[36]     
            Советская наука призвана идти в ногу с жизнью и удовлетворять потребности всех участков социалистического строительства. Отсюда и понятно то огромное внимание и забота нашей большевистской партии и лично товарища Сталина, которые уделяются развитию и расцвету советской науки в нашей стране.
            Одной из причин, вызвавшей выступление товарища И. В. Сталина по вопросу о языке, явилось неудовлетворительное состояние и застой в лингвистической науке, к которым довели нашу науку „деятели” так называемого „нового учения” о языке Н. Я. Марра. Языковедческая наука не отвечала насущным потребностям коммунистического строительства, выродившись в область „труд-магических" и „палеонтологических" манипуляций замкнутой касты непогрешимых руководителей.
            Вот почему свободная дискуссия по вопросам языкознания, открытая на страницах центрального органа нашей большевистской партии, газеты „Правда", привлекла к себе внимание широких кругов советской общественности. Развитие науки о языке необходимо было привести в соответствие с возросшими задачами страны. А сделать это было возможно, лишь вскрыв антимарксистскую суть марровской теории языка. Это нужно было сделать еще — и особенно — потому, что так называемое „новое учение" рекламировалось Марром и его последователями как подлинно марксистско- ленинское, материалистическое учение о языке. Нужно было срочно выправить создавшееся положение и
[37]    
вывести советских языковедов из глубочайшего заблуждения на путь творческих свершений в области языка.
            В дискуссии принял активное участие товарищ И. В. Сталин, величайший марксист современности, классик диалектико-материалистической философии. Труды товарища Сталина по вопросам языкознания — знаменательнейшее событие в жизни советской науки. Гениальные работы товарища Сталина „Относительно марксизма в языкознании", „К некоторым вопросам языкознания" и „Ответ товарищам" внесли полную ясность в понимание того, как следует строить подлинно марксистскую науку о языке, как должны ставиться и решаться основные вопросы марксистского языкознания.
            С выходом трудов товарища И. В. Сталина по языку стало всем ясно, что ни в одном из положений так называемого „нового учения" о языке Марра нет ни грамма марксизма. Поддерживалось же это ложное, ненаучное направление аракчеевским режимом, созданным „учениками" и последователями Марра.
            Творчески развивая принципы марксизма, товарищ Сталин заложил основы советского языкознания, дал марксистско-ленинское решение узловых теоретических вопросов языкознания: сущности и специфики языка, его происхождения и развития.
            Теоретической основой всех наших грамматических исследований являются высказывания классиков марксизма-ленинизма о языке, как „непосредственной действительности мысли", как „важнейшем средстве человеческого общения", гениальные положения трудов И. В. Сталина по вопросу языка как общественного явления, действующего за все время существования общества, положение о том, что „вне общества нет языка", „...что язык и законы его развития можно понять лишь в том случае, если он изучается в неразрывной связи с историей общества, с историей народа, которому принадлежит изучаемый язык и который является творцом и носителем этого языка".
            „Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания. Будучи непосредственно связан с мышлением, язык регистрирует и за-
[38]    
крепляет в словах и в соединении слов в предложениях результаты работы мышления, успехи познавательной работы человека…^[1]
            Фундаментом исследования грамматической структуры молдавского языка служат основополагающие мысли товарища И. В. Сталина и о том, что „грамматика есть результат длительной, абстрагирующей работы человеческого мышления, показатель громадных успехов мышления” (стр. 20), твердо помня указания товарища И. В. Сталина о том, что „...грамматический строй языка и его основной словарный фонд составляют основу языка, сущность его специфики” (стр. 21), не забывая при этом также и того, „что грамматический строй языка изменяется еще более медленно, чем его основной словарный фонд” (стр. 21), что, далее, „структура языка, его грамматический строй и основной словарный фонд есть продукт ряда эпох” (стр. 22). И. В. Сталин дает при этом классическое определение грамматики языка: „Грамматика (морфология, синтаксис) является собранием правил об изменении слов и сочетании слов в предложении” (стр. 19—20).
            Таким образом, сталинское учение о грамматической структуре языка зиждется на понимании грамматики как учения, с одной стороны, о строе слова и с другой, учения о строе предложения.
            Не без тяжелого наследства оказалась и наука о молдавском языке. Серьезные ошибки были допущены и языковедами вузов и научно-исследовательских учреждений Молдавской республики. Несмотря на то, что молдавский язык никогда не был предметом специального изучения Марром, все же специалисты молдавского языка, в том числе и автор этих строк, пропагандировали, особенно в последнее время (разумеется, до дискуссии), „логическую” правомерность „теоретических” положений Марра и их полную применимость ко всем областям советской науки о молдавском языке, более того — ко всей проблематике молодого советского молдавоведения.
            Следуя методологически порочным вузовским про-
[39]    
граммам по „Введению в языкознание", „Общему языкознанию" и программам других специальных языковедческих дисциплин, а также на семинарах, преподаватели вузов, равно как и я, популяризировали среди студентов и учительства республики немарксистские взгляды Марра и его последователей как в печати, так и в лекциях. Как и многие другие преподаватели нашей страны, пишущий эти строки читал специальный курс по „новому учению" о языке. Соответственно разрабатывались в вузах республики языковедческие циклы по кафедрам русского и молдавского языков как Университета, так и Педагогического института.
            На протяжении ряда лет преподаватели кафедры молдавского языка Университета тт. Н. Г. Корлэтяну, Н. И. Кожухарь, в Педагогическом институте т. Р. Е. Корнфельд и др. с марровских позиций разрабатывали и читали студентам курсы „Современного молдавского языка", „Молдавской диалектологии", „Введения в языкознание" и др. В 1949/50 учебном году мной впервые разрабатывался и читался в Университете краткий курс истории молдавского языка. В нем излагалась марровская „теория" скрещения, вследствие которой молдавский язык рассматривался как качественно новое языковое образование.
            В печати, среди учительства и интеллигенции республики пропагандировались ошибочные немарксистские положения Марра статьями Н. Г. Корлэтяну и И. Д. Чебана. С путанных марровских позиций выступал с лекциями перед советским и партийным активом по линии Общества по распространению политических и научных знаний поэт Е. Н. Буков и другие.
            Уже после дискуссии пишущий эти строки опубликовал в № I журнала „Ынвэцэторул советик" статью о трудах И. В. Сталина, не вскрыв и не дав надлежащей критики собственных ошибок и ошибок молдавских языковедов. Мы выполняем (но делаем это робко) основные задачи, поставленные товарищем Сталиным перед советскими языковедами: ликвидация аракчеевского режима в языкознании, отказ от ошибок Н. Я. Марра, внедрение марксизма в языкознание, только при решении которых можно оздоровить советское языкознание, в том числе и советскую молдаванистику. Следовательно, без реши-
[40]    
тельного преодоления марровских ошибок и без творческого овладения сталинским учением о языке не может расти и развиваться успешно и советская наука о молдавском языке.
            Одной из ошибок, смыкающейся с космополитизмом и являющейся ничем иным, как румыно-националистической отрыжкой прошлого, — это взятие под сомнение существования разницы между молдавским и румынским языками. Об этом свидетельствуют материалы III Съезда большевиков Молдавии, нашедшие свое отражение и на страницах Центрального органа нашей партии.^[2] Более того, убежденность в этом некоторых научных работников вольно или невольно приводит их к вопросу: а существует ли вообще молдавский язык?
            Вопрос о разнице между молдавским и румынским языками закономерен и безобиден, на наш взгляд, в устах неспециалиста. Совершенно иного, с нашей точки зрения, качества звучания вопрос, возникающий у некоторых товарищей другой категории. Это относится к тем, которые изучали и знают румынский язык, но имеют весьма слабое представление о молдавском языке. Взгляды таких товарищей, безусловно, уходят своими корнями в пресловутую почву о „диалектальности” и „несамостоятельности" молдавского языка по отношению к языку румынскому.
            В советской науке полемика по этому вопросу является бессмысленной, особенно после выступления товарища Сталина, отметившего как аксиоматическую истину язык молдавского, как язык социалистической нации. Необходимо отметить при этом качественные сдвиги в области культурной жизни народно-демократической Румынии, ныне строящей социализм. Прогрессивные ученые народно-демократической Румынии ведут борьбу с наследием шовинистов, раболепствовавших перед растленной культурой буржуазного запада и пренебрегавших родным языком; эта борьба, как справедливо отмечают советские ученые, „тесно связана с борьбой народной демократии Румынии за построение социализма"^[3].
[41]              
            Ради исторической справедливости и научной правды следует отметить, что тезис о том, что молдавский язык является диалектом румынского языка, давно укрепился у националистически настроенных представителей буржуазного языкознания. А между тем, общеизвестно, что „о реальности понятия народности и единстве языка ясно свидетельствуют данные самосознания, самооценки народности[4]”, что нашло, естественно, логическое отражение в известных исторических решениях партии и государственных актах советского правительства, а также в неоднократных речах вождей социалистического государства, вследствие чего были воссоединены земли молдавского народа в единое государство молдавской социалистической нации.
            О самостоятельности исторических (и языковых) путей развития и национальной самобытности молдавского народа трактуют труды виднейшего советского языковеда-романиста, родоначальника советской науки о молдавском языке, проф. М. В. Сергиевского.
            Не ставя своей задачей в данной небольшой статье дать исчерпывающий ответ на затронутый вопрос, разрешим себе обратить внимание молдавского читателя на следующее.
            Товарищ И. В. Сталин в известных классических трудах по национальному вопросу показал, что исторические условия определяют пути образования и развития наций, равно как и национальных языков. Насколько различна историческая обстановка, настолько различна и форма развития различных национальных языков. В связи с этим, всем любителям подвергать сомнению правомерность и закономерность существования и развития молдавского языка, следует запомнить это ясное указание вождя.
            Эти любители, допуская, что молдавский и румын-
[42]    
ский языки родственны, считают, что при переводе с одного языка на другой получается одно и то же и потому нет, дескать, оснований почитать их за самостоятельные языки. Таким образом, один из них обязательно необходимо свести на ступень диалекта другого, а удел „диалекта”, при этом, обязательно достается молдавскому языку.
            В этой связи необходимо вспомнить, что и в истории восточно-славянских языков была та же картина: украинский и белорусский языки расценивались наречиями, при этом „испорченными" великорусского языка.
            Как справедливо отмечают советские исследователи, с точки зрения происхождения все родственные языки — диалекты. И в этой связи разграничение диалектов, в данном случае молдавского и валашского, должно идти по линии не большей или меньшей структурно-грамматической общности, а по линии общественно-исторической, экономической, социальной. „...Такие современные национальные языки, — пишет проф. Р. И. Аванесов, — как русский, украинский и белорусский, по своему грамматическому строю и основному словарному фонду значительно ближе друг к другу, чем, например, диалекты немецкого языка. Тем не менее, первые образуют разные языки, а вторые остаются диалектами одного языка". „Отсюда следует, — заключает проф. Аванесов, — что вопрос решается не большей или меньшей близостью их грамматического строя и основного словарного фонда, а причинами исторического характера — социально-экономическими, политическими, культурными, в результате которых носители первых образовали разные нации, а носители вторых вошли в состав одной нации"[5]).
            Известно, что валашский народ и его язык зарождался и развивался в прошлом при непосредственном участии южных славян и их языков, молдавский же разделил и разделяет историческую судьбу развития и расцвета восточно-славянских народов и их языков и, главным образом, великого русского и украинского народов и их богатых языков.
[43]              
            Из сказанного, как нам кажется, с бесспорной очевидностью вытекает, что затронутый вопрос может быть решен с исчерпывающей полнотой и научной глубиной только при условии кооперирования усилий целого ряда смежных с лингвистикой наук: истории, археологии, этнографии и др.
            Разыскания в области молдавского языка необходимо, как нам кажется, проводить в плане выявления бесспорного вклада молдавского языка в современный румынский язык. Ведь никто не отрицает того общеизвестного факта, что молдавский народ и его язык имеют богатое прошлое. Не кто иной, как молдавские летописцы (хронисты): Григоре Уреке, М. Костин, Ион Некульче и др. обогатили румынскую культуру, историю и т. д. и т. п. „В XVII в. молдавская письменность была богаче валашской"^[6].
            И в самом деле, к чему же представлять румынский язык богатым и обильным, а молдавский низводить до положения диалекта. Нам кажется, что вряд ли будет кто-либо сомневаться в том, что в основном словарном фонде и молдавского и румынского языков не найдутся одни и те же корневые слова, составляющие ядро их родственности! А с другой стороны — и различия — как следствие самостоятельных путей длительного исторического—социально-экономического, культурного и политического развития их носителей.
            Для иллюстрации указанной выше мысли воспользуемся, во-первых, Румынским лингвистическим атласом (большим и малым), несколько томов которого вышли к 1942 году. При наложении друг на друга цветных карт, мы ясно видим две самостоятельные, ярко выраженные языковые области — молдавскую и валашскую — каждая со своими фонетико-морфологическими и лексико-семантическими особенностями, как то: в области фонетической системы — явление палатализации зубно-губных и губно-зубных перед гласными переднего ряда — Б > Г, Д; П > К, Т,; М >Н; В >Ж; 3, Г, Д; Ф >Х; Ш и др. известные молдавскому языку; стяжение еа в а; ср. рум. beat, молд. бат, рум. veac, молд. вак; далее: невастэ (слав. невеста), сфат
[43]    
(слав. совет); поманэ (слав, поминати); явление перехода интервокального н в р, известное в историко-лингвистической литературе как явление ротацизма; наличие в молдавском языке фрикативного з и аффрикаты дз, при отсутствии последней в румынском языке и наоборот — наличие в румынском фрикативного ж и аффрикаты дж, при отсутствии последней в молдавском языке; наконец, исчезновение взрывного элемента „т“ в произношении аффрикаты „ч“ (тш) и т. д., во-вторых, лежащими, так сказать, на поверхности фактами грамматического строя молдавского и румынского языков; мы имеем в виду из грамматической структуры систему форм словоизменения, как наиболее устойчивый, непроницаемый, по определению проф. Л. А. Булаховского, момент, и в частности систему форм спряжения. При обоюдном сходстве отдельных форм спряжения мы констатируем и коренные различия.
            Раскроем любую из грамматик румынского языка; будь то Ясскую грамматику румынского языка Августа Скрибана (1925 г.), либо упомянутую уже выше нами Грамматику румынского языка И. Иордана, изданную в СССР в русском переводе в 1950 году, с одной стороны, и ныне действующую школьную грамматику молдавского языка И. Д. Чебана — с другой. Сопоставляя парадигмы спряжения, мы не обнаружим в этой последней, в противоположность румынским грамматикам, форм простого прошедшего, которые в прошлом, хотя и встречаются в молдавских как переводных, так и оригинальных памятниках для передачи славянского аориста, впоследствии исчезли совершенно.
            При сходстве форм Будущего первого: молдавского ой кынта и т. д. румынского voi canta (разница в усеченности в молдавской парадигме формы вспомогательного глагола „хотеть“), мы обнаруживаем разницу в формах Будущего второго: в румынском языке: voi fi cantat и т. д., в молдавском ам сэ кынт и т. д., которое разнится и в качественно-семантическом отношении.
            В то время как молдавский язык других форм будущего времени не знает совершенно, в румынском наличествует еще и другая форма будущего первого (параллельно с упомянутой voi canta: о sa cant, характеризующая, по свидетельству И. Иордана, преиму-
[45]    
щественно разговорную речь, но проникающая часто и в книжный язык.[7]
            Румынским языком грамматически не узаконены известные молдавскому живые глагольные формы фи кынтынд и          ый фи кынтат, выделенные молдавской ныне действующей нормативной грамматикой в самостоятельное предположительное наклонение {Модул препунэтор). Наконец, судя поданным молдавской диалектологической экспедиции 1950 года в части современных молдавских говоров (Бричанский район) наблюдается тенденция утраты предпрошедшего времени (май мулт ка перфектул). Указанная форма, судя по материалам диалектологической экспедиции 1950 года Кишиневского Госуниверситета, не встречается не только у молодого поколения, но даже и у старшего. Молдавское предпрошедшее заменяется сложным прошедшим, либо различными описательными конструкциями при помощи наречий деаму, декыт. Например, кынд о винит скимбул доиля ши бригадирю, да ной деаму авем мынтуит ди саманат о клиткы ди 50 ди (х)иктари и т. д.
            Ограничиваемся приведенными примерами. Однако и их достаточно, чтобы убедиться в том, что оба языка — и молдавский и румынский — развиваются по внутренним законам своего развития, законам, определяющим национальную самобытность и индивидуальность каждого из языков. Вскрыть эти законы — основная задача молдавской советской языковедческой науки и ее исследователей.
            Товарищ Сталин отмечает колоссальную сопротивляемость языка насильственной ассимиляции, объясняя этот факт устойчивостью грамматического строя языка и его основного словарного фонда. Товарищ И. В. Сталин иллюстрирует это положение языками балканских народов.
            Примером служит и молдавский язык, выстоявший перед натиском турецких ассимиляторов, стремившихся “искалечить, разрушить и уничтожить языки балканских народов”; ни к чему не привела и разрушительная деятельность молдаво-румынских националистов и
[46]    
оккупантов; и, наконец, славянские черты грамматического строя и основного словарного фонда молдавского языка, вошедшие в плоть и кровь романской грамматической структуры последнего, сохранились и тем. усилили его.
            Грамматический строй языка, по учению товарища И. В. Сталина, устойчив, живет веками, но, с течением времени, как мы смогли в том убедиться и на фактах молдавского языка, претерпевает изменения, „совершенствуется, улучшает и уточняет свои правила, обогащается новыми правилами, но основы грамматического строя сохраняются в течение очень долгого времени, так как они, как показывает история, могут с успехом обслуживать общество в течение ряда эпох” (стр. 21).
            Не удивительно поэтому, что и сегодня мы сравнительно легко читаем и понимаем тексты Воронецкого Кодекса (XVI в.), Сказание Варлаама (XVII в.) и другие памятники древней молдавской культуры.
            О том, что грамматический строй не застывшее и не неподвижное явление, мы уже несколько смогли убедиться на фактах из системы спряжения молдавского глагола, при его сопоставлении с глагольной системой румынского языка. Ниже мы попытаемся привести еще ряд фактов, наглядно показывающих правоту сталинской мысли о том, что в языке не имеют места марровские „взрывы”; в языке происходит процесс постепенного накопления элементов нового качества и постепенного отмирания элементов старого качества.
            На протяжении ряда веков мы можем проследить за исчезновением перфекту л'а симплу (аориста); за появлением новой формы молдавского инфинитива с предлогом а взамен субстантивировавшегося латинского инфинитива на -ре. Наглядные примеры дает нам первая печатная молдавская книга (1643 г.), сохранившая еще формы латинского инфинитива на „ре“. Причем уже в этой форме наличествуют и зачатки будущей (современной) формы молдавского инфинитива, в частности, присутствует предлог а, входящий в сочетание с латинским инфинитивом. Например, ши дека выдзу... кэ ну-л аскулты, пырыси деидзичере (ч. III, 196);
[47]    
сэ не оприм... урекиле де аскултаре кэнтечве лумешти де юбосте, мэнуле де апукаре ши де придаре, пичоареле де алергаре... лимба... де грыире клевете иш метуни (ч. III, 25а); ынвэдацивэ ши вой а креде ши пырысици а педепсире крединчошии (ч. III 726) и т. д.
            Сомнения нет, что формы де аскултаре (кънтече), де грыире (клевете) — доподлинный инфинитив: об этом свидетельствуют дополнения при инфинитиве: кэнтече, клевете и т. д., стоящие в винительном падеже, то есть как при обычном инфинитиве. В противном случае, если допустить, что приведенные формы — субстантивировавшийся инфинитив, тогда последний потребовал бы и соответствующие формы косвенного дополнения, то есть родительного падежа. Тогда мы имели бы сочетание: не де аскултаре кэнтече, а де аскултаре кэнтечелор и т. д. Да, наконец, сочетание а педепсире крединчошии — не что иное, как современная по значению форма а педепси крединчошии и т. д.
            Постепенно исчезла из молдавского языка отрицательная форма II-го лица множественного числа повелительного наклонения, оканчивающаяся на — реци вместо современной, оканчивающейся на — ць. Например, и в Воронецком Кодексе, и в Казании Варлаама и в других памятниках встречаем форму: ну уйтареци (11 а), ну фиреци (29 6) ну адунареци (там же), ну аштептареци (312 б), ну луареци (ч. III, 48 б) ну асуприреци (там же), ну вэ обидуиреци (ч. III 105 б) и т. д.
            Далее. Старо-молдавская глагольная система, а мы судим, в основном, по материалам Варлаама, знала три типа будущего времени изъявительного наклонения, причем сохранился только один, бытующий и поныне; взамен двух исчезнувших появился новый, также живущий сегодня. Вот эти типы:
            I тип: образован из сочетания настоящего времени вспомогательного глагола „а вои“ (а вре) и инфинитива спрягаемого глагола. Например, вою дзиче (9 а), мы вою дуче (там же);
            II тип: образуется из сочетания настоящего времени вспомогательного глагола „а вои” с настоящим временем
[48]    
сослагательного наклонения спрягаемого глагола при помощи союза сэ (сы): вою сэ (те) му ячеек (ч. III 18 6); вою сэ (ни) лупт (ч. III, 196); вери сэ ведзи (118 6); ва сэ хие (60 6, 135 а), ва сэ вие (916); вон сэ (не) дунем (2 а) и т. д.
            III тип: состоит из настоящего времени изъявительного наклонения вспомогательного глагола а аве, инфинитива спрягаемого глагола и предлога а: аре а пыци (73 а); аре а вена (166 а), аре а ха (322 а) и т. д.
            Второй и третий типы исчезли. Правда, второй вой сэ те му ячеек, кажется, еще встречается в живой разговорной речи. Сохранился первый тип, как будущее I, появился новый тип — будущее II: ам сэ фак и т. д.
            Весьма разнообразной была в прошлом и парадигма прошедшего времени условного наклонения: существовало целых четыре типа прошедшего времени, вместо одного в современном молдавском языке:
            I тип: (сохранившийся и в наши дни) состоит из сочетания настоящего времени условного наклонения вспомогательного глагола а ха (образованного при помощи вспомогательного глагола а аве) с прошедшим причастием спрягаемого глагола: деш хи ныскут (ч. III -88а); деи их фост (79 6); н'аре хи грешит (1016), и т. д.
            II тип: состоит из сочетания имперфекта вспомогательного глагола а вре с инфинитивом вспомогательного глагола а хи (без предлога а) + прошедшее причастие спрягаемого глагола: кэ де-л вре хи тымыдуит дин боалы, пуцины, минуне вре-хи фост (79 а).
            III тип: состоит из имперфекта вспомогательного глагола а вре и инфинитива спрягаемого глагола: ындже- рул... сэ погорэ... ын фэнтэны ши турбура апа, ши чине вре ынтры ынтэю дупы турбураре апей сы сынэтоше хие де че боалы вре хи цинут (II тип) (150 б.); Елинии време де демулт аве обичны аша:че ом фане витежие ла рызбою ши вре бируи врыжмашии (фыче кипул луй) пентру чинсте ши пентру лауды. Ши дечи пуне кипул ачела ын мижлокул четыцен, ка сэ-л вадзц ши алалци оамени, сэ сэ сы ындемне спре витежие <(187 б) и т. д.
            IV тип: (замечательный по форме) — состоит из слож-
[49]    
ного прошедшего вспомогательного глагола а вре и инфинитива спрягаемого глагола: вруту-ца с'ау кэде : (инверсированная форма; прямая: ца сау врут кэде) ымпырате, ачест любов че арыди акму сэ-л хии арытат май де мулт, сэ ну мы хи мунчит ку атэте мунчи ? (ч. 111, 77 а); ... сэ штии ши сэ причепи кэ ынтр'алт кип ну с‘ау врут путе куноаште путеря ши ынцелепчюня... (107 б.); Иар де ну сэ ва путе причепе нештине ын че кип ау фост дукэндусе мироносицеле аша де ноапте ши ын че кип ау врут путе дезгропа трупул... унул ка ачела сэ аскулте (144 а) и т. д.
            Из приведенных четырех типов прошедшего условного сохранился один — первый, три последних исчезли. [Еще одна любопытная деталь: в народной латыни наблюдался переход отдельных глаголов из одного спряжения в другое. И в молдавском языке глаголы тех или иных спряжений дошли уже в вульгарно-латинской форме. Так, например, глаголы: а рыспунде (6 а), а рыде восходят не к формам классической латыни respondere, ridere, а к соответствующим вульгарно-латинским respondere, ridere, перешедшим и в свое время из II в III спряжение, то есть к которому относятся и в современном молдавском языке. То же можно сказать и относительно глаголов кэдере (классическая латынь cadere), фужаре (классическая латынь fugere), перешедшие из III спряжения во II и т. д. Данные примеры наглядно свидетельствуют о народно-латинской основе глагольной системы грамматического строя молдавского языка.
            И, наконец, последний момент: относительно устойчивости грамматического строя и внешних влияний на него. В самом деле, устойчивость грамматического строя языка оберегает ли язык от внешних воздействий?
            Кандидат филологических наук тов. Б. А. Серебренников в докладе на Всесоюзном совещании (1 августа 1950 г.) по вопросам языкознания „Сравнительно-исторический метод и критика 4-х элементного анализа Н. Я. Марра“ говорил о непроницаемости морфологии. Эту же мысль он повторил и печатно в одноименной статье, опубликованной в сб. „Вопросы языкознания в свете трудов И. В. Сталина". Судя по предварительным данным грамматического строя молдавского языка, мы придерживаемся иного взгляда. Устойчивость
[50]    
грамматического строя (морфология) молдавского языка — не берём на себя смелость утверждать относительно всех языков, — не исключает внешнего влияния, то есть не предполагает его непроницаемость.
            Так, например, в романскую систему молдавского глагола проникли черты славянского происхождения:
            1) Глаголы во II лице единственного числа оканчиваются на „ь”^[8];
            2) возвратная форма построена по образцу славянских языков (се теме, се плынже, и т. д.);
            3) Условная форма (разговорная): сэ айбэ (имел бы);
            б) Категория числительных от 11 до 19 построена целиком по славянскому образцу;
            в) аффиксация пестрит славянизмами: 1) префиксы: пре — май   пресус (превыше); по — понегри (почернити);
            2) суффиксы:-иц: фетицэ, гурицэ (девица); -ник даторник (должник); -ик: вэратик, томнатик, натик; -ак — фундак, (гусак);
            г) отрицание не: не ла лок (не на месте), небун (нехороший) и т. д.
            Ограничиваемся приведенными фактами, считая, что они убедительны. Более полную картину раскроют дальнейшие разыскания в области молдавского языка. Однако следует добавить, что об этом же говорит и проф. Л. А. Булаховский в докладе „Учение И. В. Сталина о языке и задачи советского языкознания”, с которым он выступил на научной сессии Академии Наук УССР с участием преподавателей языка высших учебных заведений и учителей средних школ, посвященной вопросам языкознания и состоявшейся 30 ноября — 2 декабря 1950 г. В упомянутом докладе проф. Л. А. Булаховский говорил:
            „Грамматическая структура обычно непроницаема для иноязычных влияний (это относится особенно к системе форм словоизменения — склонения и спряжения). При этом не имеет исторического значения тот факт, что эта непроницаемость для влияний может сравнительно легко нарушаться в случаях близко род-
[51]    
ственных отношений, например, между языками: русским—украинским, чешским—словацким..."^[9].
            Говоря об устойчивости грамматического строя и о том, что строй — в данном случае молдавского языка — является романским, нам хотелось бы в заключение подчеркнуть, что это ни в коем случае не предполагает, скажем, того, что раз строй романский, значит и совершенствоваться и обогащаться молдавский язык может только или преимущественно за счет романских языковых фактов. В этом вопросе не может быть двух мнений. Язык молдавской социалистической нации, его кристаллическую чистоту надо беречь как зеницу ока от всяких чуждых влияний и наслоений. Обогащаться и усиливаться молдавский язык может и должен за счет влияния языка самого передового народа, а таким народом является великий русский народ советской эпохи. Русские языковые элементы делают языки народов Советского Союза, равно как и язык молдавского народа, более сильными, выразительными и богатыми.