Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
[95] Октябрьская революция, раскрепостившая угнетенные национальности бывшей Российской империи, в качестве первоочередной выдвинула задачу создания для каждой национальности доступной широким трудящимся массам школы и письменности на родном языке. В порядок дня было поставлено: 1) вооружение письменностью (и в первую очередь алфавитом) национальностей ранее вовсе бесписьменных и 2) алфавитное перевооружение тех из них, у которых ранее существовавшая система письма носила узко кастовый или религиозный характер, была отсталой технически и следовательно не обеспечивала массовой грамотности (как напр. арабский алфавит) или же была навязана населению в качестве орудия его денационализации («миссионерские» алфавиты) и следовательно оказывалась в противоречии с задачами развития культуры национальной по форме и социалистической по содержанию. Первые же годы после окончания гражданской войны ознаменовались бурным алфавитным строительством у отдельных национальностей Страны Советов. Первое время движение шло по нескольким руслам: делались попытки реформировать арабский алфавит (у некоторых тюркотатарских национальностей), использовывалась русская алфавитная основа, иногда довольно искусно пригоняемая к особенностям национального языка (алфавит коми), так или иначе приспособлялся латинский алфавит (в Якутии, на Северном Кавказе, в Азербайджане). Взяло верх последнее течение — латинизация. Не говоря уже о бесписьменных народах, один за другим стали переходить с арабского, русского и других алфавитов на новый алфавит, построенный на ла- [96] тинской основе, и народы письменностью обладавшие. Движение приняло общесоюзный масштаб, из движения за латинизацию оно стало перерастать в движение за унификацию, за алфавитную унию, за создание унифицированного алфавита народов СССР. Создался центральный штаб по латинизации и унификации — Всесоюзный Центральный Комитет нового алфавита при президиуме Совета Национальностей ЦИК СССР, координирующий работу на местах. Более 50 народов уже примкнуло к алфавитной унии. Движением руководили и руководят на местах партийные организации и передовая советская общественность национальных республик и областей. В него втягиваются массы, сознающие, что движение за новый алфавит есть движение за национальную культуру, за социализм. Практические достижения нового алфавита (в смысле ликвидации неграмотности, продвижения газеты и книги в массы и т. д.) громадны. Однако, и здесь оправдываются слова тов. Сталина на конференции аграрников-марксистов, что «за нашими практическими успехами не поспевает теоретическая мысль, что мы имеем некоторый разрыв между практическими успехами и развитием теоретической мысли». Недостаточность помощи, оказываемой алфавитному строительству со стороны лингвистической науки, объясняется тем, что старая лингвистика по самой своей природе не могла выработать методов руководства строительством языка и письменности. Но и возникшая стихийно на советской почве материалистическая языковедная теория, яфетидология, оказалась неспособной повернуться лицом к революционной практике, а предпочла кабинетным путем разрабатывать свою универсальную лингвистическую транскрипцию (в основе которой лежит так называемый абхазский аналитический алфавит), рекомендуя ее вместе с тем и в качестве базы для практических алфавитов отдельных национальностей. Совершенно бесспорна необходимость увязки теории и практики в алфавитном вопресе и углубленного обсуждения проблемы унификации алфавитов. Поэтому нельзя не приветствовать инициативы Научно-исследовательского Института языкознания (НИЯЗ) и Института Народов Востока, организовавших 5 мая 1931 т. совместное заседание, на котором были заслушаны доклады проф. Яковлева и представителя яфетидологов тов. Дмитриева (Кельда). Оба докладчика начали свое изложение с вопроса о происхождении письменной речи как специфической формы языка. По мнению тов. Яковлева следует строго различать «язык графики» (язык непосредственно отражающих сознание зрительно воспринимаемых знаков), возникающий одновременно с зарождением сознания, от «графического (письменного) языка», являющегося «выражением звукового языка и только через звуковую речь выражением сознания» и возникающего только в классовом обществе как «специфическая форма языка господ- [97] ствующего класса». Алфавит, как одна из норм, классово организующих графическую речь, является орудием классовой борьбы. В этом его классовая сущность. Производственная сущность алфавита заключается в том, что «его графическая форма в общем отражает определенный уровень развития графического производства». Наконец, «языковая сущность алфавита заключается в том, что он представляет собою пространственную материализацию системы фонем данного языка, его графическую фонетику»(2). Второй докладчик, подкрепляя свое изложение цитатами из работы акад. Н.Я. Марра «Язык и письмо», выставил тезис, что письмо возникает «на базе перерастания кинетической речи из орудия производства в идеологическую надстройку одновременно с возникновением звуковой речи». Проходя в дальнейшем ряд этапов, «органически увязанных с развитием мышления и звуковой речи», письмо в доклассовом обществе является достоянием всей первобытной общины, в классовом — «орудием для обслуживания классовых интересов в руках господствующего класса», а в наше время, «когда разрушается классовая система, и система письма должна потерять все свои специфические черты классовости и получить такие формы соответственно с развитием техники, чтобы это письмо было доступно для всего населения». Как бы ни был интересен исторически и методологически вопрос о возникновении письма и о генетической связи доалфавитного письма, непосредственно отражающего сознание, с письмом алфавитным, отражающим сознание посредственно, через звуковую речь, все же не он является решающим в проблеме актуального алфавитного строительства. Поэтому мы не считаем нужным подвергать критическому разбору те взгляды, которые высказали по этому вопросу докладчики во вступительных частях своих докладов. Основная часть доклада тов. Яковлева сводилась к тому, что, определив алфавит как «продукт развития общества, развития языка и развития графического производства», докладчик попытался ответить, каким условиям должен отвечать алфавит на данном этапе социалистического строительства. Алфавит должен быть орудием социалистического строительства, орудием идеологического воздействия, «реконструкции» сознания трудящихся масс, средством связи между национальностями нашего Союза и между ними и пролетариатом Запада и трудящимися Востока, он должен быть приспособлен к крупному машинному производству (полиграфической промышленности), наконец в своей конкретной национальной разновидности он должен соответствовать данному национальному языку не только фиксируя то, что в языке есть, но и учитывая тенденции его дальнейшего развития. Всем этим условиям, по мнению докладчика, на данном исто- [98] рическом этапе наиболее удовлетворяет так называемый «латинский» алфавит, вернее — латинская алфавитная основа. Она наиболее обеспечивает интернациональные связи, она наиболее соответствует нынешнему уровню полиграфической техники и максимальной убористостью и четкостью своих начертаний в наибольшей степени удовлетворяет требованиям экономии производственных затрат и беглости чтения, она открывает полную возможность дальнейшего развития в смысле увеличения количества букв, что является необходимым, в особенности в отношении наиболее отсталых языков, которые именно в силу своей отсталости наиболее богаты звуками. Эта латинская основа и использована тем унифицированным «новым алфавитом», который теперь один за другим принимают восточные народы СССР. Движение за «новый алфавит», как показал докладчик, развивалось в обстановке ожесточенной классовой борьбы, в обстановке бешенного сопротивления, явного или прикрытого, со стороны реакционных сил на советском Востоке. Охарактеризовав те уклоны от генеральной линии партии в национальном вопросе, которые отражаются и в алфавитной политике: уклон к великодержавному шовинизму (в наиболее откровенном виде — агитация за русский алфавит, в прикрытом виде — борьба против большого количества букв со ссылкой на то, что вот мол в русском алфавите букв меньше; ориентация на «передовой» Запад) и уклон к местному национализму (национализм в чистом виде — противодействие унификации, стремление к замкнутому национальному алфавиту, хотя бы и на латинской основе; паннационализм — унификация только с «родственными» народами), — тов. Яковлев закончил свой доклад критикой позиции яфетидологов в алфавитном вопросе. Тов. Яковлев указал, что на данном этапе социалистического строительства движение за латинизацию, за унификацию, одним словом за НА, «завершение уже начавшейся алфавитной революции» на советском Востоке — есть та генеральная линия, которой следует придерживаться. Исходя из этого положения, тов. Яковлев критиковал позицию яфетидологов в алфавитном вопросе. Но от работника НА хотелось бы услышать более развернутую самокритику «нового алфавита». Тов. Яковлев, правда, указал на некоторый прорыв в области унификации, выдвинул задачу унификации так называемых «дополнительных» букв (не входящих в основной фонд унифицированного алфавита), но не коснулся главного — тех явных недостатоков, которые имеются в основном, по существу тюркском «варианте» НА. Этот основной НТА (новый тюркский алфавит) носит на себе явные черты кустарничества, случайности соотнесения тех или иных букв и фонем, непоследовательности в использовании диакритических значков. Новым членам алфавитной унии приходится в бою добиваться отступлений от системы первоначального НТА. То самое латинское «с», которое ныне проф. Яковлев милостиво разрешает использовать в значении «ц», еще [99] недавно считалось забронированным за звуком «ч» и именно в этом значении было введено в алфавиты калмыцкий и карельский наперекор элементарному здравому смыслу(3), во славу чисто механически понимаемой унификации. Тов. Яковлев справедливо считает НА орудием революции, но почемуто не считает нужным упомянуть о том, что орудие это еще далеко от совершенства. Конечно, не ломать это орудие мы предлагаем, но бережно и разумно усовершенствовать.
Трудно говорить об основной части доклада тов. Дмитриева. Установив совершенно бесспорные истины, что в условиях капитализма унификации быть не может, что только пролетариат СССР, «создав свое государство, где строится новое общество с тенденцией устранения классовых различий... может поставить своей задачей создание единого унифицированного алфавита», что единую систему алфавитов мы должны «сделать такой для каждой национальности, которая определяла бы национальные особенности данных алфавитов», докладчик заявил, что он вовсе не предполагает «перевести в будущем году все алфавиты на единый алфавит» и что народы, перешедшие с арабской графики на НТА, должны перейти на единый алфавит в последнюю очередь. Какие народы и в каком году он предполагает перевести на алфавит в первую очередь, так и осталось не выясненным. А между тем это и представляет наиболее актуальный интерес. Сказав далее несколько слов о борьбе против великодержавного шовинизма и национализма, в частности паннационализма, который, по Дмитриеву, Заключительную часть своего доклада тов. Дмитриев посвятил критике НА, который он упорно все время называл НТА. Признав, что НТА есть революционное достижение, тов. Дмитриев охарактеризовал [100] его теоретическую базу как индоевропеизм, а его основной принцип (каждому звуку особый знак) объявил базированным «на предположении о том, что данный звук не является историческим развитием из какого-то другого звука, а является только продуктом образования соответствующих видоизменений органов произношения». Повидимому, тов. Дмитриев не знает, что работники НА выделяют фонемы в языке вовсе не на основе «видоизменений органов произношения». Руководство созданием НТА было «реакционно», делает вывод докладчик, но оказывается у НТА есть и другой порок — «эмпиризм» и даже эмпиризм, «граничащий с вредительством»(4). Трудно предположить, что это вредительство было сознательного характера (оговаривается тов. Дмитриев), но сознательного характера было будто бы другое — «стремление отстранить новое направление в лингвистике от участия в работе по созданию НТА. Последнее утверждение никакими фактами подкреплено не было (5). В качестве лакомого кусочка к концу своего доклада тов. Дмитриев припас свой решающий аргумент для ниспровержения НА. Перед взорами недоумевающих слушателей он продемонстрировал результаты своих графических исследований алфавитов: абхазского (т.е. абхазского аналитического), латинского, русского и НТА. Оценка выражалась в абсолютных цифрах и процентах. Тов. Дмитриев исходил из того принципа, что графические элементы буквенных начертаний в направлении слева направо положительны, а справа налево — отрицательны (в соответствии с общим направлением строки). Вывод получился следующий: на первом месте абхазский алфавит, на втором — латинский на третьем — русский и «блистательно стоит на первом месте сзади НТА». На этом доклад тов. Дмитриева был закончен. Этот решающий аргумент тов. Дмитриева заслуживает некоторых замечаний. Не говоря уже о том, сколь опрометчиво было бы довериться правильности его оценки тех или иных движений руки и точности его вычислений (поражает хотя бы резкое расхождение в конечной оценке латинского алфавита и НА, столь мало между собой различающихся), весь его «аргумент» идет от техники ручного письма, ни в коей мере не являющейся решающей. Тем, кто хорошо знаком с историей борьбы за латинизацию на советском Востоке, припомнился аналогичный аргумент, только гораздо более развернутый и углубленный, использованный всего лишь 5—6 лет тому назад («свежо предание, а верится с трудом»). Когда арабисты вели борьбу [101] против НТА, они выдвинули своего теоретика, Галимджана Шарафа, обнаружившего немало энергии и изобретательности для апологии арабского алфавита и дискредитации латинского. Его статья на русском языке «К вопросу о принятии для тюркских народностей латинского шрифта» напечатана в № 5 «Вестника научного общества татароведения» (Каз., 1926), стр. 15—80. В этой статье он рассматривал относительные достоинства арабского алфавита и латинского с точек зрения удобства и быстроты чтения, удобства и быстроты письма, обучения грамоте, полиграфической техники и т. д. В главе об удобстве и быстроте письма он доказывал, что и в отношении направления, движений руки, и в отношении качества движений, и в отношении общего количества движений арабский алфавит имеет преимущества перед латинским(6). Достаточно пробежать приводимые в выноске цитаты, чтобы убедиться в превосходстве аргументации Г. Шарафа над «аргументом» тов. Дмитриева. Но жизнь беспощадно разбила всю искусную аргументацию Г. Шарафа; она уже разбила и менее притязательный «аргумент» Дмитриева. Ведь если абхазский аналитический алфавит «блистательно» стоит на первом месте в ряду других алфавитов, то почему же опыт его применения в Абхазии для абхазского языка (на материале которого он в первую голову и составлен) окончился столь плачевно? Почему абхазы перешли с этого «первого спереди» на «блистательно первый сзади» НА? Тот, кто прочтет выступление представители Абхазской ДССР на II пленуме ВЦК НТА(7), не станет утруждать себя проверкой выкладок тов. Дмитриева. [102] Итак точка зрения Яковлева выявлена вполне отчетливо. Она ясна: «разрешение уже начавшейся алфавитной революции, т. е. введение нового алфавита среди всех народов советского союзного Востока в той именно форме, в какой она сейчас исторически сложилась, с исправлением всех тех недочетов и отступлений от унификации, которые опять-таки исторически мы имеем». Но позиция Дмитриева, по существу говоря, путана. Что же он собственно предлагает? Осчастливить все народы СССР абхазским аналитическим алфавитом? (Он же ведь лучший из всех существующих: почему же его не вводить?). Или же ждать, когда из среды яфетидологов появится новый, еще более совершенный «единый» алфавит? А жизнь не ждет. Алфавитная революция идет своим ходом. Новые народы, целые группы народов переходят на НА. Уже начато грандиозное дело — латинизация китайской письменности. Что обо всем этом думают представители яфетидологии, того направления, которое они считают ведущим в советской лингвистике? Продолжают ли они настаивать на введении «абхазского аналитического алфавита» в качестве практического унифицированного алфавита, или они предлагают чтонибудь другое и что именно? Членораздельного ответа на эти вопросы тщетно было бы искать в докладе и тезисах тов. Дмитриева. Ответ на эти вопросы трудно разыскать и в статье Б. Гранде «К вопросу об алфавитном строительстве СССР» (Просвещение национальностей, 1931 г. № 10, стр. 72—77), являющейся сокращенным пересказом его доклада, прочитанного осенью прошлого года «а заседании Секции языка и письменности Института Народов Советского Востока. В этой статье, в противоположность выступлению тов. Дмитриева, критика НА носит конкретный характер (оставляем в стороне вопрос, насколько она в отдельных своих частях обоснована) и в заключение даются следующие практические установки:
«Новый алфавит... имеет все возможности стать орудием единой графики для всего СССР, но для этого из него должны быть устранены его недостатки... В борьбе за унификацию алфавитов надо конечно учесть достижения НА, но этот последний должен претерпеть некоторые изменения; однако эти изменения должны заключаться не по-просту в техническом улучшении того или иного знака, но в выработке последовательной, четкой системы использования этих знаков, а также усложения этих знаков или введения дополнительных в тех случаях, когда количество букв латинского алфавита оказывается недостаточным»...
Это признание ведущей роли НА, несомненно знаменующее начало яфетидологического отступления на алфавитном фронте, не- [103] сколько неожиданно дополняется следующей многозначительной фразой: «Лишь при устранении всех указанных недостатков НА сможет стать орудием социалистического строительства в области письменности». Следовательно, по мнению тов. Гранде, НА в теперешнем своем виде не есть орудие социалистического строительства. Орудием чего же он в таком случае является? Каковые же практические предложения тов. Гранде и что обещает он от лица яфетидологических учреждений? Эти учреждения (Иннарвос и ИЯМ) оказывается включили в свои планы разработку унифицированного алфавита и с ними тов. Гранде предлагает ВЦК НА установить контакт «во избежание разнобоя в деле создания новой графики». Ну а пока: пока «разнобой» еще не устранен и пока НА еще не стал «орудием социалистического строительства», разрешают ли Дмитриевы, Гранде и проч. именно его практически распространять на новые и новые народы в пределах Союза и за рубежом? Открыто высказаться против они теперь уже не посмеют, но не думают ли они, что та алфавитная унификация, которая вопреки их безответственным утверждениям уже осуществляется, что эта унификация идет и будет идти по линии унификации и усовершенствования практических алфавитов, охватывающих десятки миллионов многоязычного населения, с учетом их опыта, а не по линии устранения «разнобоя» между НА и той транскрипцией, которую с трудом усваивают даже сами адепты «нового учения о языке по яфетической теории»?
СНОСКИ
(1) В порядке обсуждения. (назад) (2) Как здесь, так и дальше цитаты приводятся из тезисов к докладам и из стенограммы самих докладов.(назад) (3) Противность здравому смыслу выражается в том, что отчетливому фонетическому соотношению с/ш = ц/ч в калмыцком и карельском алфавитах соответствует буквенное соотношение s/_. Только летом 1931 г. калмыки эту непоследовательность исправили. (назад) (4) Пусть читатель сам разберется в этом букете определений: 1) «революционное достижение», 2) «реакционное руководство» и 3) «вредительство»! (назад) (5) В высказывании подобного рода голословных утверждений тов. Дмитриев не одинок. Вот напр. что пишет Н.Я. Золотое: «... воспитанные на старом языковедении люди всячески старались изолировать работу Яфетического института, принимали меры к тому, чтобы Яфетический институт не мог общаться с массами и т. д. (ЦК нового алфавита)». См. Яфетический сборник VII, стр. 164. (Изд. ИЯМ Академии Наук СССР Л. 1932). (назад) (6) «Направление мелких движений руки при процессе письма в латинской системе идет большею частью ... против часовой стрелки, этим же объясняется направление слева направо. По арабской письменности ... движение руки ... идет преимущественно по часовой стрелке, поэтому и строка идет справа налево»... «Когда в процессах труда приходится делать массовые круговые и овальные движения... всегда рука человека делает эти массовые движения по часовой стрелке; если же машину начнешь вертеть в обратном направлении, то рука весьма скоро устает». Поэтому «направление мелких движений письма и связанное с ним направление строки в арабской системе более естественное и соответствующее нормальной мускулатуре человека»... «Арабские буквы, как и стенографические знаки, требуют мелких движений, превращающихся почти в одни загзаги. Мелкота и зигзагообразность движений ускоряет письмо»... «Опыты над значительным количеством слов показывают, что в среднем латинская система требует для написания одного и того же текста около 25—30% большего количества им-пульсов движений, чем при писании этого же текста арабской системой» (стр. 37—39). (назад) (7) «Академик Марр предложил проэкт — употреблять в школах его научную транскрипцию почти в неизменном виде»... «В этом виде алфавит был принят осенью 1925 года. Частично был отлит новый латинский шрифт (в транскрипции Марра — С.) и с помощью его стали печатать статьи и газеты параллельно со старым шрифтом. Статьи на новом алфавиту вызвали массовые отклики с мест о его практической трудности. Затем в августе 1927 г. курсы в г. Сухуме для массового учительства и сельских секретарей, организованные для ознакомления с новым алфавитом и для изучения его, ясно показали отрицательное отношение курсантов к новому алфавиту вследствие его больших трудностей даже по сравнению со старым алфавитом»... «Многие постоянные сторонники латинизированного алфавита оказались теперь, после появления этого долгожданного алфавита, на стороне старого алфавита на русской основе, против которого они боролись годами. Все это говорит о трудностях новой транскрипции, которые бледнеют перед трудностями и недостатками старого алфавита». (назад)