Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы
-- Н.Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ : «О классификации людей по языку», Полн. соб. соч., т.1, Москва : Гос. изд. худож. лит., 1951.
[833] Поясним дело примером. Дорийский город Галикарнасс привлекал множество людей из соседних ионийских городов; ионийские переселенцы составили наконец большинство населения Галикарнасса; в этом городе стало преобладать ионийское наречие, и дело кончилось тем, что все жители Галикарнасса стали говорить им; потомки дорийцев забыли дорийское наречие, стали по языку ионийцами. Один из граждан Галикарнасса, богатый человек знатного рода, Геродот, много путешествовал, собирал исторические и всякие другие сведения и написал сочинение, за которое называют его отцом истории 8. По языку это сочинение признавалось греками и в новой Европе всегда признавалось всеми филологами за образцовое по чистоте ионийского (новоионийского, в противоположность гомеровскому) наречия. Возможно ли это? Очевидно, нет. Геродот был человек очень знатного рода. Знатные роды в Галикарнассе были дорийские. Итак, Геродот был дориец; сущность языка Геродота дорийская; на ионийском наречии писал он плохо. Все греки и все филологи ошибались, находя, что он писал по-ионийски хорошо. Или можно доказать, что обе бабушки и оба деда Геродота были ионийского племени? Вот было бы счастие! Тогда можно было бы возвратить Геродоту умение писать на ионийском наречии. Такова наивность теории Вильгельма Гумбольдта. Смеяться ли над ним? Это было бы несправедливо; он только разделял увлечение тогдашнего образованного немецкого общества фантастическими мудрствованиями Канта, Фихте, Шеллинга. Лично он не подлежит порицанию. Но теперь, когда и у самих немцев прошло увлечение метафизическим фантазерством, в которое впал Кант от избытка забот опровергнуть метафизику, можно было бы лингвистам уж не повторять рассуждений Вильгельма Гумбольдта о тожестве умственной жизни человека и звуков его речи; а это делается до сих пор большинством специалистов по языкознанию, когда они, подымаясь над своей специаль- [834] ной работой, пускаются в философствования о характере человеческого языка вообще и об умственных и нравственных особенностях людей, склоняющих существительные по падежам, от людей заменяющих падежи предлогами. Классификация языков, установленная Вильгельмом Гумбольдтом, значительно изменена исследованиями специалистов, продолжавших его дело. Но главные черты его системы языков остаются до сих пор общепринятыми и по всей вероятности, должны быть признаны основательными. Вильгельм Гумбольдт делит языки на несколько разрядов, из которых два или три обыкновенно отбрасываются теперь, как не имеющие существенной разницы от того или другого из трех наиболее важных. Эти три сохраняют свое значение. Названия их таковы:
Изложим общепринятые понятия о характере каждого из этих разрядов и об отношениях между ними. Во всех европейских языках глаголы изменяются по формам спряжения, существительные если не по падежам, то хоть для образования множественного числа; есть и другие изменения слов. Эти так называемые грамматические формы служат для обозначения отношений между словами. Но не все языки имеют такое устройство. В некоторых нет никаких перемен слов по грамматическим формам. В них связь между словами остается без обозначения звуками, когда ясна без него; а когда было бы затруднительно угадать ее без обозначения звуками, она обозначается особыми словами, соответствующими нашим местоимениям, вспомогательным глаголам, наречиям времени и места, предлогам, союзам. Такие языки называются изолирующими, «обособляющими» (имеющими лишь обособленные слова, не связываемые между собою изменениями форм). К этому разряду принадлежат некоторые языки юго-восточной Азии. Важнейший из них — китайский. Изменения слов по грамматическим формам производятся в наших, арийских, языках двумя способами: основная группа звуков слова, проходя по грамматическим формам, или остается неизменною, только принимая разные приставки, или видоизменяется и сама. По первому способу спрягается в наших языках огромное большинство глаголов, склоняется по падежам или переходит в форму множественного числа огромное большинство существительных. Таково, например, спряжение глаголов:
латинск. desiderare — desider — are французск. desirer — desir — er английск. wish — wish [835] немецк. wunschen — wunsch — en русск. желать — жела — ть
Основные группы звуков desider — desir — wish — wunsch — жела — проходят через все спряжение, не подвергаясь перемене; переменяются лишь приставки. Языки, в которых изменения слов по грамматическим формам производятся только этим способом, в которых корень слова не подвергается никаким переменам, кроме немногих и незначительных, требуемых удобством выговора, называются агглутинирующими, «приклеивающими» приставки к основной части слова. К этому разряду принадлежит огромное большинство языков: все туземные американские; все известные нам туземные африканские; малайские (в Полинезии и в Азии), дравидские (в Ост-Индии); монголо-тюркские; финские; грузинский, черкесский, баскский. В наших, арийских, языках есть, кроме этого агглутинирующего, другой способ изменения слов по грамматическим формам. Берем глаголы: латин. velle франц. vouloir англ. will немецк. wollen
Будем спрягать: Латинск. неопредел. velle. Изъявит. наст. единств. 1 лицо — volo, 2 — vis, 3 — vult.— Этого достаточно; мы уж имеем в 4 формах 4 разные вида основной группы звуков. vel — Ie, vol — о, vi — s, vul — t. Французск. неопредел. vouloir. Изъявит. наст. единств. 1л. — veux. Будущее единств. 1 л. — voudrai. Этого довольно; мы имеем уж 3 видоизменения основной группы звуков: voul — oir, veu — х, vou — drai. Английский неопред, will. Наст. единств. 1 л. — will; прощед. единств. 1 л. — would (произносится wood); мы имеем 2 видоизменения основной группы звуков: will, woul — d (произносится woo — d). Немецк. неопредел, wollen. Изъявит, наст. единств. 1 л.— will; мы имеем 2 видоизменения основной группы: woll— en, will . [836] Языки, в которых употребляется этот способ изменения слов по грамматическим формам, называются флектирующими, видоизменяющими основную часть слова, проводимого через фоомы грамматических изменений. К флектирующему разряду причисляются два семейства языков: наше (арийское) и семитическое. Итак, наши языки принадлежат к флектирующему разряду. Из этого по принципу «мы лучше всех» само собою следует, что люди, говорящие флектирующими языками, умнее всех других а из этого не менее ясно следует, что флектирующие языки лучше всех других. Агглутинирующие языки ближе к флектирующим по своему устройству, чем изолирующие; из этого ясно, что им следует отдать предпочтение над изолирующими. Таким образом получается без малейшего затруднения следующая рассортировка языков и умственных способностей народов по порядку восхождения от плохого к лучшему. Изолирующие языки даны природой тому отделу человеческого рода, который скупо снабдила она умом. У этого отдела людей ум очень, очень плох. Они вовсе неспособны понимать связь между предметами или между предметом и его качествами, или связь в ходе фактов. Как же возможно было б им понимать что-нибудь такое? Мышление и язык, это — одно и то же. Все содержание мысли высказывается звуками слов, которыми человек выражает ее; чего нет в его словах, того нет в его мысли. Речь людей, говорящих изолирующими языками, — бессвязный ряд слов. И понятия, высказываемые ею, бессвязно проходят одно за другим в уме высказывающего их, как бессвязно следует слово за словом в его речи. Его слова, собственно, потому и бессвязны, что нет связи между понятиями в его уме. Глупы, до удивительности глупы народы, говорящие изолирующими языками. Агглутинирующие языки несравненно выше изолирующих: слова в них связаны приставками. Но приставки не срослись в неразрывное целое с основными частями слов; слово агглутинирующего языка делится отчетливо обрисовывающимися чертами на те части, из которых склеено. Народы, говорящие этими языками, получили от природы гораздо больше ума, чем народы, говорящие изолирующими языками. Но приставки лишь слабо соединены с основными частями слов; из этого следует, что и связь между понятиями слаба в мыслях народов, говорящих агглутинирующими языками. Эти народы не вовсе глупы, но слабы умом. Только во флектирующих языках связь между словами неразрывна, потому что грамматическая форма, связывающая слово с другими словами, срослась в неразрывное единство с основной частью его; по технической терминологии, перенесенной в лингвистику из систем немецкой трансцендентальной философии конца прошлого века и первых десятилетий нынешнего, это называется гармоническим слиянием формы с содержанием; содержание — то понятие, которое обозначается основной частью слова; форма — [837] грамматическое видоизменение этой основной части. Только народы, говорящие флектирующими языками, способны мыслить хорошо; только они наделены сильным умом. Речь на изолирующем языке — бессвязная груда камней, речь на агглутинпрующем языке — стена, сложенная из кирпичей, соединенных известью, все связи — особые от кирпичей слои; и кирпич легко отделяется от кирпича. Речь на флектирующем языке — нечто совсем иное; она органическое целое, это уж не мертвая масса кусков мертвого материала, а зеленеющее, цветущее, дающее плоды дерево. Это беспрепятственное шествие торжествующего мышления флектирующих ученых от произвольных предположений путем силлогизмов к желаемому выводу напоминает средневековую схоластику, с которой и действительно имеет очень близкое родство немецкая трансцендентальная философия, давшая основные аргументы для изложенной нами теории отношений между тремя разрядами языков: языками глупых народов, не совсем глупых, но и не умных народов и народов очень умных: за истины, не подлежащие сомнению, приняты фантастические мысли о тожестве языка с мышлением, и вышли нелепые выводы: говорящий человек не может оставлять без обозначения звуками те части своей мысли, которые легко разгадывать по высказываемым частям; слушающий человек не может угадать по высказанному ничего невысказанного: «мысль — язык; чего нет в звуках языка, того нет в мысли говорящего и не может явиться в мысли слушающего», — эта основа всей аргументации — вымысел, несообразный с фактами. Мыслят ли глухонемые от рождения, которых не учили разгадывать слова по движениям губ? И те глухонемые от рождения, которые научены разгадывать слова по движениям губ, даже произносить слова, — слышат ли они звуки слов, разгадываемых имя по движениям губ и произносимых ими? Впрочем, теперь едва ли кто-нибудь из людей, пишущих о языке, не знает, что человек мыслит представлениями, что когда он мыслит посредством слов, он делает это по удобству заменять многосложное простым, но что под каждым словом, которое он мыслит, является в его мышлении представление, и слово лишь свидетельствует ему, что являющееся ему представление уж было подробно рассматриваемо им много раз и что теперь нет надобности тратить время на новое рассматривание этого представления, можно смело и быстро пользоваться им, как уж хорошо знакомым; вероятно, каждому пишущему о языке известно теперь и то, что словами охватывается не все содержание представлений, а лишь доля его, и во многих случаях эта доля — хотя и существенная — доля очень маленькая; что есть много представлений, содержание которых не может быть все исчерпано каким бы то ни было количеством слов; таковы, например, наши представления [838] о людях, хорошо знакомых нам; или другой пример: может ли быть вполне передано словами во всей своей подробности изображение фигуры, образуемой на карте линиею берегов Пиренейского полуострова, нарисованного величиной только с ладонь, не говоря об изображении в размере более значительном? — Хотя бы написать об этой линии десять толстых томов, недостанет в них места для отчетливой передачи всех подробностей ее. Должно полагать, что эти понятия об отношениях языка к мышлению известны всем пишущим о языке и считаются каждым из них за бесспорные и что теория, основанная на фантазиях, несообразных с ними, повторяется лишь по недоразумению. Перейдем к изложению тех понятий об отношениях между изолирующими, агглутинирующими и флектирующими языками, которые установлены специальными трудами великих лингвистов, а не заимствованы из несообразных с фактами фантазий трансцендентальной философии Канта и ближайших продолжателей его метафизического построения воображаемой вселенной, нимало не похожей ни на что существующее или могущее существовать в действительности.
Изолирующие языки состоят из слов, не имеющих никакой грамматической формы; слова этих языков можно уподобить таким группам звуков, например, латинского языка, которые получатся через отбрасывание всех окончаний. В латинском языке есть глагол, имеющий, в числе других форм своего спряжения, следующие: lego (читаю), legis (читаешь), legere (читать). Сравним эти формы: leg — о leg — is leg — ere, отбросим звуки, которыми они отличаются одна от другой, оставим только общую всем им группу звуков: leg— это слово не будет иметь никакой формы, будет слово бесформенное. Но пусть оно будет написано после слов tu (ты) и nunc (теперь), а за ним пусть следует слово librum (книгу): tu nunc leg — librum (ты теперь чита — книгу), мудрено ли догадаться, каким окончанием должно в этом случае пополнить бесформенное слово leg —? Изолирующие языки ставят слова без обозначения связи только в конструкциях, подобных этой. В латинском языке мысль «ты видишь его» выражается словами vides eum. Глагол video в данном случае требует дополнения [839] в винительном падеже; слово eum поставлено в винительном падеже, форма винительного падежа крепко связывает слово eum с словом video. Мысль «приходишь к нему» выражается на латинском языке словами venis ad eum. Глагол venio в данном случае требует, чтобы дополнение было поставлено с предлогом ad; слово eum поставлено с предлогом ad. Спрашивается: связь между venio и te посредством предлога ad в выражении venis ad eum менее ли крепка, нежели непосредственная связь между vides и eum в выражении vides eum?— Португальцы, испанцы, французы, итальянцы, немцы, голландцы, англичане, датчане, шведы, племена наречий литовского языка, славянские племена, греки, албанцы, — все нынешние европейские арийцы давно решили: связь посредством предлогов и других вспомогательных слов не менее крепка, чем непосредственная связь, и во всех тех случаях, когда грамматические отношения между словами не очень просты, она заслуживает предпочтения перед непосредственной связью, будучи определеннее и яснее. То же самое давно решено армянами, персиянами, другими арийцами персидского семейства, и индийскими арийцами. Нет теперь ии одного арийского народа, грамматика которого не свидетельствовала бы, что он считает связь посредством предлогов и других вспомогательных слов не менее крепкой и более определительной, чем непосредственное связывание слов формами, потому отдает ей предпочтение во всех тех случаях, когда отношения между словами не очень просты. Это значит: все нынешние арийцы строят многосложные выражения по тому способу, по какому В агглутинирующих языках основная группа звуков слова не изменяется, проходя через грамматические формы, образуемые приставками. Мы уж видели, что в наших, арийских, языках огромное большинство глаголов спрягается по этому способу, огромное большинство существительных склоняется тоже этим способом. Сравним для примера первые четыре падежа турецкого склонения и одного из видов латинского второго склонения.
Турецк. склон.
Латинское 2 склонение
Единств.
Именит. падеж
кюн(день)
vir (мужчина)
Родительн.
кюн — ин
vir — i
Дательн.
кюн — я
vir — о
Винительн.
кюн—и
vir— um
Именительный падеж в обоих словах остается не имеющим приставки; из трех косвенных падежей два в том и другом языке формируются приставкой гласного звука; [840] и один из трех в том и другом языке образуется приставкой, состоящей из гласного звука и согласного звука; оба эти согласные звуки принадлежат одному фонетическому разряду; в латинском звук м, в турецком носовой звук, видоизменение звука н, родственного звуку м. Припомним, что в формах греческого склонения латинскому звуку м соответствует звук н (напр., греческий винительный единственного числа 2 склонения on = латинскому um) Каковы же действительные отношения арийских языков к изолирующим и агглутинирующим? В арийских языках есть бесформенные слова; их довольно много даже в латинском; таковы в нем многие наречия времени и места, предлоги, союзы, междометия. В новых европейских арийских языках таких слов гораздо больше. Приведем два примера: латинск. de, франц. de, англ. of (= другому тоже бесформенному латинск. предлогу ab), немецк. von, русск. от; латинск. et, франц. et, англ. and, немецк. und, русск. и. Эти слова бесформенные, как слова изолирующих языков. Во всех арийских языках есть случаи конструкции, в которых связь между словами остается без всякого обозначения звуками. Такова, само собою разумеется, конструкция бесформенных слов. В латинской фразе venis ad eum («приходишь к нему») слово ad связывает слова venis и eum; но само оно не имеет обозначения своей связи с этими словами; берем два ряда латинских слов: venis ad eum (приходишь к нему) ab ad in (от к в). В первой фразе слово ad очень крепко связано с каждым из слов, между которыми стоит; вторая фраза — совершенно бессвязный ряд слов; слово ad совершенно одинаково в обоих рядах. К бессвязному ряду слов ab, ad, in прибавим слова sunt voces linguae latinae (суть слова языка латинского = «это слова латинского языка»), будем иметь фразу: ab, ad, in sunt voces linguae latinae (ab, ad, in — слова латинского языка). Что такое ab, ad, in в этом выражении? — Подлежащие. Что такое подлежащее в языках, имеющих падежи? — именительный падеж существительного. Итак, в выражении ab, ad, in sunt и проч., предлоги ab, ad, in имеют грамматическое значение существительных, поставленных в именительном падеже. Мы видим, что вопрос о том, какое грамматическое значение имеет то или другое слово, определяется конструкциею предложения, а не формой слова даже в латинском языке, в котором владычество грамматических форм гораздо шире и тверже, чем в новых европейских языках арийского семейства. А когда так даже в латинском языке. [841] то не должно ли назвать смешными порицания изолирующим языкам за то, что в них грамматическое значение слов определяется конструкцией выражений? А что окажется, если мы попробуем сосчитать, какова пропорция слов без окончаний форм в немецкой или французской живой речи? — На письме французская речь богата словами, имеющими определенные грамматические формы; но этими формами их снабжает условная орфография, далекая от звуков живой речи; французская орфография спрягает, например, глагол aimer так, что неопределенное наклонение aimer резко отличается от причастия aime, а живая речь не различает этих форм. Но чтобы не входить в длинные рассуждения, которые были бы нужны для разъяснения правильности счета бесформенных слов в немецком языке и в живой французской речи, оставим вопрос о преобладающем характере устройства этих языков и сделаем пробу счета бесформенных слов в английском языке. Берем для примера два первые стиха национальной английской песни и первую строфу североамериканской национальной песни.
Английская национальная песня начинается так:
Rule, Britania the waves,
Britons never shall be slaves.
Слова, принявшие какое-нибудь грамматическое окончание, подчеркнуты; число их — 3; другие 6 слов не имеют никакой приставки, обозначающей грамматическую форму; они бесформенны. Начало американской песни:
A Yankee boy is trim and tall
And never overfat, sir;
At dance and frolic, hop and ball
As nimble as a rat, sir.
Yankee doodle, guard your coast
Yankee doodle dandy.
Fear not then, nor threat, nor boast,
Yankee doodle dandy .
Из 42 слов только одно (is, «есть») имеет определенную грамматическую форму; все остальные бесформенны. — Такие случаи [842] не очень часты; но разверните любую английскую книгу, вы увидите длинные ряды бесформенных слов, прерываемые маленькими группами слов, имеющих какую-нибудь приставку для определения формы, или только одинокими такими словами. Английский язык остается флектирующим; но он дал очень широкое владычество определению отношений между словами конструкцией речи и вспомогательными словами; потому для него достаточно очень небольшое число разных грамматических окончаний, и большинство слов в речи не имеет надобности принимать какую-нибудь приставку для связи с другими: связь и без того достаточно ясна.