Accueil | Cours | Recherche | Textes | Liens

Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы

-- Академик С. Ф. Ольденбург : Восток и запад в советских условиях, Академия наук союза советских социалистических республик. Доклады на чрезвычайной сессии в москве 21 — 27 июня 1931 года. Москва-Ленинград : Государственное социально-экономическое издательство, 1931.  

  

Технический редактор Г. Н. КРАЮХИН. Июль 1931.
С. 63. Соцэкгиз № 589/л.
Ленинградский Облстлит № 11980.
1 л. Тираж 10.000. Зак. № 1140.

[3]      
        Восток и запад в советских условиях.

        Все мы сознаем, какую громадную, коренную перемену в нашем научном мировоззрении произвела Октябрьская Революция.
        Причина этого лежит в совершенно новой целевой установке научной работы, в новом понимании задач самой науки — в теснейшем сближении ее с жизнью. Раньше мы, работая научно, стремились выявить и обосновать известные научные истины, вполне отвлеченные, или установить ряд фактов, не считаясь с тем, имеют ли эти истины и факты отношение к жизни и к ее задачам. Теперь мы говорим совершенно определенно: наука должна служить нам основой социалистического строительства. Истины, которые мы теперь выясняем, касаются понимания жизненного процесса вообще и должны вместе с тем помочь нам в выработке правильного строительства жизни.
        На этих новых путях науки среди общественных научных дисциплин в настоящее время особенное место занимает востоковедение, которое, как я выясню дальше, не имеет собственно права называться самостоятельной научной дисциплиной.
        Особенность положения востоковедения стоит в прямой связи с крупнейшим вопросом о Востоке и Западе, — вопросом, в котором советская наука заняла иное положение, чем то, какое занимает Запад в большинстве его представителей. Гак как в нашем социалистическом строительстве вопрос о Востоке и Западе имеет большое значение, достаточно вспомнить о значительном числе республик восточных в
[4]      
нашем Союзе и о нашем отношении к странам зарубежного Востока, то необходимо его осветить надлежащим образом.
        В истории противопоставления Востока Западу главную роль играли захватнические тенденции. Для древности — это период Александра Македонского и его преемников и затем Рим, в новые времена — это европейские государства, создающие свои колониальные империи. Вопрос имеет свою длинную и сложную историю, но она еще не написана, и я поэтому ограничусь ссылкою на наиболее яркие и характерные проявления противоставления Запада Востоку в новейшие времена в империалистических кругах Англии.
        Известный поэт Тениссон говорил в середине 19-го века, что «лучше 50 лет Европы, чем целый жизненный цикл Китая! » Всем хорошо известны слова Киплинга, в его «Балладе о Востоке и Западе»: «О, Восток есть Восток, а Запад есть Запад, и никогда оба они не сойдутся, пока земля и небо не предстанут перед великим судилищем бога». И ничего по существу не изменяет то, что Киплинг как будто сам этим словам противопоставляет другие, где говорит, что где встретятся два сильных человека, там нет ни Востока, ни Запада, потому что из текста баллады видно, что сильный человек Востока подчиняется сильному человеку Запада. Можно, конечно, сказать, что поэты недостаточно показательны, хотя приведенные два имени — Тениссон и Киплинг — принадлежат людям, которые особенно ярко представляют империалистическую Англию. Чтобы подкрепить эти цитаты, я сошлюсь на исторический труд по Индии 1924 г. где в конце очерка истории древней Индии сказано: «Политическая история Индии не может соперничать в значении с историей Греции, Рима или современной Европы для выявления эволюции конституций в городах и государствах. Индийцы, как и другие народы Востока, обыкновенно довольствовались простым деспотическим управлением, потому что разница между одним правительством и другим заключалась скорее в личных свойствах и
[5]      
способностях различных деспотов, чем в переменах, происшедших вследствие постепенного развития учреждений. Установления отдельных талантливых самодержцев, как Чандрагунта, — Маурья, Ашока и Акбар, погибли по большей части вместе с их создателями. Нарождающаяся индийская конституция, которая теперь созидается, является иноземным импортом, не вполне понятным народу, ко благу которого она предназначается, и может быть она никогда не будет им вполне понята».[1]
        Трудно более определенно выразить точку зрения империализма по отношению к колонии. Не питается никакого сомнения в превосходстве Запада над подлежащим опеке Востоком! Настолько непоколебимо это убеждение, что автор, историк, забывает о том, что в истории исследования общины, в истории права история индийских учреждений сыграла крупнейшую роль и что исследователями были здесь главным образом англичане.
        Полагаю, что нет надобности множить примеры. Практически этот взгляд имел громадное значение по отношению к научному исследованию Востока, который оказался в значительной мере на положении колонии с одной стороны и на положении какого-то особого мира экзотики с другой. Этому обособлению и специально выделению в изучении Востока явлений надстроечного порядка не мало способствовали и религиозные установки старого строя, создавшего подробнейшее исследование всего, связанного с изучением библии, которая выдвигалась, как характерное произведение Востока.
        На этой почве и возникла та своеобразная научная дисциплина, которая носит название «востоковедение» и которая на самом деле является объединением разного рода исследований специально по одному Востоку, притом главным образом в области языкознания, истории религии,
[6]      
литературоведения, искусств изобразительных и археологии; она касается в значительной мере и политической истории и в редких лишь случаях экономики. Востоковедение отличается еще одною чертою, которую оно разделяет, впрочем, и с другими общественными научными дисциплинами: оно почти не занимается современностью, разве что в области языка, фольклора и отчасти быта.
        Эта особенность коренится в старом дореволюционном у нас, а на Западе и поныне широко распространенном среди представителей общественных наук взгляде, что современность не может быть настоящим образом научно изучаема вследствие невозможности относиться к ней с должной объективностью. Хотя неверный взгляд на так называемую научную объективность получил, казалось бы, решающую отрицательную оценку, всё же он продолжает влиять, особенно на Западе.
        Если присмотреться ближе к современной западной и востоковедной литературе, то придется признать, что исследование современного Востока в ней почти отсутствует и очень слабо развито изучение экономики, даже для прежнего времени. Современным Востоком занимаются на Западе не востоковеды, а главным образом люди практики, в широкой мере администраторы. Это ненормальное положение дела пока мало сознается и мало подвергается критике, потому что, как я уже указал, до сих пор господствует представление о коренной разнице между Востоком и Западом. Тем любопытнее указать, что всё же, кроме нас, в одной стране не так давно раздался голос, предостерегающий востоковедов, что они идут по неверным путям и что им надо сознать и изменить свои научные установки.
        Я имею в виду президентскую речь К. Адлера при вступлении в президентство Американского Восточного Общества в 1924 г.[2] Тема его была, как и моя, — «Восток
[7]      
и Запад». Прежде всего Адлер предостерегает западных людей против увлечения мыслью о превосходстве Запада над Востоком, которое как он справедливо указывает, ничем не доказано. Вместе с тем он делает совершенно верное указание, что востоковеды в своей области, области надстроечных явлений, почти ничего не делают для того, чтобы изучить современную жизнь многочисленных народов Востока. Адлер метко отмечает: «Все сознают, что специалист в области физических наук имеет свое место в области народного хозяйства. Никому в голову не придет учредить гигиеническую лабораторию или вести работу в государственных учреждениях, имеющих отношение к гигиене и биологическим наукам, не обратившись за консультацией к соответствующим специалистам. Но, поводимому, правительству и в голову не придет обратиться за советом к нашему обществу (Американскому Восточному Обществу) в делах, связанных с сложными и трудными проблемами, которые касаются стран и народов, относительно которых наше общество обладает специальными знаниями».
        Приведя затем ряд примеров из области японо-американских отношений и переговоров, связанных с ликвидацией последствий империалистической войны, где он указывает на проявление плохой осведомленности у соответствующих правительств, Адлер продолжает: «За это невежество порицать приходится далеко не их одних. Я думаю, что эта наша ошибка — ошибка обществ, подобных нашему, которое ограничивает свою работу слишком узким кругом вопросов или не находит времени, чтобы применить ее к познанию мира сегодняшнего дня». Адлер затем справедливо говорит, что в начале жизни Общества, восемьдесят лет тому назад, у него была живая связь с работниками на местах, дипломатами, работниками разных министерств, путешественниками, которые дорожили связью с научным центром, но постепенно связь ослабла, когда люди кабинет-
[8]      
ного труда остались в кабинетах, и, поскольку они недостаточно дорожили связью с жизнью, постольку и жизнь прошла мимо них своим путем и нашла других, не кабинетных людей. Адлер кончает горячим призывом к членам Американского Восточного Общества привлечь в свою среду людей, работающих непосредственно на Востоке, связать с ними свою кабинетную работу и сделать ее таким образом жизненной.
        Тогда общество могло бы приступить и к популяризации таких общеполезных знаний и способствовать установлению взаимного понимания между людьми Востока и Запада, ибо невероятно, чтобы то обстоятельство, что люди живут на разных континентах или отделены друг от друга океаном, лишало их возможности понимать друг друга.
        Но призыв Адлера, видимо, не был услышан, — слишком еще глубоко на Западе держится представление о Востоке и Западе как разных мирах, и слишком слабо еще сознание, что научное изучение современности не только возможно, но и обязательно. Это тем более характерно, что Адлер имел в виду, несомненно, интересы империализма по отношению к рассматриваемому главным образом как колония Востоку.
        Просматривая специальную востоковедную литературу последних лет, работу востоковедных научных учреждений Запада, мы не видим сдвигов в сторону, указанную Адлером. Востоковедная работа Запада значительна, но идет в старом русле, и признаков близкого, готовящегося изменения не видно: для Запада Восток пока еще остается особым миром, изучение которого тоже ведется особым образом, Западное востоковедение не готовится к коренной перемене своих целевых установок. Попрежнему современным Востоком занимаются главным образом люди практики, люди жизни.
        Мне пришлось подробнее остановиться на положении вопроса о Востоке и Западе в западной его постановке,
[9]      
которая пока находит себе отклик и на Востоке, так как я хотел показать, что иная, новая установка, которая представлена почти исключительно нашим Союзом и его научными работниками, встречает и будет еще встречать в течение известного, по крайней мере, времени серьезные препятствия своему развитию, которое должно итти быстрым темпом, так как жизнь не ждет и оставляет в стороне все и всех, кто не хочет с нею считаться. Задачи буржуазной науки — иные, чем науки социалистической, и потому вполне естественно, что и постановка и задачи советского, нового востоковедения — иные, чем у востоковедения западного. Для нас нет разделения народов и стран на Восток и Запад, противоположные друг другу и иначе изучаемые: Восток вошел в наш Союз на равных правах с Западом, и мы изучаем его с тою же марксистскою методологиею, с какой изучаем Запад. Классовая борьба шла и идет на Востоке так же, как и на Западе. История Востока дала те же формации, как и история Запада. Это основные положения нашего востоковедения.
        Нам приходится пока еще фактически признавать востоковедение, несостоятельность которого, как особой, самостоятельной дисциплины, мы вполне сознаем, потому что ни одна из общественных дисциплин, в которые, как естественная часть, должны войти те или другие востоковедные исследования, не готова еще к этому слиянию: и экономика, и история, и языкознание, и литературоведение должны еще основательно поработать над собою, чтобы соответствующие части исследования Востока могли с ними слиться.
        Кроме того большая часть наших востоковедов, старшее поколение, еще только переключается. При всем своем желании итти новыми путями, пользоваться марксистской методологией наши востоковеды зачастую недостаточно еще подготовлены.
        Большая работа по проверке установок старых и новых
[10]    
исследований, которая, естественно, является одним из первых шагов на новом пути, встречает серьезные препятствия в нашей собственной востоковедной среде. Эта критика, зачастую, правда, крайне резкая и далеко не достаточно обоснованная, к сожалению, вызывает недовольство и иногда даже негодование наших старых работников, которым представляется, что они стоят перед крайним снижением, если не прямым разрушением любимой ими науки. Они совсем не учитывают необходимости, пользы и неизбежности критики старого при построении нового.
        Суть правильного развития нашего востоковедения, пока оно еще должно продолжать развиваться, как нечто целое, — та же, какая и для развития всей нашей советской науки: теснейшая ее увязка с жизнью, что особенно важно для науки общественной, изучение сегодняшнего дня, современности, для правильного на нее воздействия в целях социалистического строительства. При этом ясно, что не одинаковы задачи изучения советского Востока и Востока зарубежного, так же как разны задачи изучения советского и зарубежного Запада. Об этих задачах ясно и подробно говорит известная речь т. Сталина в 1925 г. «О политических задачах Университета народов Востока», в которой он говорит о задачах востоковедения в отношении к советским республикам и к колониальным и зависимым странам Востока.
        По отношению к советским республикам Востока задачи нашего востоковедения теснейшим образом связаны с вопросами культурной революции, которые, в свою очередь, тесно связаны с вопросом о поднятии национальной культуры, о чем говорил т. Сталин в указанной речи. Здесь — широкое поле для работы наших востоковедов, так как мы стоим перед фактом десятков разных национальностей в нашем Союзе, десятком разных языков. Приходится признать, что значительная часть их не изучена, как не изучены у нас и многие западные языки, причем часто даже трудно сказать,
[11]    
должны ли мы данные языки считать даже по старой номенклатуре западными или восточными. Во всяком случае в подходе к их изучению мы пользуемся тем же методом диалектического материализма — яфетической теорией, которая стала для нас однозначащей с лингвистикой вообще.
        Для нас изучение языков и создание возможности для широких масс успешно и быстро учиться разным языкам — первоочередная задача, и наши востоковеды уделяют ей особенное внимание. Она для них тесно объединяется с очередной задачей латинизации, над которой наши востоковеды дружно работают под объединенным методологическим руководством Комитета нового алфавита. В связи с этим стоит важнейший и актуальнейший вопрос о новых литературных языках, ибо благодаря Октябрьской революции, благодаря Советскому Союзу появилась литература на многих языках, которые ее до сих пор не имели; с культурной революцией явилась потребность в новых средствах общения и выявления как нового творчества, так и выявления путем литературы классовой борьбы.
        Помня завет Ленина, что «марксисты говорят: «необходимо отсутствие обязательного государственного языка», наши востоковеды работают над выявлением для широкого пользования многочисленных наших восточных языков. Слепы те, кто не видит громадного научного значения этой глубоко практической задачи. С громадным напряжением, под влиянием потребностей жизни, идет словарная работа по языкам Союза, потому что словарь и грамматика — первые орудия в языковой борьбе, а словарь вместе с тем помогает выявлению классовой сущности языка и дает материал для выяснения стадий его развития. Рядом с языковедческой работой идет работа литературоведческая: изучается и новая пролетарская литература, и старая письменная, и та широко развитая устная массовая литература, которая так ярко отражает разные стадии развития масс и отдельных классовых группировок. И опять приходится
[12]    
отметить для тех, кто не хочет видеть глубокой научности: современных новых подходов к научной работе, что все эти исследования, служащие делу культурной революции, поднятию национальной культуры, одновременно дают богатейший материал для теоретических построений, которые, в свою очередь, сделают возможным улучшение работы практической.
        Старое востоковедение почти не уделяло внимания вопросам экономики, исключительное практическое и теоретическое значение которой понятно теперь каждому. Малая подготовка в этой области старых работников и ограниченность кадров новых работников делают работу на этом фронте пока довольно слабой, потому что занятия экономикой, исключительно ответственные, требуют и соответственной подготовки. Сюда необходимо направить все силы.
        Несколько более благополучно, но тоже далеко не удовлетворительно стоит дело с изучением новейшей истории Востока Союза, его революционных движений и классовой борьбы. Перестраивающаяся этнография, приступившая к изучению колхозного строительства, а также и фабрично-заводского, городского строя, обещает богатые результаты.
        Все эти жизненные явления и движения тесно связаны с вопросом национальных культур наших советских республик, с национальной политикой. Здесь важно вспомнить то, что говорил в указанной уже речи т. Сталин о том, как совмещается строительство национальной культуры с строительством социализма, с пролетарской культурой. Привожу четкое определение т. Сталина:

«Пролетарская культура, социалистическая по своему содержанию, принимает различные формы и способы выражения у различных народов, втянутых в социалистическое строительство, в зависимости от различия языка, быта и т. д.».
        «Пролетарская по своему содержанию, национальная по форме, — такова та общечеловеческая культура, к которой
[13]    
идет социализм. Пролетарская культура не отменяет! национальной культуры, а дает ей содержание. И, наоборот, национальная культура не отменяет пролетарской культуры, а дает ей форму. Лозунг национальной культуры был лозунгом буржуазным, пока у власти стояла буржуазия, а консолидация наций происходила под эгидой буржуазных порядков. Лозунг национальной культуры стал лозунгом пролетарским, когда у власти стал пролетариат, а консолидация наций стала протекать под эгидой советской власти».[3]

        Большую научную работу в связи с вопросами национальных культур вели и ведут востоковеды Советского Союза. Создаваемые теперь Академией наук научные базы в республиках должны в этом отношении проявить максимальное напряжение, ибо объединение в научной работе местных научных работников с их большим местным опытом и работников центра с основательной теоретической специальной подготовкой особенно плодотворно.
        В странах зарубежного Востока необходимо старому востоковедению, с его преимущественно надстроечными установками и интересом к прошлому и малым вниманием к настоящему, противопоставить наше новое советское востоковедение. Здесь на первом месте будет особое внимание к экономике, к изучению всех революционных и аграрных движений новейшего времени, аграрной революции, к тщательному изучению классовой борьбы в прошлом и настоящем, с учетом все время первоисточников на восточных и западных языках.
        Замедляет нашу работу значительное ослабление наших научных сношений с заграницей, которое в большой мере зависит от разницы наших взглядов на задачи исследования Востока и вообще от коренной, указанной выше, разницы во взглядах на отношения Запада и Востока. Несомненно, что должны быть приложены все усилия к тому,
[14]    
чтобы интенсифицировать наше изучение зарубежного Востока, особенно еще и потому что без нас, нашими методами, никто его изучать не будет. Между тем это изучение все более и более осложняется той дифференциацией, которая выявляется в странах Востока в связи с их отношениями к Западу. Тов. Сталин в цитированной нами речи определяет это положение так: «Своеобразие колоний и зависимых стран в данный момент состоит в том, что единого и все охватывающего колониального Востока нет больше в природе. Раньше представляли колониальный Восток как нечто единое и единообразное. Теперь это представление не соответствует уже действительности. Мы имеем теперь по крайней мере три категории колониальных и зависимых стран. Во первых, страны вроде Марокко, не имеющие или почти не имеющие своего пролетариата и в промышленном отношении совершенно не развитые. Во вторых, страны, вроде Китая и Египта, в промышленном отношении мало развитые и имеющие сравнительно малочисленный пролетариат. В третьих, страны, вроде Индии, капиталистически более или менее развитые и имеющие более или менее многочисленный национальный пролетариат». Что касается Китая, то в настоящее время успехи красной армии и революции под гегемонией пролетариата дают нам новые перспективы и в деле изучения Китая.
        Моей задачей было в кратком сопоставлении указать на две противоположные друг другу установки в важнейшем вопросе о Востоке и Западе: одну — западную, по моему отживающую, другую советскую, которой, несомненно, принадлежит будущее и которая имеет уже теперь большое значение. Для Запада Восток и Запад — два совершенно-разных мира, противоположных друг другу, для Советского Союза пролетарские Восток и Запад — единое.
        От этих двух установок зависит и противоположная постановка изучения Востока: на Западе главным образом — изучение прошлого Востока и его надстроечных явлений. У
[15]    
нас — изучение современного Востока в целом и в тесном единении с изучением Запада.
        Подводя итоги, скажу: советская постановка вопроса о Востоке и Западе делает его вопросом решенным, конченным в смысле окончательного объединения Востока и Запада для будущего единого, мирового, социалистического строительства.
        Перед тем, чтобы кончить свой краткий доклад, я хотел бы напомнить вам, что вопрос, в нем затронутый, имеет совершенно особенное значение: современный Восток эта миллиард людей, вступивших и вступающих в борьбу за свое освобождение. Вы согласитесь со мной, что тщательное изучение и знание этого миллиарда людей является одною из актуальнейших задач нашего социалистического строительства. Понятен поэтому тот особый интерес, который питал к изучению Востока Владимир Ильич, хорошо сознававший его громадное боевое значение. В круг тех знаний, которые раньше считались необходимыми для так называемого образованного человека, не входило знание современного Востока; теперь мы, на новых путях, требуем от нашей школы знания и Востока. Ведь наш лозунг: нет отдельно Востока и Запада, а есть единое человечество, задача которого — построить социализм.



[1] Послесловие S. М. Edwardes к четвертому (посмертному) изданию 1924 г. книги V. А. Smith. The early history of India. Oxford.

[2] С. Adler. East and West. IAOS 1924.

[3] И. Сталин. «Вопросы ленинизма». Москва — Ленинград. 1930 г.