[5]
       I.

— Чем будет жить здесь бедный француз? — задумчиво молвил негр Джим.
— Да, этого я не знаю, — ответил Гек. — Может быть, он станет давать уроки французского языка.
— Как, Гек, разве французы говорят не так, как мы?
— Нет, Джим, что ты? Нельзя понять ни одного слова, когда они говорят.
— Ах ты Боже мой! Отчего это, Гек?
— Да я тоже не знаю, отчего это, только так. Да вот, подожди, Джим, я вычитал в одной книге, как они говорят. Что ты скажешь, если к тебе кто-нибудь подойдет и скажет: «Парле ву франсэ?»
— Что сделает Джим? Да просто намнет ему шею, вот и все; не смей так бранить негра.
— Глупый! Да это совсем не брань. Это просто значит: «говорите вы по-французски?»
— Так зачем же он не спросит этого просто по-человечески?
— Да он это и говорит, только по-французски.
— Это глупо, Джим этого и слушать не хочет. Это на смех только можно говорить.
— Слушай, Джим, кошка говорит по-нашему?
— Нет, конечно, но...
— А корова?
— Нет, не говорит, но...
— Говорит кошка по-коровьи или корова по-кошачьи?
— Нет, не говорит, но...
И тебя не удивляет ведь, что каждое животное говорит на своем языке?
— Конечно... но...
— Подожди, подожди. Тебя ео удивляет, что животные говорят иначе, чем мы?
— Зачем ты спрашиваешь такие глупости, Гек?
[6]       — Так почему же француз не может говорить иначе, чем мы?
— Разве кошка — человек, Гек?
— Нет.  
— Значит, кошке не к чему говорить по-человечески. Разве корова — человек или корова — кошка?   
— Нет, корова — просто корова. 
— Хорошо, так ей нечего и говорить по-кошачьи или по-человечески. А француз — человек?
— Еще бы.
— Так что же! Зачем же он не говорит по-человечески, — желал бы я это знать, Гек? (МаркТвэн. «Похождения Геккельберри Финна».)

         *  *  *

                   Проблема многообразия человеческих языков — это основная проблема науки о языке, проблема, с разрешением которой связано разрешение всех остальных лингвистических проблем, — в частности пресловутой проблемы о происхождении языка. И вместе с тем это — та проблема, с которой сталкивается наивное сознание, впервые обращающее свою рефлексию на доступные ему языковые факты.

                   Действительно, наивному сознанию, пытающемуся подвергнуть анализу связь известного звукового комплекса и значения, данных ему в системе его родного языка, связь эта обычно представляется естественной, необходимой. Нам так привычно связывать с звуковыми комплексами «стол» или «книга» значения стола или книги, что нас всякий раз невольно изумляет, когда мы узнаем, что для членов иных языковых общин те же значения связываются с совершенно другими сочетаниями звуков; что, например, стол по-французски называется «table» (табль), по-немецки «Tisch)» (тыш), по-латыни «mensa» (менса), по-гречески «τράπεζα» (трапедза), по-итальянски «tavola» (тавола); или что книгу французы означают звуковым комплексом «livre» (ливр), немцы — «Buch» (бух), греки βίβλιον (библион), арабы (китабун), древние индийцы— (пустака), древние иудеи (сэфер). Тот факт, что в различных языках для обозначения одной и той же вещи применяются совершенно различные звуковые комплексы, прежде всего поражает рефлектирующее над языковыми фактами наивное сознание.

                   Но различие между человеческими языками не ограничивается только лексической (словарной) их стороной; оно охватывает все их
[7]      
элементы, начиная с чувственно восприемлемых «внешних» звуковых форм и кончая формами сочетаний значащих элементов языка — «внутренними» грамматическими его формами.

                   Действительно, нетрудно убедиться в бесконечном разнообразии звуков человеческих языков. Возьмем, например, звуковые комплексы, связанные в различных языках со значением «дом»: в итальянском «casa» (каза), латинском «domus» (домус), арабском darun (дарун) отдельные звуки, из которых слагаются эти слова, как будто соответствуют звукам нашего родного языка. Но во французском или английском языке в состав этих слов входят звуки, не имеющие сходных себе среди русских звуков — во французском «maison» (мэзон), сочетание букв «on» означает о носовое, т.-е. такой гласный звук, при образовании которого мягкое небо не закрывает плотно прохода в носовую полость, и выдыхаемая голосовая струя проходит, следовательно, не только через полость рта, но и через полость носа; в английском «hause» (hауз) буква «h» означает «придыхание», т.-е. легкий шум, образуемый трением выдыхаемой воздушной струи при прохождении сквозь несколько сближенные голосовые связки.

                   Так, даже в соседних с нашим европейских языках мы можем найти немало совершенно чуждых нам звуков: французские носовые гласные, придыхание некоторых германских языков, звонкие аффрикаты итальянского, английские межзубные фрикативные. Но и там, где на первый взгляд мы устанавливаем тождество звуков чужих и своего родного языка, тождества этого в действительности не имеется. Русское «т» в слове «тара» отлично по характеру от английского «t» в слове «tar»; оно образуется путем соприкосновения кончика языка с верхним краем верхних зубов, тогда как при образовании английского «t» кончик языка слегка отгибается назад и соприкасается не с зубами, а с альвеолами (верхним краем) десны. Точно так же английское слово «most» звучит совсем иначе, чем русское «мост»; и не только потому, что гласный «о» в обоих языках существенно различается по качеству; но и потому, что звук «м» образуется по-русски с большим закруглением губ, чем в английском языке.

                   Этих примеров достаточно, чтобы убедиться в поразительном многообразии звуков человеческого языка. И в том же убеждает нас анализ механизма артикуляции, т.-е. той работы органов речи, которая необходима для производства этих звуков.

                   Подробный анализ этого механизма и соответствующая классификация звуков выходят за пределы нашей задачи; мы ограничимся поэтому здесь лишь самыми общими замечаниями.

[8]
                 Под органами речи обычно понимают легкие, бронхи, дыхательное горло, гортань, полость носа, полость рта, ограничиваемую с разных сторон небом (передним твердым и задним мягким, заканчивающимся заостренным и очень подвижным «язычком»), альвеолами, зубами, губами, нижней челюстью и языком. Благодаря крайней подвижности последнего полость рта постоянно меняет свою форму, образуя всякий раз иной резонатор для выдыхаемой голосовой струи, т.-е. придавая ей другой характер.

         Рис. 1. Вертикальный разрез верхней части человеческого туловища. Органы речи: D — грудобрюшная преграда; F — легкие; Вr — бронхи; Тr — дыхательное горло; L — гортань с щитовидным (th) и перстневидным (сг) хрящами; e — надгортанный хрящ; gh — твердое небо; gs — мягкое небо с язычком (а); z — язык; uk — нижняя челюсть; ll — губы; m — носовая полость.

         Рис. 2. Полость рта со стороны губ. L — язык РР— зев; М — мягкое небо; U — язычок; Lb— губы; ДД — зубы (переднее твердое небо скрыто верхними зубами.

[9]
                 Легкие и горло могут быть названы органами речи лишь постольку, поскольку в них образуется и направляется та воздушная струя, без которой вообще невозможна артикуляция звуков речи. Какого-либо влияния на качество звука они не оказывают — разве только на силу его произнесения, на ударение; впрочем, и здесь мнения ученых расходятся, и многие сводят и различия в ударении в работе голосовых связок.

                   Голосовые связки представляют собой две крайне чувствительные небольшие мышцы, расположенные почти горизонтально в гортани — полом органе, состоящем из двух больших и нескольких малых хрящей и ряда малых мускулов, управляющих движениями голосовых связок. Роль последних в человеческом органе речи соответствует роли струн у скрипки. Они обладают способностью совершать

         Рис. 3. Голосовые связки. А — вид гортани сверху при покойном дыхании с помощью гортанного зеркала; В — вид гортани при голосе; glv— голосовые связки; La — гортань; Li — язык.

         несколько различных движений, каждое из которых крайне важно для образования звуков речи. А именно: голосовые связки обладают способностью расходиться или сближаться по отношению друг друга, вибрировать подобно струнам и, наконец, сокращаться в длину. Благодаря последнему роду движений, изменяется длина звуковых волн, порождаемых вибрациями голосовых связок, а, следовательно, и высота тона произносимых нами звуков. Следовательно, последний род движения изменяет мелодику (музыкальный характер) нашей речи, тогда как два остальных определяют общий характер голоса, т.-е. используемой для производства звуков речи выдыхаемой воздушной струи. А именно: при раздвинутом положении голосовых связок они не изменяют характера выдыхаемой воздушной струи, и последняя получает свою окраску от тех или иных шумов, возникающих при преодолении ею препятствий уже в полости рта; так создаются звуки, которые обычно в лингвистике называются «глухими» или «безголосыми», например, «п», «т», «с». При тесном смыкании напряженных голосовых связок достигается полный перерыв выды-
[10]    
хаемой воздушной струи; при разрыве их выдыхаемой воздушной струей получается особый звук — «coup de glotte», «сильный приступ», который неизвестен в системе русского языка, но используется как особый звук в ряде других языков (арабская «гамза»). Наконец, при неполном сближении, но достаточном напряжении голосовых связок они начинают вибрировать, порождая музыкальные тоны различной высоты, которые мы называем «голосом» в собственном смысле; эти тоны способны бесконечно вариироваться в зависимости от положения органов речи в полости рта; так создаются звуки, которые в лингвистике называются «звонкими» или «сонорными» — например, гласные или такие согласные, как «б», «д», «з».

                   Между звонкими и глухими звуками возможен ряд переходных ступеней — например, шопотные звуки, которые в некоторых языках выделяются в особую группу.

              Рис. 4. Схема положения языка и губ при произнесении а, у, и.

                   Полость рта и полость носа, как уже указывалось выше, образуют своего рода резонатор для звуков речи; при этом полость носа может как наглухо отделяться от полости рта приподнятой нёбной занавеской, так и пропускать воздушную струю при опущенном мягком небе; в последнем случае звуки речи — как гласные, так и согласные — назализируются, приобретают носовой характер. Русский язык не знает носовых гласных, применяемых, например, в системе французского языка; из носовых согласных мы выделяем только звонкие «н» и «м», тогда как другие языки, например, кельтские, знают и глухие носовые звуки.

                   Органы речи, заключающиеся в полости рта, могут изменять характер звука в нескольких направлениях. Прежде всего они могут, беспрепятственно пропуская голосовую струю, изменять ее окраску путем изменения форм резонирующей полости. Главную роль в этих изменениях играют наиболее подвижные части — язык и губы; в зависимости от того; в какой своей части приподнят язык, насколько он продвинут вглубь рта, насколько он напряжен, насколько вытянут или загнут его кончик, в зависимости от того, насколько закруглены, вытянуты или раздвинуты губы, изменяется качество звука; на рис. 4 схематически изображена форма резонирующей полости рта и положение языка и губ при произнесении гласных «а», «у» и «и». Звуки, образуемые при помощи изменения формы открытой
[11]    
резонирующей полости рта, называются «гласными»; обычно в образовании их участвует голос, но во многих языках встречаются и глухие «безголосые» гласные.

                   Остальные звуки, обозначаемые обычно как «согласные», характеризуются тем или иным шумом, возникающим от преодоления выдыхаемой воздушной струёй преграды, образованной теми или иными органами речи. Характер этой преграды может быть различным — органы речи могут быть или плотно сомкнутыми, и тогда характерный для согласного шум получается или от смыкания органов речи, или от разрыва их напором выдыхаемой воздушной струи («взрывные» звуки типа «п», «б», «д»); или этот характерный шум образуется от трения воздушной струи при проходе через узкую щель неплотно сомкнутых органов речи (согласные «фрикативные» типа «в», «с», «з»); или органы речи могут плотно сомкнуться лишь в одном пункте, оставляя по бокам его свободный проход для выдыхаемой воздушной струи (согласные «латеральные» типа «л»); или смычка органов речи может все время прерываться, другими словами, один из артикулирующих органов речи (например, кончик языка или «язычок») может начать вибрировать (согласные «дрожащие» типа «р»).

                   Характер смычки органов речи сам по себе еще не достаточно определяет возникающий согласный звук; вторым важным моментом является здесь характер самых органов речи и место их смычки. Последнее может приходиться в любой точке полости рта; так, преграда может быть образована мягким небом и задней частью спинки языка (наши «к» и «г» перед гласными «а», «у»), средней частью спинки языка и твердым нёбом (наши «к» и «г» перед «и», «е»), кончиком языка и зубами (наши «т» и «д»), зубами и нижней губой (наше «в»), обеими губами (наше «п») и т. д.

                   При большой подвижности языка и при отсутствии какого-либо перерыва между зубами, передним и задним нёбом, вплоть до «язычка», количество возможных точек соприкосновения бесконечно велико; а если прибавить к этому, что каждый раз соответствующий звук может образоваться с участием или без участия голоса, с «сильным приступом», с придыханием, с назализацией и т. д.; если вспомнить, далее, о возможности комбинированных артикуляций (как в наших аффрикатах — «ч» и «ц», представляющих слитное сочетание взрывного с фрикативным звуком того же места образования), то перед нами вполне раскроется поразительное многообразие звуков человеческого языка. А между тем мы охарактеризовали лишь наиболее известные способы артикуляции; ибо до настоящего времени существуют целые классы необследованных или полуобследованных звуков в языках аборигенов Азии, Африки и Америки—таковы, например, «щелкающие звуки» (clics) палео-африканских языков — бушменского и готтентотского, образуемые, как кажется, не выдыхаемой, а вдыхаемой воздушной струёй; таковы «эмфатические звуки» семитских языков и многие другие.

[12]
               Но качественное различие звуков речи является лишь одним из факторов многообразия человеческих языков; столь же многообразны и засвидетельствованные в различных языках способы выражения отношений между значениями слов — грамматические их формы. При этом различаться могут как способы выражения известных грамматических категорий, так и сами эти категории, т.-е. те отношения значений, которым язык находит постоянное формальное выражение.

                   Действительно, для нас наиболее привычным способом образования известных грамматических форм является принцип суффигирования (присоединения к концу основы звуков или звуковых комплексов, являющихся носителями формального значения), соединяющийся часто с флексией (закономерным чередованием звуков) самой основы; так, мы различаем, например, категории рода, числа, падежа имени по отношениям их окончаний — „добр", „добра", „добро"; „окно — окна"; „отец — отца — отцу". Напротив, во французском, например, языке отношения окончаний имени не определяют названных категорий — выражением последних являются несамостоятельные слова (так называемые член, предлог и т. п.), предшествующие слову: „lе père"— „la mère"; „le père" — „les pères"; „le père — du père— au père".

                   Более того, в английском языке таким же способом — т.-е. путем вспомогательных слов — различаются самые категории имени и глагола, а также значительная часть глагольных форм: „the play — to play"; „to play— I play — we play — you play" (the — „член", показатель имени; to — „предлог", показатель глагола в неопределенной форме; „I — we —you" — личные местоимения, присоединение которых к глаголу дает соответствующие формы настоящего времени).

                   Эти два основных типа выражения существующих в языке грамматических категорий — посредством самостоятельных слов-носителей формального значения и посредством тех или иных элементов самого слова (префиксов, суффиксов, инфиксов или изменения звуков самой основы слова) — обычно называются аналитическим и синтетическим типами языковой структуры. Преобладание в языке того или иного типа влечет за собой ряд дальнейших различий в его строении, — например, в области синтаксиса.

                   Поскольку в языке синтетического типа грамматические отношения получают выражение в формах самого слова, поскольку, следовательно, слово всегда определено в нем грамматически, последовательность слов не представляется в нем существенной; мы можем
[13]    
сказать: «Парень бьет собаку», но можем свободно изменить порядок слов: «Собаку бьет парень», «Бьет парень собаку», «Бьет собаку парень» и т. д. Отношение суб'екта и об'екта действия даны здесь в формах самих слов и не нуждаются в какой-либо иной форме выражения, иначе — в языке аналитического типа, например, в английском: здесь допустим лишь один порядок слов — «The lad beats the dog», при перестановке имен существительных получится уже иной смысл; другими словами, благодаря отсутствию в английском языке особых форм для именительного и винительного падежа, выражением указанных выше отношений суб'екта и объекта действий становится самая последовательность слов, она получает характер грамматической формы.

                   Многообразие существующих в разных языках способов выражения отношений между словами не ограничивается приведенными типами. Так, во многих языках огромную роль играет сложение — влияние отдельных слов, основ или корней в одно слово. Там, где мы употребим сочетание двух или нескольких самостоятельных слов, язык немецкий, греческий или древне-индийский (санскрит) предпочтет одно сложное слово — немецкое «Volkskunst», «Eisenbahn», «Vaterhaus» — «народное искусство», «железная дорога», «отчий дом»; греческое — «ekēbolos», «oinobarēs» — «стрелы мечущий», «отягченный вином»; древне-индийское: «pitāmātarau», «devamanusyaraksasanāgāh», «отец и мать», «боги, люди, дьяволы и змеи» и даже «visamaçilatalaskhalitāmbunirghosaçravanasantrastamatsyaparivartanasanjanitaçvetaphenasabalatarangah» — «мощная волна, покрытая белой пеной, порожденной метанием рыб, испуганных ревом воды, стесненной скалистыми берегами». Особым вариантом этого способа образования форм является инкорпорация — вставка одного слова или его элемента в другое: так в северо-американских языках из слов ni — «я», nakatl — «мясо», kva — «есть» образуется одно сложное слово «ni-naka-kva» — «я-мясо-ем», при чем слово «naka—tl» вставляется в глагольную форму без своего окончания «tl».

                   Не менее важное значение имеет во многих языках и повторение (всего слова или какого-либо его элемента) для выражения тех или иных грамматических значений; так, в языке древне-греческом некоторые формы глагола (перфект) образуются путем удвоения основы — «léipō»: «léloipa» (оставляю; оставил); в языках палео-африканских удвоением слова образуется категория глагола — готтентотское «khoe-khoe» (говорить по-готтентотски) при «khoe-b» (готтентот, человек); в языках нео-африканских — формы отглагольного имени («wowo» — «сделанный» при «wo» — «делать»).

[14]
               Приведенных примеров достаточно, чтобы показать существующее в человеческом языке многообразие способов выражения грамматических категорий. Разумеется, можно свести эти способы к нескольким основным типам, например, к следующим шести: порядок слов; сложение; присоединение аффиксов (префиксов, суффиксов, инфиксов); изменение звуков слова (флексия основы); повторение; изменение тона (повышение, понижение голоса). Но каждый из этих типов будет лишь условным обозначением далеко не всегда одинаковых приемов образования форм. Так, в понятие сложения войдут такие существенно отличные методы образования форм, как сложение корней слов (приведенное выше северо-американское «ni-naka-kva») или слов-корней (китайское «шуи-фу» — «водонос» при «шуи» — «вода», «фу» — «человек»), сложение основ (приведенное выше древне-индийское «devamanusyaraksasanāga», где соединены одни основы), сложение слов, имеющих уже определенную грамматическую форму (немецкое «Tageszeit» — «время дня», где первая часть дана в форме родительного падежа). В понятие флексии основы войдут — чередование гласных основы (арабское «darun — dijarun» (дом—дома); древне-еврейское «šōmer — šāmar» (разрушает — разрушил); английское «goose — geese», «mouse — mice» (гусь — гуси, мышь — мыши), чередование согласных основы (ирландское чередование согласных взрывных и придыхательных в глагольных формах) и так далее, и так далее.

                   Кроме того, большинство языков применяет одновременно несколько методов образования форм. Так, для русского языка типичным приемом образования форм является присоединение суффиксов (ср. выше), но с ним часто соединяется флексия основ («несу — нёс» «село — сёла»), а в области словообразования в некоторых случаях применяется и сложение основ («красноносый», «водовоз») и слов «перекати-поле»). Английский язык провел в образовании форм склонения аналитическую структуру, но форму числа в имени он образует частью путем суффигирования («the book — the books»), частью путем флексии основ (« the goose — the geese»), и те же приемы мы находим в образовании форм английского глагола.

                   Именно поэтому несостоятельной является ходячая морфологическая классификация языков, распределяющая языки на три класса — на языки изолирующие, т.-е. выражающие грамматические отношения самостоятельными служебными словами, последовательностью слов, ударением; языки агглютинирующие, образующие формы слов путем слабо соединенных с основой аффиксов; языки флективные, соединяющие с аффигированием флексию основ.

[15]
               Слишком общая, классификация эта не дает достаточного представления о многообразии существующих в человеческом языке способов выражения грамматических категорий; а, с другой стороны, она совершенно оставляет в стороне второй существенный момент, характеризующий морфологию (грамматический строй) языка — вы6op тех значений и отношений между значениями, которые язык кладет в основу своих грамматических категорий, которым он дает формальное, грамматическое выражение.

                   Действительно, переводя любую простейшую фразу (напр., «Мужичок убил кошку») на несколько языков, хотя бы наиболее близких по структуре к нашему, нетрудно убедиться, что изменяться будут не только формы выражения грамматических категорий, но и сами эти категории. Так, в немецком «Das Bäuerlein schlug die Katze tot» в глагольной форме остается невыраженным видовое значение (завершенности или незавершенности проявления действия глагола во времени), данное в русском языке в отношении «убил — убивал»; с другой стороны, форма прошедшего времени в немецкой фразе не соответствует нашей, так как немецкий язык располагает сложной системой соотносительных времен (schlug tot, hat totgeschlagen, hatte totgeschlagen), чуждых нашему языку.

                   Английское «The (little, good, simple) peasant killed the (tib) cat» в свою очередь не равноценно по использованным в нем грамматическим категориям ни немецкому ни русскому выражению. Так, хотя в английском языке, как и в немецком, имени предшествует так называемый «член», но он является здесь лишь показателем имени, тогда как немецкое «das» и «die» включают выражение еще трех категорий — числа, падежа и рода; последняя категория в английском имени вообще отсутствует, и только значение реального пола может быть выражено для слова «cat» путем сложения его с другими основами (the tib-cat, the she-cat). Путем прибавления какого-либо определения (little, good, simple) может быть выражено в английском и то значение, которое дано в нашем «мужичок —  мужик» или немецком «Bäuerlein — Ваuer», так как английское словообразование (за исключением нескольких застывших случаев) не располагает категорией уменьшительных. Английское «killed» опять не вполне соответствует немецкому «schlug tot», так как, хотя формы английского и немецкого времени приблизительно равноценны, но немецкая форма «schlug tot» включает еще выражение категорий числа (schlug — schlugen) и лица (schlug — schlugst), не выраженных в английском «killed».

[16]
               Многообразие грамматических категорий человеческих языков создается таким образом двумя путями; известная категория мoжет или совсем отсутствовать в языке (как категория рода в английском) или допускать иное различение, чем в другом (как категория времени в немецком и английском, различающая три прошедших времени в противоположность одному русскому).

                   Так, для европейского именного словоизменения и словообразования привычны категории рода, числа, падежа. Но категория рода может пересекаться (как у нас) или заменяться категорией одушевленности или категорией орудия, категорией формы и другими семантическими категориями, как, например, в языках нео-африканских различающих посредством тонко разработанной системы префиксов больше десятка подобных категорий или классов слов[1]. Категория числа может отсутствовать не только в глаголе (как в английском) но и в имени, например, в классическом тибетском языке[2]. Категория падежа может заменяться довольно неопределенной категорией зависимости, как в новоперсидском[3], или категорией принадлежности, как в древне-еврейском [4] и т. д.

                   С другой стороны, привычные для нашего языкового мышления формы числа — единственное и множественное — могут осложняться выделением особой формы двойственного, тройственного числа[5]. Число падежей может уменьшаться до двух, различающих только
[17]    
суб'екта и об'екта действия, как, например, в средневековом французском, и нарастать до пятнадцати, как в финском[6]. И так далее почти без конца.

                   Многообразие человеческих языков поразительно — достаточно вспомнить, что современная лингвистика насчитывает свыше двух тысяч отдельных языков, из которых каждый распадается в свою очередь на многочисленные говоры и наречия.

         I. Большую часть Европы занимает группа языков индо-европейских, включающая языки славянские (великорусский, украинский, белорусский, польский, кашубский, чешский, словацкий, словенский, сербо-хорватский, болгарский),   балтийские (литовский, латышский), греческий, албанский, германские (шведский, норвежский, датский, немецкий, нижне-немецкий или платтдейтч, голландский, английский), кельтские (бретонский, ирландский, шотландский и галльский) и романские (французский, провансальский, итальянский, каталанский, испанский, португальский, румынский, ретороманский ); к индоевропейским языкам относят обычно и смешанный язык армянский и вкрапленные между языками Кавказа языки осетинский, татский и талышский, являющиеся представителями иранской группы индоевропейских языков. Представителем индийской группы индо-европейских языков является язык цыган.

                   Восточную часть Скандинавского полуострова и северо-восточную часть Европейской России занимают языки финно-угорской группы (лапландский, финский, эстонский, зырянский, вотяцкий, марийский, мордовский), в значительной части вкрапленные между языками индо-европейской группы; к этой же группе относится и язык венгерский.

                   И северо-восточной части Балканского полуострова, на Крымском полуострове, в восточной части Кавказского перешейка и Закавказья и на юго-востоке и востоке Европейской России представлены языки турецкой группы (турецко-османский, татарские языки крымских, кабардинских, азербайджанских и поволжских татар, кумыцкий, ногайский, карачаевский, казак-киргизский, башкирский, чувашский и др.). С языком киргизским соседит язык калмыцкий, являющийся представителем монгольской группы языков.

                   Наконец, в части Кавказа и Закавказья, не занятой упомянутыми выше языками индо-европейской и турецкой группы, распределяются многочисленные языки яфетической группы (южно-кавказские: грузинский, мингрельский, сванский, лазский, абхазский, и северо-кавказские: чеченские, лезгинские, ингушский, аварский, андийский, лакский, кюрийский, кабардинский, черкесский или ады-
[18]    
гейский и др.). К ним некоторые ученые причисляют и язык басков, вкрапленный между языками французским и испанским в северо-западной части Пиринеев.

         II. В северной части Азии представлен ряд языков групп финно-угорской (в Западной Сибири — языки вогульский, остяцкий и др.); самоедской и турецкой (в восточной Сибири — язык якутский, в Западной Сибири — татарские языки). Между языками финно-угорской и турецкой группы, по течению Енисея и дальше на восток и юго-восток, по течению Шилки и Амура, распределяются языки тунгузско-манджурской группы (тунгузский, орочонский, учурский, ламутский, самагирский, голдский, орочский, манджурский и др.). На крайнем севере и северо-востоке Восточной Сибири представлены так называемые гиперборейские языки: юкагирский, чукчский, коряцкий, камчадальский и гиляцкий (в северной части острова Сахалина). В южной части того же острова, на Курильских и частью на Японских островах засвидетельствован язык айно; в большей части Японских островов господствует язык японский. 

                   Языки турецкой группы (урянхайский, казак-киргизский, туркменский, узбекский, кипчакский, турецко-османский) занимают, далее, значительную часть западной и центральной Азии (Туркестан, Малая Азия), гранича на востоке с языками монгольской группы (языки: монгольский, халхский, бурятский и др.), на юге с языками групп семитской (арабский, арамейский и др.), индо-европейской (языки иранской группы — см. ниже) и сино-тибетской. Последняя группа (включающая языки китайский, тибетский, бирманский и группу языков таи, из которых важнейшим является сиамский) захватывает всю восточную часть центральной Азии, Китай и западную и центральную части Индо-Китая, восточную и юго-восточную части которого занимают языки аннамский и монкмер, об'единяемые некоторыми учеными в группу языков австро-азиатских.

                   В западной части Южной Азии (вплоть до полуостровов Аравии и Малой Азии на западе) преобладают языки индо-европейские: языки курдский, персидский, афганский, балучи, и другие представители иранской группы — на Иранском плоскогорье и языки индийские (синди, кашмири, пенджаби, раджастани, гуджерати, маратский, гинди, бенгали) на полуострове Индостане. В юго-восточной части последнего представлены языки дравидской группы (тамильский, телугу и др.), в восточном углу — языки мунда, относимые к группе языков австро-азиатских.

         III. Северная часть Африки и побережье Чермного моря и Индийского океана, включая Сомалийский полуостров, заняты языками групп семитской (языки арабский, эфиопские и др.) и хамитской (языки берберские и кушитские). К югу от них, захватывая всю центральную и южную Африку, распространяется огромная группа — языков нео-африканских (языки суданских негров и банту), включающая свыше 400 самостоятельных языков. Между ними вкраплены языки карликовых племен тропической Африки, которые, вместе с языками бушменов и готтентотов, представленными в западной
[19]    
части южной Африки, об'единяются в группу языков палео-африканских.

         IV. В Северной и Южной Америке сохранились остатки многочисленных (свыше 120) языков аборигенов-индейцев, условно об'единяемые в группу американских языков; важнейшие из них — это группы языков ирокезских, на-дене, пенутия, сиу, ацтекских в Северной Америке, группы языков майя и отоми в Центральной Америке и группы языков арауканских, аймара, гвиакуру, карибских, пано, чибча и др. в Южной Америке. На побережье Северного Ледовитого океана засвидетельствованы далее языки эскимосские, родственные языкам алеутским и йуитским (на крайнем северо-востоке Азии).

         V. Языки американские мало исследованы; еще менее изучены языки аборигенов Австралии, сосредоточенные главным образом в восточной части материка, и языки папуасов на Новой Гвинее и некоторых соседних островах. Несравненно лучше известны языки тихоокеанских островов, об'единяемые в общую группу языков малайско-полинезийских или австронезийских, это — языки Индонезии (яванский, сунда, мадура, бали, малайский, батакский, даякский, тагальский, бисайя, малгашский и т. д.), Меланезии (фиджи и др.), Микронезии и Полинезии (факаафо, самоа, тонга, маори, раротонга; таити, гаваи и др.).

                   Следует отметить, что на двух последних материках языки аборигенов почти вытеснены языками индо-европейской группы, из которых особенно важную роль играют языки английский (Австралия, Северная Америка), португальский (Бразилия), испанский (остальная часть Южной Америки, Центральная Америка). Довольно значительное место занимают языки индо-европейские в Африке (на юге — языки английский и голландский, на севере — языки английский, французский, испанский, итальянский), меньшее — в Азии (русский язык в Сибири).

                   Поразительно многообразие человеческих языков. И, сталкиваясь с фактом этого многообразия, наивное сознание невольно стремится сопоставить с ним и противопоставить ему единство естественного животного крика; в этом противопоставлении — правильный путь к разрешению основной проблемы языка.