-
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- Н. Н. ЗАЛЕССКИЙ: «Этруски», Проблемы истории докапиталистсческих обществ, № 5-6, 1935, стр. 190-203.
- Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
- [190]
Древняя Италия была населена множеством племен, говоривших на различных языках. Только распространение римского владычества и внедрение латинского языка вытеснило постепенно, хотя не бесследно, эти местные племенные особенности. Как объяснить эту этническую пестроту Италии на ранних этапах общественного развития? Это явление до последнего времени объяснялось исключительно теорией переселений (миграций). Так называемые «италики», т. е. племена, говорившие на различных разновидностях языка индоевропейской системы, именно: латиняне, умбры, ряд сабельских племен, по мнению сторонников миграционной теории, — представители высшей расы, они вторглись с севера, отчасти смешались с туземными, менее культурным населением, отчасти оттеснили его в горные районы. Остатки этого древнейшего населения Апеннинского полуострова, так называемой средиземноморской расы, к которой относят испанских иберов и пеласгов[1] Эгейского района, видят в племенах лигуров, живших еще в античную пору в Приморских Альпах, и сикулов и сиканов в Сицилии. Лигуро-сикулы вместе с племенами сардов, населявших Сардинию и Корсику, рассматриваются как реликты того населения Италии, которое оставило по себе следы в материальных памятниках, так называемых нео- и энеолитического периода (новокаменного и меднокаменного века). Италики, будто бы, принесли более совершенную технику обработки металлов, им приписываются добытые раскопками памятники так называемой культуры «бронзового века». Это воображаемое событие относят к 2000 г. до н. э. или, во всяком случае, к I пол. II тысячелетия. О происхождении этрусков, также весьма широко распространенной этнической группы, игравшей первую роль на известном этапе общественного развития Италии, среди буржуазных ученых существует ряд противоречивых мнений. Немногие ученые склонны видеть в этрусках племена родственные древнейшему населению — лигурам и сикулам, согласно преданию некогда широко распространенных по всей Италии. Большинство решает этрусский вопрос миграционно, но откуда переселяются этруски — остается спорным. Общепризнано в настоящее время лишь то, что этрусский язык не принадлежит к языкам индоевропейской системы, что этруски — этническая группа, отличная от «италиков». Одни из миграционистов, следуя греческим легендам, признают в этрусках переселенцев из Лидии, области Малой Азии, или из Эгейского района, принимая отождествление их с пеласгами. Другие выводят этрусков с севера из альпийских районов, где еще в позднейшее время существовали этрусские племена. Время этого воображаемого события определяется различно. Одни относят появление
[191]
этрусков еще ко II тысячелетию. Такой ранней датой пользуются особенно сторонники северного происхождения этрусков. Они полагают, что этруски, хотя и расово чужды италикам, но что они долгое время жили совместно с ними, находясь на одинаковой ступени культурного развития. Этим ранним италикам и ранним этрускам и приписываются памятники упомянутой культуры «бронзового века». Сторонники переселения понижают дату появления этрусков. Они видят признак появления этрусков в возникновении ряда новых материальных памятников, как то: роскошных камерных гробниц с могильными курганами на облицованных камнем фундаментах, погребений с богатым инвентарем местного и импортного, финикийского, греческого производства, также поселений, обнесенных каменными стенами, то есть к VIII в. и даже позже. Этруски, будто бы, сначала захватывают прибрежную часть нынешней Тосканы, оттесняя или обращая в «крепостную зависимость» туземцев умбров, затем, к VI в., они распространяются по внутренним частям этой области. В VI в. они продолжают свою экспансию как на север, до Альпийских гор, так и на юг, в Лациум и Кампанию. Таким образом, этруски, согласно миграционной теории, наносный элемент, народ — завоеватель, приносящий с собою из своей восточной прародины высшую цивилизацию. Появление новых типов вещественных памятников для буржуазной науки признак появления новых племен, иначе подобных фактов западная наука не объясняет; идея имманентного развития экономики данного района, приводящая к появлению новых материальных памятников, обычно заслоняется миграционными легендами.
Совершенно иначе, чем на Западе, подошел к этрусскому вопросу» вообще к проблеме возникновения племен древней Италии, Н. Я. Марр. Он показал, что миграция — и этрусков и италиков — лишь мираж, —; и те и другие ниоткуда не приходили. Этрусские и италийские племена с соответствующими языками — продукт развития туземной лигуро-сикульной среды. Смена ископаемых памятников нео- и энеолита памятниками «бронзового века», следовательно, также объясняется не вторжением новой расы, а развитием туземной экономики. Этрусская форма речи — более примитивная форма, а италийские языки (в особенности позднейшая письменная латынь, язык господствующего слоя классового рабовладельческого общества) — более поздняя форма с более или менее последовательно достигнутой индоевропеизацией строя речи. Этрусский и италийские языки — не расово противоположны; наоборот, италийские тесно связаны с этрусским, так как они прошли ту же языковую стадию, превзойдя ее, тогда как позднейший этрусский язык, известный нам из многочисленных надписей, так и остался на этой уже превзойденной языковой стадии. Все эти изменения в языке обусловлены ходом общественного развития. Происхождением из общего источника, а не заимствованиями следует разъяснять такое массовое явление, как, например, наличие этрусских параллелей к большинству латинских личных и родовых имен (например: Marcus — marke; Pompeius — pumpu; Gneius — kneve и т. д.). Дело не в этрусском завоевании и заимствованиях, а в том, что и позднейший этрусский язык, в целом до сих пор не поддающийся усилиям лингвистов, и позднейшая латынь произошли из общей подосновы, из состояния, при котором еще не было четко отдифференцированных этрусков и италиков. Такое состояние языков Италии предлагаем назвать «этрускоидным» состоянием речи. Таким образом
[192]
объясняется позднейшее исторически засвидетельствованное широкое распространение этрусских племен от Альп до Кампании включительно и вместе с тем сосуществование в одних и тех же районах различных племенных элементов; в Риме, судя по легендам, три: латиняне, сабиняне и этруски. Таковы трибы: Рамны, Титии и Луцеры. Следует отметить, что на севере Италии, преимущественно в пределах бассейна реки По, процесс индоевропеизации принял своеобразный характер, он привел к возникновению галльской (кельтской) речи ; что процесс этот был далеко не завершенным, доказано работами Н. Я. Марра; что грани между доиндоевропейскими племенами лигуров и индоевропейцами-галлами (кельтами) были в ряде случаев очень шатки, это видно из того, что древние писатели дают колеблющиеся данные о племенной принадлежности населения того или другого района, а у древнегреческих писателей встречается такое наименование, как «кельто-лигуры» (Keltoligyes).
«Этрускоидное» состояние языков и племен Италии, видимо, было свойственным носителям археологически устанавливаемой культуры «бронзового века». Для этого общества были характерны по плану построенные, ориентированные по частям света, прямоугольной формы, укрепленные валом и рвами поселки. Местными жителями остатки этих поселений названы «террамарами», откуда термин: «культура террамар». Жилищами служили хижины круглой, овальной, позднее четырехугольной формы; эти жилища, особенно в болотистой североиталийской низменности, строились на сваях. Охота, рыбная ловля еще играют важную роль, но, судя по найденным остаткам пищи, растительным — просо, пшеница, животным — кости домашнего быка и других прирученных животных, видно, что совершается переход к крупному скотоводству и возникает плужное земледелие. Развитие этих новых отраслей хозяйства усиливает потребность в рабочей силе, а это стимулирует развитие рабства. Межплеменные столкновения — источник последнего.
Что данный период в общественном развитии Италии знаменуется усилением вооруженных столкновений между племенами, видно, помимо упомянутого укрепленного характера поселений, из развития металлургии (бронза), направленного главным образом на изготовление вооружения. Есть основания полагать, что данное общество переживало эпоху отмены матриархата и становления отцовского рода. Раскопками обнаружены группы поселений «бронзового века» и их могильников также на территории будущего Рима. Римское предание сохранило лишь смутное воспоминание об этом времени, когда еще не существовало города, а люди жили в хижинах.
Приблизительно к 1000 г. в описанных общественных условиях обнаруживается значительный прогресс, свидетельствующий, что мы имеем уже общество с вполне сложившимся патриархальным строем и значительно продвинувшимся процессом социальной и экономической дифференциации. Памятники этого периода в западноевропейской литературе известны под названием памятников «культуры Виллановы», Вилланова — местечко в северной Италии, ставшее известным благодаря обнаружению там могильников данного периода. Характерно появление сравнительно богатых погребений, следы человеческих жертвоприношений в последних — явный признак наличия рабства. Появление металлических слитков, как единиц мены, свидетельствует о развитии меновых отношений. Симптоматично дальней-
[192]
шее развитие металлургии: появляются первые железные изделия, в силу чего эпоху «Виллановы» считают началом «железного века» в Италии. Однако широкое применение железа относится к значительно более позднему времени. Расположение родо-племенных поселков группами на территории будущих городов, как сказано, Рима, например, или Тарквиний, Веев и других, позволяет предполагать наличие союза племен. Так, видимо, на данном этапе три племени (трибы), позднее составившие римский народ, были в союзных отношениях, несмотря на свою разноплеменность. Три племени засвидетельствованы для североэтрусской Мантуи: видимо, этруски, умбры и галлы.
Проходит еще не менее двухсот лет, мы приближаемся к 800 г. до н. э., и вот материальные памятники в ряде наиболее прогрессивных районов, а таковыми оказывается прежде всего западное побережье средней Италии, сигнализируют о переходе ряда родо-племенных групп на новый этап развития — высший этап разложения родового строя. Именно на этом этапе общественного развития складывается тот комплекс явлений, который обычно связывают с именем этрусков. Бесспорно то, что этрусский племенной элемент на данном этапе общественного развития был наиболее прогрессивным экономически и социально элементом. Другие племенные группы, прежде всего италики, латиняне и другие, начинают приобретать ведущую роль лишь в дальнейшем. Однако и самая история этрусских общин настолько длительна, что необходимо отличать раннеэтрусское общество (приблизительно от 800 г. до начала VI в. или несколько позже) от позднеэтрусского. Последнее уже относится к раннему классовому обществу, являясь одним из вариантов классового рабовладельческого общества древней Италии.
Стабильное восприятие этрусского общества, неучет процесса его развития, смешение более раннего с более поздним — характерный недостаток обширной этрускологической литературы Запада. Нет этрускологических работ, которые можно было бы назвать историческими. Этрусками специально занимались искусствоведы, археологи, лингвисты, но не историки. Это факт, который признают и некоторые западноевропейские исследователи. Но этого мало, самые термины «этрусское общество», «этрусская культура» могут быть допущены лишь как условные термины. Тот комплекс явлений, который в буржуазной литературе фигурирует под названием «Этрусской культуры», вовсе не является расовой принадлежностью какой-то особой племенной среды, так как сама этрусская племенная среда есть лишь продукт общественного развития, характерный для высшего этапа разложения родового строя в Италии. Этруски — племенное образование, характерное для данного этапа развития, и в этом смысле оказывается верным и античное предание о существовании этрусской «гегемонии» в Италии. Однако следует помнить, что этруски — продукт развития туземной этнической среды.
Перейдем к характеристике раннеэтрусского общества. Особо трудно обрисовать его хозяйственное состояние, так как многочисленные материальные памятники главным образом обследованы вне связи с хозяйственной структурой общества: исследователей более всего занимал вопрос о финикийском и греческом влиянии, под которым развивалось этрусское искусство. Древнейшие из памятников последнего даже и носят название вещей «ориентализирующего» стиля.
[194]
Что торговые сношения с финикийскими позднее специально карфагенскими, мореходами и греческими колонистами оказали преимущественное влияние на экономику Италии, факт неоспоримый, но такая односторонняя постановка вопроса совершенно снимает проблему об имманентности туземного развития, явно преувеличивая значение торговли. Между тем памятники этрусского искусства обнаруживают столь много самобытных черт, что они сами уже являются лучшим опровержением теории, рассматривающей «этрусскую культуру» как результат культуртрегерства финикийцев и греков. Основой хозяйства раннеэтрусского общества были крупное скотоводство и плужное земледелие. Фигуры быков и других домашних животных часты на памятниках. О развитии коневодства следует заключить из той важной роли, которая принадлежала коннице. О значительном развитии плужного земледелия до применения в сельском хозяйстве железа свидетельствует ритуал определения ограды основываемого поселения: черта проводилась плутом с медным сошником. О большом значении земледелия, кроме того, заключаем по высокому развитию землемерного искусства, затем перенятого римлянами, и гидравлических сооружений, необходимых в болотистых речных долинах Италии. Огромен прогресс гончарного производства. Богатые погребения дали большое количество черной парадной посуды, так называемых «буккеро». изготовленных на гончарном круге. Однако — «буккеро» — предмет роскоши, рядом с ними продолжает бытовать примитивная керамика, изготовленная без гончарного круга. Характерен дальнейший расцвет металлургии. Богатые погребения содержат множество разнообразной бронзовой утвари; происходит постепенное внедрение железа, прежде всего железного вооружения. Очень специфично для этрусской среды необычайно высокое развитие ювелирного искусства.
Итак, одним из признаков сложения раннего этрусского общества является наличие погребении с богатым инвентарем как туземного, так и импортного, финикийского и греческого производства. Погребальные сооружения — курганы, на каменном фундаменте. Одни из них имеют внутреннюю архитектуру — камеры круглой и прямоугольной формы, другие содержат лишь простые грунтовые могилы. Общей чертой, однако, является богатство инвентаря, обилие оружия; особо характерно погребение с конями и находки колесниц, видимо военного назначения. Древнейшие из каменных этрусских гробниц имеют круглые камеры, перекрытые ложным сводом. Ближайшую параллель к ним (не доказательство миграции) представляют тодосы Эгейского района, например, «царские» погребения догреческих Микен. Все эти данные необычайно пышных раннеэтрусских погребений, наряду с которыми находят и погребения бедные, иногда в боковых камерах той же усыпальницы, неоспоримо свидетельствуют о наличии сильной экономической и социальной дифференциации. В западной литературе эти курганные погребения с богатым инвентарем называют «княжескими погребениями», имея в виду существование в этрусском обществе знати феодального типа, которая господствует над покоренными туземцами, обращенными в крепостных. Такая характеристика социальных отношений этрусского общества неверна. Она, во-первых, противоречит характеру материальных памятников, отражающих структуру тогдашнего общества, а кроме того, она представляет результат поверхностного и модернизаторского толкования письменных источников. Да, уже в раннем этрусском обществе налична знать, но
[195]
это знать характерная для всякого патриархального общества на этапе его разложения. Это — родовая, не феодального типа, знать. В этом убеждает нас примитивизм техники: особо характерны еще слабое распространение железа, гончарных изделий, изготовленных на гончарном круге; далее, самая варварская пышность так называемых «княжеских погребений» составляет разительный контраст в этой вообще еще весьма примитивной среде. Это развитие роскоши, использование роста производительных сил для удовлетворения потребностей знати именно характерно для высшего этапа разложения родового строя. В Эгейском районе «златообильны» догреческие «царские» гробницы Микен, а в период архаической Греции, период становления классового рабовладельческого общества, эта роскошь погребений исчезает. Так же и в Италии: скромность характеризует погребения римлян погребений республиканского периода. С этой точки зрения важно отметить и слабое распространение письменности в этрусском обществе. Этруски заимствовали от греков алфавит, но большинство дошедших до нас надписей, особенно древнейшего времени, очень кратки. Особо характерны надгробные генеалогического содержания.
Неприемлемо для раннеэтрусского периода и толкование, допускаемое некоторыми исследователями, согласно которому этрусская знать — знать античного городского типа. Гóрода, античного города, тогда в Италии еще не было. Вопрос о процессе возникновения такого по нерадению буржуазной науки до сих пор не получил надлежащего решения: раскопки до последнего времени преследовали цели кладоискательства, поэтому хорошо обследованы этрусские могильники с их обильным инвентарем и, наоборот, мало что известно об этрусских поселениях. Территория ни одного из знаменитых впоследствии этрусских городов не подверглась систематическому обследованию: мы по данным археологии не можем четко восстановить историю их возникновения. Однако уже сейчас ясно, что необходимо отличать позднеэтрусский город античного типа от раннеэтрусских поселений. Последние — переходная форма от родового поселка периода «Виллановы», укрепленного валом и рвом, к античному городу. От первого его отличает более сильный характер укреплений, наличие каменных оборонительных стен. Недаром греческое предание делает этрусков народом-«градостроителем», и греческая народная этимология производит греческую форму племенного названия «этруск» tyrsenos от tyrsis — «башня», «укрепленное стенами жилище»: для грека этруски — племя, живущее в крепостях. Другой признак раннеэтрусского поселения — его малые размеры. И по своему расположению на естественно сильных позициях, — на изолированных холмах или плато с обрывистыми краями — и незначительности площади это — орлиные гнезда, напоминающие не античные города, а акрополи греческих городов, некогда также занятых поселениями микенского периода, кладка стен — полигональная (киклопическая) и прямоугольная — находит в Греции этого периода соответствующие параллели. Многие этрусские поселения не развились в город даже в позднейшие времена; римляне называли такие небольшие сильно укрепленные поселения castella. На территории крупных впоследствии городов, как Веи, Тарквинии, также Рим, видимо был ряд подобных поселений, возникших из поселков эпохи «Виллановы», а затем расширившихся и в результате синойкизма (слияния) составивших один город,
[196]
одну городскую общину. Такой castellum представляло поселение на Палатинском холме, согласно преданию основанное Ромулом по этрусскому обряду. Это так называемый Roma quadrata, т. е. «квадратный Рим». Этруски, будто бы, в древнейшую пору придавали своим поселениям четырехугольную форму. По-этрусски это поселение, видимо, называлось Ruma — по имени этрусского одноименного рода rumulna. Этот родовой характер названий этрусских поселений характерен. Этрусское название города Тарквиний (Tarquinii — латинизированное название) связано с родовым именем Tarchna, которое носили и легендарные цари Рима (в латинизированной форме также Tarquinii). Имя североэтрусской Мантуи сближается с родовым именем Mantual и т. д. Но возможно установить лингвистическую связь и по другой линии: и родовые имена, и названия поселений сближаются с именами божеств. Roma (Ruma) с Rom-ulus, Tarchna (название города и родовое имя) с мифическим основателем Тарквиний: Tarchun или Tarchet: Mantua и mantual с именем демона смерти Mantu и т. д. Отсюда заключаем не только вообще о родовом характере поселений, но, поскольку сакральный характер присвоен уже преимущественно именам определенных, очевидно, наиболее сильных экономически родов, заключаем о наличии родового общества на этапе разложения, когда жреческие функции уже узурпированы некоторыми родами. Таким образом, характерные черты раннеэтрусского поселения, как и данные погребений, говорят о сильном уже развитии родовой знати.
К тождественному выводу приводят данные жилища. С именем этрусков наша традиция недаром связывает возникновение в Италии нового типа жилища, это дом с атриумом, с «тосканским (т. е. этрусским) атриумом», бывшим затем в употреблении у римлян. Это обширный жилой комплекс, сконцентрированный вокруг помещения атриума; социальное назначение такого жилища ясно было уже древнему историку Диодору, который заявляет, что тиррены (г. е. этруски) изобрели атриумы, нужные для скоплений приходящего на поклон народа. Дом с атриумом, по Диодору, жилище знатной фамилии, заключавшее помещения не только для рабов, но и для «свободных», очевидно, экономически зависевших от домовладыки. Этот тип жилища результат длительного процесса, которые ждет еще своего историка. По усложнению типа жилища можно безошибочно судить и о нарастании социальной дифференциации. Для истории этрусского дома, дома этрусской знати, источники значительные. Остатков этрусских жилищ, в особенности древнейшего периода пока обнаружено мало, но этот пробел восполняют гробницы, воспроизводящие форму жилища. Если древнейшие камерные гробницы своей круглой формой (толосы) воспроизводят тип круглой хижины, то в дальнейшем подземные сооружения, высеченные в скале, принимают все более сложные формы. Они воспроизводят внутреннее устройство дома с двух и четырехскатной кровлей, позднее с рядом помещений, сгруппированных вокруг центрального (атриума). О внешнем виде этих различных типов жилищ можем судить по гробницам, высеченным из материковой скалы, а также по погребальным урнам в форме домов.
Итак, усложнение форм погребальных сооружений, появление нового типа поселения и жилища свидетельствуют о росте экономического значения отдельных семей, о господстве родовой знати. Знатные в этрусских надписях называются lauchme, luchumi, что
[196]
в латинизированной форме дает lucumones. Значение термина «лукумон», однако, было уже неясно позднейшим римлянам. Большинство источников осмысляет его как собственное имя, например, царь Тарквиний Приск, будто бы до своего переселения из города Тарквиний, носил имя Лукумон. Это недоразумение. Однако неверна и попытка некоторых современных исследователей объяснить термин «лукумон» как обозначение не совокупности всего господствующего слоя, а одного носителя верховной власти «царя». В краткой заметке об устройстве позднеэтрусской общины Мантуи лукумоны — начальники двенадцати курий, т. е. должностные лица. Однако это не может быть распространено на более раннее время. Лукумоны первоначально не магистраты. Историк Ливий переводит lucumones через principes, что значит «старейшины». Лукумоны — родовые старейшины, но в условиях узурпации власти родовой демократии представителями экономически сильных семей. Должности родовых старейшин становятся наследственными в определенных семьях, становится наследственным и наименование «лукумон». Это «имя» в знатных семьях присваивалось по праву первородства старшим сыновьям. Вот почему Тарквиний Приск, старший сын, будто бы, носил «имя» Лукумон. Узурпацию в этрусских условиях жреческих функций знатью мы отмечали уже выше. Что знать оформляется в жреческое сословие, подтверждается рядом данных. Это отражено в ярко выраженном родовом аристократическом характере этрусских культов. О родовом характере культов вообще мы говорили выше. В этих социальных условиях коренится разгадка чрезвычайно архаичного характера этрусской религии. Типичны культы предков и вообще демонов и гениев. Религиозное сознание этрусков лишь позднее и при наличии уже сильного греческого влияния выделило ряд великих божеств на подобие Олимпа Гомера. Также священной литературы этрусков, содержавшей необычайно разработанное учение о предсказании воли богов по молнии, по полету птиц и т. п., на данном этапе как таковой не было. Существовала лишь семейная традиция, составлявшая монополию знати, что отразилось в легенде о возникновении важнейшей части этрусского священного писания, книг Тагеса. Тагес — божественный младенец, учение, им преподанное, было записано лукумонами. Связанное с ритуалом землемерное искусство, естественно, также являлось исключительным достоянием знати: выделившаяся из родовой собственность отдельных семейств освящалась авторитетом религии, бог громовержец Tins или Tinia (у римлян Юпитер) осмыслялся как охранитель межевых знаков. Оформляясь в жреческое сословие, родовая знать обнаруживала и тенденцию к превращению в военное сословие; в военной организации знатные составляли конницу, которой, как отмечалось, принадлежало первенствующее значение. В римском предании власть этрусских «царей» из рода Тарквиниев называется властью «целеров», т. е. всадников.
Хотя в этрусских условиях налицо признаки сильного развития родовой знати, общество стоит на грани возникновения классов, но специфичны для этрусской племенной среды сильные пережитки матриархата. Обычное упоминание в надписях родства по материнской линии, выдающееся значение женских божеств и роль женщины в культе, в частности в прорицании, что нашло отражение, например, в легендарном образе Танаквилы, жены Тарквиния Приска, вольные, с точки зрения греков и римлян республиканского периода, нравы
[198]
этрусских женщин, пирующих вместе с мужчинами, что подтверждается многочисленными изображениями на фресках, украшающих стены гробниц, необычайная пышность женских уборов, — все это признаки какого-то выдающегося положения женщины в среде знати. Быть может, явления матриархата были еще сильнее среди низов. Существует известие о занятии этрусских девушек до брака проституцией с целью приобретения приданного. Однако все известное пока о явлениях матриархата в этрусской среде не позволяет еще говорить о наличии там реальных элементов материнского права.
Сильное развитие знати предполагает, как сказано, узурпацию прав родовой демократии. Родовые старейшины — наследственные должности. Аналогичную картину рисует римское предание. Сенат, первоначально, несомненно, собрание выборных старейшин родов, в нашей традиции является уже собранием глав самых экономически сильных семейств (патрициев). Царь, латинский тех, — этрусский термин неизвестен,— несомненно» как в Риме, так и в других этрусских общинах был выборным военачальником, верховным жрецом и судьей, однако, если судить по примеру Рима, то и здесь уже проявляется принцип наследственности, тенденция, явно сказывающаяся в легендах о царях из этрусского рода Тарквиниев. Существование народного собрания в этрусских общинах, соответствующего куриатным комициям царского Рима, не засвидетельствовано; однако наличие его в раннем этрусском обществе не может подлежать сомнению.
Положение непосредственных производителей рисуется в нижеследующих чертах. Несомненно значительное развитие рабства. О рабах знатных этрусских фамилий говорят письменные источники, Диодор (см. выше) и другие. Толкуют как изображения рабов и многочисленные изображения на фресках всякого рода домашней челяди. Войны меж племенами (о которых ниже) были источниками добывания рабов. Однако и письменные свидетельства и бытовые изображения на фресках (древнейшие VI в.) относятся собственно к позднеэтрусскому периоду. В более ранее время, очевидно рабство, даже в его патриархальной форме, было развито слабее. Кроме того, вся эта челядь, наполнявшая дома знати в значительной части к непосредственным производителям не относится (гладиаторы, танцовщицы и т. п.). Непосредственные производители даже в позднеэтрусском обществе принадлежали к категории зависимых. Это — «свободные», наполнявшие, по свидетельству Диодора, дома этрусской знати. Эта категория, видимо, носила наименование lautni, термин, надо полагать, означавший первоначально просто члена рода, затем в условиях разложения родового строя младшего родича, еще позднее — лиц, не связанных кровными узами, попавших в кабалу. В римское время lautni переводится уже латинским термином libertus — вольноотпущенник. Lautni, занятые в сельском хозяйстве, сопоставляются римским историком, греком Дионисием Галикарнасским, с фессалийскими невестами, зависимыми типа спартанских илотов. Подобно последним, они привлекались к военной службе, составляя, видимо, пехоту. Народная масса, попав в состояние зависимости, подвергалась внеэкономическому принуждению, о чем настойчиво говорят римские легенды, повествуя о привлечении «царем» Тарквинием Гордым народа к общественным работам. Без этого невозможно объяснить способа постройки всех этих грандиозных сооружений: крепостных стен, усыпальниц, гидротехнических сооружений, дорог и т. п., несомненно относящихся к этрус-
[199]
скому периоду. Считают, что римская клиентела развилась «под влиянием» этрусских отношений зависимости, однако то, что известно нам о римских клиентах, рисует позднейшие отношения уже слагающегося и сложившегося классового рабовладельческого общества, тогда как этрусская «клиентела» в древнейшем своем виде — явление общества родового; это — примитивная форма зависимости, сосуществующая с патриархальным рабством. Она отлична и от рабства в его классической форме и от крепостничества при феодализме.
Приблизительно со второй половины VII в. намечаются признаки роста производительных сил. который приводит к переходу таких областей, как собственно Этрурия, Лациум и Кампания, на следующий этап общественного развития, то есть к возникновению классового общества. Экономически передовыми в этом процессе были этрусские общины, этрусская племенная среда. Что касается североэтрусских общин, то там развитие шло медленней и привело к существенным изменениям лишь во второй половине VI в. Этот экономический подъем Италии синхроничен с развитием колонизации и торговой деятельности греков в данном районе и в значительной мере вызван последними. Оживленность сношений с греками, в которых из туземцев этруски проявляли наибольшую активность, подтверждается как свидетельствами древних, так особенно материальными памятниками. Туземное производство переживает сильный подъем, этрусские бронзы и ювелирные вещи в VI в. достигают совершенства. О значительности импорта греческой керамики судим по многочисленным находкам в современных богатых этрусских погребениях. Даже местное производство с VI в. все более подчиняется греческим образцам. Этрусские мастера подражают грекам в стиле и сюжетах. Стенная живопись рядом с керамикой обнаруживает это в полной мере. Этрусская знать, особенно заинтересованная в сношениях с греками, все более эллинизируется, являясь проводником эллинского влияния в Италии. Достаточно сказать, что ни у одного из племен Италии греческая мифология не нашла такого широкого отражения, как в произведениях этрусского искусства, главным образом рассчитанного на удовлетворение запросов знати. Изменение экономических и социальных условий при наличии сильного культурного влияния греков приводит к быстрому изменению религиозных воззрений. Из сонма туземных демонов возникает ряд великих богов по образцу греческого Олимпа. Отметим троицу: Tins, Uni и Menrva, характерную, видимо, для многих этрусских общин, а также и других этнических элементов. У римлян эта троица налична под именами Юпитера, Юноны и Минервы. Храм этим божествам на Капитолии в греко-этрусском стиле приписывается строительству Тарквиниев. Воспринят этрусками и ряд греческих божеств, прежде всего Аполлон. Некоторые этрусские общины, особо тесно связанные торговыми интересами с греками, обращаются даже к дельфийскому оракулу и имеют в Дельфах сокровищницы. Не прекращаются и сношения с Карфагеном, с которым ряд общин заключают торговые договоры.
Экономический подъем приводит к росту этрусских общин, что вызывает коренные изменения в самом типе поселения. Раннеэтрусские поселения, постепенно расширяясь, превращаются в обширные поселения городского типа. Во многих случаях, в частности в Риме, имел место синойкизм, длительный и сложный процесс, который в деталях
[200]
сейчас, как сказано, прослежен быть не может.[2] Так, помимо упомянутых, к VI в. возникают такие города собственно Этрурии, как Цере, Вольсинии, Волатерры, Перузия, Клузий и другие. В Кампании этрусская Капуя и другие. На североиталийской низменности: Болонья (по-этрусски Фельзина), Мелпум и другие, в том числе неизвестный по имени город у Марцаботто, замечательный правильностью своего плана, развалинами обширных домов с атриумами; его называют этрусскими Помпеями (возник около 625 г., до этого этрусское поселение состояло из хижин).
В случаях синойкизма ряда общин, принадлежавших отчасти другим этническим элементам, менее экономически развитым, рост этрусской общины нарушал существовавшие до того равноправные отношения между общинами и в конце концов приводил к поглощению этих иных этнических образований менее мощных экономически. Так, этрусская Ruma разрослась и поглотила общину италиков (сабинян) на Квиринале; о первоначальном наличии двух, а может и более общин свидетельствует ряд источников. Следы этого слияния наличны особенно в легендах о грозном воителе «царе» Тарквинии Ириске. Легендарная дата его воцарения 616 г. удачно совпадает с расцветом этрусских общин и вообще ростом этрусского влияния в Италии. Современные исследователи, придерживающиеся теории этрусской экспансии, толкуют это так, будто около этого времени Рим был завоеван этрусками и получил этрусскую «династию» Тарквиниев. На самом деле, видимо, доминирующее положение этрусской общины (туземной) привело к узурпации этрусскими племенными вождями, — быть может, и из города Тарквиниев, — функций союзного военачальника. Видимо, к этому периоду относится возвышение в каждом районе общин, поставленных в наиболее благоприятные условия, и первые попытки крупных территориальных объединений под главенством этих общин-гегемонов, которым принадлежит выдающаяся роль в дальнейшем.
Описываемый период, не забудем — высший этап разложения родового строя, был естественно богат бурными событиями, о которых сохранились лишь скудные известия греческих историков да легендарные туземные, главным образом римские, предания. Кое-что дают памятники искусства. Мы говорили о значении этрусков в торговых сношениях с греками и карфагенянами, но эта торговая деятельность этрусков была очень примитивна и связана с пиратством. Уже греческий миф знает грозных тирренских пиратов, но особого значения последние достигают в VI в. Разложение родового строя, особо интенсивное в этрусской среде, приводит к возникновению слоя лиц, экономически обездоленных. Эти элементы вызывают брожение внутри общин, приводят к развитию дружинного начала, их используют предводители из той же знати для набегов на соседние области для основания колоний, также и для пиратско-торговых экспедиций. Вот под каким углом зрения следует расценивать повторное утверждение древних, что этрускам некогда принадлежала гегемония на суше и на море, иначе мы впадем в модернизацию. Этрусские племена не составляли организованного целого. Этрусские предприятия на суше и на море были предприятиями отдельных общин или даже отдель-
[201]
ных предводителей дружин. В это время в водах Тирренского моря разыгрывалось ожесточенное соперничество двух великих морских народов — греков и карфагенян. Известно, что этруски были втянуты в эту борьбу на стороне карфагенян, всегда широко использовавших содействие тех или иных «варварских» дружин. Для подлинно морского могущества не было условий — сложившегося торгового капитала. В этих относительно примитивных условиях составлял известное исключение город Цере, о котором сообщается, что он единственный не занимался пиратством. Это был важный торговый центр, способный на крупные военные предприятия. Так, в союзе с карфагенянами церитане около 535 г. воспрепятствовали фокейцам (грекам) обосноваться на о. Корсике. Из военных предприятий этрусских дружин на суше исторически достоверно нападение в 524 г. бродячих дружин на греческие Кумы, этот форпост эллинизма в Кампании. В нападении, помимо этрусков, участвовали умбры и давны (апулийское племя). Брожение этрусской среды передавалось и другим племенным элементам. Этруски, совершившие нападение на Кумы, будто бы не принадлежали к местному этрусскому населению, а прибыли из северной Италии, откуда их изгнали галлы. Такого рода переселения, как явления колонизации, несомненно, имели тогда место. Мы находим их отражения в легендах о герое-колонизаторе Окне, родом из Перузии, которому приписывается основание на Североиталийской низменности ряда укрепленных поселений, в том числе Мантуи. Таким предводителем дружины является и «царь» Клузия Порсенна, являющийся, согласно римскому преданию, на помощь изгнанным Тарквиниям. Образ такого предводителя имеем и в сыне Порсенны Аррунте, который отправляется с войском в Лациум в надежде утвердиться в каком-нибудь городе. Римские предания особо сильно отражают явления этого бурного периода разложения родового строя. Ромул устраивает убежище для бродяг, сами легендарные цари представлены пришельцами, лицами неполноправными. Но из всех легенд, нам известных, наибольшего внимания заслуживают этрусские сказания о приключениях двух витязей братьев Kaile vipina и Aule vipina. Их изображения повторяются на памятниках искусства. Первый известен и в римском предании под латинизированным именем Целия Вибенны. Это типичный предводитель бродячей дружины. По одним версиям, он сам переселяется в Рим или во времена Ромула, или в царствование Тарквиния Ириска. По другой версии, войско уже после смерти Целия приводит в Рим его верный сотоварищ Мастарна, который затем и воцаряется под именем Сервия Туллия. Весь этот цикл интересен именно тем, что он проливает некоторый свет на вопрос о возникновении плебса в Риме и на борьбу плебса с замкнутой родовой общиной с господствуюшей в ней знатью (populus), которая возникла из слияния трех первоначальных триб. В состав плебса вошли элементы пришлые и потому не пользовавшиеся полными правами, особо сильно в плебсе был представлен пришлый этрусский элемент, что понятно, так как в этрусской наиболее прогрессивной экономической среде родовой строй подвергался более глубокому разложению. Римское предание рисует введение так называемой реформы Сервия Туллия, этой основы позднейшего устройства римского государства, мирным путем. Однако этрусская версия, в которой Сервий фигурирует под именем Мастарны, рисует отношения его с Тарквинием, олицетворением знати, вовсе не дружественными. На одной фреске изображен Мастарна (Macstrna),
[202]
освобождающий Целия Вибенну, в то время как его сотоварищи, в том числе упомянутый Авл Вибенна, убивают Гнея Тарквиния Римского (Kneve Tarchunies Rumach) и других лиц. Вокруг легендарной личности Сервия сгруппировано много и более ранних, и более поздних явлений, но в данном случае, несомненно, мы имеем отражение в легенде «революции, которая положила конец древнему родовому строю».
Реформа Сервия, последовавшее затем изгнание царя Тарквиния Гордого означают огромной важности социальный переворот на пути к сложению классового рабовладельческого строя. Движение плебса против родовой знати, в основном знати этрусской, нанесло страшный удар по этрусскому элементу в Риме. Родовые отношения впоследствии еще не вполне устранены; в Риме V — IV вв. сильна родовая знать, патрициат, но этот патрициат в основном латинского и сабинского происхождения. Борьба против доминирующего положения этрусского элемента, выдвижение италийских племен: латинян, сабелов, умбров, в средней и южной Италии, галлов (кельтов) на севере — длительный и разновременный процесс, который вместе с тем был борьбой против гипертрофированно развитой косной замкнувшейся этрусской знати, главной препоны к установлению рабовладельческого строя в его классической форме. Вряд ли устранение преобладающего положения этрусков в Риме относится к 510 г., легендарной дате изгнания царей. Легенда о последовавшем затем владычестве Порсенны противоречит этому. Кроме того, упадок этрусского элемента в Лациуме и Кампании относится к более позднему вообще времени. Сильный удар преобладанию этрусков в этом районе нанес в 474 г. сиракузский тиранн Гиерон, прибывший с флотом на помощь Кумам. Но самым катастрофичным было выдвижение осских племенных элементов (сабелов). получавших пополнение из гор Самниума. В 425 г. самниты, принятые в состав граждан Капуи, ночью вырезали этрусскую знать. На севере движение против этрусков разражается бурными событиями уже в начале IV в. Галлы один за другим захватывают этрусские города, за исключением лишь Мантуи, сохранявшей свои этрусский характер до очень позднего времени. Мелпум, согласно преданию, пал в тот день, когда римляне взяли Веи. Так, теснимая отовсюду, этрусская среда оказывается ограниченной почти исключительно Этрурией в позднем смысле слова.
С конца приблизительно VI века в этрусских общественных условиях оформляется ряд новых признаков, побуждающих выделить дальнейшее развитие в особый период. В противоположность раннеэтрусскому мы называем его позднеэтрусским обществом.
Внутреннее состояние этрусских общин характеризуется полным вырождением родового строя в олигархию знати, оформившейся в военно-жреческое сословие. Как сказано, нет ни одного бесспорного упоминания народного собрания. Можно предполагать, что народная масса в силу усиления отношений зависимости оказалась низведенной на положение полурабов, наряду с которыми продолжает возрастать масса покупных рабов, рабов-военнопленных. Имеем классовое рабовладельческое общество, но с очень примитивной структурой, пронизанной все еще сильными элементами родовых отношений. В этой косности производственных и социальных отношений коренится все усиливающаяся политическая деградация этрусского общества. При всей парадоксальности античные свидетельства в основном правильно
[203]
подчеркивают глубокую деморализацию этрусской знати: своей роскошью, изнеженностью она стала анекдотическим образом. Положение этого господствующего слоя не могло быть прочным. Движение низов, несомненно, облегчило римлянам завоевание области в начале III в. Однако указанный период вовсе не является временем экономического упадка. Производства процветают. В V—IV вв. по-прежнему славятся изделия этрусской металлургии (железо в широком применении, но особенно славны бронзы, в частности бронзовые статуи) и ювелирные вещи. Этрусские города в оживленных сношениях с греками. Процесс роста известных поставленных в особо благоприятные условия городов достигает своей кульминационной точки. Об этом свидетельствуют грандиозные памятники городского строительства, которые этруски воздвигали начиная с VI в. Успех в строительном искусстве особенно проявляется в применении правильного свода. Характерно также дальнейшее развитие погребальной архитектуры и строительство храмов.
Структура этрусских общин не осталась неизменной. Они также пережили в течение V в. отмену царской власти. Последняя заменена ежегодно сменяемыми верховными магистратами, которые именовались Zilach tenthas. Любопытны, однако, случаи восстановления «царской» власти, например, в Веях, что вызвало неудовольствие в других общинах. Упоминаются также в надписях магистраты marniu и purthne, соответствующие римским эдилу и квестору. Процесс возвышения ряда общин-гегемонов и подчинения им остальных приводит и к дальнейшему объединительному движению. В результате возникает «двенадцатиградье» Этрурии. Ни о времени возникновения, ни о структуре этой федерации точно ничего не известно. Это не столько союз городов-государств с точно определенными правами и обязанностями членов, сколько культовое объединение. Центром его было святилище богини Вольтумны. Здесь происходили союзные собрания глав городов, которые избирали верховного жреца — главу союза, что сопровождалось религиозными церемониями и играми. Этот глава союза назывался Zilath mexl rasnal (rasna — племенное название этрусков). Великие города Этрурии сохраняли, однако, свободу действий, вели самостоятельные войны. Среди них, как предполагают современные исследователи, одно время играли руководящую роль Тарквинии, что основано на исключительном значении этого города в легендах. Самое происхождение отсюда римских царей, вмешательство в пользу изгнанного Тарквиния Гордого считают доказательством, что Рим во второй половине VI в. будто бы был одним из подвластных Тарквиниям городов.
Под римским владычеством этрусские города не теряли экономического значения, и область долго сохраняла свою культурную самобытность, о чем свидетельствует наличие современных памятников этрусской письменности. Но римское завоевание устранило специфические этрусские отношения зависимости. Под римским владычеством, наоборот, Этрурия была одной из областей, где рабский труд находил особо широкое применение, например, в сельском хозяйстве. Страшный удар по самобытности края нанесли неистовства Суллы. Однако этрусское жречество, этрусские предсказатели, гаруспики сохранились до последних дней существования язычества.
[1] См. статью Б. Л. Богаевского, «Доисторическая Греция», Проблемы истории докапиталистического общества, 1934 г., № 11 — 12.
[2] См. классическое исследование Ф. Энгельса о римском роде и государстве, «Происхождение семьи, частной собственности н государства», гл. VI.