[129]
        Марр — основоположник так называемой «яфетической теории» в лингвистике (науке о языке) и автор первых попыток применения марксистского метода и языковедении.
        При одном слове «языковедение» у очень многие встает представление о чем-то бесконечно сухом и скучном, вроде школьной грамматики и правил орфографии. Этим представлением мы всецело обязаны старой дореволюционной школе, с ее педагогами — чеховскими «людьми в футляре», с ее вдохновителями вроде старых и новых лингвистов капиталистического Запада, преданнейших слуг буржуазии на идеологическом фронте.
        Это положение было прекрасно обрисовано самим Марром в его докладе на прошлогодней сессии Академии наук в Москве.
        — Языком занимались немало. Но язык как источник познания истории человеческого общества и его классовой борьбы не был совершенно изучен. Все внимание уделялось живым языкам господствующих народов Европы и мертвым языкам — их предков. Языки малых народностей, наречия угнетенных классов оставались систематически в загоне. Языки колониального населения изучались ровно настолько, насколько это требовалось для колониальной его эксплоатации. Языки изучались
[130]  
как нечто монолитное, причем язык господствующего класса выдавался за общенародный. Каждый язык изучался изолированно, замкнутый в самом себе или в своей «семье», как природный дар «того или иного народа» и объяснялся психологически, а не социологически.
        Совершенно иначе подошел к языку Марр как творец «яфетической теории». Изучая языки самых малых и исторически заброшенных народностей, Марр доказал, что нет языка, который не имел бы определенных классовых корней, как нет и мышления, которое не было бы классовым и не вырастало бы в процессе развития производственных отношений. Отсюда — непреложный факт, установленный яфетической теорией, что на самых противоположных концах мира часто наблюдаются в одних и тех же социальных слоях общие понятии и одинаковые названия и, наоборот, у народов, тесно спаянных «узами родства», мы имеем весьма различный подбор словесного материала. Идя далее, яфетическая теория проблему человеческого мышления разделяет на два вопроса: возникновение людской речи и смены техники мышления, проистекающие от сдвигов в производстве и в социальных отношениях. Таким образом возникновение и развитие речи определяются производственными отношениями в их диалектическом развитии.
        Но, как всякая подлинно научная теория, учение Марра не только дает нам блестящее объяснение прошлого, но и приподымает завесу будущего, помогая тем самым сознательной борьбе за него. Человечество, пройдя ряд производственных этапов, вырабатывает логическое мышление с соответствующей системой языкотворчества; это — предпосылка новой стадии его развития, когда формальная логика, достояние классового общества, сменяется диалектико-материалистическим мышлением пролетариата.
        В пережинаемые нами дни напряженного хозяйственного строительства и культурной резолюции язык и мышление оказываются неотъемлемым и незаменимым орудием классовой борьбы, для успеха которой необходимы кой борьбы, для успеха которой необходимы «овладение техникой» этого орудия и сознательное его использование.
        Борьба за новый язык нового класса становится одним из фронтов революционной борьбы.
        Ясно, что подобного рода научные теории и их распространение ни в какой мере не соответствовали интересам имущих классов.
        Поэтому вся дореволюционная полоса жизни Марра — сплошная цепь борьбы, лишений и препятствий, преодолеваемых исключительной энергией и непреклонной волей ученого достойного этого знания.
        Н. Я. Марр родился на Кавказе в Кутаисе в 1864 г. Отец его — шотландец по происхождению, ученый садовод, мать — грузинка. Уже появление Марра на свет встретило первое препятствие со стороны царизма: новорожденному отказывали и свидетельстве о рождении, так как отец его принадлежал к одному вероисповеданию, а мать — к другому.
        «Грамотность моя,— вспоминает Марр,— первая по времени—грузинская, началась поздно, по сложении моего детского мировоззрения, в доме князя Григория Гуриели, с феодальным укладом быта. Первой читанной мною книжкой был какой-то сборник родных и иноземных восточных сказок. Впечатления и знания от чтения были ничтожны в сравнении с тем, что получал я от наблюдения над речью и поведением разноязычных посетителей двора различных слоев (от высшего до низших), и особенно от того, что впитывал в себя как невольный наблюдатель поведения княжеской челяди и наезжавших из деревень грузин и турок, детворы и взрослых, мужчин и женщин, христиан и мусульман. Все это отложилось во мне и сделало меня ненавистником условностей барского общества, а впоследствии — и письменных его традиций».
        Начальное образование Марр подучает в уездном училище. При противодействии властей Марр поступает в кутаисскую гимназию. В ней, забрасывая все другие занятия, он увлекается новыми языками (немецкий, английский, французский, итальянский), изучая их самоучкой. В старших классах занимается публицистикой; ведет гимназическую газету на грузинском языке, откликается на казнь Александра II народовольцами (I марта 1881 г.) стихотворением, в котором, высмеивая песни в честь птичек, роз и фиалок, призывает укрепить цветник более действенно — взять и руки оружие. Изучение истории Востока и особенно разгоравшееся грузинское национально-революционное движение приводят Марра к решению посвятить себя изучению грузинского языка и культуры. Многим это намерение казалось почти безумием: отдать свои силы и талант небольшому угнетаемому русским самодержавием народу; никаких перспектив, никакой карьеры в будущем, кроме разве места сельского учителя в грузинской деревне... Но эти трудности, как и дальнейшие, не отпугнули Марра. Когда для овладения языками он изъявил желание остаться лишний год в гимназии, его признали за это душевнобольным и исключили из школы. Когда по окончании гимназии он изъявил свое намерение поступить на факультет восточных языков Петербургского университета (1884 г.), его лишили дававшихся на путевые расходы денег. Уже в университете ему неоднократно предлагали бросить занятия грузинским и армянским языками (как языками презираемых нацменьшинств). Медальная его работа по грузинской литературе чуть не провалилась и спасена была только заступничеством профессоров другой специальности, так как в ней Марр осмелился защищать мнение, теперь общепринятое, но расходившееся со вкусами профессора-руководителя. Когда Марр пошел на магистрантское испытание, требовавшееся для занятия преподавательской должности, профессор, заведующий кафедрой, отказался его экзаменовать. Ни одна из двух его диссертаций не проходила бел подобных же скандалов. Перед допущением Марра к чтению лекций в качестве приват-доцента к министру народного просвещении отправилась депутация с протестом, что грузину дают занять кафедру.
        С появлением первых его работ выступления против Марра приобретают ярко выраженный общественный характер: антисемиты не могли примириться с открытием Марра о родстве грузинского языка с семитическими, армянские националисты негодовали на него за исключение армянского языка из системы индо-европейских и т. д.
        Много упорного труда вложил Марр в научные свои изыскания: проводил раскопки в Ани (город феодального средневековья и рабовладельческий центр), работал и заграничных университетах и книгохранилищах (в Страсбурге, Риме, Иерусалиме и др.), принимал участие в научно-исследовательских экспедициях (на Афон, в Синай, и Ван). После событий 1905 г. Марр впервые получил возможность обнародовать наиболее ценные плоды своих занятий («Основные таблицы к грамматике древнегрузинского языка», 1908 г.). В 1909 г. перед ним открываются двери Академии наук. Сначала адъюнкт, в 1912 г. Марр избирается членом академии.
        Характерными моментами этой полосы его научной деятельности являются, с одной стороны, непрерывная работа над собой и постоянное пополнение своего научного багажа (изучение языков лазского, чеченского, абхазского), а с другой — исключительно редкое в условиях того времени качество — привлекать, как правило, к участию в своих научных работах научный молодняк из националов.
[131]            
        В 1911 г. Марр был избран деканом факультета восточных языков Петербургского университета, а затем деканом новообразованного факультета общественных наук.
        Октябрьская революция открыла перед Марром широкое поприще как для организационной, так и для научной работы, не говоря уже об общественно-политической деятельности. После революции Марр принимает ближайшее участие (1918 г.) в реорганизации ряда вузов (Ленинградского университета, Лазаревского института и др.), участвует в перестройке музейного дела, выступает инициатором учреждения Академии истории материальной культуры и назначается ее председателем (1919 г.).
        Неоднократные свои заграничные командировки использует он как для расширения своей теории (изучение баскского, бретонского, берберского языков), так и для ознакомлении с достижениями представителей иностранной науки. Осенью 1921 г. по предложению Марра организуется первый в СССР и во всем мире Яфетический институт, директором которого Марр состоит и по настоящее время. К 1924 г. у Марра начинает складываться теория монистического развития человеческого языка, получающая в течение последующего пятилетия окончательную свою формулировку С 1924 по 1930 г. Марр состоит директором Государственной публичной библиотеки в Ле-
[132]  
нинграде. С 1925 г. — директор комитета, затем Института народов советского Востока при ЦИК СССР. В 1925-1927 гг. Марр проводит ряд научных экспедиций для изучения языков чувашей, мари, коми, удмуртов. В 1928 г. Марр получает исключительную для лингвиста награду: ему присуждается за научные работы премия имени Ленина. В 1924 г. I всесоюзный съезд научных работников избирает Марра председателем центрального бюро секции научных работников. II и III съезды переизбирают его на тот же пост. В 1925 г. он избирается членом Ленинградского совета, членом ЦК Союза работников просвещения и членом ВЦСПС. Общественная его работа за последние годы непрерывно разрастается. В 1929 г. Марр избран кандидатом в члены ЦИК СССР, а в 1931 г. членом ВЦИК. 1929 г. приносит ему избрание членом Коммунистической академии, в работах которой он принимал участие и ранее, организовавши в ней подсекцию материалистической лингвистики. В 1930 г. он избирается вице-президентом Академии наук СССР, а также членом Белорусской Академии наук. В 1930 г. Марр вступает в ряды ВКП(б).
        Свыше 400 печатных работ по вопросами лингвистики, археологии и истории материальной культуры принадлежит перу Марра.
        Ученый с мировым именем, завоевавший своими трудами новую область для марксистского знания, работник культурного фронта и борец за права нацменьшинства, организатор и неутомимый общественник, Марр всей своей научной деятельностью и жизнью доказывает нам, что нет такой области научного знания, которая бы не могла быть перестроена сверху донизу при свете марксистско-ленинского анализа, и что нет ни одной, даже самой специальной научной дисциплины, которая в условиях, предоставленных пролетарской диктатурой для научного творчества, не могла бы стать сама полноценным орудием борьбы в руках пролетариата.
        «Активное участие в научно-организационных и научно-теоретических работах октябрьского революционного творчества — говорит Марр в своем автобиографическом очерке, — вот моя база, на основе которой возникло новое учение о языке, поднявшееся на высоту актуальных потребностей социалистического строительства и ставшее одним из орудий его борьбы и созидательной работы...»