то и в области языка так же, как и в других областях культуры на Украине и в других национальных республиках нам приходилось и приходится сейчас вести борьбу на два фронта : с великодержавным шовинизмом, как с главной опасностью на данном этапе, и с местным национализмом.
Великодержавный шовинизм в области языка прежде всего выразился в резком сопротивлении украинизации. Представители великодержавного шовинизма стремились мотивировать это бедностью и некультурностью украинского языка; они говорили, что он не может стать в один ряд с русским языком, что он не может выполнять тех функций, которые выполняет русский язык. Ряд русских лингвистов, работавших на Украине, открыто выступил против украинизации (например, Зеленин). Печатных выступлений представителей великодержавных шовинистов на Украине по вопросам языка ны не имеем, но устных выступлений было много. В РСФСР великодержавные шовинисты встретили со стороны буржуазных языковедов теоретическую поддержку. Не говоря уже об академических зубрах, вроде Истрина и др., которые живут прошлым и для которых украинский язык и языки других нерусских национальностей не существовали до революции, как не существуют и теперь. В их трудах термин «малорусский» еще и до сих пор применяется.
Приведу ряд цитат из «Русской диалектологии» московского профессора Голанова, изданной для заочников, т.е. для широких масс, в Москве, в 1929 г., Бюро заочного обучения при педфаке МГУ. Мысли, изложенные Голановым, чрезвычайно типичны для великодержавных националистов в области языка. Собственно говоря, Голанов сформулировал в несколько скрытой форме все то, что выдвигали против украинизации его сподвижники и соратники на Украине. В начале он как будто бы признает равноправие трех восточно-славянских языков. Он пишет :
«Эти три отдела можно назвать наречиями, если иметь в виду их происхождение, можно назвать и языками, если брать их современное состояние. Только следует ко всем трем относиться одинаково. Нпр., когда мы называем великорусский отдел языком, то и украинскому надо дать это название, когда же мы предоставляем украинскому отделу название наречия, то и великорусский не может претендовать на иной термин : то же и о белорусском. Здесь нужно строго различать : 1) политическую сторону вопроса, право на самостоятельное употребление языка в литературе, в общественной жизни, в официальных сношениях и т.п. и 2) чисто-научную, рассматривающую их происхождение» (Русская диалектология, гл. 1, стр. 5).
Уже это выдает политическое содержание «теорий» Голанова, для которого политика не есть наука, а наука совершенно отделена от политики (вспомним проф. Переверзева!). В другом месте (стр. 4) Голанов пишет : «В настоящем курсе русский язык и русские говоры понимаются в широком смысле как состоящие из трех больших отделов : великорусского, белорусского и малорусского, который в последнее время чаще называют украинским». Тут чрезвычайно характерно выражение «в последнее время». Но это только «цтеточки», а на стр. 6 встречаем уже «ягодки». «В еще более широком смысле под русским языком разумеется не только вся совокупность живых народных говоров, которыми пользуются в повседневном быту широкие народные массы, но и литературный язык, т.е. разговорная речь образованных людей вместе с письменным языком лучших русских писателей. Как народные говоры, так и литературный язык русского народа имеют несколько вариантов, которые стали особенно сильно различаться за последнее время; кроме письменного языка великоруссов существует литературная речь и у других ветвей — белорусской и украинской. Но и по времени возникновения, и по территории применения наибольшее значение
[89]
имеет язык Пушкина, Гоголя, Тургенева и других писателей, т.е. литературный язык великоруссов, который обычно и понимается под русским языком во втором смысле, более узком».
Иначе говоря, Голанов считает, что украинский и белорусский литературные языки стали различаться только «в последнее время», что только русский литературный язык имеет «наибольшее значение», а другие языки в лучшем случае — его варианты. Таким образом, Голанов признает «равноправие» трех восточно-славянских языков там, где речь идет о говорах, где идет о литературном языке, Голанов явно выдвигает на первое место русский язык. Что Голанов в сущности рассматривает украинский и белорусский языки только как наречия русского языка, явствует из ряда дальнейших высказываний автора. На стр. 7 (гл. 1) отмечается, что в говорах наблюдаются белорусские черты («старушцы тэй»), а в русском литературном языке этих черт нет. Конечно, если рассматривать белорусские говоры как часть русских, то это сопоставление понятно. Голанов совершенно игнорирует существование белорусского литературного языка. Украинские элементы в произведениях Гоголя автор рассматривает (стр. 11 - 12) как «явления живой народной речи» и ставит их в один ряд с тульскими диалектическими чертами в произведениях Толстого, т.е. рассматривает украинский язык как один из говоров русского языка.
Тут мы имеем неприкрытое выступление великодержавного шовиниста, который на двенадцатом году революции отрицает фактически самостоятельное существование литературного языка других наций, населяющих Советский Союз. Голанов излагает (Русская диалектология) вопрос о национальных языках точно так же, как излагали его все русские реакционные лингвисты перед революцией. Никакого сдвига в этом вопросе мы в его работе не имеем. Голанов один из наиболее выразительных представителей реакционных русских лингвистов, стоящих на позициях великодержавничества.
Но у нас имеется и другое течение. Иногда рупором реакционной великодержавной буржуазной интеллигенции являлись отдельные члены партии, отражающие великодержавную идеологию, и партийцы, которые под интернационализацией разумели руссификацию. Такие выступления были у нас на Украине. Опять-таки я говорю об устных выступлениях. Закреплены они были теоретически в статье т. Данилова «Язык общественного класса» (Ученые записки РАНИОН, т. 3, 1929 г.). Может быть, сам т. Данилов не ожидал этого, но фактически он явился рупором этих «интернационалистов», в сущности представителей великодержавного уклона в области национального вопроса. О статье т. Данилова очень много писали и говорили. Т. Данилов сам выступал с критикой своей статьи[1].
У нас на Украине статья т. Данилова нашла очень резкий отклик в статье («Критика», №6, 1929) т. Хвыли, в выступлениях на дискуссии в украинском институте марксизма-ленинизма, об этих выступлениях имеется материал в книжке т. Скрыпника «Национальни перетинки» и др. Наконец, критика статьи была подана в выступлениях самого т. Данилова во время лингвистической дискуссии в Москве и в Киеве, куда он недавно ездил. Останавливаться на деталях этой статьи нет смысла. Я приведу общие выводы, потому что эти выводы целиком в духе тех уклонистов, которых т. Сталин характеризовал на съезде следующими словами : «Уклонисты этого типа исходят при этом из того, что, так как при победе социализма нации должны слиться воедино, а их национальные языки должны превратиться в единый общий язык, то пришла пора для того, чтобы ликвидировать национальные различия и отказаться от политики поддержки развития национальной культуры ранее угнетенных народов» («Отчет центрального комитета XVI съезду ВКП(б)» Гиэ, 1930, стр. 81).
Указывая далее, что такие уклонисты попадают в лапы каутскианского социал-шовинизма, т. Сталин делает вывод : «Не ясно ли, что ратуя за один общий язык в пределах одного государства, в пределах СССР, они добиваются по сути дела восстановления привилегий господствовавшего ранее языка, а именно — великорусского языка? Где же тут интернационализм?» (там же, стр. 82-83). Заключительная фраза статьи т. Данилова, его выводы полностью отвечают взглядам уклонистов, охарактеризованных т. Сталиным. Вот, например, что писал т. Данилов :
«Язык рабочих российских, украинских республик один и тот же, это русский язык послеоктябрьской эпохи. Разница лишь в окраске звуков, в фонетическом складе языка») «Ученые записки», т. 3, стр. 178).
Далее следует чрезвычайно важный пункт, который требует особой критики:
«К украинскому языку Белецкие рабочие прибегают лишь потому, чтобы не оторваться от массы, не потерять с нею связь» (там же). Выходит, что украинизация есть только тактический маневр, проводится только для того, чтобы «не оторваться от масс».
Далее : «О том, в каком направлении пойдет в будущем развитие говора, легче всего судить по языку местного актива. Этот язык идет в сторону овладения богатствами литературной украинской речи и русской политической терминологией» (там же, стр. 194). Очень странное противопоставление ! Выходит, что политическая терминология не может быть составной частью украинской речи ! «Процесс этот естественен и сломить его никому не удастся. Он обязывает считаться с собой и законодателей литературного украинского языка» (там же). «А что последние не всегда считались с ним, указывает, например, факт восстановления литературной речью ряда архаизмов (Калишенко говорит по этому поводу : "Учителя говорят так, как 500 лет назад говорили") : вместо циркуляр — обижник, вместо карандаш — оливець и т.д.». Тут нужно сказать неприятную вещь : к архаизмам т. Данилов отнес в этой статье
[90]
почти исключительно живые слова украинского языка, которые существуют и в литературном украинском языке, и в большей части украинских говоров. «Оливець», например, является издавна общеукраинским словом. Продолжаю цитату : «... и заимствование слов из западно-европейских языков (страйкувати, папир, негативно, пропозиция, мала, мур), для которых имеются распространенные в массе русские эквиваленты : бастувати, бумажка, отрицательно, предложение, карта, каменная стена». Почему следует отдать предпочтение русским словам, когда такие слова, как «папир», «мур» и прочие, давно вошли в украинский язык и органически усвоены им? Почему т. Данилов выступает против «этранжизмов», т.е. слов, заимствованных из иностранных языков, требуя их замены русскими заимствованиями? Не ест ли это яркое проявление великодержавного великорусского шовинизма? И вот эти требования мотивируются далее такой фразой : «Такое игнорирование русской речи, как речи октябрьской революции, лишь дезорганизует массу и отталкивает ее от изучения родной литературной речи. Недаром тот же Калишенко, озлобленный непонятными новшествами в литературном украинском языке, ворчит : «Его Петлюра выдумал!» (там же).
Все факты свидетельствуют (а иначе и быть не может), что украинский пролетариат не стоит на точке зрения Калишенки. Калишенко фактически в этом заявлении выступает рупором не пролетариата, а великодержавных националистов. А именно на него опирается т. Данилов.
Фактически мы тут имеем совпадение со взглядами Голанова, который является представителем этой реакционной интеллигенции. Статья т. Данилова стала знаменем для этой реакционной шовинистической великодержавной интеллигенции, выступающей против ленинской национальной политики партии. Характерно, что в этой статье так же, как и в работе Голанова, есть много мест, которые сближают великодержавных шовинистов с местными националистами. Голанов, например, без всякой критики, видимо сочувственно указывает в гл. 7 «Русской диалектологии», что «современные украинские организаторы языка прилагают большие старания к тому, чтобы литературный язык сохранил тесную связь с народной речью, не наводняясь заимствованиями ни из польского, ни из великорусского» (стр. 9).
Далее эта цитата из известной работы «Замечания о современ. укр. литературн. языке» («Уваги до сучасной укр. лит. мови») украинской лингвистки Олени Курило. Она в своей работе пишет так : «Чем больше украинская интеллигенция хочет принести пользу народу, вывести его из темноты, поднять его культурный уровень, тем больше она должна использовать украинский народный язык, должна учиться у народа выражаться его мыслями...» и т.д.
Дальше я дам развернутую характеристику этих взглядов Курило. Я покажу, что эти взгляды характеризуют местный буржуазный национализм в области языка. Голанов сочувственно их цитирует, что вполне понятно, если исходить из его концепции, что украинский язык ниже русского, и потому, дескать, он не должен подниматься выше народных говоров, что ему следует замкнуться только в рамках народного языка. А что такое «народ», — об этом речь впереди. То же самое, только иначе изложенное, мы видим в статье т. Данилова «Язык общественного класса». В своей классификации он делит лексику украинского языка на руссизмы, советизмы, этранжизмы, и т.д. Не буди говорить о произвольности этой классификации, о произвольности отнесения чисто украинских слов к руссизмам, но т. Данилов, фактически стал на точку зрения украинских шовинистов, которые стремятся подчеркнуть не украинский характер многих интернациональных или порожденных революцией слов и выражений. Они говорят : это «советизмы», это не наше, это чужое, т.е. стараются охаить все, что образовалось в украинском языке после революции. Т. Данилов своей классификацией дал козырь украинским контрреволюционным шовинистам. Другой козырь, данный т. Даниловым, — это то, что он произвольно, часто относит украинские слова к руссизмам. Это как раз характерно для той «языковой политики», которую стремятся проводить украинские шовинисты. Они тоже стараются придраться к каждому слову, если оно формой своей напоминает русское слово и требуют изгнания этих слов из украинского языка.
Таким образом, т. Данилов дал много козырей в руки шовинистов. Не говорю уже о том, что его статья послужила материалом для пропаганды той идеи, что советская власть проводит украинизацию не всерьез, что это только маневр, что рабочие говорят по-украински только для того, чтобы разговаривать с «массами», что актив говорит по-русски, что украинизация только показная, «для связи с массами» и т.д, т.е фактически эта статья послужила материалом для выступлений не только со стороны великодержавных шовинистов, но и со стороны украинских националистов против национальной политики партии. Конечно, не приходится доказывать, что этот взгляд не верен, что украинизация не только «для связи с массами», что это исторически-обусловленный, совершенно законный, совершенно правильный процесс.
Я уже указал на то, что во многих пунктах намечается связь между взглядами великодержавных шовинистов и взглядами местных националистов. В первую очередь это сказывается в резком противопоставлении своего языка другим, в теории «избранности» языка. Эти взгляды приводят к тому, что в таких странах, как Польша, Чехословакия и т.д., где буржуазия ранее угнетенных национальностей стала у власти, представители этой буржуазии сами начинают проводить великодержавную политику в области языка. Точка зрения Голанова и других лингвистов подобного рода, считающих свой язык лучшим, перенесенная на польскую или чешскую почву, приводит к тому, что в Польше преследуют украинский язык из всяческих соображений, но, между прочим, как один из мотивов выдвигают и то, что польский язык культурнее и должен вытеснить украинский. Такова же политика чехов в отношении украинского языка живущих в Чехословакии украинцев, — т.е. такова буржуазная колонизаторская политика в области языка. Для характеристики местного национализма
[91]
в области языка снова приведем краткую, но исчерпывающую формулировку т. Сталина : «Существо уклона к местному национализму состоит в стремлении обособиться и замкнуться в рамках своей национальной скорлупы, в стремлении затушевать классовые противоречия внутри своей нации, в стремлении защититься от великорусского шовинизма путем отхода от общего потока социалистического строительства, в стремлении не видеть того, что сближает и соединяет трудящиеся массы национальностей СССР, и видеть лишь то, что может их отдалить друг от друга. Уклон к местному национализму отражает недовольство отживающих классов ранее угнетенных наций режимом диктатуры пролетариата, их стремление обособиться в свое национальное государство и установить там свое классовое господство. Опасность этого уклона состоит в том, что он культивирует буржуазный национализм, ослабляет единство трудящихся народов СССР и играет на руку интервенционистам» («Отчет» о XVI съезде, стр. 86).
Те события, свидетелями которых мы были на Украине, полностью подтверждают этот анализ тов. Сталина. Прекрасно известны факты, которые обнаружились на процессе СВУ. Известно, что через своих членов-лингвистов, через так называемую группу «Инарак», т.е. организацию специально вредительскую в области лингвистики, группу, которая работала в ин-те научного языка, СВУ пыталась противопоставить ленинской национальной политике в области языка свою кулацкую, буржуазно-националистическую «языковую политику». Теоретически это отразилось в статьях и «Вiснику Iнституту наукової мови» (в «Вестнике Ин-та научного языка»). В ряде статей ставился, например, вопрос о том, какими путями должно идти создание украинской научной терминологии. Совершенно неприкрыто выдвигался тот взгляд, что надо держать курс на Польшу и Чехословакию, что поляки совершенно правильно поступают, стараясь заменить международные термины своими чисто польскими, что чехи совершенно правильно поступают, заменяя международную терминологию своею чешскою. В рецензии на один из словарей белорусского языка автор указывает как на недостаток на то, что составители словаря стали на путь введения международных научных терминов. Это был курс на буржуазную Польшу Пилсудского и Чехословакии Масарика в области языка, — это был курс на националистическое ограничение языка, на сопротивление всем языковым явлениям, идущим извне, независимо от причин и характера заимствования, это был курс против интернационализма в языке и, главное, против всех тех новшеств, которые вызвала в языке, и не могла не вызвать, революция.
Отсюда хуторянская кустарщина в области языка, конкретное, сознательное вредительство, торможение развития украинского литературного языка, стремление изолировать украинский язык от русcкого и воспрепятствовать распространению знаний в широких массах. Это можно проследить на конкретном материале, на критике тех словарей, которые редактировались членами СВУ, лингвистами из лагеря Ефремова. Вот как там осуществлялась «языковая политика в области словаря».
Для русского слова «общежитие» украинский академический словарь дал только два украинских слова : «бурса» и «братство», хотя в украинском литературном языке существуют слова «гуртожиток» и «iнтернат». Игнорирование последних двух слов следует рассматривать, как языковое вредительство, потому что назвать наше современное студенческое или рабочее общежитие бурсой может только вредитель и политический враг. Или же составители словаря выступают против слова «завод», считая его русским словом, и предлагают заменить его во всех случаях словом «виробня». «Виробня» — термин кустарного производтсва, противопоставленный социалистической индустриализации. Если принять во внимание, какие представления связаны у украинского рабочего со словами «завод» и «виробня», то вытеснение слова «завод» следует рассматривать как вредительство, потому что завод, как символ пролетарской мощи, очень крепко вошел в сознание украинского пролетариата. Слово это неразрывно связано с борьбой украинского пролетариата. Инараковцы старались вытеснить всю сумму представлений, связанную со словом «завод». К этому следует добавить, что слово «завод» давно существует на украинском языке и закреплено в литературе.
В области технической мы наблюдали в словарях систематическую замену международных терминов терминами хуторянскими. Скажем, например, вместо слова «амортизатор» дается слово «гамивник», «бункер» — «книги», «буфер» — «видприжник», «вертикаль» — «строч», «коэфициент» — «сучинник». «Ученым» составителям словаря надо было обратить внимание хотя бы на то, что мы пользуемся словом «буфер», «буферная республика» и т.д. Заменяя слово «буфер» словом «видпружник», составители словаря выбрасывают из языка выражение «...политический буфер» и т.д. То же самое со словом «вертикаль». Мы употребляем его не только в значении «строч», но связываем с ним целый ряд постановлений : «школьная вертикаль» и т. п.
Под маской борьбы за чистоту украинского языка составители словарей вредили путем искажения языка. Характерно, что в украинском словаре первых лет издания совершенно не отражены колоссальные достижения украинского литературного языка за годы революции. Я, например, взял из II т. словаря на выбор страницу 146 и проверил, на кого ссылаются составители, из каких источников черпают они лексику. Из тридцати одной ссылки на источники — три ссылки на Ефремова, этого главного участника процесса СВУ, три ссылки на Крымского, очень яркого представителя буржуазного языкознания. Далее имеются ссылки исключительно на произведения представителей предреволюционной литературы. Почти ни одного слова не взято из нашей прессы, из речи наших политических деятелей, из того огромного материала, который дала революция. Что же получилось в результате такого вредительского, такого
[92]
контрреволюционного подхода к составлению словаря? Получились следующие факты : на слово «казак» дается целый ряд слов-синонимов : «пластуны», «черноморцы», огромное количество всяких «старых казаков», а наших червонных казаков в словаре нет. Этот вредительский подход к языку привел к тому, что вместо русского слова «предприниматель» в одном из словарей поставили украинское слово «выробничник», что означает в современном украинском литературном языке «производственник», т.е. предприниматель-капиталист характеризуется словом, которым мы характеризуем только рабочего. Выводы ясны : налицо прямая буржуазная интервенция в области лингвистики. Или же такой яркий пример : слово «забой». В украинском языке оно звучит «выбий», а составители словаря выкапывают из какой-то «просвитянской» книжечки, изданной в 90-х годах для крестьянства, слово «пич». Для современного понятия «забой», которое ни с какой стороны не напоминает «печь», берется это слово «пич». Хуторянство, идущее рука об руку с контрреволюционным вредительством, характеризует все те словари, которые редактировали представители ИНАРАКа.
Суммирую : полное игнорирование достижений украинского литературного языка за последние годы, противопоставление международным терминам, — терминам, которые дают возможность развивать язык, обогащать его, — своих, часто выдуманных самими составителями словаря хуторянских терминов, искажение смысла многих социальных понятий, — вот в чем выразилось вредительство инараковцев.
Многие «практики-языковеды», т.е. прямая агентура буржуазных националистов провели такую линию, что надо изгонять всякие интернациональные, международные слова, что надо стараться во всех случаях заменять всякое слово, если оно так или иначе напоминает русское слово, каким-нибудь своим, хотя бы тут же выдуманным словом.
Для того чтобы глубже понять сущность националистического, шовинистического уклона в области языка, необходимо ознакомиться не только с практикой и теорией в области словаря, но и с общими концепциями, касающимися украинского литературного языка.
Многие украинские лингвисты придерживались взгляда, наиболее ярко выраженного академиком Крымским в Очерках истории укранского языка, написанных еще до революции, но переизданных без всяких изменений в 1924 г. Это — шовинистическая точка зрения. «После Шевченко украинская литература решительно провела демократическое правило[2]: вот так, как говорит простой народ на Украине, так нужно точка в точку и писать, не поступаясь никакими особенностями его языка и не принося их в жертву общеславянскому взаимопониманию. Вот этот принцип — пусть литературный язык будет украинский целиком — и сегодня свято признается в украинской литературе» (Нарис з iсторii укр. мови, стр. 115). Этот взгляд идеолога школы развивали и другие лингвисты. Одна из известных на Украине лингвисток Курило в своей книжке Уваги до сучасчої украинської литературної мови писала : «Установившегося в широком значении научного литературного украинского языка мы еще не имеем. Не дает ли эта нестабильность украинского литературного языка широкую возможность взять за основу язык народный и развитием своим пойти за развитием народного языка. Иначе сказать, украинский литературный язык может еще стать таким языком, каким сам народ заговорил бы, если бы достиг нормальным путем соответствующего культурного уровня».
Тут характерно то, что «народ» берется как массив, без всякого разделения на классы. Причем под «народом» вообще понимается крестьянство, тоже, конечно, без всякого деления, и его язык преподносится, как норма для украинского литературного языка.
И, наконец, третий взгляд. Представитель этой группы проф. Сулима. В своей книжке Украинская фраза, написанной в 1927 г., он пробует подвести «идеологическую» базу под нацдемов в области лингвистики. Вот что он пишет : «В рабоче-крестьянскую эпоху украинский литературный язык не может быть иным, как немассовым, потому что монополистом литературного языка во всех областях жизни — газеты, книжки, беллетристики и т.д. — является не кто иной, как масса». Как будто революционный взгляд. Но дальше оказывается, что Сулима понимает под массой тот самый «народ», о котором говорил Крымский, и котором писала Курило, т.е. народ вообще, без всякого деления на классы.
Они требуют, чтобы нормой для украинского литературного языка стали те явления, которые характерны для языка «народа», а по существу для крестьянских говоров. Например, Курило в своей книжке принципиально выступала против гипотаксиса, как против русского или польского заимствования. Вот в народе-де пользуются большей частью сочинением предложений, а не подчинением. Сулима, например, все те формы украинского литературного языка, которые не встречаются в народных говорах, считает или русскими или польскими заимствованиями, совершенно не считаясь с историей украинского литературного языка. Раз какой-нибудь формы, какого-нибудь явления нет в говорах, нет в крестьянском языке, нет в литературе прошлого века, — значит эти формы недопустимы и в современном литературном языке, т.е мы видим тут стремление замкнуться в рамках крестьянского языка.
В результате такого подхода к языку все эти авторы приходят к выводу, что (да и ожидать иного нельзя было, если исходить из их концепции) наш современный украинский язык, язык нашей революционной эпохи, плох, что он наводнен руссизмами, что его надо очистить от заимствований. Чистить надо, конечно, и чистка проводится! Но их нацдемовская чистка была направлена к тому, что вместо нашего современного литературного языка, который стал мощным орудием, мощным рычагом развития социалистической культуры, был бы поставлен язык дореволюционного крестьянства, язык, который не приспособлен для той роли, которая сейчас выпала на долю украинского литературного языка.
[93]
И вот, стоя на позициях «народничества», некоторые лингвисты-вредители, как, например, Гладкий, ссылаясь на авторитет ученых академиков, выступили с поклепом на современный украинский литературный язык. Гладкий выпустил книгу Мова сучасного українського письменства, где старался доказать, что революционные украинские писатели не знают украинского языка, что они, дескать, сплошь и рядом пользуются руссизмами. Чрезвычайно характерна для взглядов шовинистов в области языка так называемая теория влияния. Исходя из взгляда, что язык украинского народа был все время между Сциллой и Харибдой — между Польшей и Россией, что правящие классы Польши и России проводили великодержавную политику и в области языка, шовинисты старались изгнать из языка все, что так или иначе напоминало русский или польский язык. А среди этих слов и выражений было много украинских слов и выражений, возникших в силу нормального языкового процесса. Проверка материала показывает, что очень много форм (обороты с творительным действующего лица, приименный родительный и т.д.) вовсе не являются заимствованиями и возникли в украинском литературном языке в силу обычного языкового развития. Так же, как и в области гипотаксиса, мы имеем дело не с заимствованием, а с явлением, возникшим в украинском языке параллельно с такими же явлениями в русском, польском и в других языках. Это же относится и ко многим словам и фразеологическим оборотам.
Конечно, украинский язык имеет в своем составе много черт, проникших в него насильственным путем, путем административного внедрения, в результате руссификации. Но это вовсе не значит, что вместе с ними должны быть изгнаны и такие черты, хотя бы и заимствованные, которые не нарушают языковой системы, а органически усвоены ею и играют в языке полезную роль.
Следует считать вредным тот взгляд, что даже «кальки» с русского, а может быть и слова, параллельно с русскими словами возникшие в украинском языке, должны быть изгнаны. Если взять такое русское слово, как «выдвиженец» и украинское «высуванець», то трудно сказать, что последнее «калька», потому что те же самые причины вызвали те же следствия.
Выдвиженцы были на Украине, выдвиженцы были в РСФСР. И там и здесь возникли соответствующие термины. Это процесс совершенно неизбежный сейчас, потому что на Украине, и в РСФСР, и в других советских республиках создаются многие термины, многие слова и многие выражения, которые должны напоминать друг друга, потому что создаются в тех же условиях. И вот шовинисты говорят, что, если слово имеется в русском языке, значит его надо изгнать из украинского или придать ему такую форму, чтобы оно совсем не напоминало русский язык. «Культивирование» народного языка (а в сущности языка крестьянски-ограниченного) стало реакционным, потому что оно тормозит развитие современного украинского литературного языка, языка передового пролетариата, являющегося мощным рычагом строительства социалистической культуры. Если до революции многие русские слова, многие русские выражения проникали в украинский литературный язык путем империалистического нажима, то сейчас этих условий нет, теперь мы наблюдаем взаимный языковый обмен между всеми народами, населяющими Советский союз, — обмен, основанный на абсолютном равноправии, на взаимном культурном общении. И потому ставить рогатки всякому проникновению слов извне — превращается уже в акт вредительства. Вопреки бешенному сопротивлению и великодержавных шовинистов, и местных националистов, правильная политика партии в национальном вопросе привела к тому, что украинский литературный язык, несмотря на все рогатки, которые ему ставили, превратился уже (и с каждым днем превращается все больше и больше) в такой язык, который не хуже русского способен служить орудием строительства социалистической культуры. Революция призвала украинский литературный язык к отражению сложнейших понятий из самых разнообразных отраслей общественной и политической жизни, экономики и техники. Тот лексический багаж, который накопил украинский литературный язык перед революцией, оказался явно недостаточным, потому что в условиях жесткого национального угнетения не было базы для создания развитого, делового, технического языка. После революции необходимо было сейчас же создать все лексические средства, нужные для этих областей языка.
Как проходил этот процесс? Во-первых, были отброшены все те слова, которые ощущаются в современном украинском литературном языке как чуждые, которые не могут стать в систему украинского литературного языка, слова, которые проникли в язык в результате империалистического нажима. Если в результате руссификации украинское слово «влада», распространенное на всей территории Украины, вытеснялось словом «власть», начавшим проникать в отдельные статьи украинских деятелей, или украинское слово «уряд», тоже распространенный на всей территории Украины, заменялось словом «правительство», начавшим проникать в некоторые украинские произведения, то после революции все подобные слова как имеющие определенное империалистическое содержание были выброшены из украинского языка.
Далее. Много старых украинских слов приобрели новое значение, приспособились к выполнению новых функций, которые пали на них после революции. Например очень интересна история одного украинского слова. В первые годы революции на Украине не было соответствующего слова для слова «ячейка», «коммунистическая ячейка» — не было соответствующего термина. Первое время писали «коммунистическая ячейка». Но ячейка не украинское слово и сознавалось оно как чужеродное. Слово «ячейка»» заменили словом «гурток», но «...гурток» означает по-украински «кружок» и неточно обозначает понятие «ячейка». Тогда приспособили к понятию «ячейка» старое украинское слово «осередок», которое в украинском предреволюционном литературном языке употреблялось в значении центр. Теперь «осередок» заменили словом «центр», а «осередок» приспособили для значения «ячейка». Таким образом слово «осередок» начало означать новое понятие, понятие «ячейка», «коммунистический осередок»,
[94]
«партийный осередок» и т.д. Или, например, украинское слово «установа», которое означало «обычай», постановление, условие, начало обозначать «учреждение». Т.е., многим словам было придано иное значение, они были приспособлены для иных функций, которые возникли в силу революции.
Далее, было заимствовано много чужих слов. Это больше всего относится к области техники и политики и главным образом касается таких терминов, которые уже стали международными и в русском и во всех других языках. Наконец, от соответствующих украинских основ, и не только украинских, но и интернациональных, международных основ создали новые украинские слова. Эта мобилизация всех языковых сил дала возможность поднять (и поднимать) украинский литературный язык на тот уровень, который поставлен в порядок дня революцией. И конечно процесс не пошел по той линии, которую намечали украинские националисты, и не по той линии, которую хотели проводить великодержавные шовинисты. Украинский язык не руссифицировался. Наоборот, революция привела к расцвету украинский литературный язык.
Я полагаю, что как раз в связи с этим чрезвычайно важно поставить несколько проблем, которые должны интересовать не только работающих на Украине. Одна из этих проблем : что понимать в области языка под национальной формой, т.е. культурой — национальной по форме и пролетарской, интернациональной по содержанию? Как раз некоторые представители местных националистов старались изобразить дело так : содержание — это дело одно, а форма — дело другое. Вложите ваше интернациональное социалистическое содержание в рамки национальные, — а под национальными рамками в области языка они понимали узкий, ограниченный крестьянский язык. Они механистически понимали сочетание национальной формы с социалистическим содержанием. Революция опрокинула это механистическое и шовинистическое понимание ленинского лозунга. «Национальный по форме и пролетарский по содержанию язык» обозначало национальный язык, поднявшийся на уровень, соответствующий тому социалистическому содержанию, которое этот язык должен отразить. Именно на исследовании конкретных языковых материалов надо показать, как проходит этот процесс. Те выводы, к которым мы можем прийти в результате изучения языковых явлений, будут чрезвычайно важны и для других областей.
Другая проблема, ставшая перед всей нашей общественностью в процессе бурного роста украинского литературного языка, — это проблема интернационального развития национальных языков. XVI съезд партии отметил, что уже теперь, в области культуры, так же как и во всех других областях, мы выступили в период социализма, в период мощного развития национальных по форме и социалистических по содержанию культур с тем, чтобы потом диалектически, как это отметил т. Сталин, эти национальные культуры перешли в интернациональную (и по форме, и по содержанию) культуру, — культуру социалистическую, коммунистическую с общим языком, когда пролетариат победит во всем мире и социализм войдет в быт.
Каким образом будет происходить этот процесс? Эта широкая проблема в какой-то мере ставится и в конкретной языковой политике. Возьмем, например, лексику и фразеологию, где перед нами несколько рядов терминов, — терминов международных, а наряду с ними в говорах и свои термины, в известных случаях нужно отдавать предпочтение международным терминам, в известных же — терминам существующим, скажем, в крестьянском или в рабочем диалекте. Для Украины это чрезвычайно острая проблема, потому что при переводе любой технической или научной книжки, любого романа перед каждым переводчиком встает вопрос, — оставить ли тут слово международное, которое употребляется в некоторых языках, или же заменить его своим словом, если такое имеется. Если пользоваться рецептом народников, надо во всех случаях, где нужно и где не нужно, ставить свое слово, а если его нет, то нужно создать такое слово.
В связи с этой проблемой находится еще одна чрезвычайно важная проблема. У нас на Украине сейчас идет подготовительная работа к изданию украинской советской энциклопедии;было лингвистическое совещание по этому вопросу. На совещании было высказано много чрезвычайно интересных взглядов, касающихся национальной политики в области языка. Например, когда речь зашла о географических терминах, было совершенно правильно предложено, чтобы все географические термины в энциклопедии отражали географические названия не языком империалистических держав, а тех колониальных народов, где находится тот или иной город. Если по-французски скажем, город называется так, а в Индо-Китае иначе, то в энциклопедии его нужно называть так, как его называют трудящиеся Индо-Китая, порабощенный колониальный народ. Этот принципиальный подход к географическим терминам имеет чрезвычайно важное политическое значение. Ведь наши энциклопедии в области терминологии еще отражают империалистическую терминологию. В названиях народов часто даются презрительные клички, которые дали империалисты тому или иному народу. Некоторые названия, перенесенные в нашу энциклопедию из английской или французской энциклопедии, являются чисто империалистическими презрительными кличками.
Другой вопрос, связанный с лингвистическим оформлением советской энциклопедии, — это вопрос о том, что понимать под интернациональным термином. Тут я говорю не об интернационализации языка, а об интернациональной терминологии. Некоторые товарищи стояли на очень ошибочной позиции. Под интернациональными терминами они понимают европейские термины, т.е. те термины, которые употребляются в большей части европейских языков. Я думаю, что с нашей точки зрения не все европейское является интернациональным. Под интернациональным мы понимаем такой подход к языковым явлениям, который соответствует интернациональным задачам пролетариата, а не просто заимствование терминов, потому что они встречаются в европейских языках. Если подходить к этому вопросу так, тогда как раз интернациональным задачам пролетариата в области географической
[95]
терминологии будет соответствовать и африканизация, индокитаизация некоторых терминов. Есть все основания предполагать, что как раз наша советская терминология будет играть решающую роль в областях социальной и политической, в которых мы теперь идем впереди всех стран мира. Например, наблюдая за украинской прессой, я пришел к выводу, что в силу исключительного значения Донбасса для Украины, корреспонденции из Донбасса переполняют нашу прессу, в выступлениях наших политических деятелей Донбасс занимает исключительное место, чрезвычайно много чисто профессиональных шахтерских выражений начало проникать в литературный язык («неполадки», «на-гора» и т.п.). Язык Донбасса широкой лавиной устремился в литературный язык.
Я только наметил чрезвычайно важную проблему, требующую совместной работы всех нас не только в РСФСР и на Украине, но и во всем Советском союзе.
Нам совершенно неизвестны достижения других наших национальных республик в области языка. Борьба за терминологию, борьба с шовинизмом всяких мастей, проводилась и в Грузии, и в Армении, и в других наших национальных республиках.
Совещание по оформлению нашей украинской советской энциклопедии ставило вопрос как в языковом отношении оформлять энциклопедию так, чтобы она служила не только трудящимся Советской Украины, но и тем оторванным от нас политическими границами миллионным массам украинских рабочих и крестьян, которые живут в западной Украине, в Канаде. Это чрезвычайно сложная проблема, потому что все те процессы, которые произошли в языке за годы революции и происходят по сей день, не коснулись языка украинских трудящихся Западной Украины.
Наиболее важная проблема, находящаяся в процессе обсуждения — нация и класс в языке. В каком соотношении находится понятие «нация» и «класс» в области языка?
Все эти проблемы связаны с проблемой конкретной языковой политики в области языка, которые привлекают и должны привлечь всеобщее внимание и должны быть поставлены во всесоюзном масштабе.