Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- Н. ВУР : «Советское строительство и язык», Советское строительство, № 11, 1931, стр. 10-22.
[10] Язык может и должен быть использован в советском строительстве как активный важный фактор, но использован планомерно, сознательно, а не "самотечно". Поэтому и для этого советское строительство должно заняться также и плановым языковым строительством, чтобы наилучше использовать язык как действенный фактор.
Язык и классовая борьба
Язык есть активный фактор классовой борьбы. Поэтому классовая борьба происходит в языке. Борьба классов за господство использует язык, поэтому язык каждого класса стремится стать господствующим языком данного общества, его "нормальным" литературным языком. В капиталистическом обществе язык в руках буржуазии в основном есть во-первых орудие общения, во-вторых — орудие разобщения, в-третьих — орудие угнетения, командования и обмана. Внутри господствующих классов язык — орудие их общения. Его задача — укреплять господство капиталистов. Развитый, усовершенствованный язык культуры, политики, науки отрезает содержание этих идеологических надстроек от угнетенных классов, он составляет часть того забора насилия и угнетения, которым буржуазия отгораживает "равных", "свободных" граждан от действительного участия в общественно-политической жизни. Припомним язык русской буржуазной печати с его пристрастием к латинским и прочим иностранным выражениям, с его вычурно-выспренной манерой. Припомним язык законов и вообще официальный язык старой России, недоступный для масс и из средства передачи содержания законов превращенный в способ сокрытия этого содержания. Язык как средство разобщения господствующего класса и угнетаемых наиболее выпукло выступает там, где в качестве официального, литературного языка принят язык инонациональный или древний, мертвый. Буржуазия старается использовать язык и для разобщения эксплоатируемых классов. Наивысшее выражение использования языка как средства разобщения масс проявляется в натравливании одного национального языка на другой. Отгораживая себя от эксплоатируемых, буржуазия однако вынуждена общаться с ними в процессе производственной и политической жизни. [11] Это общение имеет форму и содержание подчинения, командования. Вспомним специально-унизительную форму прошений старого времени, выросшую еще из добуржуазной, феодальной формулы: "твоего царского величества раб Ивашка". Этот рабский язык прививался "низам", чтобы "верхи" тем легче могли говорить командным языком. Посмотрите, как в русской классической литературе разговаривают "баре" с рабочими и крестьянами: вы сразу обнаружите, что элементы языка, общие с языком масс, буржуазия использовала не как средство двухсторонне-равноправного общения, но как способ командования-подчинения. Язык выполняет также функцию общения угнетенного класса в его среде, сплочения его и сближения его, общения с другими угнетаемыми классами, откуда язык пролетариата приобретает еще функцию руководства крестьянством в борьбе против общего врага. Буржуазия использует язык также в том политическом и идейном одурачивании масс, которым занимается социал-демократия, эта опора буржуазии в рабочем классе. Для этой цели буржуазия и ее социал-демократические агенты вырабатывают язык, который внешне по форме носит характер пролетарский и тем помогает скрывать буржуазное существо содержания. Такова же природа и "левой" мелко буржуазной фразы.
Борьба классов за язык
Особое положение каждого класса в общественном производстве и в обусловленной им общественно-политической жизни создает и развивает особый язык каждого класса. Словарь отдельного классового языка отражает и выражает ту сумму понятий, которыми располагает данный .класс, а эта сумма понятий обусловлена именно положением класса в обществе, но обусловлена конечно не прямо, не непосредственной связью. Крестьянин например не знает, что такое автомобиль, и при этом не знает слова автомобиль; но не потому, что не владеет автомобилем: ведь достаточно ему увидеть автомобиль впервые в жизни и затем по-прежнему не обладать им, однако же понятием и словом он овладеет. Здесь следовательно дело обстоит значительно сложнее. Еще более сложна связь между положением класса в обществе и структурой его языка, синтаксисом, оборотами речи, стилем. Но и эти последние различаются в языке разных классов. Мы ведь говорим о бедном однообразном синтаксисе крестьянской речи, о "неправильностях" в строении предложений рабочей речи и т. д. Однако языки разных классов одной нации не только имеют различия, но и сходны между собою. Не будь этого, не было бы и нации как противоречивого единства борющихся классов. Нация имеет и свой национальный язык. В его роли выступает язык господствующего класса, до революции — язык буржуазии. За то, чтобы сохранить эту роль своего языка, и поныне еще борется буржуазия; сделать господствующим свой язык стремится пролетариат. В дореволюционной России пролетарский [12] язык активно участвовал в этой борьбе: Ленин, Горький и вся остальная художественная и политическая литература пролетариата, литература большевизма создали пролетарский литературный язык. Он тогда проходил первые стадии своего литературного развития. Буржуазная критика травила не только содержание, но и язык работ Ленина, Горького и других (например рецензия Аксельрод (Ортодокс) о книге Ленина "Эмпириокритицизм и материализм", 1911). Борьба буржуазии за сохранение господства ее языка есть борьба за право и возможность использовать язык как орудие разобщения, угнетения и обмана. Борьба пролетариата за свой язык в рамках буржуазного общества есть борьба за право и возможность сопротивления буржуазному гнету, за право и возможность овладения богатствами культуры для их использования в революционной борьбе, за право и возможность общения с другими угнетаемыми классами, привлечения их на свою сторону.
Классовая борьба в языке
Язык в процессе классовой борьбы изменяется: развивается или деградирует. В его развитии движущей силой является классовая борьба. Язык пролетариата и язык буржуазии не только различаются друг от друга, но и имеют сходство, имеют и разные и общие элементы. Элементы одного языка проникают в другой в процессе классовой борьбы. Иноклассовые элементы встречают отпор — класс стремится их либо выбросить, либо переделать на свой лад, по своему подобию. Эти .чуждые элементы в свою очередь стараются приобрести господство в языке, подчинить себе его исконные свойства. Происходит вытеснение новыми элементами старых и наоборот скрещение и смешение. В языке литературном, т. е. при капиталистическом строе — в языке буржуазном, эта борьба идет особенно выпукло, остро и наглядно. Отсюда и пуризм — активная политика противодействия всему новому, что вторгается в язык в ходе общественной борьбы, в развитии и усложнении классовых боев. Пуризм — это буржуазная самозащита классовой чистоты. В дореволюционной России классовая борьба языка за язык литературный (буржуазный) выражалась в частности в том, что боролись две противоположные тенденции: за и против приближения языка письменного, т. е. собственно литературного, к языку устному. Пуризм, активная реакционная языковая политика, горой стоял за абсолютную "чистоту" и самобытность письменного языка именно потому, что устный язык включал очень много элементов иноклассовых, легче подвергался проникновению таких элементов, легче их усваивал, уподобляясь им. Борьба эта привела к созданию в языке письменном некоторых застывших форм, так сказать, обюрократившихся, и именно эти формы более всего и пришлись ко двору для языка бюрократизма, для языка официального, торжественного. Письменный язык в общем одерживал верх над устным, последний старался походить на письменный, приблизиться к нему. [13] Помимо этого проявления классовой борьбы в литературном языке, шла борьба между понятностью и точностью, борьба за норму. Каждый класс стремится к тому, чтобы средствами языка передавать мысли понятно и точно — в единстве обоих этих свойств. Понятно изложенное может быть неточно по существу, и в таком случае нужно признать, что нет и понятности, так как понятно не совсем то или совсем не то, что имеется ввиду. Точно изложенное, но непонятное нужно признать неточным, ибо раз непонятно, значит об усвоении точно того, что имелось в виду, и говорить не приходится. Но единство точности и понятности не неподвижно: оно изменчиво, оно непрерывно создается в языке и разрушается, так как язык все время воспринимает новые понятия, слова, новые элементы строя. Точность вступает в противоречие с понятностью, язык, "на-ходу" преодолевает противоречие, создает новое единство, оно опять нарушается и т. д. Процесс этот имеет явно классовый характер. Новое понятие может быть выражено старыми средствами достаточно точно и понятно для господствующего класса, его культурной верхушки, но для остальных классов нужны новые средства. За допущение и усвоение их идет борьба. Вот любопытный пример: слово аэроплан — слово новое и иностранное, легче было воспринято и усвоено (даже и до сих пор) массами, особенно крестьянами, чем чисто русское слово, насаждавшееся во время войны "квасными патриотами", — самолет. Самолет, слово старое, не давало массам достаточной полноты точности и понятности, оно именно как старое слово с другим содержанием сбивало, путало, а новое слово создало комбинацию точности и понятности для масс. Приблизительно таков же смысл и причина появления слова "машина" вместо "поезд". Поезд, как старое слово, ко времени массового развития железных дорог привычно было связано с понятием крестьянского лошадиного поезда (свадебный поезд и т. п.), поэтому в языке устном в языке небуржуазном родилось слово "машина" наряду с "чугункой" вместо "железная дорога". Во-вторых противоречие точности-понятности при необходимости передать новые понятия разыгрывается и в обратном так сказать порядке: командующие классы находят для себя быстрый выход именно в новом слове, но для масс удобнее старое слово. В-третьих классовый характер борьбы точности и понятности сказывается и в том, что новые слова приходят в противоречие со старыми формами строя языка (его грамматики, синтаксиса), например широкое усвоение иностранных несклоняемых слов. Их неизменяемость в литературном языке обеспечивала единство точности-понятности верхам, но лишала массы этого единства, и они находили выход в том, что начинали склонять и эти слова (пальто, бюро и т. п.). Нарушение единства точности и понятности означает, что оно более не может быть выражено старыми нормами, т. е. старыми правилами языка. Нужна новая норма. Но ведь господствующий класс продолжает еще обладать этим единством, его нет у масс. Поэтому новая норма объявляется [14] "неграмотностью". Новая норма конечно не "пугается", за нее стоит жизнь, она выражает активное, развивающееся начало действительности, она побеждает. Ход и исход борьбы новой нормы со старой имеет классовую окраску. Мы далеко не исчерпали всех форм, всего содержания классовой борьбы в языке.
Язык и классовая борьба в СССР
Октябрьская революция радикально изменила соотношение классов в стране. Все четырнадцать лет пролетарской диктатуры заполнены упорной классовой борьбой. Идет она и на языковом фронте. Но теперь пролетарский язык не обороняется от буржуазного и не отстаивает самое свое право на существование, но на деле завоевывает свое господство. Борьба за язык, борьба в языке развернулась по всему многонациональному фронту СССР. Ее конкретное содержание и ход обусловлены общим уровнем развития каждой национальности. Язык русский вступил в советский период во-первых как язык капиталистически развитой нации, во-вторых как язык угнетавшей нации. Такие языки, как украинский и другие, вошли в революцию как языки во-первых развитые, а во-вторых угнетенные. Многие языки, также угнетенные, отличались от русского, украинского и других тем, что их "пользователи" находились только на первых стадиях капиталистического развития, либо даже еще не вступали в него, пребывая в формации до-капиталистической. Отсюда разный ход борьбы, имеющей однако общее направление, общую цель: упрочение господства за пролетарским литературным языком с дальнейшим его развитием на высшую, социалистическую ступень. В русском языке борьба развернулась между старым, т. е. буржуазным литературным языком, и пролетарским, который начал складываться еще до революции. В первых стадиях борьбы старый язык пытался удержать свое господство; затем, вышибленный с позиций и отступающий, он продолжал упорно обороняться; еще позже, разбитый, он пытался и пытается сохранить за собой отдельные участки, здесь притаиться, удержаться и оттуда оказывать сопротивление развитию пролетарского языка. Это сопротивление в основном принимает две формы: 1) сохранение старого языка целиком или хотя бы старых чисто буржуазных элементов в языке и 2) воздействие на языковые новые процессы, чтобы извратить их, направить по буржуазному руслу. Эта стадия переживается нами еше сейчас. Годы развернутого социалистического наступления, вызвавшего ожесточенное сопротивление классового врага, сказались и на языковом фронте. Конкретно — в деловой речи, особенно в официальной, мы видим попытки старого бюрократического языка удержаться, закрепиться, "приспособляясь" к советским условиям. Ему помогает то, что у нас еще не уничтожены бюрократические извращения пролетарского государства. Одним из них и является как раз бюрократический язык. Язык законов, деловой переписки зачастую [15] малопонятен трудящимся массам, он потому немало помогает бюрократизму и противодействует его искоренению. Следовательно он бюрократичен, так сказать, по своей функции. Он таков же и по происхождению, ибо непосредственно идет от старых канцелярий, что уже было показано и доказано в нашей литературе (см. напр. статьи в журнале "Сов. Строительство" в №№ 4 и 5—6 за т. г.). Язык бюрократизма, язык бюрократический вреден и тем, что он оказывает влияние на развитие пролетарского литературного языка в других областях, искажая его, напр. в прессе и в массовой книге. Преодолевая сопротивление старого языка, пролетарский литературный язык продолжал расти и развиваться в художественной литературе, в политической (в работах Ленина, Сталина), в литературе нашей партии, ее съездов, ее решений. Этот язык, безусловно по своему характеру пролетарский литературный язык, имел и имеет немало изъянов,но они по содержанию и по происхождению своему как раз и отражают и выражают давление и сопротивление уничтожаемых классов. В целой же русский пролетарский литературный язык завоевал свое господство, развивается правильно и быстро, черпая свои силы в развитии устного языка пролетариата, приближаясь к нему, перерабатывая положительные прогрессивные элементы языка крестьянского и критически усваивая и переделывая буржуазное языковое наследство. Такие языки, как украинский, вынуждены были вести более трудную борьбу: им пришлось отвоевывать свою гегемонию и против русского и против буржуазного национального языка, который также был ранее угнетен. В таком же положении по отношению к языку феодальному оказались языки трудящихся масс и других менее развитых национальностей. В языковом строительстве шла и идет классовая борьба, принимающая форму великодержавного и местного национализма. Национализм великодержавный — главная опасность — препятствует развитию национ. языков, мешает коренизации аппарата. В чисто языковых целях он стремится навязать местным языкам формы, слова, приемы языка господствовавшей раньше нации. Он находит свое выражение также в отрицании необходимости развития языков — под флагом "интернационализации" скрывается великодержавное желание затормозить рост национ. языков. Местный национализм стремится направить развитие их языка по пути буржуазному и кулацкому, изолировать данный язык от языков других народов СССР — оторвать его от общего пути развития всех народов СССР. Одно из наиболее ярких проявлений местного шовинизма в языковом строительстве — нацдемовское вредительство в Белоруссии. Нацдемы — эти агенты польского фашизма, ставленники кулачества, — в своих словарях, учебниках, журналах проводили линию: во-первых резкого отрыва белорусского языка от языков украинского и русского; во-вторых ориентации на язык чуть ли не средних веков — язык церковных памятников; в-третьих ориентации на язык отсталой части деревни. [16] Местный национализм на Востоке выражался и выражается в борьбе против унификации алфавита и терминологии, в стремлении направить язык по кулацко-клерикальному пути. Правильная линия партии в национальном языковом строительстве: через всемерное развитие национальных по форме, пролетарских, социалистических по содержанию языков к будущему, единому языку коммунистического общества. Эту линию нужно и впредь проводить в упорной борьбе на два фронта — против главной великодержавной опасности и против местного национализма.
Советское строительство и язык
На нынешнем этапе классовая борьба кроме того сосредоточивается вокруг двух пунктов: ликвидации бюрократического языка там, где он уцелел, и перехода к активному, широко развернутому плановому языковому строительству. Чтобы иметь хороший язык политики, нужно вести хорошую политику языка, — так можно сформулировать взгляды Ленина на этот вопрос, выражавшиеся им не раз и наиболее полно и выпукло во всем известной записке об очистке русского языка.
Пролетариат в своей классовой практике широко использует язык. Коренизация аппарата, унификация алфавита, создание письменности для бесписьменных народов, широчайшее развитие печати, переход к всеобщему обучению, борьба за кадры (колоссальная сеть техникумов и вузов), небывалый размах политпросвещения в партии и в беспартийных массах, — словом вся культурная революция как важнейшая часть строительства социализма широко пользуется орудием языка. Недаром же ЦКВКП(б) в своем постановлении о низшей и средней школе подчеркнул важность обучения родному языку. Огромна роль языка в классовой практике пролетариата. Эта практика осмысливается, осознается классом, — он создает и развивает классовую теорию, пролетарскую науку о языке. Марксистско-ленинская лингвистика в основном уже существует. Ее задачи теперь: в борьбе на 2 фронта разоблачить и преодолеть искажения марксизма (механистические, как главную опасность, и меньшевистски-идеалистические, деборинские) и ликвидировать исконного врага — буржуазное идеалистическое языкознание. Чем больше она будет вырастать, тем больше она будет помогать проведению правильной классовой практики в самом языке, выработке и осуществлению верной языковой политики. Язык до сих пор играл и сыграл большую роль в советском строительстве в собственном смысле этого слова, в укреплении государства пролетарской диктатуры и его органов. Создание Союза советских республик, равно как развитие каждой республики, произошли и происходят при активном участии языка. О коренизации, о реформе и революции в языках многих национальностей мы уже говорили. Борьба с бюрократизмом в разгаре. Бюрократический язык — союзник бюрократизма. Изгнание этого языка и внедрение пролетарского литературного языка — средство борьбы с бюрократизмом. Это особенно ясно, [17]
если вспомнить о соц. совместительстве и шефстве над аппаратом. Оба эти фактора уже сыграли большую, роль в улучшении нашего аппарата и искоренении бюрократизма. Но ни шефство, ни соц. совместительство не могут развернуть всех своих возможностей, если язык циркуляров, деловой переписки, инструкций, законов малопонятен, труден, отличается от пролетарского языка. Наоборот правильный, настоящий пролетарский язык в государственном аппарате гигантски облегчит, ускорит, убыстрит внедрение с.оц. совместительства, а ведь перед ним гигантское будущее : оно подводит нас вплотную к реализации одного из важнейших положений партийной программы о том, что необходимо "постепенное вовлечение, всего трудящегося населения поголовно в работу по управлению государством" (рез. ЦКК—РКИ от 19 августа 1931). Контроль исполнения, принявший уже широкий размах и долженствующий развернуться шире и глубже, также требует, как одной из предпосылок, четкого, ясного, точного и понятного языка. Доказывать, что именно так и почему так, было бы попросту смешно, а доказывать и показывать, что нынешний деловой язык не обладает такими качествами печально, но приходится. Экспериментальные работы в массовых аудиториях на материале законов, распоряжений, других деловых документов, произведенные в Москве и в провинции, убедительно продемонстрировали, что язык непонятен и неточен, потому что он перегружен чуждыми, старыми буржуазно-бюрократическими словами, оборотами, приемами. Следовательно исправление его — одно из проявлений классовой борьбы за. улучшение государственного аппарата, за улучшение контроля исполнения. Аргументировать роль языка в культурном строительстве нет нужды она самоочевидна. Культурная революция сделала большие успехи, но то, что еще нужно совершить, и притом быстро, в колоссальных масштабах, значительно превосходит все сделанное. Всеобщее обучение до 17 лет во всех республиках и областях, ликвидация неграмотности, подготовка технических, экономических и культурных кадров, — количество людей, охваченных учебой, уже перевалило за 50 млн. Около сотни разных языков вовлечены в эту грандиозную культурную революцию. Если язык мало развит, если он еще пользуется феодальным алфавитом, если его орфография отстала, сложна, если терминология в нем не установлена, бедна, запутана, если словарь его недостаточен, то такой язык конечно очень плохо выполняет свою функцию орудия культурной реконструкции. И наоборот приобщение широчайших масс к грамотности, к знанию, к технике, особенно масс крестьянства национальных республик, впервые выходящих на широкую арену культурно-экономического развития, облегчается и ускоряется, если язык уже выиграл войну против старого дореволюционного языка, если он реформирован, в одних отношениях, революционизирован в других (ведь введение латинского алфавита на Востоке Ленин назвал революцией). Следовательно советское культурное строительство невозможно без активной помощи языка, без его всестороннего и глубокого использования. [18] То же нужно сказать и об экономическом строительстве, о борьбе за технику. Овладение техникой, которая "в период реконструкции решает все", происходит также через язык, при его помощи. Широкие массы усваивают буржуазную технику, ее достижения и тут же революционизируют ее, социалистически реконструируют не только на практике, в самом производстве, у станка, но и теоретически, по книгам, по материалам научных учреждений. Но даже и непосредственное практическое усвоение техники немыслимо без языка. Ведь иностранному специалисту, да и своему нужно не просто "повиноваться", автоматически, но осмысленно воспринимать, понимать, усваивать их указания, советы, директивы. Здесь нужно широкое развитие знания иностранных языков во-первых и урегулирование языка техники, родного (русского, украинского, татарского и т. д.) во-вторых. Проблема создания языка техники — очень большая и трудная. Терминология даже в русском языке, более развитом, складывалась и до сих пор складывается стихийно: термины заимствуются из разных языков; одно и то же имеет несколько разных названий; одно и то же название носят разные вещи и процессы. Сплошь и рядом одинаковые машины по-разному называются в различных областях производства; более того даже в одном и том же производстве, но в разных предприятиях, существует разнобой терминологии. Он есть результат буржуазной анархии в языке: термины вводились беспланово. Очи попадали в язык из каталогов, проспектов, инструкций тех иностранных фирм, с которыми вели дела предприятия. К сожалению этот порядок сохранился и теперь. Если какая-нибудь машина приобретается у нескольких фирм, то она приходит к нам с несколькими названиями. Кроме того разные инженеры (американцы, немцы) насаждают свою привычную, т. е. часто различную терминологию. Этот беспорядок еще обширнее в языках нацменьшинств, особенно только теперь создающих свою крупную промышленность. Там идет классовая борьба вокруг терминологии: великодержавные тенденции хотят заставить всю терминологию просто перенести из русского языка; местный национализм ратует за абсолютную самобытность, а продолжающаяся путаница и неразбериха — только на руку классовому врагу.
Таким образом язык в овладении техникой играет большую роль и положительную и отрицательную. Нужно первую усилить, вторую — уничтожить. В организации производства роль языка также важна и возрастает. Теперь мы ведем энергичную борьбу против мелкобуржуазной обезлички, против уравниловки, против безответственности, за четкую ответственность, за единоначалие. Это единоначалие и личная ответственность социалистичны. Они не уничтожают значения коллективности, роли общественности, но увеличивают ее, подымая на высшую ступень сочетания с четкой работой, с личной ответственностью каждого в отдельности. Ленин еще десять лет назад, в начале нэпа говорил: "Обсуждение сообща, а ответственность единолична. Митингуй, но управляй без малейшего колебания". [19] Значит нужно четкое и понятное обсуждение, чтобы каждый рабочий, и старый кадровик, и молодой, только пришедший на завод, мог на производственном совещании, на любом собрании ясно выразить свои мысли и предложения, мог легко, быстро и точно понять других. Язык нашей коллективной работы, нашей общественности должен быть таким, чтобы удовлетворять повышающимся запросам. То же самое нужно предявить и к языку, так сказать, единоначальному: давать указания, распоряжения, инструкции; учить и поправлять нужно так, чтобы это было ясно, понятно, точно. Тут следует брать пример с Красной армии, где в боевой учебе очень большое место занимает выработка командного языка — энергичного, точного, авторитетного. Понятно, между производством и армией разница велика, нельзя копировать и военного командного языка. Но мы привели это как пример, а не в качестве образца. Теперь посмотрим на хозрасчет, на ударничество, на новые методы;. вербовки рабочей силы. Все эти новые формы труда и организации производства вызвали к жизни широкое применение договоров. Взаимообязательства должны быть точны и общеприняты. Их закрепляют, на бумаге в виде договоров заводов с колхозами — о поставке рабочей силы, в виде договоров хозорганов друг с другом, договоров хозрасчетных бригад с цехом, договоров соревнования и т. д. Каждому, ясно, что язык договора играет не последнюю скрипку: он может плохо, неточно передать суть обязательств и прав и тем вызвать споры, недоразумения, невыполнение, волокиту. И здесь также находит место классовая борьба и вредительство. Классовый враг заинтересован в том, чтобы подсунуть свой язык (бюрократический), чтобы исказить наш язык я хотя бы этим "напакостить". Итак и в чисто экономическом строительстве язык делает большое дело и теперь должен делать еще больше и лучше, чем раньше. Широчайшее вовлечение в управление государством всех трудящихся, гигантский размах культурной революции, развертывание технической пропаганды, внедрение новых методов работы, указанных т. Сталиным, — все это не может обойтись без помощи языка. Классовая практика пролетариата толкает язык вперед, требует от него улучшения и развития, чтобы он хорошо выполнял свои функции.
За языковую политику, за плановое языковое строительство!
Чтобы язык дал то, что он обязан и может дать, он должен получить то, что ему необходимо и что обязательно должно быть ему дано. Твердая языковая политика, плановое языковое строительство обеспечивают языку удовлетворение всех его нужд. Раньше всего нужно преодолеть небрежное отношение одних, недоверие других к самой возможности языкового планового строительства. Отрицание и недооценка планового языкового строительства — право-опрортунистичны; они отражают давление классового врага, его желание затормозить и извратить рост наших языков. Ставка на самотек в языковом строительстве — главная опасность. Она вредна также и тем, что [20] оставляет классово-враждебному языку, языку бюрократическому, языку феодально-клерикальному полную свободу действий. Более того: отрицание регулирования языка, языковый "либерализм" доходит даже до того, что провозглашает вполне закономерными, естественными попытки бюрократического языка сохранить свои позиции, отстоять свое существование. Тут рассуждение весьма нехитро: раз так происходит, значит так и должно быть. Отживающая, умирающая сторона действительности объявляется здоровой, живущей, полезной. Вот почему борьба против отрицания языковой политики, борьба против ставки на самотек есть по содержанию своему активная и быстрая ликвидация остатков классово-враждебного языка и его воздействия на наши языковые процессы. Это в первую голову — уничтожение бюрократического языка. Правильная языковая политика имеет, и "левого" врага — неумеренное прожектерство, фантастические выдумки и прожекты "немедленной революции в языке". Латинизация русского алфавита теперь же — одно из проявлений этих "левых" загибов. Некоторые проекты "революции" в грамматике — того же поля ягоды. "Левое" прожектерство, как и все "левые" загибы, играет на руку правому оппортунисту и его вдохновителю, классовому врагу: под лозунгом радикальной ломки, которая несвоевременна, снимаются с очереди, вполне назревшие, необходимые и подлинно революционные преобразования и реформы в языке. А от этого выигрывает только враг, равно как выиграл бы он, если бы осуществлялись "левые" фантазии, ибо язык стал бы менее точным, понятным, действенным оружием строительства. Итак верная ленинская языковая политика требует борьбы против главной опасности — ставки на самотек, против "левого" прожектерства, против национализма великодержавного (как главного врага) и местного. Ленинская языковая политика есть политика содействия пролетарским языкам народов СССР в их упрочении своего господства, в их совершенствовании как орудия социалистического строительства, в их перерастании на высшую социалистическую ступень. У одних народов это уже означает развитие пролетарского литературного языка на социалистическую ступень, у других — дальнейшее развитие пролетарского литературного языка уже существующего, но еще "молодого", у третьих — создание и укрепление только возникающего пролетарского литературного языка. Верная языковая политика означает сознательное плановое регулирование языковых процессов на основе марксистского познания законов этих процессов; теория языкознания, вырастая из классовой практики пролетариата, оплодотворяет эту практику. Верная языковая политика означает твердое и правильное руководство классовой борьбой за язык и классовой борьбой в языке.
Боевые, неотложные задачи языкового строительства
Правильная языковая политика должна быть "приложена" к разрешению боевых задач языкового строительства. Характер этих задач, их содержание, их происхождение выяснены в предыдущем изложении. Те- [21]
перь достаточно их только сформулировать и перечислить. Рационализация деловой речи: приспособление языка к обслуживанию нужд советского, культурного, экономического строительства. Иными словами борьба против бюрократизма языка, против языка неточного и непонятного, за язык, диалектически сочетающий точность-понятность, за язык, достойный быть. сравненным с лучшими образцами пролетарской литературной речи. Улучшение языка массовой печати: газет и книг. Тут также обширное поле деятельности: хотя язык нашей печати и есть язык пролетарско-литературный, но в нем еще много старого мусора, много явлений, порожденных влиянием бюрократического языка, много также и хвостизма упрощения, схематического принижения языка к уровню отсталых слоев. Выработка языка техники: терминологии производства, специальных видов выразительной, ясной, точной речи для нужд организации и управления производством. Ведь совершенно бесспорно, что единый пролетарский язык должен иметь "жанры", некоторые специфические особенности по функциям разновидности. В частности настоятельна и весьма интересна проблема рационализации языка современных технических средств связи: телеграфа и телефона. Мы очень расточительно пользуемся нашей связью: телеграммы и телефонограммы весьма растянуты и несмотря на это (или скорее именно поэтому) часто неточны, непонятны, неэнергичны. Телеграф перегружен, его рост не поспевает за возрастанием спроса. А между тем можно увеличить полезную нагрузку, можно повысить коэфициент полезного действия единицы электрической энергии. Каким способом? Отнюдь не кодом, шифровкой, но регулированием и рационализацией самого языка. Как именно это сделать, тут не место говорить. Наркомпочтелю уже полгода назад предложен конкретный план такой работы, но в дебрях аппарата план застрял и никак не может продвинуться. Широкое развитие телефонизации страны (область — район — село — колхоз) требует также упорядочения телефонной речи и звуковой ее стороны и структуры. Многие звуки плохо слышимы по телефону. На Западе их выясняют и заменяют другими (в Германии например в телефонных книжках печатаются советы, какие звуки не произносить и чем их заменять). Это безусловно необходимо и нам, равно как и уменье сокращать, сжимать текст разговоров и передач не только без ущерба, но с выигрышем для точности-понятности. Латинизация алфавитов — замена старых новыми — достигла многого, но далеко еще не закончена. Во-первых еще многие народы пользуются старыми алфавитами, а некоторые не имеют вовсе письменности. Во-вторых ныне существующий новый алфавит (НА) уже нуждается в пересмотре, поправках, реформах, выдвинутых и поставленных самой жизнью, практикой его проведения. Это — не надуманная проблема, но остро настоятельная. Так как роль языка и его значение повышаются (что категорически подчеркнуто в решении ЦК партии о школе), то необходимо улучшить и обучение ему. Поэтому плановое языковое строительство включает и упо- [22] рядочение, перестройку на строго марксистских началах программ и методов обучения взрослых и детей языку родному и иностранным. Перестройка, рационализация самого языка, регулирование происходящих в нем процессов органически связаны с реконструкцией методики обучения ему. Одно без другого не может дать полного и ценного эфекта. Решение всех этих боевых задач вполне осуществимо именно потому, что мы имеем правильную линию языковой политики, питаемую марксистско-ленинской языковой теорией. Но само собою ничто не совершается, одной правильной политики мало. Нужно ее проводить в жизнь, нужно организовать языковое строительство, руководить им в сложных условиях обостренной классовой борьбы за язык и в языке. Практически это означает : уделять значительно больше внимания проблемам языка; привлечь к ним интерес пролетарской общественности и в особенности советов и их актива; ставить проблемы языкового строительства наряду с другими практическими вопросами нашего социалистического строительства; усилить научно-исследовательскую работу над языком; укрепить материально и людьми соответствующие учреждения; проверить правильность методологической и политической лигии; в огне самокритики исправить ошибки, выжечь искажения марксизма-ленинизма; в центре внимания языковедной науки поставить актуальные проблемы языковой практики; в каком-либо органе сосредоточить единое планирование языкового строительства. Опыт существования всесоюзного ЦК нового алфавита вполне оправдал себя нужно его использовать и расширить на все проблемы языка, а не только на алфавит, тем более что, как нам известно, и сам ЦК НА выходит за рамки алфавита. Практика требует от него ответа и на вопросы орфографии, терминологии, деловой речи и т. д. Плановое советское строительство в языке усилит язык, следовательно сделает более эфективным и участие языка в советском строительстве. Плановое и верное регулирование классовой борьбы в языке укрепит наши позиции в борьбе классовых языков, следовательно усилит роль, улучшит использование языка в классовой борьбе.