I. ОПРЕДЕЛЕНИЕ И ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЯЗЫКА
II. СТРОЙ ЯЗЫКА.
III. ЯЗЫК КАК ЦЕЛОЕ. ЕДИНСТВО ГЛОТТОГОНИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА.
IV. ИСТОРИЯ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

[44]
     ЯЗЫК КАК ЦЕЛОЕ ЕДИНСТВО ГЛОТТОГОНИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА

         МНОЖЕСТВЕННОСТЬ ЯЗЫКОВ И ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ РОДСТВО

                   Язык существует не как абстрактный общечеловеческий язык, а в виде множества конкретных языков. Множество языков отнюдь не является случайной чертой глоттогонического (языкотворческого) процесса. Это -закономерный результат исторического развития. Язык есть не только продукт человеческого «рода, не только продукт, общих закономерностей общественного процесса, нск и конкретно-исторических обстоятельств. Именно последние являются источником множественности языков: „...тем, что Санчо говорит по-немецки, а не по-французски, он обязан вовсе не роду, а обстоятельствам".[1] Двоякий характер общественной обусловленности явлений языка проявляется в двояком характере языковых связей. Связи языков между собой или, говоря специальным языком, лингвистическое родство распадается на родство типологическое и материальное. Под типологическим родством разумеется сходство в * строе основных элементов предложения, сходство б оформлении основных грамматических категорий, совпадение путей обозначения предметов и т. д., иначе, сходство и однородность такого свойства, которые нельзя объяснить географическим соседством, экономическим, ' политическим и культурным взаимодействием, влияниями, заимствованиями и которые вытекают из единства общественно-исторического процесса и единства обусловленного им процесса роста сознания. Если французский и грузинский языки одинаково обнаруживают элементы счета не десятками, а двадцатками, если в
[45]         
меланезийских языках, адыгейском из кавказских и в тунгусских языках на Дальнем Востоке находят специфическое различение притяжательности отчуждаемой и неотчуждаемой, если в основе русского слова „город" и английского „town" лежит одно и то же представление об „изгороди", „огораживании", если в ряде языков отсутствуют флективные показатели степеней сравнения и вместо „он выше других" там говорят „он высокий сравнительно с другими", то во всех таких случаях сходство носит типологический характер. Материальное родство предполагает не только тождество категорий и типов структурного оформления, но также непосредственное сходство звуков. Примером материальных схождений могут послужить обозначения числительных или родственных отношений в индоевропейских языках ср. русск. „мать, матери", санскр. matar, греческ. mētēr, лат. mater, древне-ирландск. mathir, древне-исландск. mothir, армянск. mayr, тохарск. mātar или русск. „три", санскр. tráya, греч. treis, латинск. tres, готск. threis, древне-ирл. trī. Материальное родство языков, если исключить факты случайного совпадения, предполагает не только общие аналогии, но конкретно-исторические связи родственных языков.

                           СЕМЬЯ ЯЗЫКОВ И ТЕОРИЯ РОДОСЛОВНОГО ДРЕВА

                   Как типологическое родство служит основанием для различного рода типологических классификаций, так материальное родство, если оно простирается на достаточно значительный круг явлений, служит основой для генеалогической классификации. Более или менее последовательные соответствия в области морфологии, единство словаря, фонетические законы составляют основное мерило при выяснении материальных взаимоотношений языков. Группа языков, выявляющих такую материальную общность, получила в сравнительно-историческом языкознании название „семьи языков". Сравнительное изучение языков выявило ряд семей, как например, семью индоевропейских языков, семитских, финно-угорских и др. Конкретно-исторические условия складывания языков в семьи не выяснены в достаточной степени, как не выяснен вопрос об источнике мате-
[46]         
риальной общности семьи. Сравнительно-историческое языкознание в общей теории и в практике исследовательской работы исходило из предпосылки общего происхождения всех членов данной языковой семьи из единого „праязыка". Развитие языков в пределах семьи представлялось при этом в виде прогрессирующего дробления и расщепления первоначального единства в духе схемы „родословного древа". Исключение делалось лишь для сравнительно поздних исторических эпох, в отношении которых допускалась мысль о возможности процессов воссоединения и слияния диалектов. Однако, уже в конце прошлого столетня, ряд исследователей (Шухардт, И. Шмидт, И. А. Бодуэн-де-Куртенэ) высказали убеждение в том, что скрещение и смешение языков играли роль решающего фактора и в более ранние эпохи глоттогонии. Эта идея получила поддержку в ₍ новейших работах по диалектологии, идущих по линии т. н. „лингвистической географии" (или „диалектографии"). Массовое обследование диалектов привело к необходимости наносить на карты не целые диалекты, как то делалось раньше при недостаточном знакомстве, с предметом, а отдельные лингвистические факты, характерные для данного диалекта. Как показала историческая интерпретация карт, границы отдельных диалектных явлений („изоглоссы"), несовпадающие друг с другом, отражают процессы формирования говоров, как они протекали в изменчивых и извилистых путях экономической и политической концентрации отдельных районов. За пространственными категориями языкового, ландшафта, представленного в лингвистическом атласе, были вскрыты реальные процессы унификации и нивеллирования диалектов вокруг определенных политических центров, от устойчивости и степени постоянства которых зависит характер линий на карте. В этом стремлении увидеть за пространственной смежностью языковых границ некую последовательность во времени, за сложной конфигурацией линии обнаружить непрестанную смену исторических событий, современная диалектография имела великого предшественника в лице Фридриха Энгельса, который в специальном .лингвистическом экскурсе к „Истории древних германцев", посвященном диалектам Рейнской Франконии,
[47]         
пришел к выводам, которые были спустя полвека внов открыты наукой в результате усилий трех поколений диалектографов. Исследования лингвистической географии позволили заключить, что нет такого языка, который с точки зрения происхождения его материальных элементов представлял бы сплошной и монолитный массив, что каждый язык есть продукт многократных наслоений, отложившихся в различные исторические эпохи под влиянием противоречивых и сложных исторических процессов. Независимо от лингвистической географии, эту мысль сформулировал Н. Я. Марр, решительно выступивший против „родословного* древа" и праязыковых конструкций. Анализ конкретных исторических условий образования „семей языков" (или как их называет Н. Я. Марр, „систем языков") ставится, следовательно, лишь теперь в порядок дня лингвистических исследований. Но уже сейчас выяснены некоторые опорные пункты для будущих изысканий в этой области. Прежде всего окончательно выяснилось, что всякое лингвистическое родство есть факт общественно-исторический, а не биологический, что объединение языков в семьи нельзя рассматривать как отражение каких-то физических, расовых и т. п. предпосылок. Далее стало ясным, что процессы, ведущие к образованию лингвистически-родственных групп, по самой своей природе не могут быть ограничены рамками данной семьи языков. Языковые волны, (заимствования, влияния и т, д.), исходящие из какого-либо центра, всегда покрывают любую периферийную область, тяготеющую к данному центру, независимо от национальности, расовой принадлежности, языка и т.. д. обитателей данного района, Вместе с тем оказалась снятой та абсолютная граница, которую представители старого-языкознания проводили между заимствованиями, связывающими разные языки, и восходящим к праязыку „исконным" и „первоначальным" родством. Различные семьи языков не являются порождением параллельных и друг от друга не зависимых линий развития, это, скорее, результат процессов, в конечном счете связывающих все языки мира, но различающихся по степени интенсивности и постоянству направления, Там, где взаимодействие языков не прекращалось и шло в одном направлении в течение многих столетий, посте-
[48]    
пенно накоплялись элементы сходства в большом объеме. Следует ожидать, что изучение языков целой семьи по методам лингвистической географии позволит по-новому осмыслить добытые сравнительно-историческим языкознанием факты.

         ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК И ДИАЛЕКТЫ

                   Сложность картины исторического развития языков усугубляется тем, что процессы унификации и дифференциации не сводятся целиком к простому взаимодействию соседящих языковых единиц. Лингвистический ландшафт часто бывает многоярусным; на одной и той же площади нередко располагается несколько языков таким образом, что каждый из жителей данной территории оказывается принадлежащим сразу нескольким языковым общностям. Такое дву- или многоязычие населения может носить различный характер; в районах со смешанным национальным составом это может быть единство родного языка и некоей lingua franca, служащей средством межплеменного общения; специфическую окраску имеет единство общего языка и тайного наречия религиозной секты или мира преступников и т. д.; большое значение имеет также жанровая или стилевая диференциация языка, нередко принимающая значительные размеры. К явлениям двуязычия относится также расхождение литературного языка и разговорного, расхождения внутри самого литературного языка, различия литературного языка и диалектов. Начало такого расхождения А. Н. Веселовский относит к весьма ранним историческим эпохам, когда в условиях взаимного соседства племен, говорящих на родственных языках, шла выработка поэтического койнэ, более или менее отличного от языка повседневного быта. Путем отбора лексики и грамматических форм, выработки устойчивых поэтических формул и отдельных приемов складывался язык, который при всей неопределенности своих очертаний, обладал большим радиусом действия и становился до известной меры наддиалектным. Возникающий позднее литературный язык продолжает объединительные тенденции, заложенные в поэтическом койнэ. Важнейшим условием образования литературного языка является развитие
[49]         
письменности. В условиях классового общества литературный язык является орудием политической и идеологической гегемонии господствующих классов, при этом разрыв между литературным языком и народными говорами может принять весьма обостренные формы. История знает многочисленные примеры полнейшего отрыва литературного языка от народного, как в случаях романских или арабских завоеваний, когда язык завоевателей противопоставлялся языкам побежденных народов, как литературный язык местным говорам. Политическое и культурное значение литературного языка издавна требовало специальной заботы о поддержании его единства и чистоты. Эта задача в разные времена осуществлялась грамматикамигфилологами, которые в своей нормализирующей и пуристической работе опирались на освященные традицией образцы литературного творчества.

         НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК

                   Формирование национальных языков тесно связано с возникновением капиталистических отношений. „Нация, — указывает т. Сталин, — является не просто-исторической категорией, а исторической категорией определенной эпохи, эпохи подымающегося капитализма" („Марксизм и национальный вопрос").[2] Одним из существенных признаков нации является национальный язык. „Во всем мире — говорит Ленин — эпоха окончательной победы капитализма над феодализмом была связана с национальными движениями. Экономическая основа этих движений состоит в том, что для полной победы товарного производства необходимо завоевание внутреннего рынка буржуазией, необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в литературе. Язык есть важнейшее средство человеческого общения; единство языка и беспрепятственное развитие есть одно из важнейших условий действительно свободного и широкого, соответствующего современному
[50]         
капитализму, торгового оборота, свободной и широкой группировки населения по всем отдельным классам, наконец - условие тесной связи рынка со всяким и каждым хозяином или хозяйчиком, продавцом и покупателем" („О праве наций на самоопределение").¹ Используя исторически сложившиеся языковые связи, капитализм в ряде случаев устанавливает новые языковые общности и связи. Не следует поэтому смешивать понятие национального языка с абстрактно-лингвистическими представлениями о родстве языков. С формально-языковой точки зрения южные голландские 'диалекты являются продолжением расположенных на севере Германии нижненемецких говоров. Однако, конкретные исторические условия капиталистического развития в этом углу Европы привели к тому, что часть западных говоров в смешении с фризскими элементами послужила основой для литературного нидерландской.) языка, в то время как остальная территория нижненемецкого диалекта была втянута "в круговорот складывав лейся немецкой национальной общности, составляя теперь один из диалектов немецкого языка, несмотря на то, что лингвистически этот диалект чрезвычайно далеко отстоит как от южнонемецких диалектов, так и от литературного языка. Отсутствие подлинного национального единения, невозможного в условиях классового общества, препятствует превращению национального языка в язык всей нации. Рядом с литературно оформленным национальным языком существуют многочисленные социальные диалекты, из числа которых особенно резко выделяются крестьянские говоры, как проявление языковой и территориальной-раздробленности, унаследованной от феодализма.

         РАЗВИТИЕ ЯЗЫКОВ В ЭПОХУ СОЦИАЛИЗМА. ОБЩАЯ ТЕНДЕНЦИЯ ГЛОТТОГОНИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА

                   Лишь победа социализма и торжество пролетарской революции создают необходимые предпосылки для .ликвидации разрыва между национальным литературным языком и речью широких народных масс. Приобщение народа к национальному языку не является,
[51]         
однако, пассивным и механическим процессом. Революционный класс, наследуя национальный язык, ломает старые стилистические нормы, создает новые слова и обороты, выбрасывает старые отжившие элементы, утверждает иное словоупотребление, приспосабливая язык к новым потребностям. Как и в других областях социалистического строительства, так» и в области языковой политики пролетариат наталкивается на противодействие реакционных классов, которое резче всего проявлялось там, где литературные языки (или отдельные жанры литературного языка, как, например, области научного, делового, публицистического и т. д. языка) создавались заново. Опыт социалистическога строительства в СССР освещает пути дальнейшего развития национальных языков. Этот опыт в корне опровергает антиленинские взгляды, согласно которым национальные различия должны исчезнуть в ближайший период после победы пролетарской революции, уступая место языку ранее господствовавшей нации. Действительный сложный диалектический процесс развития языков при социализме получил глубокое освещение в выступлениях т. Сталина на XVI съезде ВКП(б)_г „Надо дать — говорит т. Сталин, — национальным культурам развиться и развернуться, выявив все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру с одним общим языком. Расцвех национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую Социалистическую (и по форме и по содержанию) культуру с одним общим языком, когда' пролетариат победит во всем мире и социализм войдет в быт, — в этом: именно и состоит диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре".[3]

Retour au sommaire