Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- Академик Н. Я. МАРР, «Письмо и язык будущего. (Об одной из грядущих задач Всесоюзной Академии Наук)», Вестник Знания, № 15, 1925, стр. 1011-1016. (commentaire // комментарий)
[1011] Празднество 200-летия увенчанной славой Всесоюзной Академии Наук и оценка ее заслуг далеко не исчерпывается указанием на вклад ее в сокровищницу науки и техники: необходимо учесть и широкие перспективы ее возможных достижений в области науки о языке. Вряд-ли во всем мире найдется исследовательская организация в этой области, располагающая лучшим научным аппаратом, чем Академия Наук. Я имею в виду подлинную лингвистику, как она выкристаллизовывается у нас в России, а не «восточную» или «западную» филологию. Давно уже пора осветить один из самых настоятельных и неотложных вопросов нашей современности — вопрос об единстве письма и единстве языка.
— «Однако, при чем тут наука?» — спросит в недоумении иной читатель: «ведь это — вопрос техники и занятий любителей международного языка «эсперанто» и т. п.!» Властные требования жизни диктуют, однако, совершенно иное решение этого вопроса: они подсказывают решение этой важной проблемы в смысле [1012] установления преобладания одного из господствующих ныне языков над всеми остальными.
Нередко приходится слышать сетование на то, что романские языки (включая французский язык) идут-де на убыль с быстротою падения курса франка, и что славянские языки, народившиеся слишком поздно, не могут-де вовлечь в свой фарватер многочисленные суда, расцвеченные национальными флагами.
В Старой Европе, которая, и поныне служит ареной борьбы между востоком и западом, до сих пор все еще господствует отжившая свой век средневековая классификация наук (естественно-исторические и гуманитарные), как отголосок библейского мировоззрения; неудивительно, поэтому, что ученые старой Европы заявляют отвод против возможности постановки вопроса об единстве языка и письма, вопроса, — властно выдвигаемого самой жизнью. Наша общественность и достижения нашей науки предъявляют к нам властное требование решить этот неотложно важный вопрос. На первый взгляд может показаться, что принцип самоопределения народов, предоставленного всем национальностям, входящим в состав СССР, противоречит в корне самой идее единства языка и письма.
Тут уместно, пожалуй, вспомнить об одном из моих оппонентов, задавших мне после моей лекции следующий наивный вопрос: «А что-же станется с грузинским языком, если народится единый язык для всего человечества»?
Тенденция к созданию единого языка для всего человечества способствовала созданию закономерной согласованности звуковых средств самых разнообразных племенных языков, объединенных в родственные группы. Самоопределение каждой отдельной нацио-
[1013] нальности диктуется упорной работой человечества в этом направлении, и нет никакой возможности остановить этот стремительный поток национального самоопределения: он успел уже провести глубокие борозды в самых глухих уголках нашего обширного Союза. Остановить его — значит отказаться от завоеваний нашей революции...
Однако, нас интересует, ближайшим образом, лишь научная сторона этого сложного вопроса. В свете науки всякая попытка остановить этот мощный поток представляется сплошным безумием.
Достижения палеонтологии речи и углубленное изучение особенностей коренных языков Кавказа вскрывают родственную связь между тремя группами языков новой формации: баскского — в Западной Европе, у Пиренеев, чувашского — в Восточной Европе, на Волге, и вершикского — в Средней Азии, у Памира. В смене исторических эпох эти группы языков — романская (историческое господство римлян), угро-финская, турецкая, русская (историческое господство русских и турок) и иранская (историческое господство персов) сохраняют тесную родственную связь между собою. Связь эта подтверждается указанием на тот факт, что не только индо-европейская, но также семитическая и урало-алтайская семья языков представляют в сущности не что иное, как преображение (трансформацию) яфетических языков. Жизнь властно выдвигает проблему создания единого языка и письма (унификации письма). Вопрос этот представляется столь же существенным и неотложным, как и вопрос о введении единого календаря, метрической системы и начертания цифровых знаков. Было время, когда человечество нуждалось для прогресса своего культурного роста в духовном общении с мертвыми народами, поскольку они были творцами тех или иных культурных ценностей. Не удивительно поэтому, что в ту пору характер письма отражал в себе те или иные исторические наслоения: чем выше культурный уровень народа, тем сложнее его письмо. В эпоху, когда судьбы целых народов были всецело в руках господствующих классов, преследовавших свои узкие классовые и национальные интересы и создававших целую систему национальных хозяйств, в эпоху, когда господствовал культ классовых и национальных богов и племенных тотем, характер письма был не только естественным, но и единственно возможным по тому времени. Однако, этот устарелый порядок и поныне находит себе энергичную поддержку со стороны просвещенных народов, учитывающих реальное значение роста своего исторически сложившегося языка и своей письменности, как могущественных факторов для закрепления системы своего хозяйства и укоренившихся форм классового быта и общественности.
Господствующие классы, естественно, нуждались не только в закреплении преемственной связи с прош- [1014] лым, но и в упрочении культурной традиции и мировоззрения — как гарантии мирного строительства и прогресса. В этом смысле устойчивость форм письменности почиталась такой же непререкаемой истиной, как и устойчивость основных типов человеческой речи. Современность хочет быть творцом своей судьбы, своей новой эры: ее взоры устремлены на ближайшее будущее человечества, на его земной удел; вот почему оно не в силах примириться с мыслью об устойчивости форм письменности, тем более, что нет никаких научных оснований мириться с этим средневековым предрассудком. Залог прогресса кроется отнюдь не в закреплении традиции с прошлым и с его верой в предопределенность природы каждого существа, в зависимости от его общественного положения. Когда, например, феодальная Грузия создала поговорку — «перепелка не села на дерево: это не в ее природе»,— то этой поговорке вторил средневековый придворный поэт — Шота из Рустава, глубокими корнями вросший в среду и в психику своего народа. «Пусть каждый довольствуется тем, что дает ему судьба... Пусть пахарь без устали пашет землю, воин проявляет свою храбрость, а влюбленный лелеет мечту о своей безумной любви» — учит этот средневековый поэт. Наша современность отметает всякую мысль об устойчивости явлений в жизни, в науке и в социологии: опорой для нее служат новые достижения положительных знаний и вскрытые наукой материальные основы исторического роста письменности и языка. Письменность и язык созданы человечеством: оно выковывает формы своего языка, и в наше время, когда история идет верными шагами к унификации своего хозяйства, когда ощущается неотложная потребность общения взрощенных в духе классовой идеологии тонких культурных слоев с трудящимися всех стран, — вопрос о создании единого языка и письма становится неотложной проблемой и важнейшей практической задачей наших дней. Разумеется, в первую голову возникает вопрос об единстве письма, а не языка; для разрешения этого вопроса в строгом соответствии с принципами самоопределения народов необходима тщательная проработка языкового материала всего человечества. Применение научных методов к решению этого вопроса прольет новый свет на смену исторических этапов и на эволюцию типов языка в связи с развитием мирового хозяйства и нарождением новых форм общественной жизни. В свете науки все разновидности существующих языков представляются детищем единого процесса эволюции человеческой речи. Изучение характера и условий процесса дальнейшей эволюции прокладывает путь к работе над созданием единого языка, общего для всего человечества. [1015] Только такая установка вопроса поможет нам правильно разрешить проблему практической осуществимости задачи —создания единого письма. Без решения этой задачи великий лозунг полного культурного самоопределения всех народов, входящих в состав нашего Союза, может провести к культурной катастрофе, превратив письменность из орудия общения народов в орудие для их разобщения. Поучительной иллюстрацией защищаемого мною положения может служить диаметрально противоположный эффект, достигнутый путем введения латинского письма: предполагалось таким путем способствовать взаимному сближению народов между собою. В действительности, однако, такого сближения не последовало, так как в каждом алфавите стал выдвигаться «молодец на свой образец». Таким же пороком, — думается мне, — грешат и все так называемые транскрипции или научные алфавиты, построенные по чисто индивидуалистическому принципу. Не [1016] подлежит сомнению, что подлинное научное письмо, как полное отражение системы человеческой речи во всем многообразии ее проявлений, — должно быть таким же доступным для восприятия построением, как и введение единообразного начертания цифр. Можно ли вверить судьбу столь сложного культурного дела отдельным эрудитам или случайной группировке ученых сил? И не требует ли практическая важность этого сложного вопроса всестороннего исследования его в стенах крупного научно-исследовательского учреждения, стяжавшего себе мировую репутацию? Только такое авторитетное научное учреждение может объединить вокруг себя международную организацию научных деятелей в области создания единого письма и языка. Возникает вопрос: нужно-ли искать такое крупное авторитетное учреждение мирового масштаба вне Всесоюзной Академии Наук? Мне думается — такие поиски излишни.