Centre de recherches en histoire et épistémologie comparée de la linguistique d'Europe centrale et orientale (CRECLECO) / Université de Lausanne // Научно-исследовательский центр по истории и сравнительной эпистемологии языкознания центральной и восточной Европы

---

-- Николай Севастьянович ДЕРЖАВИН : Происхождение русского народа, Москва: Советская наука, 1944.

СОДЕРЖАНИЕ

I. Дославянский период… 3
         1. Население восточноевропейской части территории СССР в доисторические времена… 3
         2. Этнография восточноевропейской части территория СССР к концу эпохи меди и бронзы… 10
         3. Скифы и сарматы… 11
         4. Ближайшие соседи скифов на севере: невры и будимы… 17

II. Древнейший период в истории славян… 20
         1. Венеды… 20
         2. Славяне, анты… 26
         3. Готы и восточные славяне… 37

III. Восточные славяне во второй половине первого тысячелетия нашей эры… 46
         1. Племенной состав… 47
         2. Этруски-расены и русский язык… 52
         3. Славяне—русь… 55
         4. Норманская теория происхождения Киевской Руси акад. А. А. Шахматова… 66
         5. Значение термина р у с ь… 77
         6. Племенные группировки и основные культурные центры русского народа в IX в.…85

IV. Древне-русские племена и позднейшие народы — великорусский, украинский и  белорусский… 89

V. Происхождение великорусского, украинского и белорусского народов… 95

[46]
III. ВОСТОЧНЫЕ СЛАВЯНЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ПЕРВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ НАШЕЙ ЭРЫ
        Славяне уже с первых веков нашей эры занимали обширные пространства на территории Центральной и Восточной Европы [от р. Дона и верховьев рек Оки и Волги - на востоке и до реки Эльба (славянское Лаба) и бассейна её притока - р. Заалы - на западе; от Эгейского моря, северного Причерноморья и Приазовья - на юге и до Балтийского побережья и Ладожского озера - на севере]. По языку, обычаям и всему укладу своей жизни славяне, составлявшие в целом один народ, делились на множество разрозненных племён. Эти племена иногда вступали в союзные объединения, из которых с течением времени в некоторых случаях складывались союзы племён. В таком именно состоянии история застаёт славян задолго до образования у них, начиная с VII-IX вв., первых государственных объединений.
        Разнородность обстановки исторического развития древних славян на востоке, юге и западе занимаемой ими обширной территории, в своеобразном для каждого из названных районов культурном, политическом, экономическом и этнографическом окружении, привела славянские племена с течением времени к естественному территориальному обособлению и территориальным племенным группировкам. В результате этого образовались три большие территориальные группы славянских племён - восточная, южная и западная. Со времени возникновения у славян первых государственных объединений три основные племенные группы значительно разошлись в своём политическом и культурном развитии. Это находилось в тесной связи с международным, политическим, культурным и хозяйственным
[47]    
окружением каждой из них. Так возникли современные три группы славянских народов: восточные славяне (великороссы, украинцы и белорусы), западные славяне (чехи, словаки, сербы-лужичане, поляки и поморские кошубы со словинцами) и южные славяне (словенцы, хорваты, сербы, македонцы (и болгары).

        1. Племенной состав
        Древнейший наш исторический источник «Повесть временных лет», или так называемая Несторова летопись, составленная в 1112 г., даёт совершенно определённую картину этнографического состава восточно-славянского населения в VII 1-Х вв.
        1. В районе среднего течения р. Днепра, на правом его берегу вплоть до р. Роси, живут поляне; их административно-организационный, торговый и культурный центр - г. Киев.
        2. К северу и северо-западу от полян, вплоть до р. Припяти, в бассейне притока р. Днепра - р. Тетерева и притоков р. Припяти - рек Уши, Славечны и Уборти, т. е. (на территории Волынской области, живут древляне, или деревляне, имея своими городами Искоростень и Вручий (Овруч).
        3. На левой стороне р. Днепра, против полян, в бассейне рек Сулы, Десны и Сейма, в Черниговской и Полтавской областях живут северяне у или северу с городами: Переяславлем, Новгород - Северским, Курском, Черниговом.
        4. Севернее древлян, за Припятью и вплоть до Западной Двины на севере живут дреговичи, имевшие своими городами Слуцк, Клецк и Друцк.
        5. К востоку от дреговичей, между верхним течением Днепра и рекою Сож, в пределах Могилёвской области, живут радимичи; о них Начальный летописный свод (конец XI в.) сообщает: «быша от рода ляхов, прешедше ту ся вселиша».
        6. Севернее радимичей, в самых верховьях рек Днепра и Западной Двины, в Псковской области, живут кривичи; их города - Изборск и Смоленск.
        7. К западу от кривичей, севернее дреговичей и радимичей, по среднему течению р. Западной Двины, живут родственные с кривичами полочане (город Полоцк).
[48]              
        8. Севернее полочан и кривичей, в бассейне оз. Ильменя и р. Волхова в Новгородской области, живут словене (город Новгород).
        9. Верхнее и среднее течение р. Оки с её бассейном занимают вятичи, отождествляемые позднейшими летописцами с рязанцами. По предположению А. А. Шахматова, вятичи ранее сидели южнее, в бассейне р. Дона.
        10. В бассейне верхнего течения р. Западного Буга, а также правых притоков р. Припяти живут бужане, они же волыняне, или волыняне) раньше здесь жили дулебы]; в конце VIII или в начале IX в. дулебы переселились за р. Припять в область дреговичей.
        11. В бассейне р. Днестра, между реками Бугом и Днестром, вплоть до устьев р. Дуная и побережья Чёрного моря, живут угличи, или уличи, и тиверцы; уличи имели своим городом Пересечен (сейчас с. Пересечина в б. Оргеевском уезде Бессарабии).
        12. В бассейне р. Днестра на территории позднейшей Галиции живут хорваты, тоже причисляемые летописцем к русским славянам [37].
        Названные выше племена, образуя в целом русский народ, не были, конечно, отгорожены друг от друга непроходимыми стенами или строго изолированы в своих районах без каких бы то ни было связей между собой. Процесс сложения племенных образований и языков, как мы уже знаем, испокон веков протекал именно в порядке племенных скрещений. Племенной состав русского народа, как он отражён на страницах летописи, представляет собой лишь один из этапов истории его этнографического становления. Данному этапу предшествовал длительный процесс сложения первичных племенных образований на той же территории, уходящий корнями в далёкое прошлое, исчисляемое десятками тысяч лет. Равным образом, данным этапом племенного становления и не заканчивался процесс сложения великого русского народа. Наш народ вырастал из межплеменных скрещений, растворявших предшествовавшее племенное наследие в новом племенном образовании.
        «Сам термин “славянин”, как и “русский”, - замечает Н. Марр, - равным образом не вклад исторических эпох в пределах России. В формации местного славянина, конкретного русского, как, впрочем, по всей видимости, и финнов, действительное доисторическое
[49]    
население должно учитываться не как источник влияния, а как творческая материальная сила формирования: оно послужило в процессе нарождения новых экономических условий, выковавших новую общественность, и нового племенного скрещения фактором образования и русских (славян) и финнов. Доисторические племена, следовательно, - по речи всё тс же яфетиды, одинаково сидят в русских Костромской губ., как и в финнах, равно и в приволжских турках, получивших вместе с финнами доисторическое праурало-алтайское рождение из яфетической семьи, разумеется, - более раннее, чем индоевропейцы получили из той же доисторической этнической среды своё праиндоевропейское оформление, но конкретные народы - русский, финский и турецкий - Приволжского района можно располагать хронологически в порядке лишь событий исторического значения, но отнюдь не в смысле явлений этногенического характера, поскольку речь идёт о генезисе новых видов. Происхождение новых исторических видов протекало путём отнюдь не влияния, а неизбежно возникавшего, на экономической базе концентрации этнических масс, скрещения многочисленных видов доисторического типа, до нас вовсе не дошедших в совершенно чистом виде во всём обширном районе, если даже не забывать о чувашах» [38].
        Прекрасную иллюстрацию этого основного положения Н. Марр приводит, между прочим, в статье «Чуваши-яфетиды на Волге». В этой статье, посвящённой вопросу о русско-финских языковых отношениях, содержится в частности интереснейший анализ слова «юг», которое имеется сейчас в финском и русском языках и ошибочно рассматривалось до последнего времени в старой этнографической и лингвистической науке как «доказательство когда-то бывшего сплошного инородческого (подразумевай - финского) населения края» [39]. Итак, племя - «это определённое скрещение ряда племён, собственно племенное образование по признакам классового производства, классовое образование...» [40].
        «Это построение одной из входивших в его состав производственно-социальных группировок, с которой и переносилось на всё племя её название, оно же - звуковая сигнализация магической силы, оси соответственного объединения...» [41].
[50]              
        
                   Рис. 3
        
        Возвращаясь к племенному составу восточного славянства в VIII-X вв., как он рисуется летописью, необходимо отметить несколько фактов, подчёркиваемых летописцем. Факты эти отчасти вскрывают процесс формирования племенных образований. Это, во-первых, показание летописи о дулебах. Раньше они жили по Бугу, - говорит летописец, - где ныне живут волыняне, называвшиеся прежде бужанами. Известно,
[51]    
что в конце VIII или в начале IX в. дулебы выселились с правого берега р. Припяти (нынешняя Украина) на левый, в область дреговичей, т. е. на территорию нынешней Белоруссии.
        Во-вторых, говоря о радимичах, которые жили между верхним течением р. Днепра и р. Сожем, т. е. в восточных районах нынешней Белоруссии, летописец дважды отмечает их ляшское происхождение. Появление выходцев с запада, радимичей, в области дреговичей А. А. Шахматов ставил в связь с распадом аварской державы (IX в.) и продвижением авар после разгрома их франками во главе с Карлом Великим и его сыном Пипином, начиная с 791 г., на северо-восток и восток. В связи с этим появление племени радимичей в области дреговичей А. А. Шахматов (без всяких колебаний называющий радимичей ляшским племенем) относит к IX в. Под давлением аварского гнета тогда же ушли с Волыни за р. Припять в область дреговичей и дальше в бассейн Западной Двины и р. Великой и дулебы. На это движение дулебов с Волыни и Галиции, первоначального места их поселения, на север, в нынешнюю Белоруссию и примыкающие к ней с севера псковские районы, указывает, по А. А. Шахматову, название селений «Дулебы», с одной стороны, на Волыни и в Галиции, с другой - в Белоруссии и в б. Псковской губ.
        Оседание «ляшских», по Шахматову, племён в области дреговичей, т. е. на территории русских племён, прадедов нынешнего белорусского языка и белорусского народа, объясняет наличие в современном белорусском языке ряда условно называемых ляхизмов вроде свистящего произношения мягких т и д. Таким же путём «ляшские» элементы проникли «в восточно-славянский язык западной отрасли кривичей (древнепсковское наречие): смешение звуков ш и с, ж и з, ч и ц (польское «мазураканье»), польские сочетания дл и тл вместо восточно-славянского звука л (ведли, откуда вегли вместо вели; жадло} откуда жагло вместо жало и т. п.).
        Таким образом, в среде племён, составлявших единый русский народ (восточные славяне или русские славяне), уже в IX в. возникают в процессе межплеменных скрещений зародыши позднейшей языковой дифференциации. Мы не говорим уже о том совершенно
[52]    
естественном факте, что отдельные восточно-славянские, т. е. русские племенные языки испокон веков имели свои диалектические отличия потому именно, что племенные образования и их языки всегда возникают в процессе межплеменных скрещений. Возникающие же вновь племенные скрещённости, т. е. новые племенные образования, как и их языки, всегда хранят пережиточное и культурное наследие своих предшественников.

        2. Этруски-расены и русский язык
        Мы уже знаем сейчас, что предшественниками русского народа, как и его языка на всей занимаемой им сейчас территории, были народы глубокой древности, стоявшие в своём культурном и языковом развитии на доиндоевропейской или яфетической стадии развития. На юге и юго-востоке европейской части нашего Союза в первом тысячелетии до нашей эры это были киммерийцы, они же кимеры или иберы, затем скифы и сарматы, известные древнегреческим авторам, начиная по крайней мере с V в. до н. э. Названными народами не исчерпывается, однако, весь этнографический состав населения восточноевропейской части нашего Союза в древности. В него входили также этруски и некоторые другие, народы.
        Работы Н. Я. Марра вскрыли в недрах русского языка огромное этрусское наследие, или этрусцизмы, притом в составе наиболее коренных русских слов.
        Этрусским наследием в русском языке являются, например, следующие термины:
        а) названия первых животных передвижения - собака - лайка (отсюда лай, лаять), конь - лошадь, олень - лось,
        б) космические термины - рай, радуга, рок, рокот (от неба, грома), луна, луч, ручей, река и т. д.,
        и) микрокосмические - глаз, рот (утренняя заря), основа в глаголах рождать, расти и др.,
        г) социальные термины (в числе их и возрастные, равно термины родства) - раб, отрок, ребёнок,
        д) технические - рука, ремесло, рыть (ср. ров), рушить,
        е) надстроечные понятия - рад, ропот, речь и т. д.,
[53]              
        ж) прилагательные - румяный, рыжий и т. д., не говоря о множестве глаголов» [42].
        Обширные палеолингвистические изыскания привели Н. Я. Марра к заключению, что русский язык, как он ныне разъясняется палеонтологией речи, «...вопиет против совершенно наивной мысли, будто спорный некогда термин [т. е. термин Русь – Н.Д.] занесён к русским с германского севера или вообще является генетически, а не в широком его исторически известном применении, вкладом каких-то заезжих молодцов, чуждых автохтонному* процессу возникновения и развития русского народа...».
        «В самом племенном наименовании рус, русский, - говорит Н. Я. Марр, - мы имеем отложение племенного наименования этрусков-расенов, как оно же отложилось в племенном наименовании древнего народа на территории СССР - роксоланы (рокс-аланы) у Страбона» [43].
        По определению Н. Я. Марра, к этрусцизмы в русской речи относятся также слова: речка, лес, рот, рок, рожь, род, народ, рост, рос || рус, Русь, русский, г. Руса, река Рог и его приток Русская, р. Рытая, на которой расположено Русино || Росино, р. Рось, р. Полоть, р. Порусье, р. Редья, древнее наименование р. Волги - Ра (Rha); города Кречево, Рязань, Ряжск, Ржев, Ростов и др., а также: русло, рука, сравнительная степень - лучше, тризна, краса, красный, красить, кресать (высекать огонь), рад, радоница радуница, рожать, ржать и др.
        В частности, по характеристике Н. Я. Марра, этот племенной состав, этрусский или расенский или проще... русский или расский, и характеризует классовую организацию строителей древнейших городов на Руси [44].
        По определению Н. Я. Марра, этруски, они же руши, и пелазги - это русские яфетиды, т. е. один из элементов того языкового субстрата или той речевой базы, на которой вырос впоследствии славянский русский язык в составе великорусского, украинского и белорусского языков. Приведённые выше этрусцизмы в одинаковой мере присущи всем названным трём языкам, а не только одному великорусскому. Это даёт нам, между прочим, основание говорить об общности этнического и культурного субстрата, лежащего в основе
[54]    
великорусского, украинского и белорусского языков, и называть восточных славян именно русскими славянами.
        Этрусцизмами, однако, не исчерпывается богатейший вклад яфетического наследия в трёх названных языках, выросших в далёкое доисторическое время на одном и том же общем речевом субстрате. В этих языках одинаково представлены отложения и других доисторических, т. е. яфетических племён-народов на территории СССР, возникших в результате многовекового сожительства народов друг с другом и в процессе племенных скрещений. Яфетическим наследием в русском языке, помимо отмеченного выше, являются также следующие слова: бог, истукан, солнце, слеза, журчать, шуршать, сулить, посылать (соответственно - посулы и посол), юг, день, жена, сети, первый, бег, берег, смерть, смердь, смерды, сумерки, смелый, месяц, серебро, целый, чело, дерево, дергать, держать, дерзкий, тень, конь (украинское кінь), бор, мор, морда, муравей, буря, бушевать, гнать, тонуть, вор, ворог, время, ворожей, ворожить, волхв, скоморох, чумак (первоначально - купец), товар, кабак, чу марка и многие другие, а также имена рек: Дон, Днепр, Днестр, Дунай; Хвалынское (Каспийское) море; имена городов - Пермь, Бежецк, Березань, Кострома, Муром, Кинешма, Псков, Киев и др.
        Огромный яфетический вклад содержат русские легенды и фольклор, например известная легенда об основании Киева тремя братьями (Кий, Щек и Хорив); легенда о призвании братьев-варягов Рюрика, Синеуса и Трувора. В частности в этих трёх именах Н. Я. Марр предполагает имена тотемных божеств у доисторических народов Новгорода и Волжско-Камского района. В то же время это племенные названия: Рюрик - «Рус», Синеус - скрещенный термин «ионорус», Трувор - «сармат».
        С этим культурным наследием народ, в ближайшем будущем - русский народ (великороссы, украинцы и белорусы), в начале нашей эры вступал в историю сначала под именем венедов или венетов, а позже, начиная с VI в. н. э., под именем венедов, славян и антов.
        К сказанному прибавим, что С. Гедеонов в своём классическом труде «Варяги и Русь» утверждает, что
[55]    
«от Волги - Рось и до Куришгафской Русны все пространство земли, занимаемое славянскими и родственными им по языку литовскими племенами, покрыто реками, носящими названия Рось, Русь, Роса, Руса». Автор приводит много таких названий. Наименования рек Волга - Рось, Неман - Рось, Оскол - Рось и т. д. явно указывают на исконное значение термина рось - «вода», «река» вообще; в кельтском гия, гох - «озеро», откуда и имя речного божества или нимфы воды - русалка, и праздник русалии, и ручей, и русый - светлый, и русло - «и русло, и русалка от речного, священного Русь» [45]. Отголоском языческой старины Гедеонов считает и народное выражение святая Русь или, как это мы имеем, например, у Курбского, «святорусская земля».
        С этногенетической точки зрения использование термина русь в значении «вода» и одновременно в качестве племенного наименования совершенно закономерно. Ведь мы знаем, что у западных славян термин Морава используется для наименования и реки, и народа. Отметим кстати, что в последнем случае наименование тотемного божества отложилось в имени героизированного и историзированного южно-славянского кралевича Марко, по изначальному происхождению - бога реки.

        3. Славяне - русь
        Киевский летописец, перечисляя восточно-славянские племена, не назвал среди них руси. Между тем в повествовании это племенное наименование фигурирует у летописца очень часто, причём племенной термин русь служит летописцу и для наименования страны, населённой русью.
        Так, например, под 6374 г. читаем: «Цесарю же отшедшю на Агаряны, и дошедшю ему Черныя рекы, весть епарх посла ему, яко Русь на Цесарьград идуть, и вратися цесарь». Под 6415 г.: «И рече Олег: ищиите пре паволочиты Руси, а Словеном кропиньны».
        В договоре Олега с греками от 6420 г. сказано: «…и по повелению от великого князя нашего и от всех, иже под рукою его сущих Руси»; «аще ли таковая лодия, ли от буря, или боронения земьнаго боронима, не можеть возвратитися в своя си места; сопотружаемся
[56]    
гребьцем тоя лодия мы, Русь, и допровадим ю с куплею их посдраву...»; «Се бо токмо Словеньск язык в руси: Поляне, Древляне, Новгородьци, Полочане...»; «и есть притьча в Руси и до сего дьне: погыбоша акы Обри...». В договоре Олега с греками 911 г. (6420 г.) говорится: «Аще злодей возвратится в Русь, да жалують Русь хрестияньскому цесарьству, и ят будет таковый, и возвращен будеть, не хотяи, в Русь»; «И да не имеють власти Русь зимовати в устии Днепра, Белобережии, ни у святаго Евферия; но егда придеть осень, да идуть в домы своя, в Русь»; «темь же из Руси можеть ити по Волзе в Болгары и в Хвалисы...» и т. п.
        Собирательному племенному наименованию русь соответствует единичное русин: «О семь, аще кто убиеть или хрестияна Русин или хрестиян Русина, да умреть, идеже аще сотворить убийство» (договор 6420 г.). Прилагательные, производные от племенного наименования русь: русьская земля; «А Днепр втечеть в Понтьское море трьми жерелы, еже море словеть Руськое...»; «А Словеньск язык и руськый един есть...», «и потом даяти уклады на Русьскыя грады...»; «мы от рода русьскаго: ... иже послани от Олега, великого князя Руськаго...»; «цесарь же Леон почьсти слы русьскыя дарми...»; «И великий князь наш Игорь и князи и боляре его и людие вси русьстии послаша ны к Роману и к Костянтину и к Стефану...»; «И иже помыслять от страны Русьскыя раздрушити таку любовь...» и т. п.
        Исследование вопроса о значении термина русь с несомненностью установило, во-первых, что «имя Руси, как народное, принадлежит всем племенам союза восточных славян; как племенное - одному только югу»] и во-вторых, что «имя словен, исключительно племенное, принадлежит только Новгороду и его области: на Руси оно никогда не имеет общего значения народного славяне» [46]. Поэтому, когда летописец рассказывает о событиях и лицах, связанных с севером и северными племенами, среди последних отсутствует русь. Так, например, рассказывая о выступлении Олега из Новгорода, летописец пишет: «В лето 6390. Поиде Олег, поим воя многы: Варягы, Чюдь, Словены, Мерю, Весь, Кривиче...»; «И придоста к горам Кыевьскым...» и т. д.
        Русь в этом списке племенного состава олеговой
[57]    
армии отсутствует. Но вот Олег водворился на княжение в Киеве, и летописец пишет: «и рече Олег: се, буди мати градом Русьскым». «И беша у него Варязи и Словене, и прочии прозвашася русию».
        Другой случай: Владимир выступает из Новгорода: «Володимер же собра вои многи, Варяги и Словени, Чюдь и Кривичи, и поиде на Рогволода» (Лавр., 32). О руси и в данном случае нет ни слова, но когда летописец, рассказывает, например, о выступлении Игоря из Киева на греков, то в составе его многочисленного войска из Киева выступает уже и русь: «В лето 6452. Игорь же совокупив воя многы: Варягы, Русь и Поляны, Словены, и Кривиче, и Тиверьце, и Печенегы ная». Или - Святополк выступает из Киева: «Пристрои без числа вои, Руси и Печенег»; Ярослав из Киева идёт на Святополка: «совокупив Русь, и Варяги, и Словене» (Лавр., 62) и т. д. Таким образом, славянами летописец называет исключительно северные племена, русью - южные племена.
        Противополагая в племенном отношении северян - славян южанам - русн, летописец, однако, называет все восточно-славянские племена общим народным именем русь: «Се бо токмо Словеньск язык в Руси: Поляне, Древляне, Новгородци, Полочане, Дреговичи, Север, Бужане, зане седоша по Бугу, после же Волыняне. А се суть инии языци, иже дань дают Руси, Чюдь, Меря, Весь, Мурома...» и т. д. В другом месте летописец подчёркивает: «Тем же Словеньску языку (т. е. славянскому народу) учитель есть Павел, от него же языка (т е. от того же народа) и мы есмь, Русь... А Словеньск язык и Русьскыи един есть...», т е. славянский народ и русский - это одно и то же. А чудь, меря, весь, мурома, черемисы и пр. - это, говорит летописец, иные народы, платящие дань Руси.
        Образуя в целом один народ - русь, все названные выше восточно-славянские племена, по летописцу, составляют и в политическом отношении одну страну - Русь или Русскую землю. «В лето 6420. Посла Олег мужа своя построит мира и положит ряд межю Грекы и Русию...»; «Мы от рода Русьского.., иже послани от Олега, великаго князя Русьского и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великых князь и его великых боляр к вам, Львови и Александру и Константину...»; «Такоже и вы, Греци, да храните такуже любовь
[58]    
к князем нашим светлым Русьскым и к всем, иже суть под рукою светлаго князя нашего, несоблазньну и непреложьну выину и во вся лета» [47].
        Договор, заключённый в 911 г. (6420) киевским князем Олегом с византийским правительством, был договором двух соседних государств. Поэтому в частности и термин русин, употребляемый в этом договора, обозначал собою не этнографическую единицу, т. е. не единицу того или иного племени, но политическую единицу, т. е. субъекта, принадлежавшего к русской государственности, русского гражданина, без различия его племенной принадлежности. Равным образом и «сьлы Русьскые», заключавшие в Царьграде по поручению Олега договор с византийским правительством, явились сюда не в качестве представителей того или иного племени, но в качестве полномочных представителей киевского князя, т. е. были дипломатическими представителями русского государства и русского славянского народа.
        «Слышав же се Володимер в Новегороде, - читаем мы в летописи, - яко Ярополк уби Олега, убоявся бежа за море; а Ярополк посадники своя посади в Новегороде, и бе володея един в Руси».
        Таким образом, как до летописца Нестора, использовавшего в своём летописании предшествовавшие ему летописные труды и другие источники, так и при Несторе, термином русь обозначались все восточно-славянские племена, входившие в состав обширного славяно-русского племенного союза.
        Походы и завоевания киевских князей Олега и Игоря, в частности их походы на Царьград, предпринимавшиеся ими с огромными армиями, достигавшими десятков тысяч вооружённого народа; такие же походы русов на Каспийское море в X в. (913-944 гг.); договоры Олега и Игоря с греками, которые, «ведутся исключительно от имени Руси, как народа сильного, давно оседлого на своих местах и довольно ясно определявшего свои отношения к соседям»; крупные иноземные торговые сношения, поддерживаемые русскими купцами с Константинополем, с Хазарией, с Поволжьем и далее на восток, - все это доказывает, говорит историк, «что Русь, основавшая наше государство, не была какою-нибудь отдельною дружиной или каким-то родом, который пришёл со своими князьями, призванными в
[59]    
Новгородскую землю для водворения порядка, но это был целый сильный народ, отличавшийся предприимчивым, суровым и властолюбивым характером» [48].
        Однако, даже поверхностное знакомство с договорами, заключёнными Олегом и Игорем с греками от имени Руси, делает ясным, что между Русью и Византией существовали уже и до этих договоров организованные торговые сношения, и показывает, что эти договоры заключались «на удержание и на извещение от многих лет межю Христианы (т. е. греками, Византией) и с Русью бывшюю любовь», а следовательно, показывает, что Русь существовала на Днепре и на Чёрном море задолго до второй половины IX в., т. е. до эпохи так называемого призвания варягов. Это явствует также и из двух выступлений византийского патриарха Фотия в 865 г., где о русах говорится, между прочим: «эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление их соплеменников и благословно требовали и ожидали кары, равной злодеянию... Их привёл к нам гнев их; но за ними, как мы видели, следовала божия милость и отвратила их набег» [49].
        По свидетельству арабского писателя Хордадбе, византийский император и царь Хазарии брали десятину с русских купцов. Но Хордадбе писал в эпоху Рюрика и Аскольда. Следовательно, организованные торговые сношения Руси с припонтийскими и прикаспийскими странами существовали задолго до легендарного «призвания варягов», о котором, между прочим, ничего не знают византийские источники, как не знает о нём, в частности, и патриарх Фотий, современник этого события. Напротив, яркая характеристика, которую просвещённый византийский дипломат Фотий даёт северным варварам, росам, нахлынувшим тучею на Византию, не оставляет никакого сомнения в том, что этими варварами - росами была хорошо знакомая грекам по предшествовавшим нападениям на Константинополь славянская русь, т. е. русский народ.
        Для Фотия - это «народ ничем не заявивший себя, народ непочётный, народ, считаемый наравне с рабами, не именитый, но приобретший славу со времени похода к нам, незначительный, но получивший значение, смиренный и бедный, но достигший высоты блистательной и наживший богатство несметное, народ где-то далеко от
[60]    
нас живущий, варварский, кочевой, гордый оружием, не имеющий стражи (внутренней), неукоризненный, без военного искусства, так грозно, так мгновенно, как морская волна, нахлынул на пределы наши, и как дикий вепрь истребил живущее здесь, словно траву, или тростник, или посев...» и т. д. [50].
        Но не только Фотий называет восточных славян росами (русами) - ὁ Ρῶς, οἱ Ρῶς. И другие византийские авторы, современники первых выступлений Руси в Царьграде, знают их под тем же именем ὁ Ρῶς, множественное число οἱ Ρῶς. Так, например, Никита Пафлагонянин в жизнеописании патриарха Игнатия упоминает о свирепстве скифского народа рось в окрестностях Царьграда. Константин VIII Порфирородный (905-959), живой свидетель нападений на Византию киевского князя Игоря, заключивший с ним договор и принимавший у себя его супругу Ольгу, много говорит в своих сочинениях о русах, которых он хорошо знал как народ туземный, а не пришлый откуда-либо со стороны, т. е. как восточно-славянский русский народ. Византийский историк Лев Диакон (X в.), описывая войну Святослава с греками и сообщая много интересных подробностей о русах, ничего не знает о появлении их из Скандинавии или откуда-либо из другой страны, но приурочивает их преимущественно к берегам Чёрного и Азовского морей.
        Необходимо отметить, что византийские источники; никогда не смешивают руси и варягов, а всегда говорят о них отдельно, причём о руси они говорят раньше, чем о варягах. Не подлежит никакому сомнению также и тот факт, что норманны-варяги и русь, не имевшие ничего общего между собою в смысле племенного родства, состояли на византийской службе, первые - в составе сухопутных отрядов, вторые, т. е. русь, - преимущественно во флоте.
        Те же варяги-норманны состояли на службе в качестве наёмной дружины и у русских князей. Но в России их было больше вначале, чем в Византии, и они принимали здесь более активное участие в событиях, чем в Византии.
        Арабские писатели также говорят о славянах и русах, как об одном и том же народе. Так, у Ибн-Хордадбе (60-70-е годы IX в. н. э.) мы читаем: «Что же касается
[61]    
купцов - русских — они же суть племя из славян, - то они вывозят меха выдры, меха чёрных лисиц и мечи из дальнейших концов Славонии к Румскому (т. е. Чёрному) морю, и царь Рума (т. е. Восточно-Римской империи) берёт с них десятину. А если желают, то ходят на кораблях по реке Славонии (т. е. Волге), проходят по заливу Хазарской столицы (г. Итиль, при впадении Волги в Каспийское море), где владетель её берёт с них десятину. Затем они ходят к морю Джурджана (т. е. Каспийскому морю, собственно, его юго-восточная часть) и выходят на любой им берег... иногда же они привозят свои товары на верблюдах в Багдад» [61].
        Говоря о славянах и руси, арабские писатели всегда выделяют их в особую группу народов и рисуют их быт и нравы общими чертами. Так, у Аль-Масуди (первая половина X в.) мы читаем: «Что же касается язычников, находящихся в стране хазарского царя, то некоторые племена из них суть Славяне и Русы. Они живут в одной из двух половин этого города (т. е. Итиля) и сожигают своих мертвецов с их вьючным скотом, оружием и украшениям». Когда умирает мужчина, то сожигается с ним жена его живою; а если умирает у них холостой, то его женят по смерти...» и т. д. [52].
        Тот же автор, рассказывая о том, как в г. Итиле организован суд, говорит, «что в нём бывает семь судей, двое из них для мусульман, двое для хазар, которые судят по закону Тауры (т. е. Торы, Пятикнижия), двое для тамошних христиан, которые судят по закону Инджиля (т. е. Евангелия); один же из них для славян, русое и других язычников, он судит по закону язычества, т. е. по закону разума... Русы и славяне, о которых мы сказали, что они язычники, составляют войско царя и его прислугу».
        Общность похоронного обряда у славян и русов (сожжение трупов), а равно и общность для них судьи в столице хазар, о чём говорит Масуди, обратила внимание уже А. Я. Гаркави, который с большою вероятностью заключал, что Масуди «знал о славянском происхождения русов у или по крайней мере о родстве их». «Причём, - говорит Гаркави, - он, конечно, знал, что последние не поглощены между другими славянскими племенами, а составляют самостоятельный отдел этого
[62]    
племени... Русов считает он прибрежными жителями Чёрного моря; следовательно, придётся допустить, - говорит автор, - что Русь означает у него южно-славянские племена России, а под именем Славян разумеет он более северных соплеменников их, живших на север от Хазарии».
        Интересно отметить, что современник Аль-Масуди, арабский писатель Ибн-Фадлан называет русами северные славянские племена и отличает от них южных, которых называет Куябы (Киев). Масуди вовсе не знает имени Куябы, а Истахри и Ибн-Хаукал, писавшие через 30-40 лет после Ибн-Фадлана, уже знают, что Куяба есть часть Руси. Этот разнобой в показаниях арабских авторов, писавших в одно и то же время, говорит о том, что в первой половине X в. имя русь одинаково принадлежало как северным, так и южным славянским племенам. Приурочение же его то к северным, то к южным племенам стояло, очевидно, в связи с источником, от которого тот или иной арабский автор черпал на местах свои сведения. О том, что не только южные славянские племена (Киев), но и северные (Новгород) назывались русью, русскими, говорят нам и западные источники. Так, у Адама Бременского и в других источниках Русью называется Новгородская область. Совершенно определённое показание в этом смысле даёт нам арабский писатель половины X в., Аль-Истахри, у которого мы читаем: «Русы состоят из трёх племён, из коих одно ближе к Булгару, а царь его живёт в городе, называемом Куяба (т. е. Киев), который город больше Булгара; другое племя называется Славия и ещё племя называют Артания, а царь его находится в Арте...».
        Исходя из приведённых выше данных о славянах - руси, мы приходим к заключению, что все восточно-славянские племена в целом были известны с древнейших времён под именем руси, т. е. русского народа. В более узком смысле этим именем назывались южно-славянские племена и в первую очередь племя полян, «яже ныне зовомая Русь», т. е. поляне - русь, сердце Киевской Руси. В сношениях с иностранцами восточные славяне обыкновенно называли себя русскими независимо от своей племенной принадлежности. Так же называли восточных славян и иностранцы (арабы, греки, германцы). Что же касается наименования
[63]    
славяне, то это, прежде всего, новгородцы; затем северная группа славянских племён (славяне, кривичи, радимичи, вятичи, полочане и быть может верхние дреговичи) в противоположность южной (поляне, древляне, северяне, бужане, уличи, тиверцы и др.). В соответствии с этим византийский писатель Константин Порфирородный называет Новгород внешнею Русью - ἡ ἒξω Ρωσία. Арабские писатели, как видели мы выше, называют иногда наши северные славянские племена общим термином славия.
        В записях Пруденция, епископа города Труа, входящих в состав так называемых Вертинских анналов или летописей и обнимающих события с 835 по 861 г., имеется, между прочим, очень ценное показание, касающееся Руси. Оно уже давно обратило на себя внимание наших историков как свидетельство, позволяющее отодвинуть начало Русского государства к значительно более раннему времени, чем середина IX в. Пруденций рассказывает о том, что в 839 г. к императору франков, Людовику Благочестивому (814-840), сыну Карла Великого, явились послы византийского императора Феофила (829-842) вместе с представителями «народа Рос». Посольство было торжественно принято императором в Ингельгейме 18 мая. Названные выше представители «народа Рос» говорили, что они, т. е. их народ, называется рос. Император Феофил писал Людовику, что этих представителей к нему направил их царь по имени Хакан для заключения дружбы, как они утверждали, и просил Людовика, чтобы тот помог им вернуться на родину, ибо пути, по которым они ранее прибыли в Константинополь, находятся сейчас в руках варварских и весьма жестоких народов. Поэтому Феофил не захотел, чтобы послы возвращались по этим путям, опасаясь, как бы их не постигла опасность.
        В данном показании Вертинских летописей обращает на себя внимание титул царя росов хакан или каган, хорошо известный южной Руси. Этим титулом именовался, например, Владимир Киевский в известном «Слово о законе и благодати» Илариона. «Едва ли можно усомниться в том, - замечает по этому поводу акад. A. А. Шахматов, - что эта Русь прибыла в Константинополь из южной России. Следовательно, Русь сидела уже там в первой половине IX века».
[64]              
Таким образом даже для норманиста А. А. Шахматова было ясно, что русь сидела в южной России уже до «призвания варягов».
        Однако, приведённое выше показание Вертинских летописей, подвергшееся в своё время весьма основательной критике со стороны антинорманиста проф. Д. И. Иловайского и других исследователей, интересно и в другом отношений. Оно даёт некоторые указания на местоположение древней Руси. В самое последнее время проф. B. А. Пархоменко высказал предположение, что исконная древняя Русь была расположена недалеко от Константинополя, но отделялась от Византийской империи «варварскими и жестокими народами», и что вместе с тем она была не так уж далеко от Франкской империи, в состав которой входила большая часть Германии. Проф. Пархоменко полагает, что Русь возникла на юге и затем соединилась с тем образованием, которое независимо возникло на севере. Известное же летописное сказание о призвании варягов является, по мнению В. А. Пархоменко, не рассказом о начале государства Руси, а лишь материалом по истории северного княжества, раньше которого и, во всяком случае, не позже 30-х годов IX в. на юге возникло довольно сильное в военном отношении княжество, связанное с Чёрным морем и пользовавшееся известностью у соседей.
        Таким образом, показания Вертинских летописей с несомненностью говорят о том, что русь была известна в Приазовье и в Причерноморье и за их пределами задолго до так называемого «призвания варягов». В этом убеждён, как видели мы выше, и норманист А. А. Шахматов. Интересно в связи с этим отметить, что Шахматов не исключал возможности, что значительные полчища этой руси, вернувшись после первого неудачного набега на Константинополь, осели где-нибудь южнее, быть может, даже восточнее Киева и Поднепровья - на берегах Азовского моря, где при устье Дона был известен в XII в. находившийся под властью греков вместе с Тмутороканью город Росия (Ῥωσία) [53].
        Как предполагает проф. В. А. Пархоменко, «географические условия положения юго-восточной группы русско-славянских племён или собственно «Руси» в соседстве со степными кочевниками содействовали, несомненно, выработке в их быту и нравах таких особенностей,
[65]    
которые выделяли их в сознании наблюдавших их соседей, арабов и византийцев, в особую племенную группу «русов», отличающуюся от прочих славянских племён отвагой и предприимчивостью, дававшими себя знать весьма чувствительно византийцам».
        «К X веку, - говорит В. А. Пархоменко, - юго-восточная «Русь» явилась преемницей юго-западной группы славянско-русских племён, выдвинув из своей среды таких организаторов новой государственности, как Аскольд, Олег, Игорь, Ольга, Святослав и др.».
        По мнению проф. Пархоменко, «это не были северные иноземные норманны, а вожди юго-восточного русско-славянского племени. Вокруг Киева в IX в. шла борьба не днепровских славян с северными норманнами, а юго-восточной славянской Руси с юго-западною группою своих сородичей - уличей и древлян».
        Останавливаясь в частности на именах киевских князей Аскольда и Олега, тот же исследователь подчёркивает, что первое из них «сильно напоминает юго-восточное, приводимое летописью имя половецкого «князя» XI в. Искала». Место же гибели Аскольда - Угорское лежит к югу от Киева, что, по мнению проф. Пархоменко, указывает на движение Игоря к Киеву с юга.
        Что касается Олега, то цитируемый нами автор обращает внимание на прямое свидетельство одного древнееврейского памятника о том, что Олег жил на юго-востоке Руси, вблизи хазар, в постоянных сношениях и столкновениях с ними, и отсюда предпринимал по востоку и дальше походы в Византию, а затем в Персию, или Фракию, и что он был царём «Русии», а в договоре 911 г. с греками назван «великим князем русским».
        Таким образом, по мысли проф. Пархоменко, в начале X в. юго-восточная «Русия» была метрополией усиливающейся на Днепре Полянской Руси. Когда же в 913-914 гг. юго-восточная «Русия» потерпела поражение со стороны объединённых сил хазар, камских булгар и буртасов, когда войско её было истреблено, а несколько позже погиб и Олег со всем своим «станом», то значение метрополии всецело перешло к Киеву. Победой над уличами Игорь открыл себе путь по Днепру к морю, вскоре после чего Святослав для защиты своей
[66]    
бывшей «метрополии» предпринял поход против хазар, разгромил их, разрушил Булгар, опустошил буртасов, взял и разрушил хазарскую крепость Сарке л, города Итиль, Семен дер, проник отсюда в хазарские владения на Северном Кавказе и завоевал здесь ясов и косогов, т. е. осетин и черкесов, и т. д.
        Изложенные выше факты приводят исследователя к заключению, что летописцы, а может быть, даже не они, а их предшественники, творцы нового предания, «переодели героев старого предания - Аскольда, Олега, Игоря в норманнов, но не сумели совсем изгладить из предания и пользовавшейся им летописи ни борьбы полян с древлянами и уличами, ни также воссоздать более или менее приемлемую в смысле достоверности, не существовавшую историю борьбы с норманнами, которые у летописцев оказались в несоответственной роли - мирных завоевателей более культурного юга и насадителей здесь государственности...» [54].

        4. Норманнская теория происхождения Киевской Руси акад. А. А. Шахматова
        Для знакомства с тем, как представляют себе происхождение Киевской Руси норманисты, остановимся на брошюре акад. А. А. Шахматова «Древнейшие судьбы русского племени», изданной в 1919 г. [55].
        А. А. Шахматов исходит из известного рассказа летописца об образовании русского государства, который начинается следующим кратким сообщением: «Варяги, приходя из заморья, брали дань на Чуди, Словенах, Мере, Веси и Кривичах, а хазары брали дань на Полянах, Северянах и Вятичах». Эти немногие слова летописца рисуют картину политических отношений, сложившихся в России в первой половине IX в. По мнению А. А. Шахматова, почти всё восточное славянство и значительная часть финского населения России попали под влияние двух разных политических сфер: север и северо-запад - в сферу скандинавского влияния, а юг и юго-восток - в сферу хазарского влияния. А. А. Шахматов признаёт, что летопись ничего не говорит ни об основании варягами государства, ни о том, откуда распространялось их влияние, ни о покорении ими восточно-славянских племён, словен и кривичей. Тем не менее,
[67]    
как (выражается А. А. Шахматов, летопись позволяет догадываться, что на северо-западе России был такой политический центр варягов, откуда они господствовали над финскими и восточно-славянскими племенами.
        Таким образом, норманнская теория А. А. Шахматова о происхождении Киевской Руси представляет собою по существу догадку. Так как обосновать надлежащим образом эту догадку на показаниях летописи нельзя ввиду отсутствия необходимого материала, то автор обращается к свидетельствам некоторых других источников и пытается опираться на анализ последующих событий. Эти последующие события, говорит А. А. Шахматов, дают основание догадываться и о том, как постепенно складывалось на севере России варяжское государство, захватившее во второй половине IX в. днепровский путь, овладевшее Киевом и перенесшее туда своё могущество (стр. 54).
        По мнению Шахматова, археологические данные устанавливают наличие более или менее обширных скандинавских поселений в 1Х~Х вв. на территории России в пределах бывших Петроградской, Новгородской, Смоленской, Ярославской, Владимирской и других губерний. В этих поселениях автор видит административные центры, куда свозилась собираемая дань и награбленная добыча. Господство приходивших из заморья варягов осуществлялось именно через подобные центры. Такова первая предпосылка теории Шахматова, явно имеющая, как мы видим, характер догадки или домысла автора.
        Затем Шахматов обращается к древнейшим арабско-персидским историко-географическим сочинениям и останавливается на следующем месте Ибн-Рустэ, находящем соответствие у Гардизи: «Что касается до Русии, то находится она на острове, окруженном озером. Остров этот, на котором живут они (русь), занимает пространство трёх дней пути [56]; покрыт он лесами и болотами; нездоров он и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясётся по причине обилия в ней воды. Они имеют царя, который зовётся хакан-Рус. Они производят набеги на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их (славян) в плен, отвозят в Хазран и Булгар и продают там».
        Исходя из этого показания, Шахматов, изменяя
[68]    
обычному для него в других случаях критическому отношению к источнику и не сопоставив его с показаниями других персидско-арабских авторов, восходящими к IX в., где русские называются «племенем из славян» (см. выше), присоединяется к выводу Вестберга, что русы образовали на славянском севере военно-организованную, ведшую торговлю, разбойническую колонию численностью до ста тысяч человек [57].
        Островом, на котором находилась Русия, Шахматов считает не Новгород, который скандинавы называли Holmgardr, т. е. «островной город». Самое имя Новгород показывает, что ему предшествовал другой город, который со времени возникновения Новгорода оказался старым городом. Имя этого старого города было Holmgardr («островной город»), и, по предположению Шахматова, оно могло быть перенесено на Новгород. Затем, снова предполагая, что название города переносилось на всю страну, а название страны («островной город») вызывало у иностранцев представление о том, что она вся составляет остров, вмещается на острове, Шахматов считает вероятным, что «островным городом» (Holmgardr) скандинавы называли город, получивший позже (после основания Новгорода) имя Старой Русы и упоминаемый под именем Руса уже в 1167 г. [58]. Мы видели, говорит Шахматов, что скандинавы производили оживлённый торг с волжскими болгарами и хазарами [59]. Их купцы, т. е. купцы русое, а не скандинавов, как утверждает Шахматов, считая, очевидно, вопрос о тождестве скандинавов с русами a priori решённым, - направлялись по Волге. В Итиле, как видно из сообщения Ал-Бекри, знали, что Волга течёт в страну хазар из страны ру-сов; это служит лишним указанием на то, говорит Шахматов, где искать древнейшую Русь.
        По мнению Шахматова, следствием политического и военного развития государства россов было и стремление овладеть Днепром, ведущим в плодородные хлебные местности. Неизбежность столкновения при этом с хазарами, данниками которых были левобережные поднепровские племена - кривичи, радимичи, дреговичи, северяне, древляне и др., которые и сами могли дать отпор наступлению северной руси, побудила русского кагана искать союзников против хазар. Это заставило его обратиться с посольством к византийскому императору.
[69]    
        В анналах Пруденция (см. выше) Шахматов видит сведения об этом посольстве. Без всякой критики Шахматов принимает заявление группы людей, присланных в 839 г. византийским императором Феофилом к Людовику в сопровождения специального посольства, о том, что их народ называется Rhos, и признание в них Людовиком шведов (comperit eos gentis esse Sueorum). Родину этих послов русского кагана Шахматов помещает на северо-западе России. То обстоятельство, что послы не надеялись на свободный пропуск через Днепр, Шахматов истолковывает как указание на то, что путь этот в то время ещё не был в руках русского [читай: севернорусского, т. е. скандинавского. - авт.] кагана. Послы могли пробраться в Константинополь, по Шахматову, этим путём под видом торговцев (ср. рассказ о князе Олеге, объявившем себя купцом, едущим в Царьград), но возвращаться тем же путём им, как видно, не пришлось, быть может потому, что хазары, осведомившись о направленных против них переговорах в Константинополе, дали или могли дать распоряжение о задержании русских послов.
        Исходя из своего толкования показаний Пруденция, в частности из того, что Людовик признал шведов в людях, назвавших свой народ именем Rhos, причём остаётся неизвестным, на основании каких данных Людовик признал их шведами - потому ли, что они называли себя народом Rhos, или же потому, что они говорили с ним по-немецки, - Шахматов утверждает, что в результате достигнутого с ромеями соглашения [о чём, между прочим, не говорит ни один из источников. - авт.] или в результате скопления вокруг русского кагана достаточных сил, вероятно, вскоре после 839 г., говорит Шахматов, началось движение руси на юг. Об этом можно догадываться, продолжает автор, по тому обстоятельству, что в 860 г. мы видим русских уже под стенами Царьграда. Между тем, этому походу должно было предшествовать более или менее продолжительное существование русской державы на юге. Ведь для того, чтобы утвердиться здесь, ей пришлось вести борьбу с хазарами, покорять силою оружия восточно-славянские племена, сидевшие на верхнем и среднем течении Днепра, обезопасить себя ещё и от южного врага - могущественной мадьярской орды; все это
[70]    
требовало продолжительных усилий. Шахматов считает всё же возможным, что молодое русское государство, основавшееся в Киеве около 840 г., нашло достаточно сил для того, чтобы в 860 г. совершить успешный морской поход на Царьград.
        В приведённом выше очерке-реконструкции исторических событий, как они предположительно, по Шахматову, происходили, обращает на себя внимание явная несообразность. В 839 г. северно-русское посольство является к византийскому императору для заключения дружественного союза. Посольство встречает в Константинополе самый радушный приём и заключает с ромеями соглашение, после чего русь начинает движение на юг и, по-видимому, укрепляется в Киеве (Аскольд и Дир). А всего через 20 лет, т. е. в 860 г., мы видим ту же русь в походе на Царьград. Но этому походу, по справедливому мнению Шахматова, должно было предшествовать более или менее продолжительное существование русской державы на юге, заполненное борьбой с хазарами, покорением восточно-славянских племён, самообороной от мадьяр и от скандинавских государств, возникавших на севере. За 20 лет «молодое русское государство, основавшееся в Киеве, как мы видели, около 840 г.», конечно, не могло проделать такой огромной работы. Не могло оно также, заключив с ромеями в 839 г. дружественное соглашение именно ввиду сложности своего международного окружения, предпринять в 860 г. ни с того, ни с сего морской поход против своего вчерашнего союзника, только что помогавшего русским укрепиться в Киеве. Очевидно, знаменитые Шю8 были всё же не шведами и представляли собою посольство к императору Феофилу не от северно-русского, а от южно-русского кагана, имевшего центром своих владений Киев или Приазовье (приазовская или причерноморская Русь).
        Пока северная Русь, захватив Киев, устраивалась на новых местах и, занятая здесь сложными делами, забыла о своих северных данниках, последние, по Шахматову, сбросили с себя русское иго, изгнали русских посадников и стали управляться самостоятельно: «изгнаша варягы за море, и не даша им дани и почаша сами собе володети». Замену в этом тексте руси варягами Шахматов считает естественным для отдалённого предания,
[71]    
восходящего к тому времени, говорит он, когда русь и варяги были синонимами. Отпадение северных племён должно было вызвать поход против них со стороны русского, т. е. киевского князя. Весть о движении киевского князя заставила отложившиеся от него северные племена - кривичей, словен, чудь и мерю обратиться в конце IX в. за море, к варягам, за помощью, что было обычным в те времена (Владимир в 980 г., Ярослав в 1014ив 1018 гг.). В результате обращения к варягам северных племён в Новгород и в другие племенные центры явились варяжские наёмные войска. Об этом летопись и сообщает, как о факте призвания варягов, варяжских князей, отражая народное предание, соответствовавшее, говорит Шахматов, исторической действительности.
        Таким образом, по Шахматову, во второй половине IX в. на месте русского государства, основанного скандинавами на севере-западе России, возникает здесь со средоточием в Новгороде новое варяжское государство. В создании нового государства принимают живое участие местные, туземные элементы - народ, и этим оно отличается от старого, основанного завоевателями, т. е. иноземными насильниками. Это отличие проявилось как в строе, так и в размерах нового варяжского государства. Ведь старое, русское, государство представлялось всего лишь разбойничьим гнездом: «пашен они (русы) не имеют, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян»; «они не имеют ни недвижимого имущества, ни городов (или селений)...» и пр. (Джейхани, Ибн-Рустэ, Гардизи). Новое, варяжское, государство имело, по Шахматову, иной характер, о чём можно догадываться, говорит автор, из участия земли в призвании варягов, а также из дани, наложенной позже на словен, кривичей и мерю, как на определённые коллективы.
        Борьба между варяжским и русским государствами, говорит Шахматов, могла затянуться на долгие годы; победило то из них, с которым была земля, т. е. государство варяжское. Варяжский конунг Олег овладевает Киевом и объединяет под своею властью территории русского и варяжского государств. По Шахматову, это была третья по счёту русская держава. Первою была существовавшая в первой половине
[72]    
IX в. на северо-западе России; второю - русская держава с центром в Киеве (Аскольд и Дир), третьей - Киевская Русь Олега, на долю которой выпала роль собирателя восточно-славянских земель.
        Исходные положения теории происхождения русского государства, с которою мы только что ознакомились, акад. Шахматов развил в 1908 г. в капитальном труде «Разыскания о древнейших летописных сводах», где этому предмету посвящена XIII глава - «Сказания о первых русских князьях» (стр. 289-340). Итак, по Шахматову:
        1. Русь - это те же норманны, те же скандинавы; русь - это древнейший слой варягов, первые выходцы из Скандинавии, осевшие на юге России раньше, чем потомки их стали оседать на менее привлекательном, лесистом и болотистом славянском севере. Вторые же выходцы, потомки скандинавского населения, давшего и первых выходцев, стали известны уже под именем не руси, а варягов. Впрочем, замечает Шахматов, финские племена продолжали называть и новых выходцев из Скандинавии старым именем, как и до сих пор финны называют их все так же Ruotsi. Впоследствии забывается самое имя варягов, и несмотря на продолжающиеся сношения со Скандинавией, её жители получают название свен.
        2. Показание летописца о том, что Олеговы варяги, поселившись в Киеве, переименовываются в русь, даёт основание Шахматову высказать мысль, что в этом отразилось живое в XI и в XII вв. представление о том, что имя руси - это имя княжеской дружины, княжеских бояр и вообще правящих верхов. На севере же таким правящим слоем, давшим своё имя всему подвластному племени, были варяги.
        3. В VIII-IХ вв. среди приднепровских славян появляются полчища скандинавов; они садятся в укреплённых местах и начинают покорять себе славянские племена; их называют русью... Занявши южные области, русь недружелюбно встречает новых, последующих выходцев из Скандинавии... Колонизационная волна вынуждена поэтому оседать в местностях, более близких к Скандинавии и менее привлекательных по природным свойствам. Так скандинавы занимают озерную область
[73]    
и покоряют финнов и ильменских славян; захватив верховья Волга, они проникают и в среднюю Россию. Эти новые выходцы носят название варягов.
        4. Государственность, складывавшаяся понемногу на юге, начинает зарождаться и на севере. Покорители и тут и там ассимилируются с местным населением - в этом их сила. Но зато они дают занятым ими местностям, а также племенам, особенно тесно с ними слитым, своё название. На юге поляне получают имя руси, широко распространяющееся затем всюду, куда проникает княжеский данщик, где садится княжеский дружинник. На севере словене получают имя варягов. Это имя носят не только варяжские, но и славянские дружинники и на Белоозере, и в Ростове, и в далёком Муроме. Столкновения двух государственностей становится неизбежным...
        Это столкновение варяжского севера с русским югом, начавшись в IX в., принимает затем, по Шахматову, характер затяжной борьбы, которая продолжается около двух столетий и носит характер соревнования между русским и варяжским началами. Заканчивается это соревнование полным торжеством начала русского. Новгород попадает под зависимость киевского князя, хотя и получает от него великие свободы в награду за помощь, оказанную неоднократно князю, посаженному на русский стол варяжским севером. В результате торжества русской государственности варяги спешат переименоваться в русских не только на юге, но и на севере, и само имя варягов быстро забывается. Оно не удерживается и в Новгороде, куда на смену ему проникает имя русь. Но это имя означает уже не скандинавов, а киевского князя и его родичей, а также княжеских дружинников. Преимущественное же значение этого имени - жители южного Приднепровья.
        Вероятно читатель заметил и без моего указания некоторое расхождение в воззрениях Шахматова 1908 г. и 1919 г. Это расхождение касается, впрочем, частного вопроса и не меняет сущности его теории в целом. В 1908 г., в годы торжества политической реакции в России, либерал Шахматов, говоря о затяжной борьбе русского юга с варяжским севером, подчёркивает торжество русского великокняжеского начала, в результате
[74]    
чего варяги спешат переименоваться в русских не только на юге, но и на севере. В 1919 г., когда Россия, пережив буржуазную революцию, вступала в начальные годы социалистической революции, отмеченные в истории ВКП(б) как период иностранной военной интервенции и гражданской войны, Шахматов, не изменяя своей схемы, меняет свою точку зрения в вопросе о том, какое из двух начал одержало верх в борьбе за государство, и теперь уже оказывается, что «победило то из них, с которым была земля, т. е. государство варяжское».
        Исходным пунктом, на котором Шахматов строит свою теорию происхождения русского государства, служит ему традиционное убеждение норманистов, что древняя Русь, как и варяги, - это норманны, скандинавы. Все прочее в его теории - это уже искусственное построение, основанное на догадках, предположениях, вероятностях и субъективных истолкованиях источников, направленных к одной цели - свести концы с концами в той сумбурной путанице, какую представляют различные редакции летописного рассказа о первых русских князьях. Огромная, однако, заслуга акад. А. А. Шахматова заключается в том, что он, владея глубоким и прекрасным знанием летописного материала, дал исключительный по мастерству анализ интересующего нас рассказа о первых русских князьях. Серьёзный же анализ воочию убеждает каждого беспристрастного читателя в путанности, искусственности и династической тенденциозности этого рассказа в такой мере, что делается весьма сомнительным самая пригодность этого источника, даже после шахматовской препарировки его, для серьёзного научного построения.
                   * * *
        Для того чтобы полнее представить позиции современных норманистов в интересующей нас проблеме, остановимся в нескольких словах и на работе германиста проф. Брима [60], как тесно примыкающей к работам акад. Шахматова [61] и дополняющей их.
        Проф. Брим прежде всего устанавливает, «что уже в древнее время существовал у Черноморья и в частности на юге России какой-то историко-географический термин “Рос”». «И, конечно, - замечает автор, - не может быть сомнения, что он оказал влияние на образование национального имени русской народности». Затем проф. Брим
[75]    
обращается на север России и здесь находит ряд географических названий, образованных от основы «рус», причём отмечает, что эти названия встречаются все в Новгородской губ., т. е. в области, давно связанной с Варяжским - Балтийским морем. «Поэтому, - говорит проф. Брим, - справедливо не перестают искать все снова объяснение слова “Русь” в этом направлении». Говоря все, автор имеет в виду Будиловича и Куника, а затем Платонова, Ключевского и Шахматова, т. е. норманистов, и не называет имени даже такого яркого антинорманиста, каким был в это же время акад. Н. Я. Марр.
        Основное положение, из которого проф. Брим исходит в своём построении, - это тезис норманистов, что термин «русь» исконно представляет собою специальное название варяжской княжеской дружины. Проф. Брим поддерживает эту точку зрения новым материалом. Он находит в древнешведском языке слово drôt со значением толпа, дружина, которое, по его утверждению, «по звукам и по значению строго отвечает финскому и славянскому Русь».
        Итак, заключает автор, летописное - «русь» в смысле «дружина» передаёт старый технический термин шведского языка, обозначающий институт комитата или дружины.
        Таким образом, в качестве исходной точки своего исследования проф. Брим взял на веру у норманистов толкование племенного термина русь как «дружина». Затем он нашёл в древнешведском языке слово drôt, которое означает «толпа, дружина». Подкрепив своё открытие известными лингвистическими выкладками норманиста акад. Шахматова и, таким образом, опираясь на его авторитет, Брим доказывает, что в основе финского лежит не что иное, как древнешведское drôt. Открытие проф. Брима составляет несомненное приобретение нашей науки, но делаемое им на основании этого открытия заключение мы не можем признать правильным. Прежде всего, и финское Ruotsi, и летописное русь могли вовсе не восходить к древнешведскому drôt. Оба эти слова могли представлять собою позднейшие производные общего этим трём языкам доиндоевропейского, т. е. яфетического наследия, указанного, например, в своё время Н. Я. Марром в племенном термине «этруск». Поэтому чисто механическое
[76]    
использование Бримом открытого им нового слова нельзя считать доказательством какого бы то ни было положения.
        Отметив интересный в научном отношении факт наличности в древнешведском языке слова drôt со значением «толпа», «дружина», проф. Брим строит затем на этом факте свою теорию. Получив, говорит автор, в Новгородской губернии название русь, варяги пришли к берегам Днепра, где имя русь быстро и прочно пустило корни среди славян и византийцев и оживило на юге старую прочную традицию вокруг термина «рос»... Наконец, говорит автор, имя рос, исстари державшееся на юге у Черноморья, закрепилось за племенем, властвовавшим в Киевском государстве и случайно (?!) носившим похожее (?!) название русь. Слово случайно проф. Брим подчёркивает. Племенем (его проф. Брим не называет), которое, как он говорит, случайно носило похожее название русь, были, как известно, поляне - «яже ныне зовомая Русь» [стало быть, не дружина, а племя! – Н.Д.]. Таким образом, по Бриму, вышло так, что на территории древней Руси оказались два похожие племенные термина: на юге - рос, а на севере - русь. И вот эти термины затем случайно встретились друг с другом и, слившись, дали, как полагает проф. Брим, название русскому народу русь. Конечно, подобное построение представляет собою чистейший домысел и есть лишь попытка найти выход из тупика, в котором, в связи с успехами советской науки, оказалась старая норманнская теория происхождения Руси.
        Теории Шахматова, как и норманской теории вообще, мы, прежде всего, противопоставляем теорию происхождения государства Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и на ней строим своё историческое знание, на её основах реконструируем историческое прошлое любого народа. Однако, и сейчас ещё по укоренившейся традиции нередко начинают дело, в большей или меньшей мере, с большими или меньшими оговорками, но с данных именно норманской теории: русь это финское это норманны, шведы, скандинавы, хотя давным-давно доказано, что древний племенной термин рус, или в позднейшей грецизированной форме рос, с незапамятных времён идёт не с севера на юг, а с юга на север, в том числе и на скандинавский север, где в местном
[77]    
языковом оформлении получает своеобразное отложение. Это второй основной тезис, из которого надо исходить в объяснении деталей и частностей вопроса о происхождении русского государства. Тогда нам незачем будет в разрешении своих научных трудностей прибегать к помощи варягов. Обладая таким совершеннейшим орудием, как марксистский метод, с одной стороны, и всеми достижениями советской науки в области истории, археологии, этнографии, лингвистики и критики текста - с другой, мы без помощи варягов прекрасно справимся с разрешением проблемы о происхождении русского государства.

        5. Значение термина русь
        Подводя итог сказанному выше по вопросу о происхождении племенного термина русь, о славянах - руси и о значении термина русь в исторически засвидетельствованной древности, как политического и этнографического термина, мы приходим к следующим выводам.
        1. Термин русь представляет собою отложение в русском языке древнейшего племенного термина, восходящего к терминологической группе этруск, принадлежавшей одному из древнейших, доисторических дославянских племён или группе племён на территории восточно-европейской части СССР (кимеры-иберы, салы и др.), которые легли в основу позднейших племенных образований, и в первую очередь - славянских пламенных образований на той же территории.
        2. Этруски, оставившие в позднейшем русском языке исключительно богатый лексический и топонимический материал, представляли собою, по-видимому, материально и культурно мощное племенное объединение. Они сыграли крупную организующую роль, особенно в жизни той группы или союза племён, из которой с течением времени выросла, в процессе племенных скрещений и хозяйственного и культурного развития, с переходом от доиндоевропейской на высшую индоевропейскую стадию, группа славянских племён, унаследовавшая от своего организатора его имя, как имя политического центра или господствующего, организующего племени-вождя, ставшее для этих племён политическим, а впоследствии и этнографическим наименованием.
[78]              
        Подобное явление в исторической этнографии не представляет собою ничего исключительного. Таким же образом в своё время возникли, например, этнографические названия румын, болгар или болгарин, франк - француз и др. Вначале это были только политические термины: румын - это балканский фракиец, подданный Римской империи, называвший поэтому себя римлянином, что, прежде всего, и значит дословно румынский племенной термин roman, т. е. румын. Болгар, или в славянизированной форме болгарин, - это балканский славянин, подданный болгарского государства. Франк, француз - это кельт, ставший подданным державы германцев - франков.
        С течением времени эти политические вначале термины превратились у данных народов в термины этнографические. Следовательно, племенной этнографический термин русь, будучи таким именно термином для основного этнографического ядра - доиндоевропейского, а стало быть, и дославянского племени этрусков, был одновременно и политическим термином, которым называла себя группа дославянских племён, объединявшаяся этрусками, рушками или русками в дославянский русский союз племён.
        Выросшие из этой дославянской группы племён славяне, вначале только южно-русская группа славянских племён, и после исчезновения этрусков или русков, давно сошедших с этнографической сцены и растворившихся в новой племенной скрещённости, давшей позднейших славян, продолжали по традиции сохранять, наряду со своим племенным наименованием славян, и наименование своего былого политического объединения - русь, превратившегося из политического наименования в этнографическое и ставшего таким образом синонимом славянина южно-русской группы. Так именно было на юге, среди южно-русских славянских племён, где в IX в. впервые складывается государственное объединение «Киевская Русь».
        Однако, на той же восточно-европейской территории СССР имелись славянские племена, которые в эпоху дославянского русского союза племён оставались, по-видимому, вне этого союза и продолжали поэтому и в начальный период Киевской Руси именоваться словене, не зная имени русь. Так было, например, на новгородском
[79]    
севере. С образованием же на юге государственного объединения «Киевской Руси», вместе с объединением под его властью северных и северо-западных славянских племён, и эти последние получили имя своего политического центра, Руси. Политический для них вначале термин русь с течением времени стал для них же и термином этнографическим, синонимом термина словен. Стало быть, фигурирующие в номенклатуре древнекиевской общественности IX в. два названия словене и русь представляли собою в это время не два разных народа, а два, уже ставших к этому времени для южно-русских славян синонимическими, этнографических термина, причём термин русь был преимущественно политическим, государственным термином, а словен, Словении - преимущественно племенным, этнографическим термином. Славянские племена, входившие в состав Киевской Руси и политически зависимые от Киева, в этнографическом отношении были славяне - русь. Славянские племена, не входившие политически в состав Киевской Руси и остававшиеся в начальные времена Киевской Руси в известной мере политически автономными, или только что включавшиеся в состав Киевской Руси, продолжали именоваться своим племенным именем словене. Как мы видели выше, и они позже усвоили себе имя своего политического центра Русь.
        Выше мы говорили о том, как надлежит представлять процесс сложения племенных образований путём племенных скрещений с господствующим в каждой новой племенной скрещённости племенным организующим центром. Исходя из этого представления, мы имеем основания предполагать, что доисторический племенной элемент этруски - руски, давно исчезнув, как один из племенных элементов, растворившись в составе новых, последующих племенных скрещённостей, вплоть до возникновения племенного образования славяне - русь, продолжал, однако, по-прежнему оставаться на положении организующего, господствующего, но уже не племенного элемента, а мощного экономически и политически социального слоя, т. е. социальной верхушки в составе славянской племенной общественности. Эта верхушка выдвигала из своей среды племенных князей, составляла ближайшее окружение князя, т. е. его дружину, предпринимала под водительством своего князя
[80]    
походы и разбойничьи набеги на соседей, ведала племенными делами, торговала и поддерживала международные торговые связи и пр.
        Со времени выступления на сцену первого южно-русского славянского государственного объединения, Киевской Руси, этот социальный слой, образующий собою высшие классы киевской славянской общественности, преемственно сосредоточивал в своих руках политическую власть, заключал договоры с Византией, представлял за границей своё славяно-русское государство и говорил от имени «великого князя русьского, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь и его великих боляр». Но это был не какой-либо чужеземный народ, не варяги, не шведы, не норманны, а те же славяне, основное, политически ведущее ядро славянского народа.
        Очень ценные соображения по вопросу о происхождении русского государства в самое последнее время высказал проф. С. В. Юшков [62]. Он пришёл к заключению, что Русь, прежде чем это название стало применяться в этническом смысле, представляла собою социальную группу, возникшую в среде восточного славянства и стоявшую над славянами и вообще над другими группами, что, по византийским источникам, это или дружинники - профессиональные воины, или купцы - жители городов; они взимают дань со славян и ведут торговлю предметами дани с Византией, славяне же - это земледельцы-общинники, подвластные русам. Русы, по Юшкову, - это организаторы и участники грабительских походов на Византию и на хазар, на Черноморское и Каспийское побережья; профессиональные воины, служившие у византийских императоров и хазарских каганов, организаторы экспедиции за рабами и вместе с тем организаторы первых государств, возникших на территории восточного славянства.
        Возникновение этой социальной группы С. В. Юшков ставит в связь с периодом разложения первобытно-общинного строя у восточного славянства (У1П-1Х вв.). В процессе разложения первобытного общества и разделения труда у славянских племён, по Юшкову, возникают ремесленники, купцы, военачальники. Оторвавшись от своих корней в народе, роде и племени, эти элементы оседают в племенных городах. С течением времени
[81]    
города пополняются выходцами из других племён, и городское население становится, таким образом, межплеменной группой. По мере же развития внешней торговли, в крупных или пограничных славянских городах оседают и ассимилируются с местным населением иноземные - скандинавские, норманнские купцы. Вместе с иноземными, скандинавскими купцами оседают в этих же городах и скандинавские воины - викинги, искусные мореплаватели и пираты. В результате общения с иноземцами язык местного городского населения получает более совершенное развитие в сравнении с племенными славянскими языками и включает много иностранных слов. Одновременно в жизнь городского общества проникает и много чужеземных обычаев.
        Так, С. В. Юшков воспроизводит процесс сложения в недрах восточного славянства особой, городской социальной группы или городских социальных групп, известных исторически под именем русь. Первые группы руси, по Юшкову, возникают на юге, среди южно-русских славянских племён - полян, северян, дулебов. И за Киевом и Киевской землёй впервые закрепляется название Русь. Но русь оседала, говорит автор, конечно, по всему течению Днепра и по всему торговому пути, ведшему «из варяг в греки». Оседала она и повсюду, где шёл процесс разложения первобытно-общинного строя. Отсюда естественно появление Руси в Галиции (Червоная Русь) и даже на территории восточного славянства, граничившей с Венгрией (Угорская Русь).
        Таким образом возникновение руси проф. Юшков связывает с возникновением у восточных славян классового общества в недрах разлагавшегося первобытно-общинного строя. С возникновением же классового общества, судя по источникам IХ-Х вв., на территории восточного славянства возникает и ряд государств варварского типа, образованных русью на территории восточного славянства и на Азовско-Черноморском побережье, предшествовавших государству Рюрика и Киевскому государству (Киевское государство русое Аскольда и Дира, которые не принадлежали к «племени Рюрика», т. е. не были норманнами; Новгородское государство русов, где под 838 г. называется князь Бравлин, известный по нападению на Сурож; и третье крупное государство
[82]    
русов на побережье Азовского моря, Артания, отождествляемая с Тмутараканскою Русью).
        Таким образом проф. С. В. Юшков не только устанавливает несомненный исторический факт - существование на территории восточного славянства ряда примитивных, варварского типа, русских государств ещё до событий 859-862 гг., т. е. до легендарного «призвания варягов», но и с исчерпывающей обоснованностью рисует процесс возникновения первых государственных объединений у русских славян - «не в результате завоевания славянских племён норманнами, а в результате общественно-экономического развития восточного славянства и обусловленного этим развитием возникновения классового общества».
        Однако проф. С. В. Юшков, сумевший вполне удовлетворительно справиться со сложною проблемою происхождения русского государства и увязать в одно органическое целое основные детали этой проблемы, остававшиеся до сих пор не увязанными ни норманиста-ми, ни антинорманистами, не смог так же удовлетворительно справиться с историко-этнографической проблемой происхождения термина русь. Он утверждает, что социальные группы, называемые русью, «говорившие на особом, более развитом, нежели наречия славянских племён, языке [условно, конечно, особом. - авт.], имевшие более высокую культуру, развившуюся под значительным арабским и византийским влиянием, настолько резко стали отличаться от массы общинников [т. е. славянского населения страны. – Н.Д.], что возникла необходимость в особом названии этих групп» [подчёркнуто нами. - Н.Д.]. «Так возникло, - говорит проф. Юшков, - название Русь...». Спрашивается, у кого же возникла эта необходимость? У славянского ли населения, у городской, ли особой, поднявшейся экономически, культурно и политически над массовым славянским населением социальной группы, при дворе ли князя, или у чужеземного скандинавского купца? На этот естественный вопрос проф. Юшков не даёт ответа.
        Термин русь есть племенной термин, а племенные термины имеют обыкновенно свою историю, и так просто, как это рисуется проф. Юшкову, не возникают. Правильное истолкование такого сложного племенного
[83]    
термина, как термин русь, требует, прежде всего, обращения к материалам исторической этнографии, что и проделано нами выше. С нашей точки зрения, предложенный нами выше опыт истолкования термина «славяне - русь» представляет собою, несомненно, последнее слово нашей советской науки.
        Если принять это истолкование, то сам собою должен отпасть и второй вопрос, на котором в своей интересной статье останавливается проф. Юшков, - вопрос о том, славянский это термин или не славянский. Не уверенный в правоте своего высказывания, проф. Юшков склонен думать, что он, вероятно, не является славянским. Конечно, этот термин не славянский, а дославянский. Но поскольку он восходит к племенному наименованию одного из доиндоевропейских и дославянских племён, которое вместе с рядом других таких же доиндоевропейских племён легло в основу позднейшего славянского этнографического образования, постольку термин русь является вместе с тем и славянским термином. Славяне преемственно унаследовали его от своих далёких дославянских предков.
        Только при таком истолковании происхождения термина русь становятся понятными и сохранённый летописью терминологический дуализм в этнографической номенклатуре древнекиевских документов и значение термина русь, руський, как политического вначале, по преимуществу, термина для славян, подданных Киевской Руси, и противопоставление руси славянам. «И рече Олег: ищиите пре паволочиты Руси, а словеном кропиньны»; «Посла Олег мужа своя построит мира и положит ряд межю Греки и Русию». т е. между Византией и Киевской Русью; «И заповеда Олег дати воем на 2000 корабль по 12 гривне на ключ, и потом даяти уклады на Русьские грады: первое на Киев, также на Чернигов, и на Переясавль, и на Полотеск, и на Ростов, и на Лювечь, и на прочая грады, по тем во градом седяху велиции князи, под Олегом суще».
        В этом списке городов нет ни Смоленска, ни Новгорода, ни Пскова, ни Ладоги. А ведь это крупные племенные центры. Следовательно, в это время они не были ещё «под Олегом», т. е. не входили в состав Киевской Руси, не были руськими городами, а были городами славянскими, откуда в армии Олега
[84]    
приходило немало тех самых наёмников словен, которым он предложил довольствоваться «кропиньными», т. е. полотняными парусами в противоположность своим непосредственным подданным, киевлянам - руси, которые получили от него «горе паволочитые», т. е. паруса из дорогой и прочной шелковой ткани - паволоки.
        По-видимому, в начале XII в., когда составлялась «Повесть временных лет», в киевской общественности не было никакого сомнения в том, что терминами словене и русь испокон веков именовался один и тот же народ - словене. «Темь же словеньску языку учитель есть Павел, от него же языка и мы еемь. Русь». - читаем мы в «Повести временных лет». Убеждение летописца в племенном единстве и тождестве словен и руси даёт ему основание утверждать, что апостол Павел, по преданию учитель западного славянского народа, тем самым является и нашим учителем, т. е. учителем Руси, русского народа: «Темь же и нам, Руси, учитель есть Павел, понеже учил есть язык словеньск... А словеньск язык и русьскый един есть...».
        Для киевского учёного книжника XII в. этот вопрос был совершенно ясен и не вызывал никаких сомнении. Но терминологический дуализм, по-видимому, и тогда интересовал людей и, вероятно, вызывал недоумения и споры. ответом на эти споры и явилось положительное утверждение летописца: «А словеньск язык и русьскый един есть, от варяг прозвашася русию, а первее беша словене; аще и Поляне звахуся, но словеньска речь бе; полями же прозвашася, зане в поли седяху, а язык словеньск бысть им един».
        Как мы видим, летописец не ограничился простым утверждением того, что он знал и в чём был убеждён, т. е. что славяне и русь - это один и тот же народ, что мы, русь, русский народ, испокон веков принадлежим к числу славянских народов и представляем собою такой же славянский народ, как и прочие славяне, - «ве во един язык словеньск: словене, иже седяху по Дунаеви, ихже преяша Угри, и Морава, и Чеси, и Ляхове, и Поляне, яже ныне зовомая Русь». С целью быть более убедительным и понятным для своих читателей, летописец в дополнение к своему рассуждению, для его иллюстрации приводит общеизвестный конкретный пример терминологического дуализма –
[85]    
поляне: хотя этот народ и назывался полянами, потому что они жили в степи, а по речи это были славяне, тот же славянский народ.
        Но откуда же ведёт своё происхождение название славян русью? На этот вопрос летописец даёт свой собственный с его точки зрения совершенно определённый ответ: так их прозвали, говорит он, варяги, а раньше они были и назывались славянами [63].

        6. Племенные группировки и основные культурные центры русского народа в IX в.
        Как мы уже знаем, по представлению восточно-мусульманских писателей IХ-Х вв., население современной им Руси делилось на три обособленные группы племён. Так, например, Истахри говорит: «Русы состоят из трёх племён,, из коих одно ближе к Булгару, а царь его живёт в городе, называемом Куяба, который город больше Булгара; второе племя называют Славия и ещё племя называют Артания, а царь его находится в Арте... Арта находится между Хазаром и великим Булгаром, который граничит с Румом к северу...» [64].
        Такая группировка восточно-славянских племён в IХ-Х вв., восходившая, надо полагать, и к более раннему времени, не чужда была, по-видимому, и представлениям древнерусского летописца. Так, например, в летописи (по Лаврентьевскому списку) под 6367 (859) годом мы читаем: «Имаху дань Варязи из заморья на Чуди и на Словенех, на Мери и на В(е)сех,и (на) Кривичех; а Козари имаху на Полянех и на Северянех и на Вятичех» [65].
        Таким образом, согласно показаниям летописи, новгородские славяне и кривичи в IX в. находились в сфере влияния заморских варягов - норманнов: они были их данниками. Другая группа славянских племён - поляне, северяне и вятичи - находилась в то же время в сфере влияния Хазарского каганата и «востока». Это две группы или два русских племенных центра арабских источников - Славия и Артания: северо-запад, т. е. Новгород - Смоленск, и юго-восток т. е. По донье и Приазовье. Третью группу племён, имевшую своим центром г. Куяба арабских источников, т. е. г. Киев, расположенную в ближайшем соседстве с дунайскими болгарами, составляли, по-видимому, уличи
[86]    
с тиверцами и древляне. Эта юго-западная группа племён, сидевшая у Чёрного моря и соседившая в древности с греческими колониями, находилась в IX в. в сфере влияния Византии (Рум) и представляла собою наиболее культурное и мощное славянское племенное объединение. Об этом говорит тот факт, что в конце IX в. у уличей, по Новгородской первой летописи, был крупный центр - город и вместе сильная крепость Пересечен} а также (по Лаврентьевской летописи) ряд приморских городов [66].
        Акад. А. А. Шахматов устанавливает к началу IX в. наличие двух сфер влияний, действовавших на территории восточно-славянских и соседивших с ними финских племён: скандинавская и хазарская. Север и северо-запад попали в сферу скандинавского влияния, а юг и юго-восток в сферу хазарского влияния.
        Хазары ещё в VII-VIII вв. образовали в юго-восточной России большое и могущественное государство, столицей которого был г. Итиль, расположенный недалеко от устья Волги. Прежде всего под владычество хазар попало восточно-славянское население Донского бассейна. В результате покорения этого населения, говорят Шахматов, власть хазар распространилась и на сидевших севернее вятичей, а затем и на северо-запад, ибо, судя по летописи, данниками хазар были и радимичи (см. под 885 г.). Владычество над восточными славянами в Донском бассейне привело хазар и к покорению сидевших на Десне и среднем течении Днепра северян. Можно думать, говорит Шахматов, что в VIII в. сфера влияния хазар сталкивалась на Днепре со сферой влияния аваров. Падение аваров дало хазарам возможность распространить своё влияние и на правобережных полян; в летописи имеется предание о том, как попали под хазарскую руку воинственные поляне [67].
        О том, что юго-западная группа древнерусских племён - уличи с тиверцами и древляне - представляла особую в культурном и экономическом отношении группу племён, говорит в частности длительная и упорная борьба, которую ведут с нею поляне. Эта борьба началась, вероятно, ещё до Аскольда и Дира, была продолжена ими и их преемниками, Олегом и Игорем, и окончена княгинею Ольгою, сумевшей подчинить себе древлян [68].
[87]              
        Таким образом мы имеем все основания говорить о наличии в IX в. в среде древнерусских племён трёх культурно-исторических центров, развивавшихся каждый в своеобразной культурной и экономической обстановке международного окружения и международных связей:
        1) юго-западный - уличи с тиверцами и древляне, - находившийся в сфере западно-славянского и византийского взаимовлияний;
        2) северо-западный - новгородско-ладожские славяне и кривичи, - находившийся в сфере взаимовлияний скандинавского и финского;
        3) юго-восточный - поляне, северяне и вятичи, - находившийся в сфере взаимовлияния хазар и Востока.
        Однако нет никаких оснований говорить о том, что эти три центра были решительно обособлены друг от друга и не имели друг с другом никаких связей. Напротив, они всегда находились в тесном общении друг с другом путём, прежде всего, широких торговых связей, поддерживавшихся во всех направлениях по обильным водным путям и обусловливавших собою и культурные связи и культурный взаимообмен. В этих связях росла и крепла своеобразная культура, отличная от Востока и Запада, комплексная по характеру привходивших в неё с глубочайшей древности элементов, общая в своих основах для всех древнерусских племён и оставшаяся общею, как субстрат культуры современного русского народа в составе трёх образующих его братских народов - великороссов, украинцев и белорусов. Уходя своими корнями в доисторическое прошлое русского народа, вобрав в себя культурное наследие своих далёких предков, живших за тысячи и десятки тысяч лет до нашей эры на восточноевропейской части территории нашего Союза, эта культура впитала все лучшее, что давала тогда культура передовых народов Востока и Запада. На этой богатой основе и создалась та своеобразная, национальная по форме культура, которая уже в Х-Х1 вв. выдвинула Киевскую Русь на передовые позиции среди народов всего тогдашнего мира. Эту культуру создавал своим трудом весь русский народ, все составлявшие его племена севера и юга, востока и западе. В неё внесли свою долю и северяне (словене, кривичи, полочане), и южане (уличи, тиверцы, древляне, поляне, хорваты), и восточные племена - северяне и вятичи. Эта
[88]    
культура - родная всему русскому народу, и её наследием до сих пор продолжают жить и великоросс, и белорус, и украинец.
        О наличии в IX в. трёх культурно-исторических центров или трёх основных восточно-славянских племенных групп говорят и археологи, и антропологи, и лингвисты. Так, например, археолог А. А. Спицын в статье «Расселение древнерусских племён по археологическим данным» [69] устанавливает три отдельные группы славянских племён: 1) северо-западную - новгородцы с кривичами, 2) западную - древляне, 3) восточную - северяне.
        Академик А. И. Соболевский различает:  1) северо-западную группу говоров - говор кривичей или словен (новгородский, псковский и полоцко-смоленско-витебский); 2) средне русский или великорусский говор (язык) - говор древних вятичей и их колонистов на обоих берегах верхней Волги (современные говоры северные или окающие и говоры южные или акающие); близким к этому говору, по Соболевскому, был старый западно-русский или белорусский говор - говор древних дреговичей, родоначальник современного белорусского языка; 3) галицко-волынский говор - говор дулебов-волынян, предок современного украинского языка [70].
        По Шахматову, древнерусские племена Несторовой летописи составляли три основных группы племён.
        1) Южно-русскую группу. В неё входили: поляне, занимавшие правое побережье среднего течения Днепра и имевшие своим центром город Киев; уличи и тиверцы - к юго-западу от полян, по Днестру, до самого его устья, причём тиверцы сидели южнее уличей; бужане, они же дулебы, они же позже волыняне - в верхнем течении Южного Буга; хорваты - западнее волынян, т. е. в нынешней Галиции; древляне - в пределах Волынской области и южной части Минской области; северяне - по левой стороне Днепра, в бассейне рек Сумы, Десны и Сейма, в нынешней Черниговской и Полтавской областях.
        2) Средне русскую группу. В неё входили: дреговичи (по Шахматову - «ляшское» племя; наименование производится от «дрягва», древнее дрьгъва –
[89]    
болото, болотистое место), населявшие нынешнюю Минскую область и часть Витебской области (Белоруссия); радимичи ~ в нынешней Могилёвской области (Белоруссия); вятичи - в бассейне р. Оки (Рязанская, Тульская и Калужская области).
        3) Северно-русскую группу. В неё входили: кривичи, сидевшие в бассейне верхнего течения Западной Двины, верхнего течения Днепра и Волги; словене - в области озера Ильменя [71].