[21]
        Яфетидологические исследования, проводимые по лингвистическому материалу, выдвинули ряд методологических положений, в разрешении которых приходится становиться и на чисто теоретические изыскания, строемые по данным живых и исторически известных нам языков. Углубляясь палеонтологическими работами в древнейшие времена созидания человеческой речи, Н. Я. Марр выдвинул на очередь и вопрос генетический. Идя в этом направлении, яфетидология вышла за рамки яфетической группировки языков, затронув основы общечеловеческого творчества в области слова и других способов общения друг с другом. Улавливаемые здесь факты оказываются уже не «яфетическими» в узком понимании этого термина, а присущими каждой устанавливаемой наукoю языковой группировке, каждой ииенуемой ею «семье» языков. Сам термин, «яфетический» оказывается в этой области исследовательской работы не совсем точен, он сохраняется лишь условнo, как выросший на почве исторически известной яфетической речи. Но, сейчас, в конкретных заданиях нашей группы, терминологический вопрос не ставится на очередь. Не в этом заключается задание связи Гомера с яфетическою теориею. Работников группы не смущает единство термина, применяемого как к особобившейся группе языков (яфетические языки, яфетическая «семья» языков), так и к работе общего глоттогонического порядка. Различие понимается и при сохранении одного термина в двух его аспектах.
[22]
        Находясь еще в нерасчлененном, диффузном, состоянии, действие человека было одинаково утилитарно в различных его проявлениях, будь то действие чисто производительного свойства или магическая пляска с пением. Из этого «до-логического» состояния мысли и действия развивается иваче осмысляемая жизнь человека с его обособляющимися интересами и обостряющимися общественными и хозяйственными группировками. И все же, здесь, не только в области лингвистики, но и в области мифологии, мы уходим корнями в первичную стадию диффузного, до-логического состояния, откуда вышли и мы сами и наши мысли и слова. Длительный, тысячелетиями идущий процесс развития нaложил свои особенности, характеризующие определенные «особи» человеческих объединений, а в исторические и близкие им забытые времена, характеризующие и обособившиеся расовые группировки, прослеживаемые как гео-этнические единицы. Но, методологически, приходится считаться не только с расою, сколько со всеми слагаемыми элементами, отличающими одно обособление от другого.
        В разрезе последовательного развития жизни мы будем иметь постепенные переходы из одной стадии в другую. В археологии эти стадии, в их больших делениях, намечаются по характеризующим их производственным признакам. С усовершенствованием техники их, мы прослеживаем стадии камня, с двумя его основными разновидностями, и смены металла. В стадиях языка выделяются периоды по особенностям словообразований, мopфoлогии и синтаксиса. Определенные стадиальные периоды должны быть уточнены и в области мифа. Вообще, вопрос о стадиях находится пока лишь в процессе разработки, намечая основные вехи для будущих их разграничений.
        Переходы из одной стадии в другую объясняются меняющимися условиями общественной жизни человека и видоизменениями в хозяйственном его укладе, основным же фактором этих переходов и дальнейших видоизменений в пределах самой стадии считается скрещение. Единое когда то диффузное состояние
[23]
роднит все, уже развитые, группировки, но каждая из них дает старому пережитку свое оформление, и в результате нарождаются «новые» формы как слóва, так и мифа. В палеонтологическом, вертикальном, процессе исследования они все будут одинаково стары, в историческом же, или вернее стадиальном, горизонтальном, разрезе они будут казаться новым порождением обособившейся эпохи. С этой точки зрения они, конечно, будут новы, как новая внешняя оболочка, закрывшая древний пережиток. Сложность исследовательской работы заключается в учете обоих направлений научных исканий и в проведении работы как в вертикальном, так и горизонтальном разрезе. Какое из этих заданий легче, сказать трудно. При всей сложности палеонтологии, нельзя отрицать и весьма значительных затруднений в попытках понять каждое стадиальное состояние, оттеняя присущие ему особенности, налагающие свой отпечаток на всю разнообразную деятельность человека.
        При яфетидологическом подходе сравнительный метод, конечно, не отрицается, но ему уделяется лишь подсобное, а не решающее место. Имея две сходные формы в разных местах, яфетидолог неизбежно поставит генетический вопрос. В палеонтологическом разрезе он сведет обе формы к одному элементу, в стадиальном же ему придется считаться с особенностями той стадии, где эта форма имеется, и с особенностями того преломления, которое эта фopмa получила на месте. В результате исследования может оказаться, что сравнительный метод лишь поможет уточнить понимание стадии, а вовсе не определить одни только пути заимствования и переноса формы из одного места в другое.
        Стадиальные переходы обуславливаются скрещением, как меняющихся форм общественной жизни человека, его хозяйства (переход к оседлой жизни с земледелием, обработка железа и пр.) и его миропонимания, так и естественным скрещением между обособившимися группировками, каждой со своим укладом жизни и пониманием мира. В итоге мы имеем тут зарождение нового
[24]
        организма в процессе скрещения того или другого вида. Причиною, таким образом, является скрещение как таковое, поводы же к этому скрещению только уточняют понимание совершающегося, но ни в коем случае не выступают как первофакторы. Даже великое переселение народов дает новые культурные формы лишь в процессе скрещения. Равным образом и миф, попав в иную обстановку, изменяется тоже в процессе скрещения, объясняется ли последнее переходом мифа из одной стадии человеческого развития в другую или же переносом его в чуждую среду. Но и здесь чуждость будет кажущеюся, так как в палеонтологическом восприятии каждая форма попадает на родственную почву. Вопрос лишь в том, насколько миф в данном стадиальном его преломлении разнится по внешнему облику oт миропонимания среды, его восприявшей.
        В результате такой работы приходится, для анализа объекта исследования, брать каждую стадию в ее целом, затрагивая и все поводы совершающихся в ней скрещений, когда палеонтологические элементы в своем стадиальном оформлении выступают как самостоятельные, уже обособившиеся друг от друга, единицы и вновь скрещиваются одни с другими, давая в результате слияния все новые и новые образования. При омохронистическом исследовании мы часто вынуждены считаться уже с такими развитыми, принявшими самостоятельное оформление, слагаемыми, каково бы ни было их палеонтологическое прошлое. Они воспринимаются человеком своей поры без какого либо аналитического к ним подхода как живые формы современности. И эти формы, дающие в своем сочетании цельный облик определенной культуры, до крайности затрудняют исследовательскую работу по уразумению культурных стадий в целях усвоения их облика по характеризующим их признакам. В особенности трудно определение сложного составного целого, вылившегося в процессе длительных скрещений форм и образов, различно осмысленных в различные эпохи, но объединившихся в едином
[25]
дошедшем до нас образе цельного по внешности мифического повествования.
        В стадиальном разрезе мы имеем уже наличные формы культуротворчества. Они, в палеонтологическом аспекте, будут в основе своей общечеловеческими, в стадиальном же восприятии явятся обособленными с отличительными признаками, на них налегшими и их отграничивающими от других, палеонтологически по основе своей с ними единых, но стадиально уже различных. Эти обособившиеся формы приходят в соприкосновение различными путями. В них мы передко видим привнесенное новшество. Именно тут яфетидология и призывает к особой осторожности. Вопрос в том «возникло» ли это новшество на месте путем преломления тут же старой формы, или же, действительно, пришло извне. И если здесь приходится учитыватб даже и переселение племен, то это только свидетельствует о том, что яфетидология, в текущем направлении своей работы, выдвигает не отрицание отдельных положений других исследовательских подходов, а отрицание принятого ими методологического подхода в его целом, когда сравнительный метод ограничивается вопросами переселения народных масс и переносом готовых форм, и тем более когда «изготовление» этих форм, их первичное нарождение, а не характерные лишь их особенности, приписываются изначала излюбленным культурным очагам и излюбленным этническим составам.
        Расширив свои задачи, постепенно объединяя лингвистические исследования с изучением памятников материальной культуры и мифа, яфетидология вправе сказать, что установленный ею метод, хотя и вырос на лингвистической почве, но не является только методом узко лингвистическим. Труд по применению этого метода к работам и над конкретным мифологическим материалом приняла на себя группа Гомера и яфетической теории.
        Я не специалист в области Гомера, и участие мое в группе объясняется тою новизною, подхода к творчеству «великого
[26]
гения», которая наметилась в первый же день работ группы, когда условием дальнейших изысканий было положено применение яфетидологического метода к этому громадному труду «единого творца» в образе ли единого человека или единой творящей; этнической среды.
        Что такое Гомер? По объяснениям Н. Я. Марра, это — нарицательное имя, позднее воспринятое как собственное. Гомер — тёзка иберского племенного термина. Это — служитель неба, одержимый божеством, колдун и поэт. Разновидность его, qumar, появляется в облике грузинского 'шутника', а его сибилянтная форма skomar (← шоmаr || шumar) известна нам в скромном образе скомороха[1]. Он же, в спирантизованном виде homor || humor, наличен в чувашском оформлении уоmǝz || yumez[2] в значении ‘ворожеи’ и ‘колдуна’, собственно ‘пророка’, ‘поэта’, первоначально ‘жреца'.[3] Он жe проявился и в образе шамана.[4] Под этим, ставшим у греков великим, именем Гомера объединяется поэтическое творчество над богатейшим материалом. В какую глубину он уходит, определяется различно, но, преимущественно с учетом исторического материала, вплоть до поисков единого творца, поэта или народа, и вплоть до признания единства всего творения. Попытка же яфетидологического подхода к «гомepoвcкoму мифу» применяется впервые. Впервые обостряется и подход к его материалу, вне одной только зависимости от определенного этнического созидателя того, что соединено в поэмах Гомера, но и с приложением общего палеонтологического анализа. Здесь могут быть и исторические события и исторические
[27]
лица, но облечение их в мифологическую оболочку ставит задачу анализа этих, уже мифологических, сюжетов, и на очередь выдвигается применение яфетидологического к ним подхода.
        Анализ каждого отдельного мифа, в палеонтологической его разрезе, может быть поможет, хотя бы и длительною работою над самим материалом, уловить основные элементы мифотворчества в гораздо более широком обхвате, чем даже богатый содержанием гомеровский эпос. И если в языке мы выделяем, для удобства анализа, четыре основных элемента, уже вышедших из диффузного состояния слова, то и в исследовательских исканиях над мифом нам придется устанавливатъ такие рабочие элементы, пока еще совершенно не уточняемые. Жизнь мифа, как и жизнь человеческого слова, строит свои семантические ряды, иногда до точности совпадающие, а иногда дополняющие друг друга и дающие основание для взаимной их поверки. Скрещенная форма слова, конечно, имеет параллель и в скрещенных образах мифа. Следовательно, вся проведенная сложная работа над языком указывает на необходимостъ такой же, не менее сложной, работы над мифом с учетом тех же основных положений как общего генетического характера, так и последующих стадиальных оформлений, создающих общий облик своей эпохи. Налицо ли такой единый облик Гомеровского творчества, характеризуемый определенною одною стадиею? Если да, то какою именно, если  нескольких — то каких, оформивших палеонтологически древние и стадиально обновленные образы и формы, воспринявшие уже этот стадиальный облик с присущими ему «этническими» особенностями.
        Если и трудно еще сказать, что даст палеонтология мифа и что дает попытка определить отдельные слагаемые, сросшиеся в одно гениальное целое поэм Гомера, то это лишь заставляет приблизиться к самому материалу. Дело специалистов осуществить взятую ими на себя задачу и выяснить в каком виде преломляется объединение разрозненных тем Гомера и как характеризуется «этнический творец», действительно нало-
[28]
живший на обработку мифа свой отпечаток в деталях, а иногда и в существе выводимых образов. Это — вопросы, ответ на которые даст совместная работа группы, а частично, может быть, уже и дает в печатаемом сводном сборнике. В моих сейчас целях подчеркнуть только общую методологическую постановку работы, при которой уходят в область предания не одни лишь споры нескольких городов классического мира о месте родины исторического творца-поэта.