[5]                
        Вернувшись в 1921 г. из заграничной командировки, акад. Н. Я. Марр приступил к осуществлению своей заветной мечты о сплочении ряда специалистов, работающих в общем с ним направлении. Предстояла большая работа по перестройке основ научно-исследовательских изысканий в области такой сложной дисциплины, как языкознание. Н. Я. Марр вполне отдавал себе отчет о той громадной ответственности, которая на него ложилась. Но он не боялся ее и решительно шел вперед, преодолевая препятствия своим кропотливым, упорным и вечно напряженным трудом.
        „Отчаливаем в безбрежно широкое море... волею судеб нам не предоставлена доля пользования покоем, вести спокойную научную работу в рамках, освященных традициею". Такими словами начинается составленное Н. Я. Марром предисловие к первому выпуску „Яфетического сборника". Н. Я. Марр видит впереди громадное поле деятельности и неисчерпаемое богатство материала, „и пусть рискуем мы, — говорит он, — всем дорогим в этом последнем нашем научном предприятии". Он видит единственный путь, по которому нужно идти для правильного развития нашей области знания, единственный путь „для правильной ее постановки, чего никак нельзя достигнуть без перспектив от полноты материалов, без широкой материальной базы и без открытых для творчески вольной мысли горизонтов. Нельзя, — утверждает он, — далее работать, не убрав искусственно созданных заслонов". Старая научная мысль, при всех имеющихся ее достижениях, не смогла уничтожить ею же созданных преград. Их видел Н. Я. Марр, и к преодолению их направлялся весь его творческий путь. К этому должен был стремиться и созданный им новый академический Институт яфетидологических изысканий.
        Институт под этим наименованием был открыт в сентябре 1921 г. Основанием к его учреждению послужило то, что „яфетидология, увлекаемая своеобразием подсудных ей материалов, подошла к ряду теоретических вопросов по палеонтологии языка с поразительно конкретным восприятием   глоттогонических   явлений,   имеющих    прямое    отношение
[6]      
и к этногонии". Так обосновывает Н. Я. Марр открытие нового Института в объяснительной записке к „Положению" об его учреждении. Задачи были поставлены широкие. Выдвинуто изучение всего исторического процесса развития языка с начальных моментов глоттогонии. Особым заданием поставлено прослеживание процесса скрещения языков на территории Кавказа и вне его. Кавказ с его многоязычием выдвигался на ведущее место. По материалам яфетических языков Кавказа должна была углубляться общая концепция языкознания. При постепенном расширении круга привлекаемых к сопоставлению с ними языков, включались в общую исследовательскую схему яфетические языки вне Кавказа: припамирские, баскский, этрусский, — языки Древнего Востока и классические, живые языки: романские, германские, славянские, семитические, армянский, иранские, тюркские, финноугорские, монгольские и индийские. Скрещению в процессе создания языков придавалось превалирующее значение. Особое внимание уделялось диалектологии, экспериментальной фонетике  и изучению  графики.
        Таковы те обширные задания, которые были поставлены перед Институтом в самый день его основания. План был составлен как „схематическая программа", намеченная и на будущее. Приступить к нему в полном объеме в самом начале жизни молодого учреждения, конечно, тогда не представлялось возможным. Слишком малочислен был состав научных сил Института. Программа осуществлялась лишь в некоторых своих частях. Но все же сама намеченная схема предстоящих научных работ исключительно интересна. Она свидетельствует о том колоссальном диапазоне стремлений неутомимого ученого, для научных интересов которого не существовало пределов.
        Н. Я. Марр вполне сознавал необходимость сосредоточения научных сил и неуклонно стремился к этому. Он не представлял себе работу в одиночку. Н. Я. Марр, исключительно творческий в своем самостоятельном труде, всегда ощущал потребность в научном окружении. Он никогда не представлял себя вне научного коллектива. Для него требовался этот коллектив. Его он и хотел видеть в стенах им же учрежденного Института. Работая тогда еще почти исключительно на кавказоведческой почве, он и здесь, окруженный малочисленными учениками, видел чрезвычайное богатство самого разнообразного материала и в то же время крайне слабый по своему числу состав самоотверженно работающих научных сил. „Силою вещей, именно материалов по нашей кавказоведной области, мы брошены давно в одиночестве в бушующее море безлюдное, но отнюдь не бесплодное". От такого одиночества нужно было перейти на более широкое поле деятельности, чему, в первую очередь, должно было удовлетворять созданное им молодое учреждение. „Корабль наш,—говорит Н. Я. Марр, — плохо оснащен, экипаж
[7]      
на нем более чем малочислен, но работа не ждет, поле для деятельности громадное".
        Вопрос о помещении для Института Н. Я. Марр разрешил быстро и просто, предоставив ему одну большую комнату в своей же собственной квартире в академическом доме на 7-й линии Васильевского Острова. В состав штатных работников Института, кроме его директора, вошли еще: два члена Совета — И. А. Орбели и Ф. А. Розенберг, два ученых сотрудника — Л. В. Щерба и Д. К. Петров, два научных сотрудника — И. И. Мещанинов и И. И. Зарубин. Занятия Института оживлялись периодически созываемыми научными собраниями, которых за одно первое полугодие состоялось одиннадцать. Здесь в расширенном кругу ученых старшего и младшего поколений детально обсуждались доклады по текущей работе. В ней самое деятельное участие принимали также привлеченные в число консультантов Института крупнейшие специалисты: академики С. А. Жебелев, И. Ю. Крачковский, С. Ф. Ольденбург и такие видные ученые как В. Г. Богораз, В. А. Брим, Б. Я. Владимирцов (позднее — академик), Ф. Ф. Гесс, В. В. Струве (ныне академик), Б. В. Фармаковский, А. А. Фрейман, В. К. Шилейко. К их числу присоединились: проживающий в Москве акад. М. М. Покровский и проживающий в Саратове проф. Г. А. Ильинский. Вскоре к той же консультационной работе примкнул акад. Ф. И. Щербатской. При недостаточно „оснащенном" материальною базою состоянии и с более чем малочисленным штатным составом Институт приступил к своей работе.
        Прошел первый год жизни Института, и в нем уже произошли две перемены. Во-первых, Институт в сентябре 1922 г. получил новое, более сокращенное наименование — „Яфетический институт". Во-вторых, расширенные общие собрания не оправдали ожиданий Н. Я. Марра, увлекая тематику в сторону случайных докладов. Благодаря этому основные задания, лежащие перед Институтом и имеющие своею целью углубление начал нового лингвистического направления, оказались в значительной степени в тени. Потребовалась организация особых заседаний с докладами и сообщениями более узкого круга специалистов, работающих по указанным заданиям. Через два года, в 1924 г., эти изменения существенного значения получили свое уточнение. Более узкие научные собрания обращены в рабочие заседания для заслушания сообщений по текущей работе сотрудников Института, разбитых на штатных и нештатных. Расширенные общие собрания сохранились, но на них уже стали выноситься к обсуждению только те доклады и сообщения, которые предварительно прошли через рабочие заседания. Тем самым уточнилась тематика и общих собраний, на которые приглашались также и консультанты Института. Штатный его состав увеличен на одну единицу  и доведен, таким   образом, до  семи человек. Все же, предста-
[8]      
вилась возможность расширить круг привлекаемых сотрудников введением полуставок. Вновь в штат вошли: научные сотрудники I категории — В. А. Брим, В. В. Струве, И. Г. Франк-Каменецкий, научный сотрудник II категории — К. Д. Дондуа. Нештатными сотрудниками состояли: академики Н. С. Державин, С. А. Жебелев, проф. В. Б. Томашевский, Б. В. Фармаковский, В. Ф. Шишмарез, И. И. Яковкин, Л. П. Якубинский, молодые ученые В. И. Абаев, С. Л. Быховская, А. Н. Генко и перешедший из штатного состава И. И. Зарубин. В числе консультантов значились: Б. Я. Владимирцов, П. В. Ернштедт, М. Н. Соколов и А. А. Фрейман.
        Перестройка научных занятий по новому плану началась с первого же месяца 1925 г., а в конце того же года рабочие заседания перешли на групповые занятия. Институт получил более выдержанную структуру, разбившись на секции и группы. Выделены Секция палеонтологическая с группами числительных и жилищных терминов, Секция яфетических литературных языков с группами клинописной и двумя словарными по грузинскому языку и Секция диалектологическая с группою чувашской. В штатный состав Института вновь вошли М. Г. Долобко и Л. П. Якубинский. В работах групп приняли участие также И. Г. Лившиц и А. П. Рифтин. Позднее в те же работы включился Р. М. Шаумян. В том же году число групп увеличилось еще одною: группою мифов и литературных сюжетов.
        Институт продолжал свою работу, сам исправляя свои неизбежные ошибки и выправляя исследовательскую линию. „При всех его недостатках, — говорит в 1932 г. Н. Я. Марр в предисловии к VII выпуску „Яфетического сборника", — недостатках, снимаемых беспощадно прежде всего нами, с этой (яфетической, Ред.) теорией учение об языке поднялось за советское время на новую ступень как одна из важнейших наук обществоведения". Новое учение, по словам Н. Я. Марра, революционно, оно — строительная языковедная теория в путях марксизма-ленинизма. Он положительно оценивает продукцию „уже молодого Яфетического института, назревшего для перестройки в новый лингвистический институт— Институт языка и мышления".
        Реорганизация была проведена в том же 1932 г. Ее отмечает Н. Я. Марр как переход на высшую ступень развития нового учения о языке. В основу работ Института кладется поверка нового учения на конкретных материалах отдельных языков, выход на сравнительно-историческое изучение различных систем и разных языков одной системы. Как задание, ставится „увязка реально-генетическая на основании надстроечных данных языка, истории одной стадии с другой... опыты преодоления мировоззренческих смен".
        Намеченная программа вела к углублению изучения конкретных языков.    Сделанные    прежде   теоретические   выводы    подлежали   непо-
[9]      
средственному применению к самому разнообразному языковому материалу и проверялись на нем с неизбежными исправлениями и уточнениями. Для выполнения такой сложной задачи наступило время. Пройдя путь от материала к общим выводам, Институт должен был проверить и исправить эти выводы на материале же. Двенадцатилетний опыт исследовательских работ получил здесь свое применение.
        „В добрый путь, — говорит Н. Я. Марр, начиная в 1933 г. новую серию   сборника    „Язык   и   Мышление", — прекрасное   наименование!".
        Через два года, в 1934 г., умер основатель Института акад. Н. Я. Марр. Имя его закрепляется за им же реорганизованным Институтом.
        Институт продолжал точно следовать программе, намеченной при его преобразовании. Основной упор оказался перенесенным на разработку живого языкового материала. Выполняя последние указания Н. Я. Марра, Институт усилил состав специалистов по отдельным языкам и тем самым направил силы своих сотрудников на систематическое изучение особенностей, присущих выделяемым языковым группам. Работа сосредоточилась на них. Соответственно перестроилась научно-исследовательская часть. Вместо секций и групп были организованы кабинеты и секторы. Еще в последние два года жизни Н. Я. Марра Институт выделил в своем составе Кабинеты общего языкознания, русского и украинского языков, кавказских яфетических языков, индоиранских, семито-хамитских и Сектор устной литературы первобытного общества, продолжавший тематику ранее существовавшей группы мифов и литературных сюжетов, но с еще большим уклоном в сторону фольклора. В 1935 г. число кабинетов увеличилось открытием Кабинета славянских языков с Комиссией древнерусского словаря. Вновь учреждены в том же году группы германских, финноугорских, турецких и африканских языков. Приступил тогда же к занятиям кружок по диалектическому материализму. Усилилась работа по составлению словаря современного русского литературного языка.
        Состав научных сотрудников значительно увеличился. К работе в Институте еще в 1934 г. были привлечены такие крупнейшие специалисты, как финнолог Д. В. Бубрих, германист В. М. Жирмунский и семитолог Н. В. Юшманов. Институт неизменно рос в своей исследовательской работе, став одновременно базою для воспитания новых кадров. В них ощущалась настоятельная нужда и приток молодых сил значительно увеличился. В 1933—1934 гг. его аспиранты М. М. Гухман, М. М. Гитлиц, И. К. Зборовский, С. Д. Кацнельсон, О. Л. Вильчевский, Ф. П. Филин, С. М. Жгенти, Ш. В. Дзидзигури, А. Н. Улитин не только принимали горячее участие в обсуждении читаемых докладов, но и сами выступали с ними. Позднее они же вошли в штат Института. Ш. В. Дзи-
[10]    
дзигури и С. М. Жгенти перешли затем на работу в Грузию. В последующие годы и до настоящего времени Институт неизменно преследует ту же воспитательную цель. Число аспирантов продолжало расти.
        В научно-исследовательской работе Институту предстояло в первую очередь выполнить указания Н. Я. Марра, сделанные им еще в 1932 г., в момент, предшествовавший реорганизации Института и совпадающий с выпуском в свет последнего, седьмого, тома „Яфетического сборника". Предстояло укрепить методологическую часть. Нужно было учесть все имеющиеся достижения на пути внедрения в лингвистическую работу методов диалектического и исторического материализма. В связи с этим необходимым являлось и устранение тех существенных пробелов и недостатков, которые имеются в новом лингвистическом направлении.
        Окрепшие в течение более чем десятилетней работы научные кадры Института, увеличенные к тому же включением в их состав и других специалистов высшей квалификации, смогли в первые же годы деятельности перестроенного Института приступить к выполнению предначертанной Н. Я. Марром программы. Распределенные по кабинетам, соответственно языковым группировкам, работники Института приступили к изучению ведущих свойств языковых структур по их специальности. Палеонтологический метод, ограниченный прослеживанием коренных сдвигов в языке в пределах доступного изучению языкового материала, укрепил исторический подход к исследуемому языку. В связи с этим тогда же отпал применявшийся раньше анализ по четырем элементам, т. е. по первобытным корням словотворчества. Вместе с этим сократились, а затем и вовсе вышли из поля зрения Института, исследовательские искания в области становления человеческой речи. Основной упор институтской работы оказался направленным на изучение живых и исторически зафиксированных языков.
        Ведущие и исторически обусловленные типологические особенности, характеризующие ту или иную систему языков в их сопоставлениях, привели к постановке еще далеко не разрешенного вопроса о стадиальных сменах. Работы в этом направлении, опирающиеся на анализ языкового материала, потребовали предварительного установления имевшего место исторического хода развития грамматических форм в отдельных языках. Для этого потребовалось изучение каждого языка и, затем, составление сравнительных грамматик по языковым группам. В более отдаленном будущем ставится задача составления по ним общей сравнительной грамматики,   охватывающей   собою   разные  языковые   системы.
        Поставленное перед Институтом задание изучения каждого языка и каждого отдельного в нем явления как с формальной стороны, так и с идеологической (форма и содержание) усилило семасиологическую сторону работы. В области лексики, слабо затронутой наукою о   языке,
[11]    
уже была проведена большая работа самим Н. Я. Марром и рядом его учеников. Такую же работу предстояло провести в части формальной и идеологической стороны грамматических построений и самой грамматической формы. Путь в этом направлении оставался открытым, но основные указания имелись в трудах Н. Я. Марра. Грамматическое оформление слова он ставил в тесную зависимую связь с грамматическим построением предложения. Отсюда — направление работ Института, идущих от синтаксиса к морфологии. На этот путь и стал Институт, продолжая свои занятия до настоящего времени.
        Таким образом, лишь некоторые, выдвинутые раньше положения видоизменились, частично отпали, основные же, наоборот, укрепились и стали базою для последующих исследовательских исканий. Таковы выдвинутые многим раньше положения о связи языка с общественным развитием, о диалектическом единстве языка и мышления, сохраняющем за каждым из них свои закономерности. Сюда же относятся проблема стадиальности с ее качественно новыми образованиями и общая закономерность в развитии речи при сохранении многообразия в ее выявлениях в отдельных языковых структурах. Все эти положения подкрепляются анализом наличного материала и тем самым выдвигаются на первое место.
        Проведенный пересмотр теоретических заданий имел и свои практические результаты. Исследованный материал уже дал возможность усилить работу по изданию сводных обзоров по основным вопросам общего языкознания, по составлению и отдельных грамматик и словарей. Плановую организацию получили работы по словарям древнерусского языка и современного русского литературного, охватывающим в своей совокупности все лексическое богатство русского языка с начальных дней письменности и до настоящего времени включительно. Подготовлялись к выпуску в свет русско-национальные словари. Налаживалось систематическое издание научных грамматик по языкам СССР и т. д. В этом направлении шли интенсивные занятия Института вплоть   до наступления тяжелых дней военного времени.
        Институт не оставался замкнутым только в своей собственной работе. Он вошел в тесную связь со всеми родственными ему учреждениями, консультируя и оказывая помощь в их повседневном ответственном труде. Ученики Института рассеяны по всей нашей великой Родине. Сотрудники Института тесно связаны и с педагогическою работою, выращивая молодую смену еще на студенческой скамье. В состав институтской аспирантуры вошли самые разнообразные кадры специализирующихся по языкам многонационального Союза.
        Наступили годы Великой Отечественной войны. Часть сотрудников ушла на фронт. Остальные продолжали работу   эвакуированные   в   наи-
[12]    
более подходящие по их специальности районы. Иранисты были направлены в столицу Таджикистана, тюркологи и руссисты сосредоточились в г. Алма-Ата. Кавказоведы переехали на Кавказ, а руководитель работ по угрофинноведению проф. Д. В. Бубрих провел все годы войны в Коми-области. Временное пребывание на местах, более отдаленных от академического центра, оказало свое полезное влияние также и на самих работников Института. Еще теснее стала научная связь. Более чем двухгодичное пребывание вне обычных академических стен расширило кругозор исследователя, вплотную столкнувшегося с живым языковым материалом и с актуальными научными потребностями мест. Еще до выезда из осажденного Ленинграда сотрудники Института были привлечены   к   выполнению   ряда   ответственных   оборонных   заданий.
        Наступили дни Победы. Эвакуированный в дни войны Институт вернулся в Ленинград. В его состав вошел московский лингвистический центр, Институт языка и письменности, ставший Московским отделением Института языка и мышления и включившийся в общую с ним тематику. Состав сотрудников Института дошел до 85, в их числе 49 научных работников. Из них 33 в Ленинграде и 16 в Москве. Число докторантов и аспирантов достигло 45 человек.
        В 1945 г. исследовательские работы по русскому и другим славянским языкам вышли из состава Института и сосредоточились во вновь организованном Институте русского языка, сохраняющем самые близкие связи с учреждением, из секторов которого он вырос. Единая целеустремленность—изучение языка — объединяет оба лингвистических Института. В составе Института языка и мышления остались семь секторов: романо-германских, классических, кавказских, иранских, тюркских, финноугорских и северных языков. Особо выделена группа сравнительной грамматики и общего языкознания. Действующая ныне структура Института утверждена в 1946 г.
        Институт все годы своего существования укреплялся и расширялся, несколько раз перестраивался и даже менял свое наименование, но все же не прекращал своей работы ни на один день. Прошли двадцать пять лет, и тот же Институт стал общепризнанным лингвистическим центром — Институтом языка и мышления им.  Н. Я. Марра.
        Незабвенной    памяти   дорогого    учителя,     основателя    Института, и    двадцатипятилетней    дате    жизни    самого    Института     посвящается настоящий сборник, составленный трудами его сотрудников.

21 августа 1946 г.

         И. И. Мещанинов.