[7]
В истории науки о языке, за последние лет пятьдесят обращает на себя внимание ее расхождение с филологией и, я бы сказал, с самим языком, понимаемым, как выразительное средство. Строя по преимуществу историю звуков и форм того или другого языка и оперируя с абстракциями „праязыков" различных степеней, современное языковедение достигло замечательных результатов, заслужив по справедливости название точной науки; но оно до некоторой степени потеряло из виду язык, как живую систему знаков, выражающих наши мысли и чувства.
        Хотя такое направление научной мысли и является вполне законным, вытекающим из самого хода развития науки о языке, однако нельзя не признать, что оно имело своим последствием ослабление интереса к языковедению в широких
[8]
кругах образованного общества: тогда как в начале XIX в. вопросы языка могли быть предметом обсуждения на страницах литературных журналов, в настоящее время они почитаются скучным и черезчур специальными. Такое положение вещей будучи вполне, как сказано, законным и естественным, тем не менее является тяжелым и для науки о языке, и для мыслящих слоев общества, лишая первую притока свежих сил, а последнее — научных сведений об одном из существеннейших элементов всякой человеческой группировки, об орудии человеческого общения.
        В настоящее время можно констатировать некоторую тенденцию к сближению этих двух миров, тенденцию, возникающую совершенно независимо в каждой из указанных сфер, и притом безусловно органически, из причин вполне имманентных каждой.
        В языковедении, с одной стороны оживляется, отчасти под влиянием некоторой усталости от классической сравнительной грамматики, вечно юный интерес к этнографии, археологии и истории. Группа лингвистов настаивает на необходимости изучать не только слова, но и „вещи", которые словами обозначаются: Wörter und Sachen — вот лозунг, с которым выступили когда-то R.Meringer и Н. Schuchardt, нашедшие себе многочисленных
[9]
продолжателей).[1] Ряд исследований посвящается индоевропейской культуре и смежным вопросам. Наиболее популярными книгами в этой области являются книги О. Schrader'a и Н. Hirt'а. Сюда же относятся и яфетические изыскания академика Н. Я. Марра у нас в России. Наконец едва ли не самым замечательным достижением является синтез истории языка и истории народа, его носителя, у А. Мейе в его Aperçu d'une histoire de la langue grecque, Paris 1922 — книге, которая так. написана, что ее может читать всякий образо
ванный человек. Аналогичный и грандиозный за
мысел применительно к русскому языку мы видели
 у покойного академика А. А. Шахматова, которому волею судеб к сожалению не удалось довести до конца это дело.
        С другой стороны, в языковедении, несколько потерявшем было связь с живым языком, стали понимать, что механические "звуковые законы" и не менее механическая „аналогия" не достаточны для объяснения и даже для построения истории языка, что язык есть деятельность человека, направленная всякий раз к определенной цели, к наилучшему и наиудобнейшему выражению
[10]
своих мыслей и чувств, и что именно этим объясняются многие явления, которые оставались непонятными и в историй звуков, и в истории форм. Отсюда возрождение интереса к живому языку[2], как к данному в опыте явлению, к живому про-цессу речи, к синтаксису и семантике. Может быть 
первыми ласточками в этом направлении были разные люди, из разных стран, как например Н. Schuchardt (Градец = Graz), О. Jespersen (Копенгаген), И. А. Бодуэн-де-Куртенэ (Россия и Польша);
 но едва ли не ярче всего по крайней мере некоторые стороны движения проявились во Франции: A.Meillet, Giliéron.[3]
        Так обстоит дело в языковедении. Но и в обществе, по крайней мере русском, возродился 
интерес к языку, совершенно, как сказано, независимо от языковедения. Прежде всего поэты, 
для которых язык является матерьялом, стали более или менее сознательно относиться к нему; вслед за ними пошли молодые историки литера-
[11]
туры, которые почувствовали невозможность понимания многих литературных явлений без лингвистического подхода; наконец люди cцены для которых живой произносимый язык является альфой и омегой их искусства, едва ли не более_; других посодействовали пробуждению в обществе интереса к языку. Для примера достаточно указать на такие имена, как Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Эйхенбаум, Волконский, Жирмунский, Всеволодский и др.
        Настоящий сборник[4], зародивщись среди лингвистов, примыкающих ко второму из указанных выше движений в языковедении, во многом питался также тем интересом, который пробудился в обществе к „поэтическому языку". В связи с этим он ставит своей задачей исследование русского литературного языка во всем разнообразии его форм, а также в его основных источниках в книжном наследии прошлого и живом говоре разных общественных слоев его современности. В связи с этим главный интерес сборника направлен на семантику, синонимику, словоупотребление, синтаксис, эстетику языка — вообше на все то, что
[12]
делает наш язык выразителем и властителем наших
 дум. А поэтому он адресуется не только к лингвистам, но и ко всем тем читателям из широких 
слоев образованного общества, в которых жива 
любовь к слову, как к выразительному средству. 
Он даже позволяет себе питать может быть не
 совсем скромную надежду, что в будущем, в случае 
удачи, он станет в дальнейших выпусках тем мо
стиком между языковедением и образованным рус
ским обществом, который был сломан во второй 
половине XIX в.