-- НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ   ИНСТИТУТ СРАВНИТЕЛЬНОЙ ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУР И ЯЗЫКОВ
 ЗАПАДА И ВОСТОКА

ЯЗЫКОВЕДЕНИЕ И МАТЕРИАЛИЗМ

ВЫПУСК II

под РЕДАКЦИЕЙ Н. А. МАРРА, ГОСУДАРСТВЕННОЕ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО, М.-Л., 1931 г.

ОГЛАВЛЕНИЕ.

Стр.

1. А. Пальмбах. К проблеме диалектики языка   ........      9

2. А. Бескровный. Против опасности  обскурантизма в высшей школе......... 34

3. А. Холодович. Патер Шмидт и яфетическая теория...........    56

4. Л. Я к у б и н с к и й.  Ф.  де-Соссюр  о  невозможности   языковой политики......... 91

5. С.М. Доброгаев. Учение  о  рефлексе  в  проблемах   языко-ведения........... 105

6. Н.  С.   Д е р ж а в и н.  Слово-сигнал  и слово-символ   в  процессе глоттогонии 174

Редактор В. Д р у н и н.

[3]

ПРЕДИСЛОВИЕ

Второй сборник из серии «Языковедение и материализм» появляется на полтора-два года позже обещанного срока. Все статьи, вошедшие в него, написаны еще в 1929 г. За последние два года исследовательская работа в области марксистской лингвиcтики ушла значительно вперед, ряд лингвистических положений удалось подвергнуть более глубокому рассмотрению.

Достаточно для подтверждения этого перечислить ряд проблем, над которыми работали и работают сотрудники Института речевой культуры, как то проблемы: 1) языковой формации, 2) языковой политики, 3) национальных языков эпохи капитализма (основная тема Института), 4) лингвистического наследства (проблема критики зап.-европейских систем в свете ленинских положений), наконец дискуссию, проведенную с лингвистической группой «Языковой фронт», чтобы убедиться в том, насколько конкретнее стали основные проблемы лингвистики и насколько тем самым плодотворнее стала их разработка. - С другой стороны, философская дискуссия не могла не оказать влияния на лингвистику, уже хотя бы по одному тому, что целый ряд лингвистических положений находятся в самой тесной связи с философскими проблемами. Достаточно указать на проблему «знака», которой кстати сказать посвящены две статьи целиком и одна частично в настоящем сборнике, проблемы взаимоотношения субъекта и объекта и дедукции логических категорий. Все эти вопросы в результате философской дискуссий были подняты на соответствующую теоретическую высоту, а попытки решения их в духе меньшевиствующего идеализма подверглись плодотворной критике. Все это не могло не вызвать  качественно  иной   постановки  лингвистических  проблем.

Естественно, что на всех статьях данного сборника¹ не могли не отразиться недочеты предшествующего этапа развития науки.» Эти недочеты прекрасно сформулированы в следующих словах т. Сталина:

[4]
«Надо признать, что за нашими практическими успехами не поспевает теоретическая мысль, что мы имеем некоторый разрыв между практическими успехами и развитием теоретической мысли. Между тем необходимо, чтобы теоретическая работа не только поспевала за практической, но и опережала ее, вооружая наших практиков в их борьбе за победу социализма.

Известно, что теория, если она является действительной теорией₎ дает практикам силу ориентировки, ясность перспективы, уверенность в работе, веру в победу нашего дела. Все это имеет — и не может не иметь — громадное значение в деле нашего социалистического строительства».

Считая весьма положительным явлением второго сборника постановку вопроса об увязке лингвистических проблем с философскими, в частности, утверждение т. Пальмбаха о необходимости исходить при определении языка как надстройки из общего положения, установленного еще Энгельсом (см. «Диалектику природы»), о классификации объектов и наук, изучающих эти объекты по специфическим, присущим им формам движения, редакция, однако, считает недостаточным одного этого общего положений и полагает, что оно должно быть конкретизировано на языковом материале.

К сожалению, ценная во многих отношениях, статья т. Пальмбаха не дает конкретизации этого положения Энгельса. Особенно сильно сказывается отсутствие четкой линии в рассмотрении специфических качеств нашего объекта тогда, когда т. Пальмбах касается критики идеалистической лингвистики. Нельзя огульно отрицать всю лингвистику, предшествующую марксистской. История лингвистики отражает в той или иной мере историю языка как объекта лингвистической науки. Было бы нелепо, если бы мы целиком выбросили за борт всю немарксистскую науку о языке, полагая все предыдущие попытки решения основных вопросов языка абсолютно ложными. Оказалось бы, что вся предыдущая лингвистика была системой ересей и заблуждений, нелепостей и выдумок. Мы такую точку зрения принять не можем как насквозь субъективистскую.

Движение науки вперед есть движение ко все более и более адекватному достижению языковой действительности. В этом смысле каждая предыдущая ступень отражает объект менее адекватно, нежели последующая. Классовое содержание науки этим самым отнюдь не затушевывается и не замазывается. Наоборот, в этом поступательном движении, отражается поступательное движение классового общества: про-
[5]
гресс науки, переход ее на высшую ступень, на стадию более адекватного восприятия действительности есть всегда, по существу, переход ее в руки более прогрессивного класса. Рационалистическое языкознание буржуазии XIX в. прогрессивнее богословской теории языка в эпоху феодализма, языковая политика пролетариата прогрессивнее, нежели языковая политика буржуазии, и т. д.

Однако это вовсе не значит, что тот или иной этап в развитии науки о языке целиком истинен. Задача марксистской лингвистики заключается в том, чтобы вскрыть движение науки о языке в связи с диалектикой самого объекта, очистить «каждый этап от абсолютирующих универсализирующих моментов и показать относительную истинность этого момента. Огульная и посему неосновательная критика должна быть заменена критикой исторической. Наши отношения к лингвистическому наследству целиком определяются словами Ленина: «Философский идеализм есть только чепуха с точки зрения материализма грубого, простого, метафизического. Наоборот, с точки зрения диалектического материализма, философский идеализм есть одностороннее, преувеличенное, überschengliches (dietzgen) развитие (раздувание, распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от материи, от природы, обожествленный» («К вопросу о диалектике»).

Однако критическая часть работы т. Пальмбаха и отчасти т. Холодовича проходит мимо этой задачи усвоения и переработки научного наследства, в чем мы и усматриваем методологическую ошибку этих статей. Постановка проблемы научного наследства не поднята здесь на ту высоту, которая характеризует новый ленинский этап в развитии диалектического материализма.

Мы находим у т. Пальмбаха абстрактную критику, не увязанную с историей объекта и историей науки. Эта ошибка приводит к тому, что язык не рассматривается в его конкретных проявлениях, в его стадиальных, качественно различных особенностях. Категории языковедения в трактовке т. Пальмбаха перестают быть отражением и логическим выражением особенностей самого языка.

Категории лингвистические подводятся и выводятся из категорий логических. Не логика языкового факта, а факт логики, не диалектика объекта как конкретное выражение диалектики вообще, а диалектика вообще служит для т. Пальмбаха схемой, накладываемой на объект.

[6]
Достоинством статьи т. Пальмбаха следует считать попытку дать критику. лингвистических теорий Волошинова. Необходимость в этой критике назрела уже давно, и т. Пальмбах совершенно справедливо указывает на ряд вопиющих ошибок концепции Волошинова.

Присоединяясь к критике т. Пальмбахом волошинского вульгарною определения языка как «социального события речевого взаимодействия», мы, однако, считаем эту критику совершенно недостаточной. Мы полагаем, что не меньшее значение для дальнейшего раскрытия волошиновской концепции (являющейся впрочем, лищь отражением идеалистических теорий зап.-европейской лингвистики) имела бы критика его понимания слова как знака и теории нейтральности этого знака, насквозь ложной и воскрешающей богдановско-плехановскую антиленинскую теорию иероглифов.

То обстоятельство, что проблема знака затрагивается почти во всех статьях, относится к числу (несомненных достоинств сборника. Несомненно, преодоление теории «знака» является сейчас одним из наиболее важных участков на фронте борьбы с идеализмом в лингвистике. Здесь, как нигде, была бы плодотворной коллективная разработка проблемы совместными усилиями лингвистов, историков и философов. Несомненно, новые формы социалистического труда, бригадный метод работы в науке, разрушающий узкие рамки научной специализации, дадут толчок к совместной исследовательской работе лингвистов с философами и историками, необходимость в которой давно назрела. К сожалению, в ряде статей сборника дано невполне марксистски удовлетворительное разрешение этой проблемы.

Мы ни в коем случае не можем присоединиться к такой концепции, которая предполагает разрыв «сигнала» и «символа», отрицание их единства, отрицание генетичной связи символа и сигнала. Подобная трактовка вопроса, наметившаяся в некоторых статьях сборника, неизбежно приводит к отрицанию связи «знака» с объектом, отражешем которого он является. Эта ошибка усугубляется в данном случае и тем, что решение вопроса переносится в область биологических наук постольку, поскольку первоисточник символа сигнала определяется чисто биологически, как условный рефлекс, к тому же произвольный, без внутренней связи с объектом. Все эти ошибки ведут непосредственно к смазыванию проблемы мышления: от слова сигнала и слова символа остается одна форма. Неудивительно, что при этом проблема созерцания слова оказывается исключенной.

[7]
С проблемой мышления как социального явления не справляется т. Доброгаев. В своей интересной, построенной на богатом эмпирическом материале, статье т. Доброгаев стремится преодолеть исследовательский индивидуализм работ школы Павлова, работающей над индивидуальным индикатором — слюноотделением. Несомненно, преодоление рефлексологических попыток школы Павлова в объяснении социальных явлений — важное дело. Однако «нет ничего легче, как наклеить «энергетически» или «биолого-социологически» ярлык на явления в роде кризисов, революций, борьбы классов и т. п., но нет ничего бесплоднее, схоластичнее, мертвее, чем это занятие» (Ленин).

К сожалению, т. Доброгаев не преодолевает павловскую систему, а углубляет ее. Его работа представляет собою не критику понятия индивидуального рефлекса, но расширение сферы рефлексов путем образования особой категории «социальных» рефлексов.

Впрочем ошибочно было бы считать подобного рода исследования бесполезными. Рефлексологическая сторона речи должна быть учтена как момент существенной, т. е. социальной, закономерности языка. Иначе мы можем встать лицом к лицу с извращением подлинной природы языка.

Не разрешенностыо проблемы знака определяются недочеты статьи т. Якубинского, содержащей критику некоторых положений социологической школы Соссюра. Основные возражения т. Якубинского направлены против положения Соссюра о невозможности языковой политики. Полагая весьма ценными критические замечания т. Якубинского, мы считаем однако, что в системе Соссюра основное значение имеют не столько его доказательства невозможности языковой политики, сколько общая установка в разрешении проблемы слова, так как именно эта проблема дает ключ к тому или иному решению вопроса о языковой политике.

Для Соссюра характерно полное игнорирование проблем связи слова—понятия—объекта. Для него существует только часть этой проблемы—связь слова и понятия. Естественно, что поставленная им проблема не может получить правильного разрешения, так как Со с с ю р совершенно игнорирует другую часть этой проблемы — связь понятия и объекта. Агностицизм у Соссюра доведен до абсурда.

Совершенно очевидно, что критика соссюрианства должна итти по линии преодоления неисторического решения вопроса указания на относительную произвольность знака, обусловленную
[8]
противоречием между формой и содержанием. Все эти проблемы самым тесным образом увязаны с неменее существенной проблемой прогрессивности в языке. Только в том случае, если мы найдём объективный критерий для прогрессивности того или иного изменения в системе языка, только тогда мы встанем на твердую почву в критике Соссюра. В этом отношении статья т. Якубинского останавливается на полдороге и не дает законченной философской критики положений Соссюра, хотя четко и правильно ставит вопрос о буржуазной классовой природе теории Соссюра, который вообще отказывается от сознательного воздействий на язык как идеологию.

Редакционно-издательский совет Института речевой культуры счел необходимым выпустить в свет настоящий сборник ввиду актуальности затронутых в нем вопросов, сопроводив его однако указанными выше критическими соображениями. Эта критика является результатом той методологической работы, которая была проделана в стенах Института в течение года, истекшего с момента сдачи в набор второго выпуска серии «Якыковедение и материализм».

30 апреля 1931 г.

Редакционно-издательский совет Института речевой культуры.