Оглавление
Старое учение о языке и его классовая сущность… 3
Возникновение и развитие яфетидологии… 14
Материалистическое и социологическое учение о языке... 22
Учение о происхождении человеческой речи… 27
Палеонтология речи… 31
Особенности первобытного мышления… 36
Семантика… 45
Вопрос о происхождении языков в освещении яфетидологии… 49
Общественное значение яфетидологии… 53
[2]
Старое учение о языке и его классовая сущность
Наука всегда являлась отражением мировоззрения господствовавших классов и служила для них орудием угнетения трудящихся масс. Классовая борьба постоянно сопровождалась борьбою на идеологическом фронте, отражавшей мировоззрение общественных групп. Схоластическая наука феодальной эпохи после упорной борьбы была побеждена и вытеснена наукой, основанной на опыте и созданной в эпоху капитализма. Буржуазная идеология внесла в науку целый ряд теорий и взглядов, отражавших мировоззрение господствовавшего класса и направленных к тому, чтобы трудящиеся послушно признавали превосходство капиталистов и безропотно подчинялись своим эксплоататорам. Могучим орудием, непосредственно использовавшимся буржуазией для эксплуатации масс, являлись естественные и технические науки. Не менее сильным средством для сохранения господства капиталистов над мало образованными группами населения являлись общественные науки, насквозь пропитанные ядом буржуазной идеологии и незаметным образом воспитывавшие мысль учащихся и читателей в направлении, желательном для буржуазии. С этим наследием классовой буржуазной науки приходится постоянно встречаться пролетариату, овладевающему тою сокровищницей знаний, которая была накоплена в течение многих веков чуждыми нам классами. Пролетариат создает в настоящее время новую науку, на иных основах, чем те, которыми пользовались капиталисты. Эта наука пронизана широким универсальным (всемирным) мировоззрением, охватывающим все народы земного шара и лишенным тех расовых, национальных, религиозных и других предрассудков, которые сковывали буржуазную научную мысль. Пролетарская наука является в подлинном смысле международной и гуманной, так как она не имеет человеконенавистнических элементов, составляющих неизбежную принадлежность капиталистического мира. Широкие горизонты, открываемые мировоззрением международного пролетариата, углубляются тем обобщающим единым методом, который является стержнем диалектического материализма. Этим мощным орудием пролетарская наука
[3]
вскрывает классовую сущность буржуазной идеологии и разоблачает классовые корни тех научных теорий и взглядов, которые высказываются в работах буржуазных ученых, обслуживающих интересы капиталистов. Примером такого разоблачения классовой сущности буржуазных ученых могут служить труды M. H. Покровского "Борьба классов и русская историческая литература", статья "Как и кем писалась русская история до марксистов" в книге "Русская история в самом сжатом очерке" и двухтомный сборник под редакцией M. H. Покровского "Русская историческая литература в классовом освещении". К числу таких же работ принадлежит книжка В. И. Равдоникаса "За марксистскую историю материальной культуры", Несомненно, что в будущем должны появиться работы, посвященные раскрытию классовой сущности буржуазных течений в других общественных науках - этнографии, лингвистике и т. д.
Наука о языке не составляет исключения среди других общественных наук, и в ней нам приходится также иметь дело с наследием буржуазного класса, искусно внедрявшего свою классовую идеологию в лингвистические исследования и в учебную литературу. До последнего времени даже у нас в СССР всецело господствовала старая буржуазная лингвистика, отражающая идеологию отжившего класса, чуждого и враждебного пролетариату. Капиталистическое мировоззрение получило яркое отражение в науке о языке в виде так называемой индоевропейской лингвистики или индоевропейской теории. Эта теория была создана в эпоху возникновения промышленного капитала и вместе с другими теориями в смежных отраслях знания (расовая теория в антропологии, теория заимствований в фольклоре и этнографии) является частью отлившегося в форму научных построений мировоззрения западноевропейской и американской буржуазии, вывозившей капиталы в колонии, беспощадно эксплоатировавшей и истреблявшей народы колониальных стран и утвердившей торжество своего господства объявлением "индоевропейского семейства" народов единственным возможным носителем высшей человеческой культуры на земном шаре. Индоевропейская лингвистика сыграла немаловажную роль в распространении и внедрении этого мировоззрения, способствовавшего укреплению господства ка-
[4]
питалистического класса над трудовыми массами населения.
Будучи сложным научным построением, индоевропейская лингвистика не может быть рассмотрена в настоящей работе во всей полноте, и нам приходится отметить лишь некоторые, наиболее важные ее особенности. Отличительными чертами индоевропейской лингвистики являются следующие :
1. Индоевропейская лингвистика рассматривает язык как бесклассовое явление. В течение долгого времени индоевропеисты изучали языковые явления изолированно, без всякой связи с социальной средой и явлениями экономической жизни. По мнению многих представителей этого направления, язык развивается по своим собственным законам, которые не имеют ничего общего ни с производством, ни с экономикой, ни с общественными отношениями. Звуковые изменения в словах различных языков развиваются сами по себе, и исследовать их причинную связь лингвистам индоевропейской школы представляется невозможным. Определенные звуки в словах различных языков находятся в определенном соответствии между собою: например, латинское слово "вер" соответствует русскому слову "вес-на", т. е. латинское "р" в некоторых случаях соответствует русскому "с"; латинское слово "вер-итас" соответствует русскому слову "вер-но", латинское слово "гиемс" - русскому "зима", немецкое "мильх" - русскому "молоко", греческое "гюдор" - (древнее "вюдор") соответствует русскому "вода", немецкому "вассер" и т. д. Таким образом, устанавливается целый ряд звуковых соответствий, наблюдаемых в словах языков индоевропейской "семьи" (системы). Точно также устанавливаются звуковые соответствия в языках турецких, финских и т. д. Объяснить причинную связь этих соответствий, вскрыть основу, на которой они образовались, индоевропейская лингвистика не в состоянии. От решения подобных вопросов она отказывается, и в трудах индоевропеистов эти вопросы не находят себе никакого освещения.
Изучение лингвистических вопросов изолированно, без всякой связи с социально-экономической средой, характерное для лингвистов индоевропейской школы, является признаком принадлежности индо-европейской лингвистики к группе идеалистических учений, чуждых, противоположных и враждебных диалектическому материализму.
[5]
В настоящее время некоторые представители индоевропейского направления отходят от этой прежней точки зрения и работают над установлением взаимной связи между языковыми явлениями и явлениями общественной жизни.
Такова социологическая школа лингвистов, которую возглавляет швейцарский ученый Де-Соссюр. Наиболее выдающийся из индоевропеистов Мейе также считает себя лингвистом-социологом. Однако социологические выводы индоевропеистов находятся всецело в кругу буржуазной науки и не имеют ничего общего с диалектическим материализмом. Будучи насквозь проникнуты буржуазной идеологией, они могут лишь увести лингвистику вдаль от правильного понимания связи языковых явлений с сущностью социально-экономических отношений.
2. Рассматривая языковые явления вне социальной среды, лингвисты старой школы принимали за основу языковых различий национальные различили считали, что понятия "язык" и "народ" (национальность) находятся в соответствии друг с другом. Все национальные языки объединялись индоевропеистами в несколько отдельных групп или языковых семейств. Языки почти всех европейских народов, вместе с иранскими и индийскими языками, составляли так называемое "индоевропейское" семейство. Еврейский, арабский и мертвые древние языки Передней Азии (финикийский, арамейский, ассирийский, вавилонский) объединялись в "семитическое" семейство. Языки Северной Африки- берберский, древний египетский, абиссинский и т. п. были объединены в "хамитическое" семейство. Эти три семейства (индоевропейское, семитическое и хамитическое) вместе с языками большинства кавказских народов соответствовали представлениям западноевропейской буржуазной этнографии о так называемой "белой расе". Языки "финно-угорского", "турецкого", "монгольского", "манчжурского", "палеоазиатского" семейств принадлежали, по представлению лингвистов и этнографов, народам так называемой " желтой расы". Таким образом, все человечество мыслилось разделенным на целый ряд отдельных изолированных групп или языковых семейств, не имеющих между собою ничего общего. Индоевропеисты представляли себе, что языки "индоевропейских" народов не имеют никакой связи с финскими, турецкими и
[6]
т. п. языками. Языковые семейства мыслились как бы отделенными друг от друга непроходимыми пропастями. Это учение о языковых семействах находилось в увязке и в соответствии как с идеалистическим подходом к языковому материалу, так и с другими течениями западноевропейской буржуазной науки, в том числе - этнографией и расовой антропологией.
3. В пределах каждого языкового семейства индоевропеисты мыслили все языки происходящими от одного праязыка. Это учение о пра-языке основано на общераспространенном среди буржуазных лингвистов представлении, что языки, объединенные внешним сходством словесных форм, имеют общее происхождение. Так, например, все славянские языки, более или менее близкие между собою по словарному составу, по конструкции грамматических форм и по строю речи, считались индоевропеистами происшедшими от единого славянского пра-языка. Точно также все германские языки (немецкий, голландский, датский, шведский и т. д.) считались происшедшими от общегерманского праязыка, романские языки считались происшедшими от латинского языка и т. д. В свою очередь все современные языки индоевропейского языкового семейства или индоевропейского семейства народов считались происшедшими от единого общего индоевропейского, или "арийского", языка.
Все разнообразие существующих форм - языковых, этнических и т. п. - мыслится происшедшим путем постепенного, органического развития от одного начала, выросшим из единого корня. По представлениям индоевропеистов, во времена глубокой древности жило "арийское" племя, говорившее на одном языке, и от этого племени впоследствии путем размножения и расселения произошли сначала основные племенные группы индоевропейских народов, а затем обособились и сами народы с их национальными языками, составляющими индоевропейское семейство. Это разветвление единого основного ствола было, по мнению индоевропеистов, связано с процессом расселения народов индоевропейского или "арийского" племени по всему обширному пространству между Бенгальским заливом и Атлантическим; океаном. Весь процесс в целом сводился к распаду единого племенного и языкового комплекса, к дифференциации -
[7]
к выделению из общего родословного древа отдельных языков и народов. Наглядным выражением этого представления являются генеалогические таблицы, изображающие происхождение индоевропейских языков, которые можно видеть в трудах лингвистов индоевропейской школы.
Подобным же образом индоевропеисты представляли себе происхождение языков иных языковых семейств: все финно-угорские языки произошли будто бы от единого финно-угорского пра-языка, турецкие языки - от турецкого пра-языка и т. д. Делались попытки объединить финно-угорские и турецкие языки в одну группу - "урало-алтайское" семейство языков и народов, но, в общем, человечество мыслилось индоевропеистами разделенным на ряд языковых семейств, обладавших в древности каждое особым пра-языком. Теоретически допускалось происхождение всех языков земного шара от единого общечеловеческого пра-языка, но это представление являлось чистейшей абстракцией, так как никто из лингвистов не пытался дать реальное понятие об этом предполагаемом пра-языке. Практически лингвисты старой школы оставались при учении о пра-языке в пределах каждого языкового семейства и делали вполне реальные попытки восстановить состав такого праязыка.
Наибольшее внимание западноевропейские ученые уделяли, конечно, наиболее близким для них языкам, которые они причисляли к индоевропейскому семейству. Тщательно изучая эти языки формально-сравнительным методом, они разработали довольно подробно представление об индоевропейском пра-языке. Пользуясь этими материалами, индоевропейские буржуазные лингвисты и создали свою науку, обосновали свою теорию, которая поэтому и получила название "индоевропейской". По образцу схемы, построенной на основании индоевропейских языков, они конструировали аналогичные схемы происхождения и других языков семейств - семитического, финно-угорского, турецкого и т. д.
Для того чтобы дать наглядное представление о пра-языках, применялся следующий метод. Лингвисты индоевропейской школы считали, что если в нескольких языках, причисляемых к одному семейству, имеются сходные слова с одним и тем же значением, то они являются происшедшими от слова с тем же значением, имевшегося в пра-языке. Таким об-
[8]
разом, путем сравнительного изучения слов всех индоевропейских языков ученые пытались восстановить состав этого вымышленного пра-языка, считавшегося предком всех индоевропейских языков. А так как слов, сходных по значению и созвучных по форме, в языках индоевропейского семейства оказывалось чрезвычайно много, то индоевропейский, или "арийский", пра-язык оказывался также чрезвычайно богатым как по словарному составу, так и по грамматическим формам. Это обилие и сложность форм находятся в непримиримом противоречии с основным представлением о развитии всякого явления от простого к сложному. Вместе с тем, представление о сложности и богатстве языковых форм в древности давало индоевропеистам основание рассматривать бедные языки современных малокультурных племен и народов не только как явления отсталости, но как факт, свидетельствующий будто бы о вырождении и о неспособности данных племен и народов к дальнейшему развитию в будущем. Это стремление понизить самосознание культурно отсталых народов путем объявления их вырождающимися и неспособными к прогрессу служило средством к задержке их действительного развития и способствовало эксплоатации их капиталистами.
Лингвисты индоевропейской школы занимались изучением преимущественно письменных языков, от которых дошли писаные памятники, которые можно более или менее точно приурочить к определенному времени. Изучению живой, разговорной речи индоевропеисты придавали меньшее значение, так как считали ее "испорченной" в позднейшие времена и не сохранившей мнимой "чистоты" своего первоначального состава и облика. В этом предпочтении письменных языков ярко выразилось классовое сознание индоевропеистов, которые выбирали в качестве предмета для изучения языки культурных народов, т. е. в сущности - господствовавших классов, обладавших письменностью, и оставляли без внимания языки тех трудовых масс, которые не пользовались письменностью. Пытаясь восстановить состав вымышленного искусственно конструируемого ими "арийского" языка, лингвисты-индоевропеисты руководились преимущественно древнеиндийским "санскритским" языком, который является древнейшим из дошедших до нас письмен-
[9]
ных или литературных языков индоевропейского "семейства".
Пытаясь восстановить предполагаемую форму слов воображаемого пра-языка, лингвисты индоевропейской школы придавали этим словам то значение, которое имели созвучные слова в древнеписьменных языках, не учитывая изменения значения слов на протяжении тысячелетий и придавая им неизменное значение.
Лингвисты индоевропейской школы считали, что по своим формам вымышленный, искусственно конструируемый ими "арийский" пра-язык стоял ближе всего к древнеиндийскому "санскритскому" языку, который является древнейшим из дошедших до нас письменных или литературных языков индоевропейского семейства.
Некоторые ученые даже пробовали на основании этих языковых материалов, добытых формально-сравнительным методом, нарисовать картину состояния культуры предполагаемого "арийского" пра-народа, являвшегося, по их представлениям, предком всех индоевропейских народов. При этом оказывалось, что культура "древних арийцев" являлась очень высокой и сложной. В их пра-языке, оказывается, уже имелись слова для обозначения домашних животных, термины для обозначения орудий и продуктов земледелия. Некоторые наиболее авторитетные лингвисты индоевропейского направления считали "арийский" пра-народ находившимся на стадии неолитической культуры, занимавшимся пастушеским скотоводством и обладавшим зачатками земледелия. Таким образом, лингвистические исследования буржуазных западноевропейских лингвистов не могли проникнуть в глубь "доисторических" времен далее неолитической эпохи. Все, что лежало в более отдаленных периодах, оставалось для них покрытым мраком неизвестности.
Все изложенные принципы индоевропейской лингвистики- идеалистический подход к языковым явлениям, учение о языковых семействах и учение о пра-языке - являются тесно связанными с общей системой буржуазной науки и входят в нее, как один из составных элементов. Индоевропейская лингвистика неразрывными нитями связана с идеалистическим построением истории, с идеалистическим пониманием сущности исторического процесса, при котором внешние
[10]
формы явлений рассматриваются сами по себе, изолированно от социальной среды и от производственной основы. Индоевропейская лингвистика теснейшим образом соединена с буржуазной этнографией и расовой антропологией, с которыми она согласовала свое учение о языковых семействах. Индоевропейская лингвистика является также "плотью от плоти и кровью от крови" общего эволюционного учения о происхождении и развитии явлений, получившего чрезвычайно широкое применение в западноевропейской буржуазной науке XIX столетия. Со всеми перечисленными отраслями буржуазного знания индоевропейская лингвистика была связана также методом изучения материала, который являлся формально-сравнительным методом, господствовавшим во всех областях европейской научной мысли.
Все построение индоевропейской лингвистической школы является идеалистическим. Идеализм особенно отчетливо выражается в применении сравнительного метода, при котором совершается проверка одного вывода или надстроечного явления посредством сопоставления с другими такими же выводами или надстроечными явлениями; такая "проверка" является кажущейся, а не действительной. В противоположность этим идеалистическим построениям, совершаемым лри помощи сравнительного метода, диалектический материализм требует непременной проверки выводов на практике, в сложной обстановке всех условий классовой борьбы. Рассматривая язык как бесклассовое явление, индоевропеисты тем самым закрывают себе путь к изучению действительных фактов и принуждены ограничиваться формально-сравнительным методом, не дающим никаких практических результатов.
Западноевропейская буржуазная наука окрепла и развилась на базе крупного промышленного производства, на основе машинной техники и эксплоатации наемного труда. Вывоз европейских товаров в колонии и выкачивание из колоний сырьевых продуктов служили важными звеньями капиталистической системы, которые расширяли и укрепляли ее экономическую базу. Успехи и достижения буржуазной науки непосредственно связаны с этим вывозом европейского капитала в заокеанские колонии. Открывая новые земли и острова, встречая туземцев и вступая в соприкосновение с
[11]
чернокожими и темнокожими племенами, находящимися на отсталой ступени культурного развития, европейские предприниматели выработали и прочно усвоили твердый взгляд на все эти малокультурные, полудикие и дикие "цветные" народы колониальных стран как на людей низшего качества, низших рас, низшей породы, будто бы совершенно не способных к умственному, нравственному и культурному развитию, каким обладают народы, принадлежащие к "высшей" - белой, европейской расе. Учение о расах было одним из ярких выражений этого буржуазного мышления по отношению к населению колониальных стран. Индоевропейская лингвистика находилась в тесной увязке с этой буржуазной этнографией и расовой антропологией. Согласно с принципами буржуазной науки, происхождение всякого явления предопределяло оценку его сущности. Этот принцип родства по происхождению вполне удовлетворял классовым запросам буржуазии и превосходно охранял привилегии господствовавшего класса. Принцип родства по происхождению является самым консервативным, самым реакционным из всех принципов, установленных эксплоататорскими классами человеческого общества на земном шаре: этот принцип придает исключительное, существенное значение врожденным признакам, не зависящим от воли данного лица, которое не в силе ни заранее выбрать, ни впоследствии изменить эти признаки.
Расовая антропология, буржуазная этнография и индоевропейская лингвистика с одинаковой последовательностью применяли этот принцип классового мышления к объяснению фактов, составлявших материал для научного исследования. Антропология учила, что негр, рожденный чернокожим, никогда не сможет сравняться с белым по умственным способностям; его судьба - повиноваться своему белому господину. Буржуазная этнография утверждала, что "дикарь" никогда не сможет стать цивилизованным европейцем. Индоевропейская лингвистика повторяла, что между народами различных языковых семейств лежит непроходимая пропасть. Красной нитью через все эти учения проходит мысль о коренном, вечно существовавшем и всегда будущем различии между цивилизованными представителями "высшей" расы, европейцами, с одной стороны и жал-
[12]
кими "цветными дикарями", туземцами, обреченными европейской цивилизацией на вымирание или на вечное рабство, - с другой, буржуазная наука о человеке во всех ее проявлениях- история, лингвистика, этнография, антропология и т. д. - прекрасно отвечала социальному запросу европейской буржуазии и обслуживала ее классовые интересы. Она оправдывала истребление и эксплоатацию колониальных народов. Она помогала обращать в рабство туземцев, учила их безропотно и покорно подчиняться просвещенным цивилизаторам. Когда в заокеанские страны приплывали на кораблях европейские хищники и начинали истреблять и эксплоатировать "цветных туземцев", миссионеры старались обратить этих "язычников" в христианство, а ученые оказывали посильное содействие эксплоатации своими авторитетными разъяснениями, что туземцы являются представителями низшей расы, неспособной к культурному развитию, что они и по происхождению и по языку не имеют ничего общего с индоевропейцами, с "благородной" арийской расой. "Цветные" народы, по мнению буржуазных ученых, являлись неполноправными членами человеческой семьи, как бы не вполне настоящими людьми - "низшими" расами. Поэтому их не следовало жалеть при истреблении: ведь они неполноценные люди, представители "низшей" расы, все равно неспособные подняться на уровень европейской цивилизации. Буржуазная наука превосходно выполняла социальный заказ своего класса, и голос лингвистов индоевропейской школы занимал далеко не последнее место в этом хоре буржуазных ученых.
Принцип происхождения, являвшийся мощным орудием эксплоататорской мысли и возведенный буржуазной наукой на степень важнейших принципов научного знания, получил чрезвычайно широкое применение у лингвистов-индоевропеистов. Этим принципом они орудовали не только по отношению к племенам и народам, которые с помощью этого генетического принципа были разделены непроходимыми пропастями на ряд отдельных, изолированных семейств. Тот же генетический принцип был положен в основу сравнительного изучения словарного состава и грамматических форм. Всякое развитие мыслилось эволюционно, причем эволюция представлялась в виде органического процесса, все звенья
[13]
которого связаны между собою единством происхождения. В соответствии с общим направлением буржуазной науки, диалектическое учение о стадиальности явлений при этом обычно отсутствовало, и все звенья эволюционного ряда мыслились статически, тождественными друг другу на протяжении всего развития (грамматические формы, времена, числа, лица, падежи и т. п.). Это явление, чрезвычайно характерное для формально-сравнительной лингвистики, типично для всякого идеалистического учения и является органически-чуждым диалектическому материализму, изучающему все формы в их стадиальной динамике.
Возникновение и развитие нового учения о языке (яфетидологии)
Индоевропейская лингвистика не смогла разрешить вопроса о происхождении человеческой речи. При построении предполагаемого "арийского" пра-языка индоевропеисты не могли проникнуть в глубь отдаленных времен, по их собственным представлениям- далее неолитического периода, а на самом деле не дошли и до неолита. Между этим периодом и той порой, к которой относится возникновение человеческой речи, лежит огромный промежуток времени. Как мы видим, к этой сложной и трудной проблеме лингвисты старой школы даже не думали приблизиться и подойти. Но, не помышляя о таких крупных вопросах, индоевропеисты не сумели решить и других, менее сложных задач, за которые они принимались, например, вопроса о систематизации языков земного шара и о распределении их по "языковым семействам", мысль о которых была так важна для ученых индоевропейской школы. Буржуазная лингвистика в этом направлении натолкнулась на своего рода "подводный камень", даже не выходя за пределы Европы: подобно библейскому Ноеву ковчегу, остановившемуся на горе Арарате, ученые индоевропеисты "сели на мель" на Кавказском хребте. На этой маленькой территории, составляющей ничтожный клочок континента, оказалось около тридцати местных языков, не встречающихся больше нигде на земном шаре. При этом исключительном обилии и разнообразии языков, огромное большинство их
[14]
оказалось невозможным включить ни в одно из соседних языковых семейств: индоевропейское, турецкое, семитическое. Мало того, фонетика, словарный состав, грамматические формы и конструкция речи в кавказских языках являются настолько своеобразными, а различия между отдельными языками Кавказа настолько значительными, что оказалось невозможным установить связь их между собою и объединить в определенные языковые семейства. Индоевропеисты были принуждены ограничиться систематизацией кавказских языков по географическому принципу, которая явилась, в сущности, лишь отказом от систематизации и признанием бессилия индоевропейской лингвистики поставить вопрос об исследовании языков Кавказа. Индоевропейская лингвистика зашла в тупик: в то время как на огромном пространстве Европы было установлено всего лишь 2 - 3 языковых семейства, на колоссальной территории Азии всего около 10 языковых семейств, - здесь, на ничтожном пространстве Кавказа, оказалось большое количество отдельных, изолированных языков, по мнению индоевропеистов не связанных между собою по происхождению. Диспропорция Кавказа с остальными странами являлась слишком разительной, несоответствие бросалось в глаза, и индоевропейская лингвистика оказалась не в состоянии разрешить этого вопроса.
Из тупика, в который завели лингвистику ученые индоевропеисты, вывел ее наш советский ученый Николай Яковлевич Марр. Он сам является уроженцем Кавказа - "националом", и далеко не случайно то обстоятельство, что сокрушительный удар буржуазной индоевропейской лингвистике нанесен ученым, который вышел из "не индоевропейской" среды. Он смог увидеть и понять то, чего ученые индоевропеисты, для которых кавказские языки были чужды, понять не смогли. Прежде всего, для Н. Я. Марра была с самого начала ясна эксплоататорская роль буржуазной науки, в частности - науки о языке. Принадлежа к среде угнетенного при царизме народа, Н. Я. Марр на своем собственном горьком опыте испытал всю тяжесть положения "инородца" или "туземца". Н. Я. Марр родился в Грузии в 1864 году. Его отец был уроженцем Шотландии, много скитавшимся в молодости: он жил во Франции, в Испании, за-
[15]
тем приехал в Одессу и наконец поселился на Кавказе, где занялся садоводством. Он был первым, начавшим разводить в Закавказьи чай. Будучи пожилым человеком, он лишился своей первой жены-испанки - и женился вторично на гурийке. От этого брака родился Н. Я. Марр. Рано лишившись отца, он испытал в детстве и юности много лишений. Великий ученый, получивший впоследствии мировую известность, вырос в бедности. Будучи неграмотной, мать Н. Я. Марра понимала пользу ученья и, несмотря на бедность, решила дать сыну образование. Она отвезла мальчика в Кутаис, и ей удалось отдать его в гимназию. В возрасте 14 лет Н. Я. Марр опасно захворал - у него заболела нога, его положили в больницу и предполагали отрезать ногу. Врач сообщил об этом директору гимназии. Тот не решился на операцию без разрешения матери и известил ее. Через горы она пришла в Кутаис, решительно отказалась дать позволение на операцию, увезла сына в горы и вылечила его. Вследствие продолжительного пропуска уроков Н. Я. Марр не надеялся догнать своих товарищей и решил не возвращаться в гимназию. Но мать вмешалась опять: она решила, что мальчик должен продолжать ученье. Она где-то достала учебник греческого языка и усадила сына за книгу. Они жили в то время в чужой бедной сакле, и хозяин не позволял им зажигать свечей. Н. Я. Марру приходилось заниматься ночью при свете костра, сложенного из хвороста, . собранного им собственными руками. Способности и трудолюбие взяли свое: осенью Н. Я. Марр вернулся в гимназию, сдал экзамены и догнал своих товарищей. По окончании гимназии он поступил в Петербургский университет, блестяще окончил его и вышел на широкую дорогу научной деятельности. В 1901 году он стал профессором, а в 1909 году был избран в Академию наук. В 1930 году он избран вице-президентом Академии наук СССР. Пареллельно с научными работами развивается общественная деятельность Н. Я. Марра. Октябрьская революция открыла для нее широкий простор. Н. Я. Марр становится во главе ряда крупных научных учреждений. С 1927г. он состоит членом Ленинградского совета. В 1930 г. Н. Я. Марр вступил в члены ВКП (б).
Пройдя тяжелый путь образованного "инородца" в цар-
[16]
ской России, испытав всю тяжесть принадлежности к угнетаемой нации, Н. Я. Марр на личном опыте познакомился с классовой подоплекой буржуазной науки. Он на самом себе испытал ядовитое жало индоевропейской лингвистики, которая рассматривала кавказских "инородцев" как низшую породу людей и как дикарей, неспособных к цивилизации. Очень рано столкнулся Н. Я. Марр с теорией культурных заимствований, которая объясняла все положительные стороны национальной культуры всех кавказских народов путем заимствований ими со стороны, от "более культурных" соседей.
Глубокий и сильный ум Н. Я. Марра сложился в социальной среде, которая толкала его не к примирению с буржуазией, а к протесту и поискам новых путей. Пройдя всю школу буржуазной науки, Н. Я. Марр не стал буржуазным ученым, обслуживающим интересы господствовавшего класса. Всю силу своей революционной натуры он употребил на борьбу с буржуазной наукой, на разоблачение классовой сущности индоевропейской лингвистики и на опровержение лженаучных теорий. Вступив на революционный путь борьбы с буржуазной лингвистикой, Н. Я. Марр создал новое учение о языке, получившее название яфетической теории.
Первой печатной работой Н. Я. Марра является его студенческая работа об отношении грузинского языка к семитическим, напечатанная в 1888 г. в тифлисской газете на грузинском языке. В этой статье уже виден тот путь, по которому дальше пошел Н. Я. Марр. Темой работы является стремление к установлению связи между изолированными кавказскими языками и теми языковыми семействами, которые были известны лингвистам индоевропейской школы. Марр ищет путь к обобщениям, он стремится вывести кавказские языки из их изолированного положения, старается протянуть от них нить к другим языкам через ту пропасть, которую вырыла своим учением об языковых семействах индоевропеистика. На этот путь Марр вступил еще юношей, по нему он идет уже почти 45 лет.
В дальнейшем Н. Я.. Марр посвятил ряд работ изучению связи между грузинским языком и армянским. Это была очень смелая мысль: не только протянуть нить от кавказских языков к семитическим, но перекинуть мост от грузин-
[17]
ского к индоевропейскому языковому "семейству". Кроме того, эта идея имела подлинно-революционный характер. В то время на Кавказе шла ожесточенная борьба между грузинами и армянами. Грузины жили в условиях пережитков феодального строя, и грузинские разорявшиеся помещики смертельно ненавидели богатевшую и возраставшую армянскую буржуазию, которая презирала грузинских дворян. Русское правительство всячески поощряло взаимную вражду между грузинами и армянами и в свою очередь натравливало на армянскую буржуазию конкурировавшую с нею тюркскую буржуазию. Искусственно ослабляя национальную буржуазию трех наиболее крупных народов Закавказья, царское правительство усиленно укрепляло влияние русских капиталистов. В обстановке этой национальной вражды работы Марра имели подлинно-революционное значение, так как призывали враждующие народы забыть национальную рознь. Своими работами о родстве армянского и грузинского языков Н. Я. Марр как бы говорил представителям обоих народов: "Товарищи, забудьте вражду, ведь вы - братья". Н. Я. Марр сумел подняться от национализма до подлинного интернационализма в то время, когда передовые слои буржуазной интеллигенции были почти всецело охвачены национализмом. Грузинские националисты обвиняли Н. Я. Марра в измене родному народу и не могли простить ему интернациональных взглядов.
Благодаря своим исключительным способностям Н. Я. Марр овладел многими кавказскими языками, чего не мог сделать ни один из представителей европейской буржуазной науки. Внимательно изучая кавказские языки, Н. Я. Марр установил существование закономерных звуковых соответствий там, где ранее они никем не замечались. Установление этих звуковых соответствий в различных кавказских языках было крупным научным открытием, которое одно могло доставить Н. Я. Марру славу великого ученого. Но Н. Я. Марр не остановился на этом. На основании открытых им звуковых соответствий он установил связь и родство всех кавказских языков между собою. Таким образом Н. Я, Марр последовательно расширял путь своих обобщений: перекинув мосты сначала от грузинского к семитическим, затем от грузинского к армянскому, Н. Я. Марр вслед за этим
[18]
связал все кавказские языки в одну общую группу, подходя к вопросу в то время еще с точки зрения всецело господствовавшей индоевропейской лингвистики, Н. Л. Марр установил взаимное родство всех кавказских языков и объединил их в одно языковое семейство. По образцу семитического и хамитического семейств, Н. Я. Марр назвал кавказское языковое семейство яфетическим, дав это название по имени родоначальника третьей ветви человеческого рода, согласно библейской традиции, которой в то время пользовалась буржуазная лингвистика. Таким образом возникли названия "яфетиды", "яфетические языки" и "яфетическая теория". Первоначально они обозначали кавказскую группу народов и языков, а яфетическая теория была учением о родстве кавказских языков между собою. Впоследствии все эти термины получили иное, более широкое значение.
Яфетическая теория, установившая единство кавказской группы языков, была блестящим достижением лингвистической науки. Для дальнейших исследований по инициативе Н. Я. Марра Академия наук в 1921 году учредила специальный "Яфетический институт", где под руководством Н. Я. Марра целая группа его учеников производит разработку вопросов, связанных с яфетической теорией. Дальнейшие шаги Н. Я. Марра были направлены уже за пределы Кавказа, к установлению связи кавказских языков с иными языковыми группами. В первую очередь Н. Я. Марр установил родство кавказских языков с пережиточными (реликтовыми) языками Средиземноморья - с древними языками пелазгским и этрусским и современными - албанским и баскским. К этому моменту научной деятельности Н. Я. Марра относится его работа "Яфетический Кавказ и третий этнический элемент в созидании средиземноморской культуры", переведенная на немецкий язык и доставившая Н. Я. Марру большую известность среди западноевропейских ученых. Эта работа была последней, в которой творец яфетической теории еще поддерживал некоторую связь с традициями буржуазной науки. Но автор ее уже стоял на пороге новых открытий, и пред ним расстилались необъятные горизонты .
Изучение обширных языковых материалов заставило Н. Я. Марра притти к выводу, что звуковые соответствия, уста-
[19]
новленные им для языков Кавказа, не ограничиваются этой "яфетической" или "средиземноморской" группой, но распространяются также на языки индоевропейского семейства, которое считалось лингвистами старой школы стоящим совершенно изолированно от всех других языковых семейств и этнических групп. На конкретном материале Н. Я. Марр показал родство и связи между кавказскими языками и греческим, славянскими, германскими и другими индоевропейскими языками. Установлено было единое происхождение языков, принадлежавших, по мнению индоевропеистов, к различным, изолированным семействам. Пропасть, лежавшая между языками и народами отдельных групп, заполнилась и закрылась. Яфетическая теория выросла в яфетидологию - в общее учение о языке, которое было основано на принципах, совершенно противоположных принципам буржуазной лингвистики. Последовательно Н. Я. Марр ввел в круг яфетидологических исследований языки чувашский, финно-угорские, турецкие, палеоазиатские, готтентотский, американские (индейские) и т. д. Углубляя вопросы, связанные со строением речи, Н. Я. Марр осветил происхождение языка и особенности первобытного человеческого мышления, протекавшего в нормах, несходных с современным логическим мышлением. Это древнее мышление первобытного человека Н. Я. Марр первоначально обозначил названием "дологическое мышление".
Первоначальное понятие о яфетических языках как об языках кавказского семейства, принадлежащих к средиземноморской группе древних и современных народов, впоследствии сменилось в работах Н. Я. Марра представлением об яфетической стадии в развитии всех языков вообще, всей человеческой речи в целом. Яфетическое состояние языка, соответствующее магической стадии мышления и дородовому строю, свойственно было в древности всем племенам, в том числе и предкам позднейших индоевропейских народов. Н. Я. Марр показал, что индоевропейцы являются не отдельным семейством народов, связанных единством происхождения от одного пра-народа, а конгломератом племен, объединенных общностью языковой системы (в отличие от яфетической стадии человеческой речи, Н. Я. Марр назвал эту стадию "прометеидской" или "прометеической" системою
[20]
языка), образовавшейся на почве сходных экономических и социальных условий на определенной территории Европы и Азии в определенную эпоху истории материальной культуры. Так была развенчана индоевропейская теория, отделявшая индоевропейское семейство языков и народов непроходимою пропастью от всех иных племен и ставившая на недосягаемую высоту "благородных арийцев" (буржуазные лингвисты утверждали, что слово "арийцы" имеет значение "благородные") как "высшую" расу, предназначенную господствовать над всеми другими, "низшими" расами. Н. Я. Марр разоблачил классовую сущность этой лженаучной теории и вскрыл под маскою буржуазных ученых хищное лицо европейского капитала, наложившего свою тяжелую лапу на колониальные страны, населенные "цветными" народами. Яфетидология из лингвистической теории о происхождении языков Кавказа и Средиземноморья превратилась в материалистическое учение о языке, изучающее языковые явления в тесной увязке с историей материальной культуры и социально-экономической жизни. Яфетидология как материалистическая лингвистика изучает язык в связи с материалами археологии, этнографии, фольклора и других дисциплин, теснейшим образом связавшись с историей развития мышления, неразрывно связанного с развитием языка.
Так из зерна - яфетической теории - выросла яфетидология, научная система, в состав которой входят учение о происхождении человеческой речи, учение о первобытном человеческом мышлении, учение о построении слов (палеонтология речи) и учение о взаимной связи словесных значений (семантика). В эту стройную, законченную систему яфетидология сложилась в середине 1920-х годов, т. е. в эпоху советского строительства в нашей стране. Сам Н. Я. Марр неоднократно подчеркивал, что яфетидология могла возникнуть лишь в условиях советской общественности. Яфетидология теснейшим образом связана с диалектическим материализмом. Яфетидология борется со старой буржуазной лингвистикой и разоблачает ее классовую сущность. Яфетидология по существу своему - интернациональна и непримиримо враждебна по отношению ко всем расовым, племенным, национальным, религиозным, кастовым и всяким иным предрассудкам. Яфетидология является универсаль-
[21]
ным, всемирным учением, способствующим поднятию человеческого самосознания во всех угнетенных и обездоленных племенах - "цветных расах", "дикарях", "туземцах" и "инородцах", которые во всех буржуазных государствах считаются низшими, неполноправными представителями человеческого рода. Яфетидология насквозь проникнута высокой гуманностью и, уничтожая все расовые, национальные, племенные и прочие перегородки, ставит выше всего, в качестве основного принципа, - человеческий труд. По учению Н. Я. Марра, трудовые процессы имели исключительное значение для возникновения человеческой речи. Коллективный, организованный труд - это то, что отличает человеческое общество от стада животных и что заставило человека выработать язык; подчеркивая эту творческую роль общественного труда, Яфетидология отвечает социальному заказу трудовых масс и является вполне созвучной тем принципам коллективного трудового соревнования, которые впервые в истории получили широкое применение при социалистическом строительстве в СССР. Таким образом, Яфетидология является в полном смысле слова детищем советской общественности, и Н. Я. Марр, создатель яфетидологии, является конгениальным творческому энтузиазму той великой эпохи, которую мы переживаем.S
Материалистическое и социологическое учение о языке.
В основе яфетидологии лежит материалистическое учение об языке. В противоположность индоевропеистам, рассматривающим языковые явления не материалистически и считающим, что язык сам обусловливает многие социально-экономические явления, Н. Я. -Марр подчеркивает зависимость языка от социальной среды. Буржуазная лингвистика знает только национальные языки. Н. Я. Марр опирается на классовые языки отдельных социально-экономических групп. Это учение о классовых языках было развито Н. Я. Марром еще до революции в его работах о двух армянских языках - кейском и рейском, сосуществовавших одновременно в двух различных социальных слоях одного и того же народа (армян).
[22]
Язык крестьянина и язык рабочего - два классовых языка, различающиеся по словарному составу. Крестьянин, живший земледельческим трудом, в обстановке примитивной техники, имел в своем языке большой запас слов, относящихся к терминам хлебопашества, к различным частям сохи (обжа, ральник, рогаль и т. п.), к лошадиной упряжке (хомут, супонь, подпруга, чересседельник и т. п.). Рабочий крупного индустриального производства, живущий в городе, употребляет в своем языке множество слов, совершенно неизвестных крестьянину: трамвай, мотор, прицепка (прицепной вагон), названия машин и их частей (турбина, динамо, радиатор и т. п.), термины производства и т. п. Общественное бытие определяет сознание человека, в том числе и речевую форму сознания, т.е. язык. Язык крестьянских масс, индустриальных рабочих, буржуазной интеллигенции - все это социальные, классовые языки, существование которых игнорировалось индоевропейской лингвистикой. В буржуазных учебниках языкознания можно найти перечисление всевозможных древних и современных языков, но нельзя получить ни малейшего представления о классовой сущности языков. В лучшем случае языки "простонародья" изображались как "испорченные" или "искаженные" языки господствовавших классов. Так, напр., румынский язык считался латынью, испорченною римскими колонистами отдаленной Дакийской провинции, а санскрит - язык священных книг и жреческого сословия древней Индии-рассматривался как высший, наиболее "чистый" и древний образец индоевропейской речи, близко напоминающий вымышленный "арийский" пра-язык всех индоевропейских народов. В этих случаях буржуазная установка в освещении языка социальных верхов как высшего, наиболее "чистого" типа речи, а языка социальных низов как "испорченного" и "искаженного" диалекта вполне очевидна. Яфетидология разоблачает классовую сущность этой буржуазной теории о "чистых" и "испорченных" говорах и заменяет ее учением о классовых языках. Н. Я. Марр неоднократно подчеркивает в своих работах неправильность представления о национальном языке как об едином целом и в противовес этому говорит о нескольких классовых языках. Потому в его работах можно найти употребление терминов "русские языки", "украинские язы-
[23]
ки" и т. п. -во множественном числе, так как имеются в виду социальные или классовые языки, из которых состоит представление о национальном языке того или иного народа. Зависимость словарного состава, грамматических форм и строя речи от общественных отношений и, в конечном счете, от материального базиса общественной жизни приводит к материалистическому пониманию языковых явлений, к материалистическому учению об языке. Язык является отражением социальной среды, в которой он употребляется. Тем самым язык теснейшим образом связывается с техникой, орудиями труда, производственными отношениями, трудовыми процессами и с материальной культурой. Таким образом, оказывается несостоятельною попытка буржуазных лингвистов рассматривать закономерность языковых явлений изолированно, вне социальной среды, оторванно от материального базиса и экономики данного общества. Язык, выявляя ту среду, в которой он бытует, отражает также формы и строй речи той общественной среды и той социально-экономической формации, которые были пережиты данной группой населения в прошлом. Таким образом, яфетидология приводит историю языков в непосредственную связь с историей материальной культуры. Языковые явления встречают соответствие как в вещественных памятниках, так и в явлениях экономической жизни. История языка является составной, органической частью общей истории человечества, и лингвистические факты должны изучаться не формально-сравнительным методом, а в увязке и в соответствии с другими историческими фактами. Вместо нереальных, призрачных законов языковых явлений, развивающихся в безвоздушном, внеклассовом пространстве, как мыслили себе индоевропеисты, яфетидология дает представление о полном соответствии языковых явлений с историей материальной культуры и с историей общественных форм.
Установление реальной связи между лингвистикой и историей материальной культуры является важным достижением яфетидологии. Буржуазная наука достигла установления лишь формального соответствия между общими принципами и отправными моментами в лингвистике, этнографии, антропологии и т. д. Это было кажущееся, формальное соответствие, не имевшее никакого реального содержания,
[24]
так как одна гипотеза сопоставлялась с другою гипотезою, и все это построение было основано также лишь на гипотезе.
Так, например, учение о языковых семействах имело соответствие в учении о расах и об этнических группах, но все это построение в целом могло быть "подкреплено" только лишь гипотезою об органическом, эволюционном происхождении всех этих категорий явлений от какого-то единого корня или от одного основного начала.
В противоположность этой внешней, формальной увязке между лингвистикой и фактами общей истории, яфетидология идет по пути реального анализа внутренней связи языковых явлений с историей хозяйственных форм, с историей материальной культуры и с историей человеческого общества. Язык является отражением общественных отношений, и всякий лингвистический факт представляет интерес лишь в качестве оформления определенных социальных отношений, т. е. в связи с историей общественного труда. Отвергая изучение языковых явлений самих в себе, изолированно от социальной среды, как бы вне времени и пространства, яфетидология требует от своих последователей непременного изучения языковых явлений в связи с социальной средой и на фоне общественных отношений. Таким образом, каждое утверждение новой лингвистики может быть приведено в связь с фактами общей истории и проверено при помощи памятников материальной культуры, произведений устного творчества и т. п.
При этой увязке языковых явлений с историей материальной культуры яфетидология неизбежно рассматривает лингвистический материал диалектически. Слова меняют свое значение в зависимости от социальной среды, в которой они бытуют, и эта динамика словесных значений является совершенно противоположной статическим представлениям лингвистов индоевропейской школы. В ряде работ Н. Я. Марр показал, как определенные термины меняют свое значение, например, названия примитивных производственных групп, существовавших в эпоху дородового общества, превращаются с возникновением родового строя в племенные или родовые названия, которые с появлением классового расслоения приобретают значение определенных социальных групп - сословий и т. п. Таково, например, происхождение древнерусского термина "смерд".
[25]
Углубленное применение диалектического метода к лингвистическому материалу Н. Я. Марр дал в учении о семантике. Устанавливая связь словарных значений и понятий по функциональной значимости данных предметов в производственной жизни человека, Н. Я. Марр отмечает динамику реального содержания тех слов и терминов, которые существовали в языке в течение длительного периода. Так, напр., одно и то же слово на разных стадиях социально-экономической жизни последовательно обозначало руку, камень, бронзу, железо, нож и т. д., в зависимости от технического оформления орудий труда, т. е. определенной производственной функции. Семантика, как применение диалектики к лингвистическому материалу, является наиболее глубокою частью яфетидологии и дает в руки новой лингвистики могущественные средства для анализа общественных отношений, отражающихся в мышлении, языке, мировоззрении, верованиях, фольклоре, искусстве и т. д. Этот отдел яфетидологии представляет собою совершенно особую часть науки о языке, не имевшую места в старой, индоевропейской лингвистике, которая не знала применения диалектического метода к изучению языковых явлений.
Диалектический закон единства противоположностей Н. Я. Марр открыл в явлении так называемого "расщепления представлений". Он установил, что на определенной стадии развития человеческого мышления первичные недифференцированные (нерасчлененные) представления расщепляются, раздваиваются, причем образуются представления, противоположные друг другу, например: "жизнь" - "смерть", "свет"-"мрак", "верх" - "низ", "небо" - "земля", "правый"- . "левый", "черный" - "белый", "священный" - "нечистый" и т. п.
Тот же закон единства противоположностей заключается в явлениях полисемантизма, т. е. множественности представлений, выражающих одну и ту же функцию, одно и то же производственное значение, например, различные средства передвижения - "конь", "вода", "лодка", "колесо" и т. п. выражают понятие "ездить", "двигаться". Такой же диалектический закон наблюдается в явлениях распада, расчленения первоначальных представлений в процессе обогащения человеческого общества опытом и увеличения числа
[26]
представлений при ограниченности словесных средств выражения, напр., при образовании из первичного представления "птица" последующих представлений "крыло", "перо" и т. п.
Диалектическое явление скачков или мутаций в развитии речи Н. Я. Марром отмечалось неоднократно. Переход от линейной речи к звуковой, переход первичных диффузных звуков к членораздельным, переход от одноэлементных слов к скрещенным, распад недифференцированных представлений, образование племенных объединений, возникновение языковых систем - все эти явления представляют собой диалектические скачки. Таким образом яфетидология изучает явления речи диалектически. Владея более совершенными методами, чем формально-сравнительная лингвистика индоевропейского направления, яфетидология представляет по сравнению с нею высшую ступень научного знания и дает в руки исследователей такое орудие для познания языковых явлений, каким не владели буржуазные лингвисты капиталистического периода мировой истории.
Учение о происхождении человеческой речи
Язык возник в процессе общественного труда. Первобытный человек отличался от животных тем, что он начал выполнять производственные, трудовые процессы. В условиях первобытной техники, среди подавляющих сил окружающей природы беспомощность примитивного человека была вполне очевидной, и, чтобы трудовые процессы достигали какой-либо цели, человек должен был приступить к организации коллективного труда. Первую общественную организацию следует представлять себе в виде небольшой первобытной орды, которая сообща, общими усилиями добывает себе пищу. Это - производственный коллектив, который организованно работает по добыванию продуктов питания.
Для успешного производства коллективной работы необходимы согласованные, координированные действия всего коллектива. Поэтому члены его необходимо должны быть связаны друг с другом какими-либо средствами общения. Путем глубоких исследований Н. Я. Марр пришел к выводу,
[27]
что первоначальным средством общения между людьми являлся язык жестов и мимики, так называемая "линейная" речь. Этот язык не требует никаких специальных приспособлений человеческого организма. Первобытный человек, как и животные, еще не обладал голосовым аппаратом, приспособленным к произнесению членораздельных звуков: он мог издавать лишь нечленораздельные звуки, о которых мы можем составить некоторое представление по мычанию людей, страдающих немотою и не владеющих свободной человеческой речью. Не обладая соответствующим голосовым аппаратом, первобытный человек имел полную возможность делать знаки руками, головой, ногами, подвижными мускулами лица, глазами, ртом и т. д. Эти жесты и мимика без всяких усилий воспринимались зрением окружающих людей, т. е. наиболее чувствительным из всех органов внешних восприятий - глазами. Таким образом, первичную стадию человеческой речи можно назвать по форме исполнения - "кинетической", а по способу восприятия - "зрительной" речью. Пережитки кинетической речи до сих пор могут быть наблюдаемы в современном быту культурных народов. К числу этих пережитков принадлежат употребляющиеся даже высокообразованными европейцами такие жесты, которые считаются понятными всем без слов. Сюда относятся, например, следующие знаки: кивок головой - утверждение (да), покачивание головой - отрицание (нет), протянутая рука с вытянутым указательным пальцем - "смотри туда", махание рукой по направлению к себе - призыв, махание прочь от себя - приказание уйти, закрывание рта рукой - приказание молчать, показывание кулака - угроза и т. д. Современный культурный европеец, превосходно владеющий звуковой речью, до сих пор употребляет в качестве средства общения несколько десятков кинетических знаков - жестов и мимических телодвижений, которые являются пережитками той отдаленной ступени развития, когда предки современных европейцев еще не владели членораздельными звуками и пользовались в качестве единственного средства общения между собою кинетической речью. В языках малокультурных народов пережитков кинетической речи сохранилось значительно больше : число ручных жестов и мимических знаков достигает в них нескольких сот.
[28]
Рост хозяйственных коллективов, усложнение трудовых процессов и усовершенствование техники производства поставили пред людьми трудную задачу расширения тех средств общения, которые имелись в их распоряжении. Кинетическая или зрительная речь обладала недостатками, в особенности - ограниченным применением ее действия как в пространстве, так и во времени. При коллективном выполнении трудовых процессов собирательства или охоты связь между участниками организованного труда часто прерывалась: стоило человеку уйти за скалу или за дерево, заслонявшие его от других, как общение нарушалось, и кинетическая речь прекращала свое действие. Точно также при наступлении темноты зрительная речь не могла иметь применения, и ночью люди теряли средства общения, между тем как при их беспомощности было особенно важно поддерживать общение между членами первобытной орды в ночное время, когда опасность со стороны всего окружающего значительно увеличивалась. Применение одной лишь кинетической речи было неосуществимым при организации ночных облав на зверей, так как поддерживать связь в темноте немыми знаками было невозможно. Человеку волей-неволей приходилось вырабатывать новые средства общения.
Таким более совершенным средством общения явилась звуковая речь. Она расширяла применение связи как в пространстве, так и во времени. Во время коллективной охоты человек мог удалиться за скалу или скрыться за дерево, откуда его не было видно, но связь с ним не прекращалась - он мог услышать то, что ему кричали. В ночной облаве участники также перекликались и поддерживали общение. Звуковая речь действовала без всяких ограничений во времени - как днем, так и ночью, в течение круглых суток. Таким образом, более широкий радиус действия во времени и пространстве составлял огромное преимущество звуковой речи по сравнению с кинетическим языком.
Однако для выработки звуковой речи потребовалось применение огромных усилий. Препятствия, заключавшиеся в органических недостатках голосового аппарата, были едва преодолимы. Но суровая необходимость — борьба за существование и погоня за пищей — заставляла человека расширять свои трудовые процессы и упорно работать над укреп-
[29]
лением средств общения, без которых невозможно было организовать коллективные работы. Путем долгого и тщательного труда человек работал над приспособлением своего организма и заставлял непослушный голосовой аппарат издавать членораздельные звуки, которые направляли организованную работу. Длительным упором на голосовые связки в процессе своей трудовой деятельности он довел до приспособления их к произношению членораздельных звуков. Это был огромный труд, но это была также величайшая победа человека над природой, над своим собственным организмом.
Первоначальные звуки, издававшиеся человеком, были нечленораздельными и ничем не отличались от того мычания, щелкания, животного крика и прочих звуков, которые издаются животными. Эти звуки нельзя изобразить в письме никакими буквами существующих алфавитов. Следы этих древнейших, первичных звуков до сих пор пережиточно сохранились в некоторых языках малокультурных народов. Сюда принадлежат каркающие, щелкающие, цокающие и т. п. звуки готтентотского языка. Н. Я. Марр назвал эти древнейшие звуки "диффузными".
В дальнейшем стали вырабатываться членораздельные звуки, которые все более и более дифференцировались. Голосовой аппарат человека постепенно приспособлялся к членораздельному произнесению дифференцированных звуков; голосовые связки становились более послушными, гибкими, тонкими. Переходную ступень между диффузными звуками и привычными нам современными звуками европейских языков составляют так называемые "аффрикаты" - не вполне дифференцированные, но уже членораздельные звуки. Аффрикаты сохранились во многих языках. К их числу принадлежат, например, те звуки кавказских языков, которые с трудом поддаются произношению людей, привыкших к языкам только индоевропейской системы, например, некоторые звуки абхазского языка и т. д.
В конечном результате огромных усилий человек выработал голосовой аппарат с очень тонкими, эластичными и подвижными связками, посредством которых он может произносить чрезвычайно внятные, вполне раздельные, очень простые звуки. Их набор в большинстве европейских языков сводится всего лишь к 50 - 60 звукам, при помощи которых
[30]
человек создает чрезвычайно сложные комбинации, служащие для выражения самых тонких оттенков мысли. Выработка этого сложного голосового аппарата, служащего послушным орудием для производства чрезвычайно простых, несложных звуков, была следствием трудовых усилий со стороны многих поколений людей. Эта победа человека над собственным организмом была не последней в истории человечества: известно, что путем продолжительной тренировки и систематических упражнений можно достигнуть поразительных результатов в приспособлении организма к внешним условиям: можно достигнуть чрезвычайной гибкости пальцев, можно научиться ходить по проволоке, делать изумительные акробатические упражнения и т. д. Приспособляемость человеческого организма, координация между мозгом и подчиненными ему мускулами достигают огромных пределов.
Решающее значение в деле выработки звуковой речи имели трудовые процессы. Сознательными усилиями, путем долгого и упорного труда человек создал себе совершенные средства общения, которые повысили интенсивность его производственных процессов и облегчили борьбу за существование. Человек не родился на свет наделенным от природы членораздельной речью. Он выработал ее себе сам путем длительного упора на голосовые связки в процессе трудовой деятельности. В настоящее время мы с трудом можем представить себе этот процесс: современный ребенок уже легко и быстро привыкает владеть своим голосовым аппаратом. История возникновения звуковой человеческой речи является одним из величайших достижений человеческого труда, крупнейшей победой, одержанной человеком на заре его сознательного существования. Яфетидология раскрывает этот процесс возникновения человеческой речи и, подходя к изучению языковых явлений материалистически, решает такие вопросы, к которым приблизиться никогда не пыталась старая лингвистика индоевропейского направления.s
Палеонтология речи
Первые слова, которые путем долгих усилий научился произносить человек, были несложными и короткими. Произнести длинное слово, построить сложную звуковую конструк-
[31]
цию человек, едва лишь начавший говорить, был еще не в состоянии. Каждый звук вырабатывался им с большим трудом, и древнейшие слова человеческой речи мы должны представлять в виде коротких, отрывистых комплексов звуков. Это были односложные, короткие слова. Условно можно себе представить типичную конструкцию слова в виде гласного звука, которому предшествует и последует согласный звук. Именно такова конструкция слов в языках простейшей (аморфной) системы, где все слова односложные, напр., в китайском. Многосложные слова являются позднейшим достижением человеческой речи и возникли в процессе скрещения на почве усложнения социально-экономической жизни. Отыскивая первичные комплексы звуков в современных языках, можно каждое слово любого языка разложить на ряд составных элементов, представляющих собою как бы атомы или кирпичики, из которых построены слова современной человеческой речи.
Путем длительных исследований живого, конкретного языкового материала, сначала на языках кавказских, а затем на самых разнообразных языках земного шара, Н. Я. Марр установил, что основные комплексы звуков в словах человеческой речи сводятся к четырем основным элементам, которые в яфетидологии получили условные обозначения - элементы А, В, С и D.
Эти элементы соответствуют основным группам согласных звуков, которые развертываются в целую гамму согласных в современных языках. Как известно, при произнесении слов гласные звуки образуются прямой струей воздуха, выдыхаемого человеком через рот. Различная широта раскрытого рта определяет широту звука: самый широкий звук - "а", самые узкие - "у", "и". Все количество различных оттенков гласных звуков сравнительно невелико. Определенный тембр отдельным комплексам звуков, их особую как бы "окраску" придают согласные звуки, которые образуются при помощи различных препятствий, встречаемых звучащей струей воздуха при прохождении через рот. Эти препятствия создаются подвижными частями рта - мускулами языка, челюстей и внешних частей рта, которые приводят в движение язык, зубы и губы. Различное положение этих органов придает определенную "окраску" звучащей струе воздуха и дает согласный звук.
[32]
Соответственно различному участию органов произношения в образовании звуков, согласные разделяются на три главные группы. Рассматривая их в последовательном порядке, в направлении от внешних частей рта к гортани, мы встречаем следующие группы согласных звуков:
1) язычные звуки, делящиеся на передне-язычные: з, с, ц, ч, ш, ж, д, т; и задне-язычные с гортанными: г, к, х.
2) губные звуки, в образовании которых принимают участие главным образом губы: б, п, ф, в, м.
3) плавные звуки, носовые и язычные: л, р, н.
Эти группы согласных звуков определяют собой три группы основных элементов человеческой речи, которым начальный согласный звук придает определенную окраску. Три элемента (А, В, D) в точности соответствуют своими начальными согласными указанным трем основным группам согласных. Что же касается элемента С, то он отличается от первых двух (А, В) не начальным своим согласным, а конечным, именно плавным п ("н") вместо плавно-язычных l ("л") или r ("р").
Полную схему звуков каждого элемента следует представлять в виде трех звуков: начального - согласного, второго- гласного и конечного - согласного, причем наиболее общим случаем является принадлежность конечного согласного к иной группе, чем начальный согласный звук. Основными, наиболее устойчивыми звуками в элементах служат согласные, тогда как огласовка элементов бывает переменною и для определения элементов является безразличною.
Согласно этой схеме элемент А можно представить в виде комплекса звуков с начальным передне- или задне-язычным, т. е. типа SAL (сал) или HAR (хар), элемент В - в виде комплекса звуков с начальным губным, т.е. типа BER (бер), элемент С - с начальным язычным или губным звуком и с плавно-носовым "n" в конце, т.е. типа YON (йон), а элемент D - с начальным плавным, т. е. типа RОШ (рош).
Каждый элемент имеет несколько разновидностей, звуки которых изменяются внутри пределов каждой группы согласных. Так, разновидностями элемента А являются шоr (шор), jur (жур), tal (цал), dor (дор) и т. п. Все эти разновидности объединены звуковыми соответствиями согласных, при-
[33]
надлежащих к группе передне- и задне-язычных (в начале слова) и плавных (в конце слова). Разновидностями элемента В являются реr (пер), pal (пал), ver (вер), vol (вол), mar (мар), mer (мер) и т. п.., объединенные звуковыми соответствиями в пределах группы губных (в начале) и плавных (в конце) согласных. К элементу С принадлежат такие разновидности, как han (хан), kon (кон), kun (кун,) gon (гон), gun (гун) и т. п., изменяющиеся в пределах язычных или губных согласных. Элемент D дает разновидности lош (лош), ros (рос), rus (рус), nош (нош), nos (нос) и т. п., варьирующие в пределах плавных (в начале) и язычных (в конце) групп согласных.
Таким образом четыре элемента человеческой речи соответствуют основным группам согласных звуков. Число их зависит от количества артикуляций (положений) тех органов, которые принимают участие в произнесении звуков человеческой речи. В голосовом аппарате человека оказалось четыре преграды, которые могут придавать то или иное оформление звукам человеческого голоса: губы, зубы, язык и гортань. Анатомическое строение органов речи ограничивает количество групп согласных звуков числом четыре. Потому и число элементов человеческой речи также соответствует четырем.
Однако различия между четырьмя элементами человеческой речи не ограничиваются одними лишь формальными звуковыми признаками. Какие-то причины, несомненно, обусловленные производственными процессами, но до сих пор еще не раскрытые современной наукой, заставляли каждую производственную группу людей употреблять по преимуществу звуковые комплексы одного определенного типа, т. е. принадлежащие к какому-либо одному из элементов. Чем обусловлен был упор данной производственной группы на тот или иной из имевшихся в его распоряжении комплексов звуков, чем объясняется преимущественный выбор в качестве средства общения определенного элемента в каждом случае, яфетидология в настоящее время еще не может сказать. Решить этот вопрос путем тщательного изучения материалов составляет одну из задач дальнейшей исследовательской работы яфетидологов.
Число звуковых комплексов, которыми пользовались в
[34]
качестве средства общения члены определенного производственного коллектива, было чрезвычайно ограничено. Н. Я. Марр склонен думать, что на самой начальной стадии развития звуковой речи каждая производственная группа обладала всего лишь одним единственным словом, умела с трудом произносить лишь один комплекс звуков. Это первичное слово не имело определенного значения, и приходилось придавать ему тот или иной смысл путем дополнительного сопровождения его знаками линейной речи, т. е. жестами, мимикой и телодвижениями. Звуковая речь не сразу превратилась из линейной в голосовую.
Каждый производственный коллектив вырабатывал свой язык самостоятельно, так как общение, средством которого служил язык, было ограничено членами только данного коллектива, вместе добывавшими себе пищу. Язык каждой группы был понятен только для ее членов, и всех языков было бесчисленное множество - столько же, сколько было отдельных групп. То понятие, которое в одной производственной группе обозначалось звуковым комплексом В, другая группа обозначала элементом С. Так, например, представление о небе одна группа могла называть словом BER (бер) - элемент В, другая - словом YON (йон) - элемент С, и т. д.
В дальнейшем происходило развитие и постепенное укрупнение отдельных групп. Прогресс техники позволял расширить радиус охоты. Отдельные группы стали чаще встречаться друг с другом. Они охотились на одном и том же пространстве, ловили рыбу на одной и той же реке в соседстве друг с другом. Иногда им приходилось гнаться за одним и тем же зверем. Дальнейшей ступенью хозяйственной жизни была организация совместных производственных процессов двумя соседними группами. Они начинали вместе охотиться, вместе ловить рыбу. Это было укрупнение коллектива, слияние двух групп в одно хозяйство, объединенное общими трудовыми процессами.
Но каждая группа имела самостоятельный язык, выработанный самою ею и понятный только для ее членов. Совместная организация труда с неизбежностью ставила задачу выработки новых средств общения, которые объединили бы до сих пор бывшие не соединенными группы, говорившие на различных языках, непонятных один для другого. Изобре-
[35]
тательный ум первобытного человека сумел выработать удачное разрешение этой задачи. Человек каменного века поступил так, как в настоящее время поступают некоторые люди, попадающие в среду, где им приходится говорить сразу на двух языках, из которых каждый понятен лишь одной части слушателей. В таких случаях приходится повторять каждое слово два раза - как бы переводить его для другой половины присутствующих. Первобытный человек поступил так же: он стая переводить каждое слово, произносил его дважды: сначала на языке своей группы, затем тотчас же повторял его на языке другой группы. Такое дважды произнесенное слово было понятно для обеих частей коллектива и имело одинаковое значение: сумма обозначала то же понятие, какое имела каждое из слагаемых порознь. Если одна группа называла небо BER, а другая - словом YON, то общее слово, понятное для обеих, было BER-YON и имело тоже значение "небо". Так произошли, путем скрещения, двухэлементные, составные слова, к числу которых принадлежит значительная часть слов в языках позднейших народов. Такие слова, как древнерусское слово per-un (Пе-рун), индийское var-una (варуна), имеющие значение 'небо', образовались путем скрещения одних и тех же первичных слов BER-YON, т. е. элементов ВС. Скрещение слов явилось результатом слияния, укрупнения мелких разрозненных хозяйств, мелких производственных коллективов.
Особенности первобытного мышления
Мышление первобытного человека настолько же отличалось от мышления современного человека, насколько первобытное хозяйство было непохоже на хозяйство эпохи социалистического строительства.
Изучение языкового материала в связи с историей общественных форм, т. е. исторический подход к языковым явлениям, дает возможность вскрыть древнюю историю человеческой речи и установить те пути, по каким совершалось ее развитие.
На стадии собирательства и примитивной охоты человек, живший первобытной ордой, имел очень небольшое число понятий и представлений, и количество слов, которыми он
[36]
располагал для выражения своих мыслей, было также крайне малым. Путем тщательных исследований, при помощи так называемого "палеонтологического анализа" различных слов и грамматических форм Н. Я. Марру удалось установить целый ряд фактов, характеризующих мышление первобытного человека, и пролить яркий свет на древнейшую историю человеческой мысли. В этом отношении Н. Я. Марр пошел гораздо дальше французского исследователя Леви-Брюля, который в своих трудах, изданных в русском переводе под заглавием "Первобытное мышление", дал ценные наблюдения над "пралогическим" мышлением, черты которого пережиточно сохранились у многих отсталых народов. Н.Я. Марр вскрывает еще более древнюю эпоху в развитии человеческой мысли, которую можно охарактеризовать как эпоху не "пралогического", а "дологического" мышления. Н.Я. Марр установил на конкретном лингвистическом материале, что первобытный человек мыслил все представления в обобщенном виде, как бы во множественном числе. Человек не имел специализированных представлений об отдельных, индивидуальных предметах. Эти представления, которые некоторыми исследователями называются коллективными, соответствуют позднейшим современным нам представлениям о множественном числе. В сущности говоря, в древнейшую эпоху не было представлений о числах, но, переводя коллективные представления на современный язык, можно условно сказать, что множественное число является древнейшею формою представлений. Единственное число явилось позднее. Эта отличительная черта первобытного мышления являлась отражением действительных переживаний первобытного человека, который жил коллективным хозяйством. Он не сознавал себя самостоятельной личностью, а мыслил лишь членом определенного коллектива. Он мыслил не "я", а "мы". "Мы" - это была та первобытная орда, к которой он принадлежал. Весь мир для него делился на "мы" и "они", которые противопоставлялись друг другу. Иного, третьего представления первобытный человек еще не имел: позднейшее "второе лицо" современной грамматики, выражающееся местоимением "вы", выделилось позднее, и в словарном составе большинства языков до сих пор можно заметить следы этого общего происхождения форм 2-го и
[37]
3-го лица как в местоимениях, так и в окончаниях глаголов. Так, например, в русском языке местоимения 2-го и 3-го лица "твой" и "свой" носят следы общего происхождения. То же можно сказать о французских словах ton и son (твой и свой), немецких dein и sein (твой и свой), а также об окончаниях глаголов во 2-м и 3-м лице, например: "вы берете" и "они берут".
В языке первобытного человека не было никаких грамматических форм. Все так называемые "части речи", а также все их видоизменения- склонения, спряжения, падежи и т. п.- возникли в позднейшую эпоху. Н.Я. Марр установил несколько своеобразных моментов в истории возникновения падежей. Представление об единственном числе образовалось тогда, когда человек начал сознавать себя самостоятельным существом, которое может вести индивидуальное существование.
Представления человека об окружающем мире в течение долгого времени продолжали оставаться недифференцированными (нерасчлененными). Он видел все окружающие предметы, но в его мозгу они сливались в один общий круг. При взгляде вверх человек видел небо. Вверху он видел также сияющее солнце, облака, плывущие по небу, птицу, летящую в небе. Все эти предметы сливались в одно понятие - небо'. Солнце, облако и птица мыслились первобытным' человеком как небо, как разновидности одного и того же понятия о небе. Это слитное, комплексное мышление является характерным для ума первобытного человека. Он представлял и называл "часть по целому". Все, что помещается вверху, мыслилось им как 'небо' и обозначалось тем же словом, коим назывался небесный свод. Такие обобщенные представления и соответствующие им формы словесного выражения не составляли препятствий к пониманию речи, так как охотничий быт не нуждался в отвлеченных понятиях, а имел дело с наглядными образами, и немногочисленный запас слов мог получать определенное, более узкое содержание, в зависимости от окружающих условий и обстоятельств в каждый данный момент. Ум первобытного человека обладал исключительно лишь конкретными, вещественными представлениями. Все отвлеченные представления возникли в мозгу человека позднее. Он хорошо знал, что такое 'звери', 'пти-
[38]
цы', 'плоды', 'вода', но не мог себе представить таких отвлеченных понятий, как 'скорбь', 'печаль', 'радость', 'горе' и т. п. Мышление первобытного человека было исключительно предметным. Даже таких представлений, как действие или состояние, человек еще не имел. Он мыслил конкретными образами, и в языке первобытного человека отсутствовало то, что мы в настоящее время называем глаголом. Представления, обозначаемые глагольными формами, являлись для первобытного человека слишком отвлеченными. Его образное, конкретное мышление выражалось только в предметных названиях, и человеческий язык первоначально состоял исключительно лишь из одной грамматической формы, которая теперь называется именем существительным. Это были простые названия предметов: 'вода', 'огонь', 'небо' и т. п.
Все сложные грамматические формы - глагольные формы, имя прилагательное, наречие и т. п. - были выработаны позднее. То значение, которое мы придаем различию предметов по качеству, - по внешнему виду, по форме, цвету, весу и т. п., для древнего человека не существовало. Такие понятия, как 'зеленый', 'красный', 'твердый', 'мягкий', 'большой', 'малый', в языке первобытного человека отсутствовали, не говоря уже об отвлеченных качествах и моральных понятиях, как, например, 'добрый', 'злой', 'веселый', 'сердитый', 'хороший', 'плохой' и т. п. Имя прилагательное- часть речи, обозначающая качество предмета, -представляет собою одну из наиболее поздних форм человеческой речи.
Глаголы возникли из первоначальных названий предметов и лишь впоследствии превратились в обозначение действия или состояния. Пережитки этого явления сохранились в некоторых современных языках, например, во французском, где глагол и имя существительное иногда имеют одинаковую форму ("diner" и "le diner", "souper" и "le souper" "lever" и "le lever" и т. п.).
Глаголы образовались от имен существительных, например, понятие 'пятить' от слова 'пята' (нога), понятие 'падать' от слова 'под' (низ), понятие 'вручить' от слова 'рука' и т. д. Первичные глагольные формы были простыми, неизменяемыми.
[39]
H. Я. Марр отметил в современных языках, пережитки некоторых оборотов речи, характерных для эпохи первобытного мышления. Так, например, в некоторых языках отсутствует прямой оборот речи, и подлежащее (субъект) ставится в косвенном падеже. Следы подобных переживаний можно заметить в таких выражениях русского языка: "мне хочется" (вместо "я хочу"), "мне страшно" (вместо "я боюсь"). В немецком языке существуют также безличные обороты, напр.: "es lebt mir wohl" ("мне живется хорошо"), "es war einmal ein gutes Kind" (дословно: "было когда-то добрый ребенок"). Соответственно косвенной форме речи, первичной формой глагола являлся страдательный залог. В современных языках формы страдательного залога имеют признаки более древнего происхождения, чем формы действительного залога, которые являются более новыми образованиями. Употребление подлежащего в косвенном падеже и глагола в страдательной форме является характерным для мышления той эпохи, когда человек являлся пассивным существом среди окружающей природы. Он был окружен враждебными предметами, опасными животными, и силы его были слишком слабы для борьбы. Человек еще не сознавал себя активным творцом среди этого мира, наполненного препятствиями и затруднениями. Лишь с течением времени, когда человек нашел более совершенную техническую базу и выработал более сложные навыки хозяйственного труда, он стал сознавать себя инициатором определенных действий, только тогда он привык мыслить и обозначать субъект действия прямым и действительным (активным) оборотом: "я хочу", "он идет" и т. п.
Н. Я. Марр сделал целый ряд наблюдений над пережитками древнего, "дологического" мышления в современных языках.
Путем этих наблюдений ему удалось определенно установить, что прошедшее время было выработано человеческой речью раньше, чем настоящее время, и что будущее время возникло в сравнительно очень недавнюю эпоху, выделившись как особая разновидность из формы настоящего времени. Так называемые "предлоги" представляют собою остатки древних названий предметов, т.е. имен существительных. Окончания падежей также были когда-то самостоятель-
[40]
ными словами, значение которых установлено Н. Я. Марром. К числу наиболее новых образований принадлежит имя прилагательное и в особенности - степени сравнения, отражающие сложные формы вполне современного, логического мышления.
Следы пережиточного мышления, идущие от очень отдаленной эпохи, сохранились в позднейшее время в виде космических представлений. Мировоззрение первобытного человека характеризовалось слитностью, обобщенностью. Окружающий человека мир рассматривался им как единое целое. Лишь впоследствии, по мере дифференциации (расчленения) представлений, человек смог выделить в окружающем его мире три плоскости, или три 'неба', которые он первоначально обозначал одним и тем же названием. Это были - 1) 'верхнее небо', в котором летают птицы, 2) 'среднее небо' - 'земля', и 3) 'нижнее небо' - 'вода', где плавают рыбы. Таким образом, мир по производственному признаку распался на три яруса, расположенных один над другим: мир рыбный, звериный и птичий. Следы этих древних космических представлений, в той или иной мере осложненные и обогащенные, распространены на огромном пространстве. Представление о существовании нижнего, подземного мира, населенного живыми существами, имеется на всем протяжении Старого Света, от Атлантического океана до Берингова пролива: древние германцы и скандинавы верили в существование подземных гномов и троллей, живущих в пещерах внутри гор; в Поволжьи удмурты рассказывают о подземных быках, живущих внутри земли; русские сказки говорят о 'сером свете', расположенном под землей, а на крайнем севере-востоке Азии чукчи имеют представление о существовании особого 'мира' маленьких человечков, находящегося под видимым земным миром. Представления о верхнем небе, населенном живыми существами, также были и имеются до сих пор у целого ряда народов ; сюда относятся представления древних греков об олимпийских богах, летавших по небу, представления всех европейских народов о небесных божествах, ангелах и святых, живущих 'на небе', сюда же принадлежат представления удмуртов в Поволжьи о существовании особых 'небесных пчел' ("ин муш"), живущих на небе. Следы этого трехъярусного устройства
[41]
мира отчетливо отравились в мировоззрении древних народов Передней Азии: представления вавилонян, ассирийцев, а также древних греков об устройстве вселенной служат хорошо известными примерами тех же древних переживаний, которые распространены на всем пространстве Старого Света.
Наконец необходимо отметить возникновение в уме первобытного человека тотемистических представлений, которые являлись общими для всего древнейшего населения земного шара и пережитки которых можно найти в настоящее время у всех без исключения народов Старого и Нового Света.
Тотемистические представления тесным образом связаны с тотемистическим строем, возникшим на почве собирательского и охотничьего хозяйства. Производственные группы этой эпохи были объединены совместным собиранием питательных животных или растений, охотой за зверем или ловлей рыбы. Каждый такой коллектив прилагал усилили труды к тому, чтобы овладеть предметом своих поисков и добычи. Наряду с трудовыми процессами совершались особые "труд-магические" действия, цель которых заключалась в том, чтобы заставить животное дать себя поймать. Магические изображения животных (мамонта, первобытного быка, оленя и т. п.), относящиеся к древнекаменному веку (палеолиту), связаны с этими труд-магическими действиями, составлявшими неотъемлемую часть приготовлений к успешной охоте. Предметы собирательства и охоты являлись центром внимания древних производственных групп, и эти коллективы приписывали тому или иному животному различные чудесные свойства. Таким образом производственные животные становились культовыми животными, предметами почитания и поклонения. Первыми божествами, изобретенными человеком, были звери - производственные животные. Сущность тотемизма сводится к обожествлению главнейшего из производственных животных, являвшихся предметом охоты.
Впоследствии, когда производственное объединение превратилось из первобытной орды в кровно-родственное объединение и в мышлении человека выработалось представление о родственных связях, которое первоначально совер-
[42]
шенно отсутствовало, тотемное животное стало считаться родоначальником данного рода.
Следы этих тотемистических переживаний имеются везде, где налицо пережитки древних занятий охотою или рыболовством. Первоначальное представление о так называемых "божествах", в первую очередь — космических живых существах, движущихся по небу, — о солнце и о луне, было связано с представлениями о зверях, являющихся предметом охоты. Одни, напр., представляли, что солнце — это бык, мчащийся по небу; другие, что солнце — это конь, скачущий по небу; третьи представляли, что солнце — олень, который бежит по небу; иные считали, что солнце — светлая, белая птица, пролетающая по небу, и т. д.
Пережитки представлений о космических живых существах в виде различных зверей, птиц и т. п., которые осложнили более древнее космическое мировоззрение первобытного человека, можно найти в большом количестве в религиозных представлениях каждого из древних и современных народов. При этом тотемистические представления о небесных зверях, соответствовавшие охотничьей стадии хозяйства, постепенно сменялись представлениями о небожителях человекообразного вида, соответствовавших возросшему сознанию человеком его собственной активности в производственной жизни, при переходе к оседлому земледелию и к скотоводству. Можно установить четыре стадии в этом постепенном очеловечении (антропоморфизации) тотемистических представлений: 1) божество в виде животного; эта стадия соответствует охотничьему хозяйству и родовому строю; 2) божество в виде полуживотного-получеловека- соответствует появлению земледельческого хозяйства; 3) божество в виде человека с небольшими придатками животного происхождения - соответствует укреплению земледельческого хозяйства на прочной технической базе (применение домашних животных в земледельческом труде) и разложению родового строя; 4) божество в виде человека, но с аттрибутами (принадлежностями) в виде состоящего при нем животного - соответствует сложным общественным формам - рабовладельческой эпохе. Примерами могут служить:
I стадия - египетский Апис - божество в виде живого
[43]
быка, христианский "святой дух" в виде голубя, "агнец" В виде барашка.
II стадия - ассирийские крылатые быки с человеческими головами и египетские божества в виде людей с головами различных зверей и птиц: Амон - с головою кобчика, Тот - с головою ибиса, Бубаст - с головою кошки, Сехмет - с львиной головой, Гор - с головою сокола, Анубис - с головою шакала и т. д. К этой же стадии относится христианский святой Христофор в виде человека со звериною головой.
III стадия - египетская богиня Исида с рогами коровы, египетская же богиня Гатор с коровьими ушами, греческий бог Гермес с крыльями на голове и на ногах; сюда же принадлежат христианские представления об "ангелах" в виде человекообразных существ с птичьими крыльями. К этой же стадии относятся представления о том, что пророк Моисей был наделен рожками на голове (статуя работы Микель-Анджело) и что Александр Македонский также имел бараньи рога на висках (его прозвище - Александр Двурогий).
IV стадия - греческая богиня Афина, у ног которой змея; Диана - с ланью; Гелиос - на колеснице с конями; сюда же принадлежат христианские изображения четырех евангелистов с "символическими" животными в виде ангела, льва, быка и орла, Илья пророк на колеснице с конями, Георгий Победоносец - верхом на коне и т. д.
Несомненно, что все эти представления восходят к первоначальным тотемистическим представлениям о зверях, имевших производственное значение. Гелиос сам был конем, который мчался по небу, и лишь значительно позднее, в историческую эпоху, с изобретением колесных экипажей это техническое достижение было перенесено на небо, и Гелиос превратился из коня в человека, едущего на колеснице, запряженной конями. Такими же конями были первоначально святой Юрий, или Егорий, и бог Перун, которого заменил у русских Илья пророк, разъезжающий по небу на огненной колеснице, запряженной конями.
Точно также в русских фольклорных представлениях имеется не мало тотемистических переживаний, связанных с еще более древними космическими представлениями, например, женщина - "лебедь белая" (солнце), "жар-птица" (солнце) и т. п.
[44]
Семантика
Соответственно прогрессу хозяйственной жизни, достижениям техники и усложнению общественных отношений совершалось развитие человеческого мышления, отражавшееся и в языке. Первичный крайне ограниченный круг сознательных представлений первобытного человека постепенно расширялся, число понятий в уме человека увеличивалось, вследствие чего возрастало и количество слов, употреблявшихся в качестве средств общения между людьми. Человек начинал придавать старым словам все новые и новые значения, соответствующие вновь возникавшим понятиям. Так совершался процесс, который можно назвать увеличением числа Процесс перенесения значения слова с одного предмета на другой шел в двух направлениях. Одно направление соответствовало процессу уточнения и разделения понятий. Из первичных общих представлений выделялись частные, более узкие представления. Первичное представление обо веем, что вверху, распалось на отдельные представления о небе, облаке, птице, солнце, луне, звездах и т. д. Из представления о птице, в свою очередь, выделились понятия о крыльях и о перьях. Таким образом, значение слов менялось в направлении более общих слитных представлений к частным, раздельным. По целому предмету стали обозначаться тем же словом части предмета, понятия о которых выделились из основного понятия. Связь значений слов в порядке распада первичных представлений обусловливает первый закон семантики, выясненный работами Н. Я. Марра: частное представление получило название от более общего, или, в более краткой формулировке: "часть называется по целому".
Параллельно с распадом первичных представлений в уме первобытного человека совершался процесс возникновения новых понятий, связанных с первичными представлениями путем логической связи. Здесь мы встречаемся с первыми признаками логического мышления древнего человека. Однако эта первая ступень логического мышления имела существенные отличия от последующих ступеней, на которые
[45]
оно поднялось в результате длительного развития. В настоящее время человек обладает способностью ассоциативного мышления: в его мозгу представления связываются друг с другом сложною сетью разнообразных ассоциаций: ассоциацией по времени, по месту, по сходству, по смежности и т. д. Одни образы вызывают другие по целому ряду сложных признаков, часто не находящихся в непосредственной связи, весьма отдаленных и довольно условных. В литературных произведениях современных европейских поэтов можно найти столь же большое количество примеров таких сложных ассоциаций, как и в цветистых образных * выражениях средневековых восточных писателей. Не вдаваясь в область отвлеченных представлений, ограничимся простейшими примерами, относящимися к конкретным, вещественным представлениям. К числу простейших ассоциаций принадлежат такие ассоциации по сходству, которые объединяют признаки внешнего вида-по форме, по очертаниям, по цвету (окраске) и т. п. Так, например, блестящая водяная поверхность вызывает представление о зеркале, пестрая поверхность лугов - о ковре, разостланном по земле, дерево, сплошь покрытое белыми цветами, - о невесте в белом платье и т. д.
Первобытный человек никаких ассоциаций подобного типа не применял. Его мышление знало только один вид ассоциаций - по функции. Первобытный человек имел резко выраженный утилитарный тип мышления. Он не размышлял о красотах природы и не занимался созерцанием зеркальных озер или цветочных ковров, расстилавшихся у его ног в глубине долины. Его мысли были поглощены более прозаическими вещами. Он хотел есть, и его мысли были- о пище. Люди организованно боролись за существование, они сознательно добывали себе пищу собирательством и охотой. Их мысль работала в утилитарном направлении, им некогда было заниматься безделушками и любоваться красивыми пейзажами. Этими вещами человек начал заниматься позднее, когда он обеспечил себя пищей, постоянным жилищем, очагом, одеждой и когда некоторые запасы пищи дали ему возможность несколько отдохнуть на досуге.
Ассоциация по функции заключается в том, что значение слова переносится с одного предмета на другой, близкий к
[46]
нему по функциональному его использованию в производственных процессах. Функциональное, общественнохозяйственное значение предмета — вот на что обращал внимание утилитарный ум первобытного человека. Внешние признаки-материал, форма, цвет, вес, качество поверхности и т. п,- не имели для него никакого значения, и ассоциации по этим признакам в мышлении первобытного человека отсутствовали.
Лишь путем длительного развития, в результате усложнения производственных и общественных отношений, человек научился выделять внешние признаки предметов, их качества. В настоящее время мы привыкли группировать предметы по внешним признакам, напр., ассоциируем или соединяем в одном представлении предметы желтого цвета: золото, ржаное поле ("золотая нива"), солнце ("золотой луч солнца"), спелые плоды ("золотые яблоки") и т. п. Древний человек мыслил не так. На протяжении тысячелетий он строил свой ряд ассоциаций по функциональной значимости предмета, напр., ряд орудий труда: 1) 'рука', 2) 'камень', 3) 'нож', 4) 'железо'. Таким образом выясняется второй закон семантики, открытый Н. Я. Марром: названия предметов связаны по функциональному значению этих предметов в производственной жизни человеческого общества, или, в более краткой формулировке: "названия предметов связаны между собою по функции".
Приведенными двумя законами семантики, открытыми Н. Я. Марром: законом дифференциации мышления и законом функциональной ассоциации, - исчерпываются основные пути развития мышления первобытного человека. В соответствии с обоими путями, представления первобытного человека располагались в последовательном порядке и образовывали "ряды значений", "пучки значений" или так называемые "пучковые значения слов". В ряде работ Н. Я. Марра приведены такие пучковые значения слов, например:
'вода' - 'небо' - 'рука' - 'женщина',
'небо' - 'гора', - 'голова',
'рука' - 'камень' - 'бронза' - 'железо .
Пути развития первобытного мышления можно образно представить себе в виде двух направлений. В вертикальном направлении мышление постепенно углублялось, идя по пути дифференциации представлений. В то же время в го-
[47]
ризонтальном направлении оно непрерывно расширялось, включая в круг своего внимания предметы, сходные по функции, но разнообразные по внешним признакам. В качестве примера вертикального ряда можно привести следующие слова, состоящие из элементов ВС: 'птица' -русск. p-ti + Oa, 'крыло' -удмуртск. bur-do (бурдо), "перо' -русск. рег-о.
Те же элементы ВС образуют серию горизонтальных рядов значений, в том числе следующий: 'рука' - русск. "пядь", 'медь', 'бронза'-русск. "медь", марийск. vur - gen, + э (вургеньи), удмуртск. эг-gon (ыргон), 'нож' - удмуртск. pur-t (пурт), 'топор' -татарок, bal-ta (балта).
Семантический анализ, вертикальный и горизонтальный, дает возможность выяснить место того или иного понятия, в связи с другими, связанными с ним понятиями, в общей схеме развития человеческого мышления. В свою очередь, каждый момент этой схемы соответствует определенной стадии социально-экономической жизни и отражает определенные общественные отношения. Таким образом, по надстроечным явлениям, по словам человеческой речи, вместе с другими данными, можно определить стадии социально-экономической жизни и отдельные моменты этого стадиального развития, протекшие с древнейших времен до оформления данного слова в его современном значении, т. е. проследить ряд последовательных этапов в истории человеческого мышления. Эту задачу осуществляет высший отдел яфетидологии - яфетидологический анализ, основанный на семантике.
Яфетидологический анализ затрагивает отдел материалистического учения о языке, который не имеет никаких аналогий в старой лингвистике и который отличает яфетидологию от старой лингвистики. Яфетидология пользуется в качестве материалов для своих построений и для решения определенных задач данными не только языка, но также произведениями фольклора (устного творчества), верованиями, памятниками материальной культуры и т. д. Сам основатель яфетидологии Н. Я. Марр является не только лингвистом, но также крупнейшим исследователем произведений фольк-
[48]
лора и в то же время обладает большими заслугами в истории материальной культуры: ему принадлежат производившиеся в течение ряда лет археологические исследования памятников древней столицы Армении - города Ани в Закавказье. Эти исследования привели Н. Я. Марра к установлению ряда важных социально-экономических фактов на основании памятников материальной культуры. Работа Н. Я. Марра о закавказских каменных изваяниях "вишапах" в виде гигантских рыб является образцом одновременного использования для яфетидологического исследования археологических, фольклорных и лингвистических материалов, вещественных памятников, преданий и языка. Задача яфетидологического анализа заключается в определении по надстроечным явлениям (языку, фольклору, предметам искусства, верованиям и т. д.) базиса социально-экономической жизни.
Вопрос о происхождении языков в освещении яфетидологии
Яфетидология показала, что все грамматические формы и все сложные формы лексики являются поздними образованиями в составе человеческой речи. В языке первобытного человека не существовало никаких грамматических форм, его речь состояла из простых, неизменяемых слов с конкретным, предметным значением. Мышление первобытного человека было утилитарным и стояло в тесной связи с производственными процессами. Ни отвлеченных представлений ни ассоциаций по внешним признакам оно не имело.
Все эти данные о языке первобытного человека резко расходятся с представлениями лингвистов старой школы о праязыках, в особенности — об индоевропейском или "арийском" пра-языке.
Индоевропеисты представляли себе предполагаемый "арийский" язык близким по лексике и по конструкции к древнеиндийскому письменному языку, так наз. "санскриту". Это очень сложный язык, с развитыми грамматическими формами, с очень трудной грамматикой, в которой имеются сложные формы склонений, спряжений и т. д. Точно также и племенные пра-языки: древнегреческий, латинский, древне-
[49]
германский, древнеславянский — обладали очень развитыми грамматическими формами, с целым рядом падежей, времен, наклонений, залогов и т. п. По сложности форм эти языки представляют собою чрезвычайно поздние стадии речи и ни в какой степени не могут считаться начальными моментами в развитии языка. Действительное начало появления человеческой речи отделено от этих мнимых пра-языков столькими же десятками тысячелетий, какими палеолит отделен от эпохи возникновения Римской республики или Афинского государства. Если старая индоевропейская лингвистика могла иметь дело с языковыми фактами, насчитывающими 4 - 5 тысяч лет давности, то яфетидология увеличивает этот период по крайней мере в 10 раз и расширяет науку о языке, введя в нее ту доисторическую эпоху, о которой индоевропеисты не имели никаких представлений. То, что для лингвистов старой школы являлось "зарей" и началом истории языка, в глазах яфетидологов является поздней, почти заключительной стадией в развитии языка.
Весь процесс происхождения человеческой речи и возникновения отдельных языков яфетидологами мыслится в направлении, обратном тем представлениям, которые сложились у индоевропеистов. Индоевропеисты представляли этот процесс как постепенный распад древнего единого праязыка, постепенную дифференциацию, выделение из общего русла отдельных побочных ветвей и новых языков. Яфетидологи представляют, что история речи переживает процесс не дифференциации, а интеграции, не распада, а объединения. В древнейшее время человечество жило маленькими ордами, и в каждой орде самостоятельно вырабатывался свой хозяйственный способ общения, свой язык. Языков было столько, сколько было самих орд, т. е. бесчисленное количество. С укрупнением хозяйственных объединений языки отдельных орд стягивались и укрупнялись, число их уменьшалось. Впоследствии тот же процесс приводил к организации крупных хозяйственных объединений и к выработке крупных племенных и национальных языков. Число языков все уменьшалось и уменьшалось. Во времена Геродота в Европе было несколько сот языков, в настоящее время число их — несколько десятков. Идет процесс интеграции, стягивания.
[50]
В прошлом не было почвы для единого пра-языка, так как не было общественных предпосылок для крупных хозяйственных объединений, которые могли бы охватывать большие страны. Весь процесс объединения мирового хозяйства в единое целое — процесс прогрессивный и в настоящее время еще не завершенный. Как Н. Я. Марр указал, единый мировой: язык - не в прошлом, не в пра-языке, который никогда не существовал, а в будущем, он возникнет тогда, когда на земном шаре будет единое мировое плановое хозяйство. Первыми словами этого общечеловеческого единого языка являются те слова, которые относятся к международной: социально-экономической жизни. В настоящее время мы уже видим их на страницах наших газет: это такие слова, которые одинаково произносятся почти во всех языках мира и понятны для всех народов, говорящих на любом языке. Таковы слова: телеграмма, телеграф, телефон, радио, автомобиль, аэроплан, дирижабль, электричество, социализм, интернационал, коммунизм, большевик, советы и т. п. Из этих и подобных международных слов в будущем постепенно выработается ткань единого общечеловеческого языка. Слова будущего мирового языка будут кратки, грамматические формы - несложны и просты.
Такова диалектика исторического развития языка. На первичной стадии человеческой речи слов было мало, они были кратки, и конструкции были примитивны. Впоследствии, с усложнением социально-экономической жизни, выработались сложные формы слов, тяжеловесные грамматические конструкции с очень длинными падежными и прочими окончаниями, с множеством склонений, спряжений и т. п. Эти длинные, сложные слова отражают медленные темпы древней хозяйственной жизни и слабую технику оформления речевых средств общения людей между собою. В настоящее время, с ускорением темпов общественно-экономической жизни, слова становятся короче, грамматические формы упрощаются, темп речи становится более быстрым. Тысячу лет назад наши предки медленно выговаривали сложные формы имен прилагательных, отдельно склоняя прилагательное и личное местоимение: красны - и, красна - его, красну -ему и т. д. В настоящее время мы упростили, укоротили эти сложные формы путем стяжения и говорим быстрее: красный,
[51]
красного, красному и т. д. Ускорение темпа речи за последние десятилетия выразилось в появлении таких укорочений и стяжений в словах, каких в русском языке раньше не было: совнарком, совнархоз, наркомпрос, сберкасса, сберкнижка, колхоз и т. п. В немецком языке этот способ механического соединения слов уже давно существовал. В английском языке быстрота темпа речи особенно заметна, и там как общее правило вообще нет длинных слов; грамматические формы также сравнительно просты. Но эта краткость слов и простота форм не являются выражением той бедности языка, которая была в эпоху первобытного мышления. Это новая стадия развития человеческой речи, пришедшего через насыщение богатыми формами к выразительной краткости и к совершенным способам передачи сложных оттенков мысли.
На пути укрупнения язык переходил из языка отдельной орды в язык рода, из языков нескольких родов образовывался язык племени, из племенных языков возникали национальные языки. Этот процесс образования национальных языков не вполне завершился в настоящее время. Следы этой спайки национального языка из нескольких племенных единиц можно обнаружить почти в каждом из современных языков. Французский язык не вполне объединился из двух самостоятельных языков - "лангедок" и "лангедуи"; немецкий язык не завершил своего объединения из верхне- и нижне-немецкого. В русском языке не успели объединиться северный "окающий" и южный "акающий" языки. В чувашском языке мы видим также два "наречия" - верховое и низовое, в марийском языке - луговое и горное, в удмуртском - северное и южное. Яснее всего этот процесс заметен в мордовском языке: в сущности говоря, единого мордовского языка не существует, а имеются два отдельных языка: эрзянский и мокшанский.
Все эти так называемые "наречия" являются не результатом распада и дифференциации прежних единых языков, а напротив - фактами, свидетельствующими о незаконченном процессе стягивания, укрупнения и слияния древних племенных языков. Отдельные диалектологические различия, которые имеются в каждом из языков, с точки зрения лингвистов-индоевропеистов, не представляют интереса, так как являются поздними признаками, возникающими в про-
[52]
цессе распада, в качестве "искажений" и "порчи" прежнего, более "чистого", неискаженного языка. Напротив, если мы взглянем на эти диалектологические различия с точки зрения яфетидологии, то увидим, что диалектологические различия полны глубокого значения и являются пережитками древних, исчезнувших племенных языков. В русском языке есть, например, два различных слова для обозначения лошади : "лошадь" и "конь". Они вошли в русский язык из двух различных племенных образований: одно племя называло лошадь лошадью, а другое племя - конем. Подобные различия представляют большой интерес для истории этногонического процесса, и яфетидология подчеркивает значение всех диалектологических различий.
В то же время в классовом обществе совершается процесс образования языков отдельных классовых групп, соответственно социальному расслоению: язык социальных верхов отдаляется от языка эксплоатируемых масс, и всякое общественное разделение труда обусловливает собою формирование языков отдельных производственных групп; язык города отличается от языка деревни, возникают профессиональные особенности языка, и в пределах одного и того же селения возможно различить особенности речи отдельных классовых групп..
Общественное значение яфетидологии
С точки зрения яфетидологии, представляют громадный интерес языки младописьменных, бесписьменных и культурно-отсталых народов. Индоевропейская лингвистика придавала значение исключительно лишь письменным, литературным языкам. Это преобладание писаных источников над вещественными памятниками являлось характерным для идеалистического подхода к вопросам истории. Оно сложилось в ту эпоху научного знания, когда ученые не умели по вещественным памятникам восстановить путь социально-экономического процесса и ограничивались использованием документальных данных, обработка которых была значительно легче. Писаные источники выдвигали вперед роль господствовавших классов, подчеркивали значение царей, вождей и героев, имена которых сохранялись в писаных
[53]
текстах, и это придавало истории своеобразный классовый характер. История трудовых масс, не зафиксированная в летописях и не отмеченная ни именами, ни датами, оставалась не разработанной, и историки-идеалисты оставляли ее в тени. Точно так же и лингвисты выделяли значение письменных языков по сравнению с разговорными. Между тем всякий письменный, литературный язык является языком классовым — высших, господствующих классов, которые обладают письменностью и литературой.
Яфетидология установила, что в разговорной речи современных бесписьменных младописьменных народов сохранились такие пережиточные явления, которые относятся к несравненно более глубокой древности, чем самые древние из дошедших до нас письменных языков. Такие языки, как сванский, абхазский, являются, по своему стадиальному положению в истории развития человеческой речи, гораздо более древними, чем языки санскритский или латинский, несмотря на то, что абхазская речь звучит на Кавказе сегодня, а санскрит превратился в мертвый язык несколько тысячелетий тому назад.
Н.Я. Марр с большой ясностью указал на значение современных бесписьменных и младописьменных языков для изучения истории человеческой речи. Таким же образом он подчеркнул необходимость изучения диалектологических различий между отдельными "наречиями" и "говорами". Все те языки, которые раньше не пользовались никаким вниманием, Н.Я. Марр поднял на высоту научного изучения и показал то исключительное значение, которое они имеют для лингвистики в качестве пережиточных форм реликтовой речи и мышления отдельных эпох.
Н. Я. Марр привлек внимание лингвистов к изучению тех языков, которые ранее считались никому ненужными, варварскими и на которых избегали говорить даже сами выходцы из "дикой" национальной среды. Марр показал чувашам, абхазам, чеченцам, сванам и т. д., какими речевыми сокровищами, какими историко-лингвистическими богатствами обладают их языки, которые до сих пор считались презренными, бедными, скудными и т. п.
Призыв Н. Я. Марра к изучению бесписьменных и младописьменных языков культурно-отсталых народов имеет ог-
[54]
ромное политическое значение. Уже самое внимание к живой речи этих народов должно поднимать как их значение в общесоюзном масштабе, так и их собственное самосознание. Но задача становится еще глубже, когда старая лингвистика индоевропейского направления расписывается в своем бессилии овладеть изучением всех этих языков, лежащих за пределами индоевропейской системы. Оказывается острый недостаток в специалистах, которые могли бы овладеть изучением этих языков, - преодоление их составляет большие трудности для лиц, привыкших говорить только на языках индоевропейской системы. Таким образом, неизбежно становится на очередь вопрос о создании новых кадров лингвистов из среды самих националов, владеющих языками древней яфетической системы, как своей родной речью. Создание кадров ученых из националов имеет огромное общественное и политическое значение. В то время как в буржуазных странах националы служат лишь объектами для изучения буржуазным ученым-миссионерам, профессорам и т. п., в СССР националы становятся субъектами изучения, ученые из националов сами ведут изучение своей речи. Это политическое значение яфетидологии было понято и оценено многими националами СССР. Среди них учение Н. Я. Марра нашло отклик гораздо более горячий и сочувственный, чем в среде русских ученых, в которой продолжал до последнего времени господствовать великодержавный индоевропеизм - детище буржуазной науки.
Националы проявляют сознательную тягу к яфетидологии, и Яфетический институт стал научным центром преимущественно для националов. Вокруг Яфетического института выросла целая школа яфетидологов-националов, группа учеников Н. Я. Марра, молодых ученых и аспирантов. В этой дружной интернациональной среде коллективно прорабатываются вопросы новой, советской лингвистики. Буржуазная наука превосходно понимает политическое значение яфетидологии. При поездках Н. Я. Марра заграницу его пребывание среди националов капиталистических государств всегда возбуждает большой переполох среди правительственных чиновников. Огромных трудов стоило Н. Я. Марру добиться разрешения на въезд в страну испанских басков. Поездка Н. Я. Марра в африканские колонии
[55]
Франции также сопровождалась большими трудностями. О том, что яфетидология рассматривается в буржуазных странах как взрывчатая продукция СССР, свидетельствует следующий характерный факт: одна из научных организаций Франции предложила Н. Я. Марру прочесть в Париже курс грузинского языка, но при этом поставила условие, чтобы в лекциях не употреблялся термин "яфетический". Н.Я. Марр сумел обойтись без этого названия и изложил пред французами всю сущность яфетидологии.
Враждебное отношение буржуазных ученых является чрезвычайно характерным. Наука всегда была орудием угнетения и эксплоатации в руках господствовавших классов. Таким же орудием угнетения была и старая буржуазная лингвистика индоевропейской школы. Н. Я. Марр выбил из рук буржуазии это орудие и дал в руки пролетариата новое, остро отточенное орудие, которое не только успешно разрешает те сложные вопросы, перед которыми становилась в тупик буржуазная лингвистика но так же успешно разоблачает классовую сущность и политическое значение индоевропеистики. Естественно, что в буржуазных странах, где до сих пор во главу просвещения ставят Библию, где преследуют Маркса и Дарвина, где создают дикие "обезьяньи процессы", яфетидология считается чрезвычайно опасным учением, способным поколебать и расшатать устои буржуазного общества.
Для нас же, граждан СССР, яфетидология имеет огромное положительное значение. Разоблачая классовую сущность буржуазной лингвистики, разбивая оковы империалистической науки и выдвигая вперед самодеятельную науку бесписьменных и младописьменных народов, яфетидология указывает путь к культуре, национальной по языку и пролетарской по содержанию. Разумеется, тот же путь она указывает для всех национальностей, в том числе для угнетенных народов колониальных стран. Яфетидология является подлинным детищем советской общественности и служит одним из выражений пролетарской идеологии. M. H. Покровский в 1928 году писал : "Если бы Энгельс еще жил между нами, теорией Марра занимался бы теперь каждый вузовец, потому что она вошла бы в железный инвентарь марксистского понимания истории человеческой культуры".
-- М.Г. ХУДЯКОВ : Сущность и значение яфетидологии. Л.: ГАИМК, 1931. (Образовательная библиотека Государственной Академии Истории Материальной Культуры. № 1)