[14]
1.
        Одним из основных положений антинаучной теории Н. Я. Марра является положение о мнимой классовости языка на всех этапах его развития.
        Это антимарксистское, антиисторическое и бездоказательное утверждение непосредственно вытекает из порочного марровского определения языка как надстроечной категории.
        Рассматривая язык как надстройку над экономическим базисом, Н. Я. Марр и его сторонники неизбежно становились на путь отрицания общенародного характера языка, смешивали язык с диалектом, фактически ревизовали учение основоположников марксизма-ленинизма о классах и классовом обществе, о нации и ее важнейших признаках.
        Утверждения Н. Я. Марра о «классовой» сущности языка встречаются во многих его работах.
        В большинстве случаев эти утверждения имеют декларативный характер с оттенком присущей Н. Я. Марру безапелляционности и неоправданной, необоснованной категоричности.
        Так, например, в статье «О происхождении языка» Н. Я. Марр писал: «Ни в Армении, ни на Аппенипском полуострове, ни вообще где-либо в Европе не было и не могло быть иного национального языка в древности, как социальный, классовый. Словом, подход к тому или иному языку так называемой национальной культуры, как массовой родной речи всего населения, ненаучен и ирреален, национальный язык внесословный, внеклассовый пока есть фикция»[1].
        Таким образом, по мнению Н. Я. Марра, общенародных, общенациональных языков нет, реальное существование имеют будто бы только сословные, классовые языки. В других своих работах Н. Я. Марр утверждал, что между языками различных классов одной и той же нации степень расхождения более высокая, нежели между языками одного н того же класса разных наций: «Не существует национального, общенационального языка, — заявлял Н. Я. Марр, — а есть классовый язык, и языки одного и того же класса различных стран, при идентичности социальной структуры, выявляют больше типологического сродства друг с другом, чем языки различных классов одной и той же страны, одной и той же нации»[2].
        Такого рода высказываний, лишенных каких бы то ни было доказательств, можно было бы привести значительно больше. Марр, как известно, не скупился на догматические, бездоказательные утверждения, которые требовали воры, но не выдерживали проверки.
[15]
        В стремлении навязать свое недоказанное положение об изначальной «классовости» языка Н. Я. Марр сознательно извращал марксистско-ленинское определение классов, их сущности и возникновения.
        «Нельзя не только молчать, — утверждал Н. Я. Марр, — но нерешительно говорить о том, что внеклассового языка доселе не было, язык был классовый с момента его возникновения..., это был язык класса, завладевшего всеми орудиями производства тех эпох, в том числе и магиею - производством...»[3].
        Так протаскивалось ничего общего не имеющее с марксизмом утверждение о наличии классов в первобытном доклассовом обществе, что блестяще охарактеризовал И. В. Сталин как «игру слов, которая не заслуживает опровержения»[4].
        Запутавшись в определении классов, Н. Я. Марр открыто встал на путь ревизии марксизма и требовал «поправок» к известному положению Ф. Энгельса о происхождении классов. «Лингвистические выводы, которые делает яфетидология, — писал Марр, — заставляют ее самым решительным образом сказать, что гипотеза Энгельса о возникновении классов в-результате разложения родового строя нуждается в серьезных поправках»[5].
        Самое определение языка как магического средства, будто бы находившегося исключительно в распоряжении жрецов и магов, в корне противоречит марксистско-ленинскому пониманию языка как орудия общения всего народа.
        Касаясь происхождения звуковой речи, Н. Я. Марр писал: «Да и употребление первой звуковой речи не могло не носить характера магического средства, отдельные ее слова не могли не ценить как чародейство. Ею дорожили и ее хранили в тайне, как в тайне хоронят по сей день чародейственный особый охотничий язык»[6].
        Таким образом, в противовес совершенно четким и предельно ясным положениям марксизма-ленинизма о возникновении классов на определенном историческом этапе развития общества, Н. Я. Марр, не считаясь. с фактами, говорил о классах в первобытном обществе, чтобы как-то обосновать антимарксистский тезис об изначальной «классовости» языка.
        Пытаясь защитить своего «учителя» от справедливой критики, некоторые последователи Н. Я. Марра в процессе дискуссии «объясняли» его антимарксистские рассуждения о классах в первобытном обществе своеобразным пониманием термина «класс», употреблявшегося Н. Я. Марром «в расширительном смысле»[7].
        Но дело здесь не в термине, а в толковании природы первобытного общества и роли языка, что находится в явном противоречии с фактами и с марксизмом.
        В статье «О происхождении языка» Н. Я. Марр прямо говорит «о типах господствовавших классов доисторического порядка с сосредоточением всех видов магии в своих руках, в числе средств господства которых было и владение звуковой речью, имевшей тогда еще магическое значение»[8].
        Спрашивается, причем тут термин и его своеобразное толкование? 

[16]
2.
        Многочисленные высказывания Н. Я. Марра о надстроечном, а следовательно, и «классовом» характере языка в большинстве случаев, как уже отмечалось, лишены доказательств.
        Тем не менее в ряде его работ можно отметить попытки как-то обосновать эту точку зрения, исходя из языковых явлений.
        В чем же видел Н. Я. Марр проявление «классовости» языка?
        Во-первых, в существовании некоторых (обычно диалектных) различий в данном конкретном языке, которые Н. Я. Марр пытался толковать как классовые различия.
        Во-вторых, в изменениях языковой структуры, которые, по мнению Н. Я. Марра, будто бы отражают классовые сдвиги в обществе.
        Так, диалектные различия в древнегрузинском и древнеармянском языках Н. Я. Марр, не задумываясь, объяснял наличием двух «классовых» языков у древних грузин и древних армян.
        В своем «Бакинском курсе» Н. Я. Марр заявлял: «...грузинский язык не один, их два—феодальный, древнелитературный, и массовый, вернее, ставший массовым, народным...»[9].
        То же утверждение Н. Я. Марр повторял и в более поздних работах. В брошюре, изданной в 1933г., он писал: «У одной нации бывает два языка по социальному ее составу, а не племенному (на Кавказе как у армянской, так у грузинской нации два социальных языка — феодальный и так называемый народный язык), более того... так наз. народный язык грузин родственен народному языку армян, а феодальный язык грузин — феодальному языку армян и т. д.»[10].
        Материалы, приводимые Н. Я. Марром для подтверждения этих положений, неубедительны[11] и неправильно истолкованы. Они ни в какой степени не подтверждают коренных различий в языковых системах и не могут служить доказательством существования особых классовых языков. Неудивительно, что такой крупный специалист по картвельским языкам, как проф. А. С. Чикобава, назвал приведенное утверждение Марра «голословным заявлением»[12].
        Подобные утверждения Н. Я. Марра свидетельствуют лишь о том, что он смешивал понятия языка и «классового» диалекта.
        Второй круг так называемых доказательств «классовой» сущности языка связан у Н. Я. Марра с попытками истолковать некоторые особенности и изменения грамматического строя как непосредственное проявление сдвигов в экономике и классовой структуре общества.
        Отрицая внутренние закономерности развития языка, Н. Я. Марр требовал сведения всех изменений в языке (включая и звуковые изменения) к социально-экономическим факторам и сам в своих работах давал образцы такого грубого соцнологизирования.
        Типичными в этом отношении являются, например, следующие его рассуждения: «...степени сравнения — социального происхождения. Они, над стройка классового, сословного строя, притом слово, служащее теперь для образования высокой степени, сравнительная она или превосходная, выражало первично не ту или иную высшую ступень того понятия, которое
[17]
выражается прилагательным, с которым он слит, а принадлежность к тому высокому слою, сословие ли это, или класс, который без всякого надбавочного показателя, суффикса или префикса, был господствующим, его название, тотем, — социально расцениваемым как высокая ступень, а суффикс, слово с той же функцией) образования степени сравнения, на деле означал принадлежность к соответствующему господствующему слою»[13].
        Столь же показательны по своей вульгаризаторской сути и фантастичности домыслы Н. Я. Марра в отношении происхождения глаголов действительного и страдательного залога: «Когда общественность осложняется так, что нарастает потребность выразить специфическое действие в звуках, то развитая техника дает для созидания глагола средство: выразителем действия служит соответственное орудие или соответственная материя, в громадном большинстве первое орудие, т. е. „рука". Следовательно, действие, действительный залог, за которым и строится страдательный, ибо страдать может только тот, кто действует, трудится, а что касается глаголов без действия, без страдания, без труда, то таковой категории в материальном мире нет, а в идеалистическом мире — абстракция, без базы, т. е. фикция — „бог"»[14].
        Те же социально-экономические, классовые отношения находятся, по мнению Н. Я. Марра, в основе грамматической зависимости, в частности в соотношении прямых и косвенных падежей.
        «Прямые и косвенные падежи, — писал Н. Я. Марр, — ведь это „падежи" пассивные и активные, т. е., собственно, социально расцениваемые величины, поскольку на предшествующей ступени стадиального развития это две различные категории коллектива»[15].
        В работе «Родная речь — могучий рычаг культурного подъема» Н. Я. Марр так характеризует происхождение родовых различий: «Грамматический род — отражение лишь форм общественного строя. При первобытном коммунизме не было никакого рода; при матриархате, древнейшей классовой организации, было господство матери — женщины, и металлы того времени, если уже не бронза, то медь, выявляют использованной как классовый признак частью слова принадлежность социальной группе, возглавляемой женщиной, да к тому же металл, воспринимаемый все еще как орудие производства, должен был разделять „грамматически" род первого орудия — руки; когда же матриархат был сменен патриархатом, то возникли формальные классовые признаки и переходного времени: так называемый средний род связан с результатами производства, продукциею, отсюда и с материалом, прежний же внеклассовый вид, общий, пошел за мужским, стал выразителем господства классовой организации с отцом — мужчиной во главе, причем эти классовые признаки формально выражались вначале не в самих словах, а во вновь народившейся, со времени возникновения собственности, собственнической части речи, местоимении личном и притяжательном»[16].
        Все эти бездоказательные, надуманные, путаные рассуждения очень далеки от подлинного историзма. История языка немыслима без опоры на конкретные факты, без изучения истории народа, говорящего на данном языке. Но таких фактов нет или почти нет в работах Н. Я. Марра. Отдельные примеры, притянутые из языков различных времен и народов для
[18]
иллюстрации всех этих априорных установок, не спасают положения и ничего не подтверждают.
        Взгляд на язык как на явление классового порядка неизбежно приводил Н. Я. Марра к убеждению в «классовой» сущности грамматики и письменного языка вообще.
        Грамматика и письменность, по мнению Н. Я. Марра, есть порождение, продукт деятельности господствующих классов, и па смену отживающей буржуазной грамматике должна будто бы нритти грамматика пролетарская. Этот новый строй языка должен утвердиться не путем постепенного отмирания прежних качеств, а путем коренной ломки старой грамматической структуры, революционной перестройки языка и письменности.
        Касаясь проблем реформы письма, Н. Я. Марр утверждал следующее: «Тут не о реформе письма или грамматики приходится говорить, а о смене норм языка, переводе его на новые рельсы действительно массовой речи. То, что нужно, это не форма, не реформа, или новая декорация старого содержания, а свежий сруб с новой всесоюзной мировой функцией из нового речевого материала; речевая революция, часть культурной революции, одна из существеннейших ее частей, она же — наиболее показательное свидетельство творящих новый мир масс»[17].
        Итак, подходя к языку как к надстроечному классовому явлению, Н. Я. Марр извратил марксистско-ленинское определение языка как важнейшего средства и орудия общения всего народа, как одного из необходимейших признаков нации. Отрицание общенародного, общенационального характера человеческой речи привело II. Я. Марра к немарксистскому тезису о «классовости» языка, грамматики и письменности, к утверждению возможности их коренной революционной переделки путем социальных сдвигов и переворотов.
        Не считаясь с отсутствием фактов, которые подтверждали бы эти антимарксистские воззрения, Н. Я. Марр на протяжении ряда лет отстаивал эти порочные установки и тем самым «запутал себя, запутал языкознание» (И.В. Сталин).

3.
        У «учеников» и последователей Н. Я. Марра в вопросе о «классовости» языка не было строгого научно-идеологического единства.
        В работах академика И. И. Мещанинова положение о «классовой» сущности языка в основном не отвергается. В серии статей последнего периода (1940—1950), посвященных установлению очередных задач «нового учения» о языке и его состоянию, И. И. Мещанинов чаще всего ограничивается общим указанием на связь языка с обществом, не решаясь открыто говорить о «классовости» языка н оперировать лингвистическими материалами, как это делал Н. Я. Марр.
        В дискуссионной статье «За творческое развитие наследия академика Н. Я. Марра» И. И. Мещанинов даже ставит под сомнение марровское утверждение о «классовости» языка в первобытном обществе.
        «Без опровержения оставлены П. Я. Марром, — пишет И. И. Мещанинов, — такие его высказывания, имеющиеся в работах 20-х годов, как приписывание классового характера древнейшим периодам звуковой речи племен первобытной общины»[18].
[19]
        Касаясь известной классификации языковых структур у Н. Я. Марра (первобытный коммунизм — синтетический строй; разделение труда — возникновение членов предложения и частей речи; классовое общество — флективный строй), И. И. Мещанинов замечает: «Выступающее здесь смешение признаков синтаксических с морфологическими, отнесение синтетических языков к первобытной общине, а флективных к классовому обществу могли смутить последователей Н. Я. Марра и навести их на ошибочные выводы»[19].
        В данном случае И. И. Мещанинов, невидимому, подразумевает имевшее место у некоторых последователей Н. Я. Марра признание языков аналитического строя более совершенными по сравнению с языками других систем.
        Таким образом, в работах И. И. Мещанинова положение о классовом характере языка агюхи первобытного общества не находит поддержки. Тем не менее в отношении языков эпохи классового общества И. И. Мещанинов полностью следовал за Н. Я. Марром, хотя и не пытался доказывать «классовость» языка какими бы то ни было лингвистическими материалами.
        Свое основное внимание И. И. Мещанинов сосредоточил, как известно, на антимарксистской теории стадий в развитии языков. Но и проблему стадий он в итоге был вынужден признать «неразрешенной»[20], несмотря на собственные усилия развить и «уточнить» в этом направлении механистические концепции Н. Я. Марра.
        Наиболее упорно отстаивали антимарксистское положение о «классовости» языка профессора Н. Ф. Яковлев, Г. П. Сердюченко, Ф. П. Филин, и Н. С. Чемоданов.
        Правда, и в их работах, за исключением некоторых работ Ф. П. Филмна и Н. Ф. Яковлева, положение о «классовости» языка, как правило, не подкрепляется конкретным анализом лингвистических материалов[21].
        Тем не менее декларативное признание «классовости» языка у ряда «учеников» и последователей Н. Я. Марра зачастую выражалось в весьма категорической форме.
        Так, на совещании языковедов в феврале 1950 г. (Москва) Н. Ф. Яковлев в числе пунктов «общей платформы» сторонников «теории»,Н. Я. Марра выдвинул требование о «безоговорочном признании классового характера языка», что, по его мнению, должно быть «обязательным для последователей нового учения о языке»[22].
        Чтобы как-то обосновать эти положения и требования, «ученики» Н. Я. Марра пытались воспользоваться великими именами основополож-' ников марксизма-ленинизма, догматически цитируя некоторые их произведения и высказывания.
        Наиболее типичной в этом смысле является дискуссионная статья Н. С. Чемоданова «Пути развития советского языкознания»[23]. В этой статье Н. С. Чемоданов выступает как один из наиболее рьяных защитников теории «классовости» языка. Начетнически, талмудистски ссылаясь на
[20]
работы П. Лафарга, К. Маркса, Ф. Энгельса, Н. С. Чемоданов пытается подтвердить антинаучный марровский тезис о классовой природе языка.
        В своем гениальном произведении «Марксизм и вопросы языкознания», анализируя подлинный смысл произведений основоположников марксизма-ленинизма, И. В. Сталин подчеркивает недопустимость начетнического и недобросовестного цитирования источников.
        Он пишет: «Ссылаются на Маркса, цитируют одно место из его статьи „Святой Макс", где сказано, что у буржуа есть „свой язык", что этот язык „есть продукт буржуазии", что он проникнут духом меркантилизма и купли-продажи. Этой цитатой некоторые товарищи хотят доказать, что Маркс стоял будто бы за „классовость" языка, что он отрицал существование единого национального языка. Если бы эти товарищи отнеслись к делу объективно, они должны были бы привести и другую цитату из той же статьи „Святой Макс", где Маркс, касаясь вопроса о путях образования единого национального языка, говорит о „концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией".
        Следовательно, Маркс признавал необходимость единого национального языка, как высшей формы, которой подчинены диалекты, как низшие формы.
        Что же в таком случае может представлять язык буржуа, который, по словам Маркса, „есть продукт буржуазии". Считал ли его Маркс таким же языком, как национальный язык, со своей особой языковой структурой? Мог ли он считать его таким языком? Конечно, нет! Маркс просто хотел сказать, что буржуа загадили единый национальный язык своим торгашеским лексиконом, что буржуа, стало быть, имеют свой торгашеский жаргон.
        Выходит, что эти товарищи исказили позицию Маркса. А исказили её потому, что цитировали Маркса не как марксисты, а как начётчики, не вникая в существо дела»[24].
        По поводу известного утверждения Ф. Энгельса о том, что «рабочие говорят на другом диалекте, имеют другие идеи и представления, другие нравы и нравственные принципы, другую религию и политику, чем буржуазия»[25], И. В. Сталин обращает внимание прежде всего на то, что речь здесь идет не.о языке, а о диалекте.
        «...Энгельс говорит здесь не о „классовых языках", а главным образом о классовых идеях, представлениях, нравах, нравственных принципах, религии, политике. Совершенно правильно, что идеи, представления, нравы, нравственные принципы, религия, политика у буржуа и пролетариев прямо противоположны. Но при чём здесь национальный язык, или „классовость" языка? Разве наличие классовых противоречий в обществе может служить доводом в пользу „классовости" языка, или против необходимости единого национального языка? Марксизм говорит, что общность языка является одним из важнейших признаков нации, хорошо зная при этом, что внутри нации имеются классовые противоречия. Признают ли упомянутые товарищи этот марксистский тезис?»[26]
        Разбивая даваемые марристами начетнические толкования тех материалов, которые приводятся П. Лафаргом относительно изменений во французском языке конца XVIII в., И. В. Сталин пишет: «Лафарг действительно говорит о „дворянском" или „аристократическом языке" и о „жаргонах" раз-
[21]
личных слоев общества. Но эти товарищи забывают о том, что Лафарг, не интересуясь вопросом о разнице между языком и жаргоном и вазывая диалекты то „искусственной речью", то „жаргоном",—определённо заявляет в своей брошюре, что „искусственная речь, отличающая аристократию... выделилась из языка общенародного, на котором говорили и буржуа, и ремесленники, город и „деревня".
        Следовательно, Лафарг признаёт наличие и необходимость общенародного языка, вполне понимая подчинённый характер и зависимость „аристократического языка" и других диалектов и жаргонов от общенародного языка»[27].
        Такому же исчерпывающему анализу подвергаются в работе И. В. Сталина начетнические ссылки марристов на сочинения В. И. Ленина и И. В. Сталина.
        Ни одно из приводимых «учениками» Н. Я. Марра высказываний основоположников марксизма-ленинизма не подтверждает антинаучного тезиса о классовости языка. Наоборот, все многочисленные и разнообразные цитаты говорят о том, что в основополагающих трудах Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина язык всегда рассматривался как орудие общения всего народа, всех классов данной нации, всех общественных групп. Язык общенароден, общенационален по своей природе; положение о классовости языка не подтверждается фактами и не выдерживает критики. 

4.
        Псевдонаучное положение Н. Я. Марра о классовой сущности языка в работах его «учеников» и последователей считалось непререкаемым до самого последнего времени.
        Профессор С. Д. Кацнельсон в предназначенной для массового распространения брошюре «О возникновении речи» писал: «В обществе, разделенном на классы, классовое расслоение находит себе прямое выражение не только в общественном сознании, но и в языке. Угнетенные массы в классовом обществе говорят иначе, имеют другие идеи и представления, чем господствующие классы. Эти классы говорят в сущности на разных языках даже тогда, когда слова их внешне совпадают»[28].
        Представление о мнимой классовости языка распространилось и в среде языковедов, непосредственно не связанных с марровской группировкой. Близкие к этому утверждения можно обнаружить в работах С. Д. Никифорова, В. Кудрявцева[29] и др.
        Все это свидетельствует о том, что некоторые немарксистские утверждения Н. Я. Марра «проникли как болезнетворные микробы в сознание и практику противников „нового учения о языке", заразили все советское языкознание»[30].
        Доказав полную несостоятельность «учения» Н. Я. Марра о языке как надстроечном явлении, И. В. Сталин с предельной четкостью и убедительностью вскрыл антимарксистский характер теории классовости языка и
[22]
тем самым оказал неоценимую помощь советскому языкознанию в решении важнейших, основополагающих проблем.
        И. В. Сталин разъяснил, что общенародный характер языка есть не /только признак первобытного общества, но и постоянное свойство языка как особого общественного явления.
        Ведь для того чтобы организовать совместные действия в борьбе с природой, люди оказываются перед необходимостью договориться между собой об этих действиях, наладить обмен мыслями.
        «Обмен мыслями, — говорит И. В. Сталин,— является постоянной и жизненной необходимостью, так как без него невозможно наладить совместные действия людей в борьбе с силами природы, в борьбе за производство необходимых материальных благ, невозможно добиться успехов в производственной деятельности общества, — стало быть, невозможно само существование общественного производства»[31].
        Важнейшим, необходимейшим орудием обмена мыслями является язык как достояние всего народа, всего общества.
        И. В. Сталин особо подчеркивает, что и в обществе, разделенном на классы, язык, не являясь надстройкой, сохраняет эту важнейшую функцию и продолжает служить орудием общения всей нации, всего говорящего на данном языке народа.
        Обосновывая это классическое положение для эпохи капитализма, И. В. Сталин дает блестящий образец творческого развития марксистской, материалистической диалектики (в частности закона единства и борьбы противоположностей) в понимании сущности буржуазного общества, его природы и специфики.
        Одной из ведущих противоположностей капиталистического уклада является, как известно, противоположность между трудом и капиталом, между эксплоататорами и эксплоатируемыми. Эта противоположность на определенном историческом этапе снимается пролетарской социалистической революцией, победой труда над капиталом, установлением диктатуры пролетариата. Тем не менее и в условиях капитализма противоположность между капиталистами и рабочими не приводит и не может привести к распаду общества, к прекращению общественного производства.
        «Пока существует капитализм, — пишет И. В. Сталин, — буржуа и пролетарии будут связаны между собой всеми нитями экономики, как части единого капиталистического общества. Буржуа не могут жить и обогащаться, не имея в своём распоряжении наёмных рабочих, пролетарии не могут продолжать своё существование, не нанимаясь к капиталистам. Прекращение всяких экономических связей между ними означает прекращение всякого производства, прекращение же всякого производства ведёт к гибели общества, к гибели самих классов. Понятно, что ни один класс не захочет подвергнуть себя уничтожению. Поэтому классовая борьба, какая бы она ни была острая, не может привести к распаду общества. Только невежество в вопросах марксизма и полное непонимание природы языка могли подсказать некоторым нашим товарищам сказку о распаде общества, о „классовых" языках, о „классовых" грамматиках»[32].
        Таким образом, в создании национального языка принимает участие не один какой-нибудь класс, будь он господствующим или эксплоати-руемым, а весь народ, все классы данного общества, что и подтверждается
[23]
фактами истории народов, истории, не знающей классовых языков на всех этапах ее развития.
        «История говорит, что национальные языки являются не классовыми, а общенародными языками, общими для членов наций и едиными для нации»[33].
        «Учение» Н. Я. Марра об извечной «классовости» языка, будучи проявлением немарксистского, механистического понимания общества, в то же время является образцом антиисторического подхода к оценке языковых процессов, примером сознательного и вопиющего искажения фактов.
        Отстаивая положение о классовости языка, Н. Я.Марр и его сторонники нанесли явный ущерб изучению его развития, поскольку они не допускали рассмотрения языка как единого целого, как устойчивого, общенародного, общенационального орудия общения, в то время как в действительности язык оставался и остается единым языком говорящего на нем коллектива и развивается вместо с развитием всего общества.
        Итак, в результате ошибочного, немарксистского понимания сущности языка, в результате теории классовости языка оказался неизбежным антиисторизм как один из типичнейших признаков порочной марровской концепции.
        Другой особенностью этой «теории», вытекающей также из непонимания общенародного характера языка, является смешение языка и диалекта, что, в свою очередь, ведет к извращению подлинного хода развития языков, к подмене истории языка подобием исторической диалектологии.  Отвергая тезис о классовости языка, И. В. Сталин в то же время указывает на факты использования общенационального языка в классовых целях.
        «Но люди, отдельные социальные группы, классы далеко не безразличны к языку, — пишет И. В. Сталин. — Они стараются использовать язык в своих интересах, навязать ему свой особый лексикон, свои особые термины, свои особые выражения»[34].
        В результате образуются «классовые» диалекты, жаргоны, салонные .«языки», т. е. как раз то, что Н. Я. Марр и его «ученики» принимали за самостоятельные языки.
        Необходимо подчеркнуть, что речь в данном случае идет не о местных (территориальных) диалектах, которые имеют свой основной словарный фонд, а также свой грамматический строй и которые используются как орудие общения всем народом данной местности или области. Известно, что такие местные диалекты в определенных исторических условиях «могут лечь в основу национальных языков и развиться в самостоятельные национальные языки»[35].
        «„Классовые" диалекты,— какучнт И. В. Сталин,— которые правильнее было бы назвать жаргонами, обслуживают не народные массы, а узкую социальную верхушку. К тому же они не имеют своего собственного грамматического строя и основного словарного фонда. Ввиду этого они никак не могут развиться в самостоятельные языки»[36]. Н. Я. Марр и его последователи, искажая факты подлинной истории развития национальных языков, считали эти жаргоны самостоятельными «классовыми» языками, которые будто только и имеют «реальное существование».
[24]
        В результате диалектные различия представлялись как различия межъязыковые, а история единого национального языка подменялась историей «классовых» диалектов.
        И. В. Сталин со всей убедительностью доказал недопустимость такой подмены. «Классовые» диалекты илижаргоны не являются самостоятельными языками. Они представляют собой лишь ответвления от общенародного, общенационального языка, они обречены на прозябание и не могут послужить основанием для развития самостоятельных языков.
        «Думать, что диалекты и жаргоны могут развиться в самостоятельные-языки, способные вытеснить и заменить национальный язык,— значит потерять историческую перспективу и сойти с позиции марксизма»[37].
        В самом деле: можно ли считать, например, особым самостоятельным языком хотя бы разговорную речь русского дворянского салона первой четверти Х1Хв. ? В ней, разумеется, легко обнаружить группу слов и фразеологических сочетаний, присущих речевому обиходу аристократической верхушки, известную прослойку варваризмов и калькированных оборотов,. Тем не менее подавляющее большинство слов и весь грамматический строй (морфология, синтаксис) являются взятыми из общенационального русского языка, из общенародной русской речи.
        И. В. Сталин указывает на то, что эти специфические слова и выражения могут частично войти в общенародный язык и, таким образом, ок-азать да него некоторое влияние. «Из этого однако не следует,—заключает И. В. Сталин, — что специфические слова и выражения, равно как различие в семантике, могут иметь серьёзное значение для развития единого общенародного языка, что они способны ослабить его значение или изменить его характер.
        Во-первых, таких специфических слов и выражений, как' и случаев различия в семантике, до того мало в языке, что они едва ли составляют один процент всего языкового материала. Следовательно, вся остальная подавляющая масса слов и выражений, как и их семантика, являются общими для всех классов общества.
        Во-вторых, специфические слова и выражения, имеющие классовый оттенок, используются в речи не по правилам какой-либо „классовой" грамматики, которой не существует в природе, а по правилам грамматики существующего общенародного языка.
        Стало быть, наличие специфических слов и выражений и факты различия в семантике языка не опровергают, а, наоборот, подтверждают наличие и необходимость единого общенародного языка»[38].
        Вместе с этим И. В. Сталин проводит четкое разграничение социаль? ных «классовых» диалектов и диалектов местных («территориальных»^, которые обслуживают народные массы, имеют свой грамматический строй и основной словарный фонд и могут послужить материалом для развития из них самостоятельных национальных языков. И. В. Сталин указывает и на возможность обратного процесса, «когда единый язык народности, не ставшей ещё нацией в силу отсутствия необходимых экономических условий развития, терпит крах вследствие государственного распада этой народности, а местные диалекты, не успевшие ещё перемолоться в едином языке,— оживают и дают начало образованию отдельных самостоятельных языков. Возможно, что так именно обстояло дело, например, с единым монгольским языком»[39].
[25]
        Таким образом, доказав полную научную несостоятельность «учения» Н. Я. Марра о надстроечном и, следовательно, классовом характере языка, И. В. Сталин дал гениальное определение языка как общенародного, общенационального орудия общения, открыл перед советскими языковедами ясные пути построения подлинной истории языка, а также диалектологии, вывел советское языкознание из состояния застоя на широкую дорогу творческого развития и процветания.
С другой стороны, указание И. В. Сталина на факты классового использования средств общенародной, общенациональной речи проливает свет на пути разработки ряда других актуальных проблем советского языкознания и литературоведения, в том числе проблем языка и стиля писателя, образования литературных языков, а также на вопросы, связанные с нормализацией и развитием национальных языков народов Советского Союза.
        Воодушевленные гениальным произведением И. В. Сталина по вопросам языкознания советские языковеды отдадут все свои силы и способности делу разрешения этих актуальных задач с тем, чтобы в ближайшее же время дать возможность советской науке о языке «занять первое место в мировом языкознании»[40].

^***