[10]
При нашем государственном строе в деятельности всех аппаратов управления, разумеется, заметен и должен быть заметен классовый подход к делу. Имеет это место, конечно, и в деятельности наркомпросов союзных республик и местных наробразов. Однако в основном вопросе, — какой класс обслуживает начальная и средняя школа, — в практике этой работы не было достаточных классовых достижений, необходимых с точки зрения пролетариата. Здесь имело место увлечение «общепросветительными» задачами в ущерб интересам пролетариата — лишь бы побольше школ, без достаточного внимания к тому, кто их оканчивает. Результаты известны: в первую группу поступает много детей рабочих, батраков и бедноты; а седьмую и девятую группы оканчивает очень мало детей рабочих, батраков и бедноты.
Другого результата не может быть, когда все средства на развитие начального и среднего обучения затрачиваются на увеличение числа школ, а не на обеспечение окончания их детьми рабочего класса и бедноты. При имущественном неравенстве в стране и при нынешнем уровне благосостояния — большинство рабочих и батрацких семей не имеют возможности только за свой счет содержать своих детей до окончания ими девятилетки. Дети должны раньше начать зарабатывать па покрытие хотя бы части расходов по своему содержанию или исполнять домашние работы, освобождая этим старшим время для дополнительного заработка.
Государство должно возместить рабочим, батрацким и бедняцким семьям те суммы, которые теперь зарабатывают или дают возможность заработать дети школьного возраста — только тогда эти дети смогут учиться при нынешнем материальном положения большинства рабочих и батраков. Закрывать на это глаза, замалчивать этот вопрос — означает или отсутствие четкой классовой установки, или объективно вредное недомыслие, или общественное лицемерие.
Интересы пролетариата совпадают у нас с интересами строительства социализма. Дело не только в том, что в СССР пролетариат является классом-диктатором и потому может обеспечить обучение в первую очередь своих детей из всех детей страны. Дело, главным образом, в том, что именно пролетариат является основным строителем социализма. Для успешности социалистического строительства необходимо повышение культурного уровня рабочего населения, притом не только без отставания, но и в значительно более быстром темпе, чем в отношении других слоев. Между тем нынешняя практика обслуживания жителей СССР начальной и средней школой означает относительный рост культурного отставания пролетариата от других классов (поскольку культурный рост вообще зависит от школы, — ибо он определяется не только ею). В первую группу
[11]
школы пролетарские дети вступают в проценте, соответствующем численности пролетариата в окружающем населении (это имеет у нас место), а оканчивают девятую группу школы в несколько раз меньше проценте (что тоже имеет у нас место, как правило). Это и означает относительное ослабление роста культурности класса, являющегося основным строителем социализма и усиление за его счет других классов и слоев, иногда даже прямо враждебных.
Такой итог нашей практики — законный продукт «общепросветительной» установки в деле распределения средств, затрачиваемых на начальное и среднее образование. Наркомпросы и наробразы предоставляемые им средства употребляют на увеличение количества школ и школьных комплектов, даже в отдаленной степени не обеспечив предварительно части средств, необходимой для стипендий пролетарским и бедняцким детям. Такая общепросветительная установка есть типичная демократическая установка, а не установка революционного социализма, не установка коммунистической партии в переходный период диктатуры к социализму. Суть демократической установки, будь то школьное дело или выборы депутатов и т. д., — заключается в том, что формально создаются равные для всех условия, а по существу малоимущие пролетарские и бедняцкие слои не имеют возможности в равной мере с прочими до конца использовать по видимости предоставленные им возможности: школа есть, прием свободный, даже предпочтение при приеме, а кончить нельзя.
Степень обслуживания рабочего населения школой у нас обычно, — совершенно неправильно, —измеряется степенью, в какой достигающие школьного возраста (примерно, 8 лет) дети пролетариев попадают в школы, в первую группу. Ничего нет удивительного, если в Москве все 8-летние дети рабочих поступают в школу, раз вообще в Москве количество комплектов первой группы рассчитано на охват всех детей города Москвы, достигших 8 лет. Мерилом классовой правильности обслуживания населения начальной и средней школы должно служить, какой процент детей рабочих, батраков и бедноты оканчивает школы. Ибо обслуживание населения школой заключается не в том, чтобы только принять детей и по пути потерять их, а в том, чтобы «научить», т.-е. до конца провести их через все группы. Старших групп, начиная с пятой (местами с четвертой), не хватает для того, чтобы в них могли поместиться все дети, учившиеся в первых группах. Потому особенно важно создать такие условия материальной поддержки детей рабочих, батраков и бедноты, чтобы именно они могли пройти курс всех девяти групп (или семи, где только семь).
Нельзя требовать от государства больше средств на начальное и среднее обучение, чем у него есть. Но можно и необходимо распределить предоставляемые средства более правильно в классовом отношении, чем это до сих пор делалось. В наличии неправильной практики виноваты не только наркомпросы и наробразы. Конечно, их вина главная, поскольку дело поручено было именно им, они получали средства и распределяли их. Распределяли как бывшие земства и городские думы царского времени — на основании демократической «общепросветительной» установки. Но виновато и государство в целом, что не осуществляло достаточного» надзора за выдержанностью классовой линии в практике наркомпросов и наробразов, что слишком положилось на доверие к ним, не давало специальных жестких директив и не проверяло их выполнения. Здесь сказывалось отвлечение внимания партии сначала к войне, потом к вытаскиванию страны из хозяйственной разрухи. Но теперь, когда мы вступили уже в плановый период строительства социализма, неотложной стала задача навести порядок и в этом деле.
[12]
Вопрос об обеспечении правильного в классовом отношении обслуживания населения школой —основной вопрос в области начального и среднего обучения. Самая «лучшая» школа весьма мало нас утешит и устроит, если социальный смысл ее будет сводиться к преимущественному вооружению знаниями и культурностью враждебных, нейтральных или лишь сочувствующих общественных сил, при систематическом выбывании пролетарских элементов из стен школы по пути между первой и девятой (седьмой) группами. Остаться при такой практике, раз она достаточно установлена и осознана, — означало бы признать законным то банкротство наркомпросов в основном вопросе их деятельности, — кого готовит школа, — какое неопровержимо установлено последней всесоюзной переписью школ, ныне уже разработанной и подытоженной.
Эта основная задача исправления классовой неправильности — превыше всех частных вопросов, какие могут быть поставлены в области начального и среднего обучения. Не заплатки, не грошевые ассигновки сверх плана на ничтожное количество стипендий детям рабочих и бедноты, — здесь необходима основательная ломка самого плана распределения средств, предоставляемых по пятилетке для начального и среднего обучения. Если окажется невозможным увеличить эти средства, то необходимо в такой степени сократить расходы на открытие новых школ первой ступени, чтобы освободились достаточные средства для полного доведения до окончания школы второй ступени тех детей рабочих, батраков и бедноты, которые поступили в первую группу школы первой ступени. Иначе наличного социального состава и деятельности нынешней школы второй ступени не изменить.
Опыт показывает, что в первых трех группах школы первой ступени выбытие детей рабочих не велико, потому что в этом возрасте дети не имеют для рабочих семей особого значения в качестве вспомогательной зарабатывающей или облегчающей заработок силы. Наблюдения показывают также, что рабочие с заработком выше среднего (примерно, выше 100 руб. в месяц), как правило, не берут детей из школы до пятой—шестой группы, иногда до седьмой. Иначе сказать, в этих случаях становится трудным содержать детей без помощи со стороны, примерно, лишь с 16 лет, — значит, стипендии понадобятся лишь с седьмой группы.
Таким образом, как правило, особая помощь должна оказываться в настоящее время лишь начиная с четвертой группы — детям рабочих с заработком менее 100 руб. в месяц, детям батраков и детям крестьянской бедноты, освобожденной от сельхозналога. Сюда следует присоединить детей учителей, зарабатывающих менее 100 руб. в месяц, детей милиционеров, мало зарабатывающих служащих сельсоветов и райисполкомов и некоторые другие категории малоимущей части служащих. Начиная с седьмой группы, стипендии должны выдаваться и почти всем остальным учащимся детям рабочих.
Стипендия должна заключать в себе: 1) снабжение обувью и одеждой; 2) снабжение всеми учебниками, тетрадями, прочими учебными пособиями до билетов в кино включительно; 3) снабжение в помещении школы завтраком перед началом ученья и горячим обедом после конца ученья; 4) снабжение проездной платой живущих далеко; 5) денежное пособие на расходы по квартире и ужину, приходящиеся в семье на долю учащегося. В некоторых случаях особо неимущим, — например, в деревнях, как правило, детям почти всех батраков, — с первой же группы придется выдавать зимнюю обувь и теплое платье, иначе они вовсе не смогут посещать школу зимой.
[13]
Здесь речь идет не о нескольких миллионах, а о многих десятках миллионов рублей ежегодно. Поэтому ущерб для открытия новых школ будет значительным, если окажется невозможным увеличить сумму общих ассигнований на начальное и среднее образование. Выше пояснено уже, почему лучше сжать открытие новых школ, чем продолжать прежнюю практику, по которой окончание школы — не для детей рабочих и бедноты, по крайней мере не для большинства из них. Однако на V с'езде советов тов. Кржижановским было заявлено о прибавке на культурные нужды миллиарда рублей к прежним предложениям пятилетки, в том числе весьма крупных сумм для нужд народного образования, еще не распределенных. Вот эту новую прибавку, одобренную V с'ездом советов, надо пустить на покрытие расходов по стипендиям детям рабочих, батраков и бедноты в начальных и средних школах. Тогда можно будет обойтись без уменьшения числа новых школ, подлежавших по пятилетке открытию до этой прибавки.
Обеспечение возможности детям рабочих и бедноты оканчивать среднюю школу (поскольку такие школы вообще будут иметься в наличности) должно сильно изменить подбор детей, принимаемых в школы второй ступени. Придется установить порядок, при котором твердо (без экзаменов) принимаются в школы второй ступени только: 1) дети рабочих и батраков; 2) дети бедноты, освобожденной от сельхозналога; 3) дети некоторых категорий служащих, как милиционеры, учителя, агрономы, инженеры, врачи, общественные работники партии и профсоюзов и т. п. Во вторую очередь, в зависимости от наличия мест, принимаются дети крестьян середняков, дети прочих служащих и кустарей без наемного труда (при недостатке мест для второй очереди—более способных из них). В третью очередь, для которой пока на деле вряд ли будут места, — остальные.
***
Первый вопрос — кого учат. Второй и третий — кто учит и чему учат. Для того, чтобы кадры учителей соответствовали советским требованиям, необходимо значительно усилить внимание к подготовке и переподготовке учителей, т.-е. больше давать на это средств. Когда дети учатся по десять лет в начальной и средней школе, влияние учительства на формирование подрастающего поколения не может не быть большим. Тем более, что в советскую школу дети идут с доверием как в свою школу. В царскую школу в свое время мы, нынешнее старшее поколение, ходили с недоверием, относились к ней, как к орудию во враждебных руках, это уменьшало влияние тогдашнего учительства. А теперь надо прибавить еще общее культурно-общественное влияние учителя (которому открыта закрытая при царизме дорога общественно-политической работы), особенно в деревне.
Несмотря на все это, подготовка учителей находится в ужасном положении. Стипендии в педагогических техникумах и вузах ниже, чем в других, будущие учителя не имеют поэтому возможности хорошо учиться. Впереди предстоит заработок учителя — тоже ниже заработка среднего служащего. Потому, кто может, бежит из педагогических учебных заведений или, кончив, старается получить работу не в школах. По пятилетке заработок учителя к концу ее будет доведен до 100 руб. в месяц в городах и соответственно повышен в деревнях. Но это ниже заработка среднего городского служащего даже теперь, не говоря уж о конце пятилетки. При таких условиях отлив лучших и потому более требовательных сил в другие занятия будет продолжаться.
Для советской школы мало иметь хороший (с пролетарской точки зрения) социальный состав учащихся. Надо иметь еще социально близкого
[14]
учителя, который на строительство социализма и диктатуру пролетариата смотрел бы, как на свое родное дело, чувствовал бы себя и свою среду заинтересованными в успехе нашего дела и понимал бы это дело. Необходимо обеспечить приток рабочих подростков в учебные заведения по подготовке учителей, поднять значительно ежемесячный размер стипендий для учащихся педагогических техникумов, рабфаков и вузов, увеличить число этих стипендий и оборудование этих заведений, улучшить материальные перспективы учительства. Иначе сказать, к концу пятилетки поднять заработок городских учителей и учительниц хотя бы до заработка квалифицированного рабочего, т.-е. примерно до 150 руб. в месяц (и соответственно определить заработок учителей в деревнях). Тогда вопрос о хороших кадрах для школьного учительства будет решен. Тогда и наличные учителя смогут найти охоту и время для повышения своей подготовки вместо неизбежных сейчас поисков посторонних школе дополнительных платных занятий.
По вопросу, чему учат в школе — наблюдения весьма пестры. Даже в пределах Москвы в разных школах в тождественных группах той же ступени — разные программы обучения (даже в тех первых семи группах, где еще нет специального «уклона»). Необходимо программы преподавания установить законом. До сих пор это считается внутренним делом наркомпросов и даже наробразов и на деле — чуть ли не администрации отдельных школ. Как будто дело государства только давать деньги, а чему учить — и без него решат. И решают — кто во что горазд. Каким наукам и в каких размерах учить в школах разных типов — важнейший государственный вопрос, который по надлежащей подготовке формально должен быть разрешен сессиями Центральных Исполнительных Комитетов республик на основании общей директивы ЦИК Союза.
Взять, например, такой пример, как предстоящее введение в Москве десятого года обучения (до сих пор в начальной и средней школе в общем учеба в РСФСР нормально продолжалась не более 9 лет). После первоначальных газетных сведений многие поняли, что будет прибавлена высшая десятая группа, чтобы подростки выходили более подготовленными к жизни (и к вузу). Прибавка десятой группы могла облегчить перегрузку в некоторых предшествующих группах (непосильную при одновременной пионерской работе) и дала бы возможность кое-что прибавить к нынешнему курсу. Потом оказалось, что имеется в виду прибавить перед первой группой еще более низшую, — для чего уже гораздо меньше оправданий. Сессии ЦИК республик обсуждают нередко гораздо менее важные вопросы, а здесь все проходит внутренними меняющимися ведомственными распоряжениями, в стороне от пролетарского общественного мнения, от прохождения через обычные органы советской общественности. Этому надо положить конец.
Или такой пример, как преподавание иностранных языков. Здесь самая пестрая практика: где учат немецкий, где французский, английский или сразу два языка или вовсе ни одного. Вопрос не малой важности. Осилить сразу несколько иностранных языков наш рабочий не может. А иметь возможность об'ясниться с заграничными товарищами, понимать их — необходимо. Ведь те, кто теперь поступают в школу, — будут жить взрослыми после победы пролетарской революции в остальной Европе, когда заграничные поездки (и приезды к нам заграничников) станут повседневными и массовыми. Если трудно изучить все языки, то легко научиться одному эсперанто (искусственному международному языку). Уже сейчас по всем главным странам Европы можно проехать и общаться с тамошними рабочими при знании одного эсперантского языка. Во всех главных государ-
[15]
ствах существует рабочее эсперантское движение, эсперантские союзы, газеты, с'езды. Если бы в наших школах второй ступени ввести преподавание языка эсперанто, это дало бы мощный толчок дальнейшему развитию ознакомления с ним и заграничных рабочих (ознакомление с ним в несколько раз проще и легче, чем с русским или с английским, немецким, французским, китайским и любым иным).
Не останавливаюсь здесь на ряде примеров других необходимых перемен, как отмена экзаменов и их суррогатов, развитие фабричных семилеток (с преобразованием в них всех прифабричных школ первой ступени), значительное усиление начального и среднего технического образования и общее установление большей связи с производством и т. д.
Важность всех этих вопросов и направление необходимых перемен, по-видимому, уже достаточно осознаны. Остановлюсь еще лишь на одном частном примере, которому пока повезло меньше, — на вопросе о продолжительности и распорядке учебного года.
Если вспомнить нынешнюю практику, вряд ли кто согласится признать положение нормальным. Начало и конец учебного года в школах меняются чуть не ежегодно. Время и продолжительность зимних или весенних каникул — то же самое. Остальные дни отдыха расположены случайно — разом густо, разом пусто. Поэтому от перерывов в занятиях не получается того равномерного повышения производительности учебы, какое они дали бы при большей плановости распределения. Самое число учебных дней в течение года гораздо меньше, чем в тех иностранных государствах, которые мы должны догнать и перегнать (в том числе и в культурном отношении). Наконец, наша школа не порвала еще даже с религиозными праздниками, как воскресенья и др. подобные дни. Кстати казать, это не особенно соответствует той антирелигиозной среде, какая должна пропитать школьное воспитание. Если можно еще было считаться с религиозными предрассудками старых ткачих, то вряд ли можно серьезно говорить о религиозных убеждениях восьмилетних и десятилетних ребят.
Теперь представляется редкий и единственный в своем роде случай положить конец всем этим несуразицам и неупорядоченности. Промышленность, торговля и зрелищные предприятия переходят на сплошной производственный год. Переход уже начался и, в силу имеющихся решений, будет итти все ускоряясь. Этот переход означает ломку бытового уклада рабочей семьи, и к новому укладу (шестидневная неделя вместо семидневной, упразднение всех религиозных и прочих праздников кроме 5 дней в году) надо приспособить и уклад школьного учебного года.
Подробности о введении сплошного производственного года в промышленности имеются в брошюре моей «360 дней вместо 300» (издание Госиздата, М. 1929 г.). Приспособление учебного года в начальных и средних школах представляю себе таким образом. В школах, как и в промышленности, вводится шестидневная учебная неделя: пять дней школьники учатся, каждый шестой день все одновременно отдыхают. Всякие другие праздники и дни отдыха отменяются, кроме только 5 дней общих со всем пролетариатом праздников (1 и 2 мая, 7 и 8 ноября и еще 1 день). Кроме того остаются летние каникулы, продолжительностью 61 день и два раза в учебном году каникулы по семь дней (каждый раз через 16 шестидневных учебных недель). Учебных дней при таком порядке будет 240 в году, т.-е. больше нынешнего. Дни отдыха распределяются равномерно, и потому регулярный отдых будет чаще теперешнего (на каждый шестой, а не на каждый седьмой день).
Если, например, в Москве распустят на летние каникулы 20 июня, то они будут продолжаться по 20 августа. Затем с 21 августа по 25 ноября первый учебный период — 97 дней, из них 80 учебных, два дня ноябрь-
[16]
ские праздники и остальное регулярные дни отдыха. Затем семидневный перерыв в занятиях с 26 ноября по 2 декабря и второй учебный период с 3 декабря по 7 марта в 95 дней, из них 80 учебных. После нового семидневного перерыва занятий (с 8 по 14 марта) идет последний учебный период, с 15 марта по 20 июня, в 97 дней, из них 80 учебных, два дня майского праздника и остальные — регулярные дни отдыха. Вместо двух семидневных перерывов можно устроить один зимний перерыв в 14 дней с 18 по 31 января, что в некоторых отношениях целесообразней.
Конечно, это лишь один из мыслимых вариантов, но в какой-то форме необходимо учесть в школе изменения, вносимые в рабочую жизнь введением непрерывного производства. Раз «воскресенья» не останется в быту взрослых рабочих, на предприятиях, в торговле, транспорте, в зрелищном деле — смешно было бы сохранять его только и именно в школе.