[398]
В кавказско-иберийских языках особое положение прямого дополнения выступает в различных сочетаниях с глагольного формою сказуемого, образуя сложную конструкцию эргативного предложения. В адыгейском языке от основы одного и того же глагола могут быть образованы как переходные, так и непереходные формы, получающие различную префиксацию. В этом языке субъектные показатели при непереходных формах глагола (1-е лицо -сы, 2-е лицо -у, о, 3-е лицо —) выступают показателями прямого объекта при переходных формах, в которых субъект получает префиксы 1-го лица -сэ, 2-го лица -о, 3-го лица -е. Эти же показатели субъекта переходных форм глагола выступают также показателями косвенного объекта, ср. у-е-сэ-гъэ-лъэгъу «тебя-ему-я-показываю»[1] (после личных показателей поставлен префикс побудительного залога -гъэ-); ср. непереход­ную форму у-дэт «ты стоишь», где тот же префикс 2-го лица (-у-) выступает субъектом действия.

Падежи имен в адыгейском языке передают те же субъектно-объектные отношения, что и приведенные выше глагольные префиксы. Подлежащее при непереходных и переходных формах сказуемого ставится в разных падежах имен существительных. При непереходном действии используется прямой падеж подлежащего (-р). Он же выступает падежом прямого дополнения при переходных формах глагола, где подлежащее получает эргативный падеж (-м), употребляемый также для обозначения косвенного объекта. Личные местоимения в адыгейском языке по падежам не изменяются[2]. Их синтаксическое положение в строе предложения устанавливается местоположением, ср. шъо сэ докторы-м с-е-шъо-гъэ-лъэгъу «вы меня доктору меня-ему-вы-показываете» (местоимение 2-го лица мн. числа шъо повторяется в глагольном префиксе, стоящем перед показателем побуди­тельного залога -гъэ). Субъектные и субъектно-объектные отношения в первых двух лицах передаются в самой глагольной префиксации с достаточной конкретизацией, что делает необязательным присутствие неизменя­емых по падежам личных местоимений.

При 3-м действующем лице передача тех же отношений отмечается также падежной формой имен существительных. Наличие прямого допол­нения выделяет предложения переходного действия, устанавливая падеж подлежащего и глагольную аффиксацию, ср. различные конструкции предложения с именем существительным в позиции подлежащего: предложение непереходного действия щъузы-р ма-дэ «женщина шьет (занимает­ся шитьем)». Подлежащее стоит в прямом падеже (суффикс -р), глагол получил реже встречающийся префикс 3-го лица непереходной формы -ма/мэ; ср. предложение переходного действия: шъузы-м джанэ-р е-ды «женщина рубаху шьет». Подлежащее стоит в эргативном (косвенном)
[399]
падеже шъузы-м, прямое дополнение поставлено в прямом падеже джанэ-р. Субъектно-объектные отношения передаются в сказуемом одним пре­фиксом субъекта (-е), так как объектом выступает 3-е лицо, получающее в глаголе нулевой показатель. «Прямое дополнение играет чрезвычайно существенную роль во всей адыгейской грамматике... Наличность или от­сутствие прямого дополнения в предложении имеет решающее значение для построения как всего предложения (различные окончания подлежа­щего), так и сказуемого в нем (различное выражение лиц и т. д.)». Харак­теризуя этими словами весь строй адыгейского предложения, Н. Ф. Яков­лев считает необходимым «признать в адыгейском языке третий главный член предложения — прямое дополнение или объект»[3].

В ином положении оказывается прямое дополнение в бацбийском языке вейнахской группы Северного Кавказа. В этом языке выделяются именные классные показатели, которые выступают в глаголе, имеющем личное спряжение при первых двух лицах (3-е лицо лишено личного окончания). Тем самым вербальное сказуемое получает в первых двух лицах классные показатели и личные окончания, тогда как оно же в 3-м лице сохраняет лишь классные показатели, которые в эргативной конструкции сочетаются с членами предложения, стоящими в именительном падеже. В парадигме склонения личных местоимений эргативный падеж выделяется, но эргативный падеж в этом же языке отмечает активность действующего лица при любом глаголе. Когда субъект выполняет действие по своей собственной воле, подлежащее в первых двух лицах может стоять в эргативном падеже также и при непереходном глаголе: ас тха Телви в-уитI-ас «я сегодня в Телави иду (еду)». Глагол классным показателем -в и личным окончанием -ас сочетается с подлежащим, стоящящм в эргативном падеже (ас «я», ср. именительный падеж -со). Такая же конструкция предложения с эргативным (активным) падежом подлежащего образуется при переходном глаго­ле ас ботх б-о-с «я работу делаю». В этом предложении глагольная форма и падежи имен связаны субъектно-объектными отношениями. Глагол получил классный показатель прямого дополнения (б-) и личное окончание -с, соответствующее подлежащему («его-делаю-я»). Глагольной форме отвечают именительный падеж прямого дополнения и эргативный падеж подлежащего. При первых двух действующих лицах переходное предложе­ние выделяется не падежом подлежащего, которое может стоять в эргатив­ном падеже и при непереходном глаголе, а субъектно-объектным оформлением сказуемого, при котором прямое дополнение согласуется с глаголом классным показателем, тогда как субъект передается глагольным личным окончанием. Переходное действие в этом его построении противопоставляется непереходному наличием прямого дополнения, обусловившим субъектно-объектную аффиксацию сказуемого.

При отсутствии личных окончаний в 3-м действующем лице глагола в нем остаются только классные показатели, получаемые от существитель­ных, стоящих в именительном падеже. Поэтому, когда в сложной глагольной форме (причастие со связкой) классными показателями передаются как субъект, так и объект, оба соответствующих члена предложения ста­вятся в именительном падеже: дад сон кхор б-алъино в-а «отец мне яблоко дал». Подлежащее (дад «отец») и прямое дополнение (кхор «яблоко») сто­ят в одном и том же падеже. Сложное сказуемое получает в причастно-деепричастной форме (алъ-ино) классный показатель прямого дополнения (-б), тогда как в связке в-а выступает классный показатель подлежащего (-в). Субъектно-объектные отношения передаются здесь без использования эргативного падежа подлежащего, так как наличие в глаголе лишь клас­сных показателей, которые всегда сочетаются с членами предложения, стоящими в именительном падеже, приводит к постановке в одном и том
[400]
же падеже как прямого дополнения, так и подлежащего. Тем не менее и при именительном падеже подлежащего переходное предложение про­тивопоставляется непереходному в том же бацбийском языке. В нем сказуемое в данном построении предложения связывается своими классными показателями с прямым дополнением (см. деепричастие) и с подлежащим (см. связку). Передаваемые субъектно-объектные отношения соединяют весь комплекс переходного предложения, в состав которого входит прямое дополнение, отсутствующее в непереходном; ср. непереходное предложение с глаголом субъектного строя спряжения, дад в-уитI «отец идет». Глагол в том же 3-м лице остается с одним классным показателем (-в), полученным от подлежащего, поставленного в именительном падеже.

Вся конструкция предложения меняется в том же бацбийском языке, когда сказуемое в 3-м лице получает односторонние объектные показатели, соединяющие его только с прямым дополнением: дад-ас кхор б-алъи сон «отец яблоко дал мне». Прямое дополнение (кхор «яблоко») поставлено в именительном падеже. Глагол получил его классный показатель (-б). Подлежащее получило эргативный падеж (дад-ас «отец»). Косвенное дополнение (сон «мне») стоит в дательном падеже; ср. такое же построение предложения со сложной глагольной формой, в которой оба классных показателя относятся к прямому дополнению: дад-ас кхор б-алъино б-а «отец мне яблоко дал». Классными показателями (-б) сочетается прямое дополнение со сказуемым. Получается, тем самым, объектная группа, при которой отношения к субъекту передаются эргативным падежом подлежа­щего (дад-ас)[4].

Особое построение предложения с эргативным падежом подлежащего и со сказуемым, сочетаемым с прямым дополнением, имеется в аварском языке Дагестана. В этом языке глагол не получает личного спряжения, но широко использует систему классных показателей. В значении эргативного падежа выступают разные косвенные падежи в зависимости от семантики предложения с соответствующим глаголом в сказуемом. Тем самым выде­ляются конструкции предложения с различными падежами подлежащего при едином падеже прямого дополнения, с которым согласуется глагол, получая его классные показатели: 1) предложения с переходным сказуемым, ср. инсу-ца хур б-екъана «отец поле пахал», инсу-ца хур-дул р-екъана «отец поля пахал». Глагол получает показатели прямого дополнения (б — класс нечеловека в ед. числе; р — во мн. числе). При данной синтаксиче­ской группе сказуемого подлежащее ставится в творительном падеже (инсу-ца); 2) предложения с verba sentiendi: инсу-е вас в-окьула «отец сы­на любит», инсу-е яс й-окъула «отец дочь любит». Глагол оформляется классными показателями прямого дополнения (в — жласс мужчин, й — класс женщин). Подлежащее стоит в дательном падеже (инсу-е); 3) предложения с глаголами восприятия: инсу-да вас в-ихьана «отец сына видел», инсу-да яс й-ихъана «отец дочь видел». Глагол, согласуясь с пря­мым дополнением, получает те же классные показатели мужчин и жен­щин. Подлежащее стоит в местном падеже (инсу-да).

К этим трем видам предложений с прямым объектом присоединяется конструкция простого безобъектного предложения непереходного дей­ствия. Подлежащее в нем ставится в именительном падеже. Его классный показатель включается в глагольную форму сказуемого: эмен рокъо-в-е в-уссана «отец домой вернулся», эбел рокъо-й-е й-уссана «мать вернулась домой», ср. те же предложения с составным сказуемым: эмен рокъо-в-е в-уссун в-уго; эбел рокъо-й-е й-уссун й-иго. Сказуемое, как простое, так и составное, получает классный показатель подлежащего (в — класс муж­чин, й — класс женщин). Этими классными показателями объединяется вся группа сказуемого, в которую включается также обстоятельство места, получающее те же классные показатели.

[401]
Такому построению предложения непереходного действия противопоставляются в аварском языке приведенные выше конструкции предложений, передающие субъектно-объектные отношения. В них прямое дополнение, стоящее в именительном падеже, соединяется с глаголом своим классным показателем, тогда как подлежащее передает свой клас­сный показатель только примыкающему к нему определению, ср. кIудия-в вац-ас хур б-екьана «старший брат поле пахал». Определение в группе подлежащего примыкает к определяемому, которое получает соответ­ствующее падежное окончание (вац-ас — творительный падеж). Эта атрибутивная группа подлежащего сочетается с группой сказуемого. В ней классный показатель имени, выступающего прямым дополнением, объединяет его с глаголом, который получает только этот показатель, так как лишен личных окончаний. Образуется объективная группа сказуемого, от содержания которой зависит постановка подлежащего ш одном из упомя­нутых выше косвенных падежей (творительном, дательном, местном). Все предложение расчленяется на атрибутивную Группу подлежащего (кIудия-в вац-ас «старший брат») и объектную группу сказуемого «хур б-екьана «поле пахал»). Последняя управляет падежом подлежащего и образует имеете с ним остов предложения переходного действия, в котором субъектно-объектные отношения передаются сочетанием такой объектной группы с аргативным падежом подлежащего.

В том же аварском языке ряд глаголов не получает не только личных окончаний, но и классных показателей. Такие глаголы могут быть исполь­зованы как в непереходном, так и в переходном значении, не меняя ни своей основы, ни своего грамматического оформления: гъветI бухIана «дерево горело»; дица гъветI бухIана «я жег дерево». Подлежащее в пер­вом примере стоит в именительном падеже (непереходное действие). В этом же падеже поставлено прямое дополнение во втором примере (гъветI «дерево»), где подлежащее «я» получило творительный падеж (в именительном падеже — дун, в творительном - дица); дун кванала «я ем»; чед кванала дица «хлеб ем я». Отсутствие прямого дополнения в первом примере характеризует состояние, в котором находится дей­ствующее лицо, фигурирующее поэтому в именительном падеже. Включение прямого дополнения в состав такого же предложения придает актив­ность совершаемому переходному действию, в связи с чем подлежащее получает эргативный (творительный) падеж. В приведенных примерах глагольное сказуемое не имеет ни личных, ей классных показателей. Тем не менее и в этих предложениях выступают субъектные и субъектно-объектные отношения. Безличная форма глагола, сочетаясь с именительным падежом подлежащего, передает субъектные отношения. Та же безличная форма глагола, сочетаясь с именительным падежом прямого дополнения и эргативным падежом подлежащего, устанавливает субъектно-объектные отношения[5].

В табасаранском языке лезгинской группы прямое дополнение соче­тается со сказуемым как при личной, так и при безличной глагольной форме. Этот язык, как утверждает Л. И. Жирков, «начал утрачивать точность в согласовании по классам своих глагольных форм»[6]. Что касается личного спряжения в этом же языке, то глагол получает его только в первых двух лицах. Личными окончаниями в глаголе выступают дериваты личных местоимений; ср. местоимения узу «я», уву «ты» и глагольные окончания 1-го лица -за, 2-го лица -во. Личные местоимения в табасаранском языке, изменяясь по падежам, не выделяют особого эргативного падежа — он идентичен с именительным. Дериваты этих местоимений в глагольной суффиксации равным образом одинаковы как в переходных, так и в непереходных построениях глагола. Такая особенность морфоло-
[402]
гического оформления местоимений и их глагольных дериватов приводит к схождению грамматических форм имен и глаголов в переходных и не­переходных предложениях с первыми двумя действующими лицами; ср. узу ктаб урхура-за «я книгу читаю» уву ктаб урхура-ва «ты книгу читаеть», узу гъяра-за «я иду», уву гъяра-ва «ты идешь». Переходное действие отличается от непереходного при первых двух действующих лицах только паличием прямого дополнения, связь которого с подлежащим и сказуемым передает в предложении субъектно-объектные отношения.

В том же табасаранском языке строй предложения изменяется, когда действующим лицом выступает третье. В этом лице личные местоимения заменяются указательными, которые в глагольную форму не суффиксируются, в связи с чем глагол в 3-м лице остатся безличным. Не получая показателя лица, сказуемое передает субъектно-объектные отношения сочетанием с именными членами предложения, представленными именами существительными. В их парадигме склонения эргативный падеж выделяется суффиксами -ди, -ли -ри и др., противопоставляясь именительному не получающему никакого падежного окончания. При таком морфологическом оформлении имен существительных выступает в том же табасаранском языке эргативная конструкция предложения с безличною глагольного формою и эргативным падежом подлежащего при именительном падеже прямого дополнения. Такое построение переходного предложения противополагается непереходному; ср. непереходное действие: бай ахура «мальчик спит», переходное действие: боли ктаб урхура «мальчик книгу читает». В первом примере подлежащее бай «мальчик» стоит в именитель­ном падеже (непереходное действие). В последнем примере в том же падеже поставлено прямое дополнение ктаб «книга» при подлежащем, стоящем в эргативном падеже ба-ли «мальчик» (переходное предложение). Глатол во всех трех примерах сохраняет одну и ту же грамматическую форму с нулевым окончанием 3-го лица. Прямой объект, наличный или подразумеваемый, не изменяя глагольной формы, изменяет падеж подлежащего[7]. Эргативный строй переходного предложения получаете» и при безличном глаголе в сказуемом.

В лезгинском языке, в отличие от табасаранского, не только имя существительное, но и личные местоимения выделяют особый эргативный падеж. В связи с этим безличный глагол в лезгинском языке сочетается в переходных предложениях с подлежащим, стоящим в эргативном па­деже во всех трех действующих лицах, иротивополагаясь непереходному предложению, в котором безличный глагол сочетается с подлежащим в именительном падеже. Ср. за и кIвалах азун-а «я эту работу сделал» (переходное предложение, подлежащее за «я» в эргативном падеже, глагол авунг-а «сделал» имеет в суффиксе показатель прошедшего I-а); зун и кIвал-из клигн-а «я на этот дом смотрел» (непереходное предложе­ние, подлежащее зун «я» в именительном падеже, косвенное дополнение кIвал-из в дательном падеже); балкIан-ди зи ник барбатIн-а «лошадь мое поле потоптала» (переходное предложение, подлежащее балк1ан-ди в эргативном падеже); зи балкIан галатн-а «моя лошадь устала» (непере­ходное предложение, подлежащее балкIан «лошадь» в именительном; падеже)[8]. Глагол во всех приведенных примерах выступает с одной и той же грамматической формой прошедшего 1-го времени, отмечаемого суф­фиксом -а. Прямое дополнение стоит везде в именительном падеже. Его наличие, не отражаясь на глагольной форме, сочетается с эргативным падежом подлежащего. Тем самым передаются субъектно-объектные отношения при всех трех действующих лицах. Такая структура предло-
[403]
жения обусловлена выделением в лезгинском языке эргативного падежа в парадигмах склонения имен существительных и местоимений.

В агульском языке той же лезгинской группы личные местоимения, как и в лезгинском, не участвуют в образовании глагольных форм, кото­рые остаются безличными при всех трех действующих лицах. Но личные местоимения в агульском, так же как и в табасаранском, не выделяют особого эргативного падежа, сохраняя для подлежащего единую форму именительного падежа. Благодаря таким особенностям построения парадигм склонения имен существительных, выделяющих зргативный падеж подлежащего, и местоимений, его не выделяющих, эргативное построение переходного предложения выступает в агульском языке лишь при 3-м лицо субъекта, где переходное предложение противопоставляется непере­ходному не только наличием дополнения, но также различием падежей подлежащего. Ср. агульское предложение непереходного действия: зе дад ушуне «мой отец уехал»; предложение переходного действия: зе дад-а хулар акьуне «мой отец дом построил». В первом примере подлежащее дад «отец» стоит в именительном падеже. Во втором примере в том же падеже поставлено прямое дополнение (хулар «дом») при подлежа­щем в эргативном падеже (дад-а «отец»). Глагол в обоих примерах стоит в прошедшем времени (суффикс -упе). Различия в передаче отношений между членами предложений устанавливаются сочетанием безличного глагола с подлежащим (субъектные отношения) и с прямым дополнением при эргативном падеже подлежащего (субъектно-объектные отношения).

Такие конструкции предложения выступают в основном агульском языке только при 3-м лице субъекта. Действующие первые два лица при безличной глагольной форме передаются подлежащим, в котором высту­пают личные местоимения. Они в агульском языке, так же как и в таба­саранском, имеют одну и ту же грамматическую форму для падежей именительного и эргативного. В связи с этим падеж подлежащего при переходном и непереходном действии остается одним и тем же. Но в табасаранском языке глагол спрягается по первым двум лицам, тогда как в агульском личное спряжение глагола вообще отсутствует. Поэтому субъектно-объектные отношения передаются в табасаранском личным окончанием глагола и присутствием прямого дополнения, в агульском же — сочетанием подлежащего и прямого дополнения с безличной гла­гольной формой. Активный субъект при действии первых двух лиц не выделяется в агульском языке ни падежом подлежащего, ни безличным сказуемым. Переходное на объект предложение устанавливается в этом его значении контекстом и наличием прямого дополнения. Включение последнего не отражается на глагольной форме, остающейся безличною. Не отражается оно также на падеже подлежащего, сохраняющего в местоимениях форму именительного падежа. Переходное предложение при первых двух действующих лицах выделяется только включением прямого дополнения в строй предложения. Его наличие придает активность всему совершаемому переходному на объект действию и при неизменяемом падеже подлежащего в первых двух лицах местоимений. Ср. зун даради ушуне «я в лес ушел», зун хулар акьуне «я дом построил». В обоих примерах выступают безличная глагольная форма, снабженная суффиксом 1-го прошедшего времени (-уне), и подлежащее, стоящее в именительном падеже (зун «я»). Переходное действие выделяется здесь присутствием прямого дополнения. При 3-м действующем лице наличие прямого дополнения, даже восстанавливаемого семантикой глагола, изменяет падеж подлежащего (см. выше).

Такое изменение падежа подлежащего при 3-м действующем лице связано в лезгинских языках с выделением эргативного падежа в склонении имен. Если он же выделяется в склонении личных местоимений, строй предложения меняется и при первых двух действующих лицах. Поэтому, когда в одном из диалектов агульского языка (керенском) эргативный па-
[404]
деж выступает также и в местоимениях первых двух лиц, выделяется эргативное построение предложения переходного действия также и при подлежащем, передаваемом местоимениями. Ср. зун даради ушуне «я в лес ушел» (подлежащее зун «я» в именительном падеже); ваш синар гъушунв «я струны купил» (подлежащее заш «я» в эргативном падеже)[9].

При сопоставлении приведенных грамматических построений переходного предложения в агульском языке выходит, что наличие эргативного падежа не обязательно в этом языке для передачи субъектно-объектных отношений, тогда как присутствие прямого дополнения оказывается необходимым, так как при безличной глагольной форме в сказуемом прямой объект может быть передан только членом предложения. В таком же положении находится прямое дополнение, когда глагол получает личные окончания, но передает ими односторонние субъектные отношения; ср. табасаранский язык, в котором личные местоимения образуют своими дериватами личное спряжение глагола. В склонении тех же местоимений нет 3-го лица, нет также особого эргативного падежа. Поэтому в первых двух лицах глагол спрягается и согласуется с подлежащим в именитель­ном падеже, а при 3-м действующем лице остается безличным. Но подлежащим здесь выступают не личные местоимения, а имена суще­ствительные, в склонении которых эргативный падеж выделяется. Таким образом, оказывается, что при лично оформленном глаголе выступает номинативный строй переходного предложения, а при безличном сказуемом
имеет место эргативная конструкция.

Прямой объект во всех языках выделяет переходное действие. Синтак­сическое значение прямого объекта в строении предложения наиболее ясно выступает в его эргативном строе, на котором пришлось остановиться несколько подробнее. Включаясь в глагольную форму субъектно-объектного построения сказуемого и выступая отдельным членом предложения, прямой объект в языках с этим строем предложения остается ведущим членом синтаксической конструкции.

Наличие прямого объекта оказывается необходимым для полноты построения предложения переходного действия, члены которого вступают между собою в субъектно-объектные отношения. Для их выражения требуется передача субъекта, объекта и предиката определенными грамматическими формами. В них прямой объект выступает в различных грамма­тических построениях. Он может выделяться не только отдельным членом предложения, но и в глагольной аффиксации, которая передает субъектно-объектные отношеяия и при отсутствии прямого дополнения. Ср. франц. Tu-l’as-laissé «ты-его-оставил»[10], эскимос, аглятац-амкын «веду-я тебя», аглятаках-пына «ведетпь-ты меня» (при первых двух лицах выражение субъектяо-объектных отношений ограничивается глагольной формой)[11].

Выступая вне глагольной формы, но сохраняясь в составе того же сказуемого, прямой объект получает форму члена предложения (прямого дополнения), включаемого со сказуемым в одну синтаксическую группу. Образуются инкорпорированные построения чукотского языка и объектно-предикативные словосочетания в тюркских, эскимосских и др. Выступая в именных членах предложения, занимающих самостоятельную позицию, прямой объект может включаться своим содержанием в один член предложения вместе с действующим лицом; ср. кабард. щIалэцIыкIулы-м зи-тхъэщIащ «мальчик умывался»[12]. Переходный глагол в кабардинском тексте, префиксируемый относительно-притяжательным местопмепием -зи,
[405]
сочетается с подлежащим в эргативном падеже (-м). В русском переводе того же предложения выступет подлежащее в именительном падеже. И в том и в другом тексте подлежащее получает содержание как субъекта, так и объекта.

Выступая отдельным членом предложения, прямой объект может занимать позиции не только прямого дополнения, но и подлежащего при страдательном залоге вербального сказуемого; ср. кабардинское предложение переходного действия с глаголом в действительном залоге: машынэ-м джанэ-р йыгдащ «машинка рубашку сшила»; предложение со страдательным залогом глагола джанэ-р машынэ-мкIэ дащ «рубашка машинкой сшита». При действительном залоге глагол получает субъектный местоименный префикс 3-го лица йы-, отпадающий в страдательном залоге. Пря­мой объект, выступающий прямым дополнением при действительном залоге, занимает позицию подлежащего при страдательном, сохраняя ту же грамматическую форму прямого падежа на -р. Производитель действия получает орудийный суффикс -мкIэ. Подлежащее в первом примере, где имеется прямой дополнение, стоит в эргативном (косвенном) падеже на -м[13].

В языках с единым падежам подлежащего и односторонним субъектным спряжением глагола, не получающим показателей объекта в своей аффиксации, прямой объект выступает отдельным членом предложения (прямым дополнением) и включается в передачу субъектно-объектных отношений, не изменяя всей конструкции предложения.

Прямое дополнение, передавая предмет, на который направляется дей­ствие, может включаться в различные синтаксические группы даже пред­ложений непереходного действия. Прямое дополнение может выступать в группировках слов с атрибутивным содержанием; ср., например, в на­найском языке тунгусо-маньчжурской группы, где прямое дополнение включается в причастно-деепричастный придаточный оборот со значением обстоятельства цели: (энэдемби) Верховнай Совета-ва сондёндами «(пойду) Верховный Совет избирая», «направлюсь, чтобы выбирать чле­нов Верховного Совета»; со значением обстоятельства причины: гида сэлэ-вэ-ни ичэми (нгэлэкпэнкин) «копья наконечник видя (перепугался)», «перепугался, увидев наконечник копья»; со значением обстоятельства образа действия: элэ-вэ-ни чирэми (тэхэни) «подол давя (сел)», «сел, при­давив полу одежды»[14]; со значением обстоятельства места: нингмам-ба нирухэнду «сказку (в сказке) написанное»; со значением обстоятельства времени: бичхэ-вэ ангосира (бухэни) «документ сделав (дал его)»; со значением определения: граница-ва этури хопан дянгиани «границу охраняю­щего отряда начальник»[15].

В приведенных примерах прямое дополнение входит в связь не со ска­зуемым главного предложения, а с определением или обстоятельством, образуя объектную группу внутри сочетаемых слов. В соответствующем строе языка прямое дополнение может сочетаться не только с вербальными и отглагольными формами переходного действия, но даже с именами существительными того же содержания; ср. нанайское ми ичэи Иван огда-ва ангойвани «я вижу Ивана лодку создавание-его» («я вижу, что Иван делает лодку»). Прямое дополнение, требуемое глаголом ми ичэи «я вижу», передано именем существительным, стоящим в винительном падеже (-ва) с лично-притяжательным суффиксом 3-го лица ед. числа (-ми): ангой-ва-ни «создание-его». С этим именем существительным сочетается винительный падеж другого имени существительного — огда-ва «лодку». Здесь прямое дополнение огда-ва образует объектную группу при
[406]
другом прямом дополнении ангой-ва-ни. Эт последнее входит в состав предикативной группы: ми ичэи ангойвани «я вижу создание-его»; ср. ми ичэи Иван сикун огда-ва-ни «я вижу Ивана новую лодку»[16].

В построениях обоих последних предложений выступают  прямые дополнения с их атрибутивными группами. Ведущий их член получает одинаковое оформление винительным падежом с притяжательным суффиксом, обхединяющим образуемую группировку слов: ангой-ва-ни «создавание-его», огда-ва-ни «лодку-его». К одному из них присоединяется Иван сикун «Ивана новая» (атрибутивная группа), к другому Иван огда-ва «Ивана лодку» (атрибутивно-объективная группа). Ведущие члены таких синаксических группировок, как ангой-ва-ни «создавание-его», огда-ва-ни «лодку-его», сочетаются с главными членами предикативной группы ми  ичэи «я вижу» и тем самым включаются в ее состав, образуя остов переходного предложения. В этой позиции прямое дополнение выполняет свою основную функцию конкретизации предложения переходного действия; ср. нанайск. дёлома хонко-ва си боялихаси «каменные утесы ты разрушил».

Выступая членом предложения, прямой объект занимает в нем пози­цию прямого дополнения. В этом положении прямое дополнение может вступать в различные отношения не только со сказуемым, но и с другими членами предложения. Приведенные выше примеры из нанайского языка показывают, что прямое дополнение, сочетаясь с атрибутивными членами предложения, например с определением и. обстоятельством, может включаться в построение даже непереходного предложения. В такой позиции прямое дополнение, хотя и сохраняет содержание объекта, все же не участвует в оформлении субъектно-объектных отношений в членении всего предложения. Само дополнение по занимаемому им положению не входит здесь в непосредственную связь с главными членами предложения, с подлежащим и сказуемым.

Среди таких разнообразных позиций, занимаемых прямым дополне­нием в строении предложения, выделяется во всех языках та, которая ложится в основу построения предложения переходного действия. Ведущей функцией прямого дополнения является здесь передача отношений между субъектом й действием, направленным на объект. Выполняя такое основное свое назначение в оформлении субъектно-объектных отношений переходного действия, прямое дополнение сочетается со сказуемым, включаясь в его синтаксическую группу или выделяясь на самостоятельное место в предложении. В первом своем положении прямое дополнение сочетается с подлежащим через сказуемое. Во втором оно же сочетается непосредственно с подлежащим и сказуемым. В этой своей позиции прямое дополнение выступает ведущим членом предикативного построения пере­ходного предложения, и его присутствие становится необходимым для полноты передачи переходного действия. Отсюда можно прийти к выводу, что прямое дополнение выполняет свою основную функцию в построении переходного предложения, когда этот его член получает предикативное содержание прямого объекта и включается тем самым в состав самой предикативной группы переходного действия. Входя в отношения с подлежащим и сказуемым, прямое дополнение устанавливает всю структуру переходного предложения. В языках с эргативной конструкцией наличие прямого дополнения обусловливает падежную форму подлежащего. В язы­ках с номинативным строем предложения ни подлежащее, ни сказуемое, взятые каждое в отдельности, не дают законченного построения переходного предложения без наличия прямого дополнения. Подлежащее, стоящее в именительном падеже, получает как активное, так и пассивное содержание (ср. при страдательном залоге глагола).

[407]
Переходный глагол без наличия в предложении прямого дополнения может выражать также и безобъектное действие; ср. узбекок. мен ёаешан «я пишу» и мен хатни ёзаман «я пишу письмо». В первом примере пере­дается состояние субъекта, если в контексте не имеется в виду определенный предмет направленности действия, тогда как во втором примере переходное на объект действие выражено полностью. Наличие прямого дополнения завершает передачу субъектно-объектных отношений даже при безличных глагольных формах. Сочетания подлежащего, прямого дополнения и сказуемого уже содержат отношения к субъекту и объекту.

Их передача проводится различными синтаксическими приемами, в ко­торых участвует также и вербальная форма сказуемого. Но она занимает подчиненное положение в построениях предложения, и не ею устанавливаются падежи подлежащего и прямого дополнения. Глагол может полностью передавать субъектно-объектные отношения своей собственной аффиксацией как при эргативном падеже подлежащего, так и при имени­тельном. Строй предложения остается с единичным падежом подлежащего при переходном и непереходном действии, когда в парадигме склонения имен не выделяется особый эргативный падеж; ср. в самодийских языках, где глагол согласуется и с прямым дополнением в винительном падеже и с подлежащим, стоящим в именительном падеже. Глагол может своим оформлением передавать односторонние отношения к подлежащему (ср. индоевропейские языки), и тем не менее предложения переходного действия выделяются. Они выделяются теми субъектно-объектнымн отноше­ниями, которые устанавливаются наличием прямого дополнения. В языках, не различающих переходного и непереходного действия падежом подлежащего, переходное действие выделяется падежной формой имени в позиции прямого объекта и его связью со сказуемым.

Таким образом, в разных языках используются различные падежи подлежащего для передачи субъектно-объектных отношений. Нет и единой грамматической формы для построения сказуемого. Во всех языках, при всем разнообразии их синтаксических конструкций, выделяется положение прямого дополнения. Оно выступает ведущим членом в образовании предикативной группы переходного предложения.

Поскольку переходное действие связано с объектом, на который оно направлено, постольку же прямое дополнение связано со сказуемым. От­ношения между этими членами предложения уточняются позицией, занимаемой прямым дополнением, что получает свое выражение в грамма­тических построениях. В тюркских языках прямое дополнение ставится в неоформленной именной основе, когда включается в синтаксическую группу сказуемого, и получает падежное окончание, когда выносится в предложении на самостоятельное место (ср. аналогичное положение прямого дополнения в инкорпорированных и неинкорпорированных по­строениях чукотского языка). Разными грамматическими формами здесь выделяются различные синтаксические позиции данного члена предложе­ния. В языках, не различающих позиции прямого дополнения его падеж­ными формами, выделение прямого дополнения проводится смысловым ударением и инверсивными синтаксическими построениями. Действующая система каждого языка устанавливает те грамматические приемы, которыми выделяется позиционное положение прямого дополнения.

Одинаковая синтаксическая позиция прямого дополнения может пере­даваться различными грамматическими формами. Так, в финно-угорских языках прямое дополнение может быть выражено разными падежами. П. А. Аристэ указывает на то, что в эстонском и других прибалтийско-финских языках нет винительного падежа: «В грамматике эстонского языка говорятся, что в предложении tоо rаатаt « принеси книгу » дополне­ние выражается номинативом, в предложения toon raamatu „принесу книгу" — генетивом и в предложении ärä too raamatut „не принося книгу" — партитивом. В грамматике финского языка известны в единствен-
[408]
ном числе две формы аккузатива: сходная с генитивом и с номинативом» и т. д.[17].

Различные падежи прямого дополнения могут сохранять за этим чле­ном предложения ведущее значение в передаче переходного действия. Такое значение прямого дополнения зависит от занимаемого им положения в строении предложения и выполняемой функции. При одинаковой позиции прямое дополнение может получать различные грамматические формы; ср. винительный падеж индоевропейских языков и разные падежи прямого дополнения в финно-угорских. При выполнении той же функции прямое дополнение может занимать различные позиции, чему подтверждением служат сопоставления номинативного предложения с эргативным, в котором наличие прямого дополнения не только выделяет переходное действие, но и видоизменяет всю структуру предложения[18]. В языках с постоянными падежами подлежащего и прямого дополнения последнее занимает иную позицию, но выполняет ту же функцию: оно устанавливает содержание переходного действия и придает активность действующему лицу, не изменяя грамматической формы подлежащего.

Положение прямого дополнения в синтаксических конструкциях но­минативного предложения в значительной степени уточняется типологическими сопоставлениями с его же положением в предложениях эргагивного строя.